banner banner banner
Побег от посредственности
Побег от посредственности
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Побег от посредственности

скачать книгу бесплатно


Удивленного Ричарда вернуло к действительности внезапное громкое монотонное пение из рупора.

– Это та самая молитва? – спросил он.

– Слушайте! – настоятельно ответила Виктория.

Ричард уселся поудобнее и прикрыл глаза. Сумбурные мысли и вопросы непослушно бегали туда-сюда, однако монотонное пение муэдзина как будто их упорядочивало, делало возможным внутреннее видение. Я наконец-то начинаю понимать женский мир? В этот момент Виктория взяла его за руку и немного сжала ее. Мир реальности и грез вновь соединился.

Недавно ей исполнилось шестнадцать. Она сидела верхом на коне и оглядывалась вокруг себя с маленькой песчаной дюны. Была ночь, неподалеку постепенно утихала Яффа, в которой еще несколько минут назад она пила вино с друзьями, только несколько огоньков поблескивали то тут, то там. Теплый морской воздух дул ей в лицо и нес в себе запах гниющих водорослей, смешанных с ароматом морской соли. Девичьим взглядом она принимала мир с настоящей открытостью, но и уязвимостью. Ее терзало нечто неуловимое, она чувствовала, что за этим стоит, но отказывалась это признавать.

– Саломея, поторопись вниз, к нам. – Юноша с девушкой как раз галопом доскакали к морю и махали ей.

– Уже иду! – закричала она и с любовью обняла шею своего коня, тот радостно замотал головой. Она поражалась его мощи, мышцам, лошадиной гордости, замечала его настроения и радости, чувствовала их взаимную гармонию. Она легонько хлестнула его, и он стал осторожно спускаться по рассыпающемуся песку, чтобы не уронить свою госпожу. Еще до того, как они оказались на пляже, парочка сбросила с себя одежду и забежала в море. Она соскочила с коня и стала медленно раздеваться. Любовные игры этих двоих причиняли ей все больше и больше боли. Она с ревностью наблюдала, как юноша иногда слегка целовал девушку, гладил по груди, а она отвечала тем, что прыгала в новую волну. Почему? Ведь Ирод – ее брат. Она завидовала ему то, что у него была девушка, в то время, как у нее никого не было? Почему она хотела бы быть в объятиях своего брата? Неужели она любила его не как сестра, а как женщина? Неужели она странная, ненормальная, нарушала заповеди? Как же так, что в своих фантазиях она обнимается с Иродом и страстно любит?

Юноша с девушкой выбежали на берег и улеглись на мелкий влажный песок. Их взаимные поглаживания усиливались. Неожиданно девушка посмотрела на нее. 

– Саломея, ты так красива, иди к нам. – Та сконфуженно сделала пару шагов и улеглась рядом с девушкой. Ирод встал на колени, его эрегированный член придал обеим больше смелости. Их любовное возбуждение и поглаживания усилились. В тот момент она была счастлива, наконец-то ей не нужно было искать предлог, чтобы прикасаться к своему брату.

Ирод вновь опустился на колени, поднял ноги девушки и засунул член ей во влагалище. Детские любовные игры наполнились страстью, все трое были опьянены наслаждением и блаженством. Все достигло кульминации, удовлетворенный Ирод лег между девушками и продолжал наслаждаться их ласками.

Откуда-то закралась грусть. Она почувствовала себя обманутой, раненой, использованной. ОН забыл про нее. Желая это изменить, она села на Ирода и постаралась всунуть его нестоящий член во влагалище. Он мягко оттолкнул ее. 

– Ты все же не можешь спать с братом. – Он и девушка снова засмеялись. Ирод прижал девушку к себе и вновь засунул свой эрегированный член.

Это было глубокое унижение, брат обидел ее, отверг, она никогда ему этого не забудет. Опьянение от вина быстро сменилось отрезвлением. Она встала и вбежала в море. Высокие волны играли с ней и помогали вернуть радость от собственной жизни. Однако где-то глубоко вместо девичьей, эгоистичной любви зарождалась ненависть, жажда отомстить, забрать его мужское тщеславие. Невидимая рука мгновения определила ее жизненную миссию.

Пение стихло, и Виктория медленно освободила руку Ричарда. Интимность, с которой Виктория открыла свою глубокую тайну, не позволяла ему совершить маломальское движение, произнести хоть слово.

– Ричард, посмотрите на меня, я должна вам кое-что объяснить, – сказала настойчиво Виктория.

Она развернулась и посмотрела в его затуманенные глаза.

– Я не знала, что случится, – эта история возникла сама собой.

– Это не был ваш замысел? – отважился спросить Ричард.

– Я бы постеснялась пустить вас так глубоко.

– Вы не знали, почему Саломея стала такой жестокой и бесчувственной? – Мороз пробежал по телу Ричарда. Пожирающая ненависть преследовала его, даже когда он перестал быть Иродом. Его отношение к Саломее, однако, стало иным, более мягким, понимающим.

– Я думала, что из-за дворцовой скуки и интриг всего лишь вырос разврат. Сейчас вы знаете, что во мне, так же как и я. – Боже, что мне нужно сделать, чтобы простить себя. Виктория протерла морщинистое лицо и стерла влагу с век. – Во мне росла ненависть, и я подпитывала ее каждой новой жертвой. Я удовлетворяла себя этим, чувствовала радость от каждой его боли, моя человечность исчезла. – Она убрала волосы назад, как будто бы хотела еще больше подчеркнуть чувство вины. – Люди думают, что ненавидят, но, по сути, они всего лишь равнодушны или завидуют, но Саломею пожирала ненависть. Это было больно, жестоко, но при этом величественно, потому что по-настоящему ненавидеть можно только кого-то исключительного, в плохом или хорошем смысле, и моя ненависть была подлинной.

Неожиданно на стол упал и отразился луч солнца. Ричард прищурил глаза.

– Девичьи переживания и чувства мне кажутся более взаимосвязанными и сложными, чем юношеские. В шестнадцать лет я мечтал о приключениях, успехе и голых девчонках. Любовные разочарования беспокоили меня пару дней, но после их перебивали новые вещи, меня не интересовали отношения. Что от Саломеи сохранилось в вас?

Виктория глубоко вздохнула и сморщила лоб.

– Глубокий стыд и вина, которая меня пожирает, иногда, однако, вновь и вновь по какой-то причине возвращается жажда мести. Я учусь постигать зло, понимать, где оно появляется, справляться с ним, но пока это выше моих сил. Саломея не хотела быть плохой, но все же поддалась злу.

– Вы думаете, зло можно отстранить?

Виктория удивилась.

– В смысле «исключить»? Европейская цивилизация этим одержима. Нам кажется, что зло размолото всюду вокруг нас и государство старается внушить нам, что законы, санкции, ограничительный аппарат смогут его «локализировать, вырезать, уничтожить». Смешно! – зашипела она с пренебрежением и добавила грубый жест рукой.

– Все же люди этому верят, живут в иллюзиях, что существует объективная справедливость. И я ее постоянно добиваюсь, – ответил Ричард с самоиронией.

– Настоящее зло берет начало в незрелости, непонимании сути жизни, в отказе от поиска смысла собственного бытия. По-настоящему плохой человек, а таких мало, способен сосредоточиться, обладает невероятной энергией, без конца развивает свою способность использовать в свою пользу все что угодно. Он невероятно созидателен и тщателен в делах, касающихся вреда людям и обществу. Этим он обеспечивает себе прилив наслаждения от возмездия, превосходства, ненависти. Ненависть – его наркотик, дозы должны постоянно увеличиваться. Мне тяжело об этом говорить…

– Меня это манит…

– Я не удивлена, это упоительно, в вас растет недоброжелательность, злопамятство, когда вы задаете злу направление, оно становится разрушительной силой. Огромная энергия! Ее, однако, можно использовать и в позитивном смысле – преобразовать, материализовать ее во что-то созидательное, исключительное.

– Иногда мне хочется мстить, я перестаю доверять и придумываю, как бы мне использовать систему для своей выгоды, потому что я вижу, что так делают все вокруг.

– Пока вы не понимаете настоящее зло. Вы, как и многие люди, ругаетесь, но больше ничего не можете, потому что лишь немного завидуете тем, у кого, как кажется, более легкая и счастливая жизнь. Вы – маленький человек, Ричард, паразитируете на обществе, никогда не делаете что-то просто так, ждете, пока тирания, коммунизм, нацизм приведут к трудностям, а потом вы с радостью присоединитесь. Люди как вы с тем же энтузиазмом поднимают руки за демократию, как за несколько лет до этого за автократию. Такие люди, собственно, не живут, они находятся в чем-то вроде «зала ожидания» жизни. Они не способны по-настоящему любить или и ненавидеть. Они работают без любви и страсти, немного радуются, все вокруг лишь как будто. Они без конца жалуются на государство, чиновников, непрозрачную сеть ведомств, учреждений, на каждую глупость и деталь реагируют чересчур рьяно. В действительности же они ленивы, безучастны, поверхностны. Они инфантильны – с виду недоверчивы, соглашаются на быстрые оценки, осуждают, отказываются, закрываются, чтобы впоследствии опровергнуть, изменить показания. К таким относитесь и вы. Наверное, вас можно называть современным словом «эпикурейский»[6 - Философия Эпикура является противоположной философии Платона: она сосредоточена на мире, воспринимаемом органами чувств обыкновенного опыта, не признает науку об идеях и бессмертии души и придерживается мнения, иногда называемого «гедонизм», т. е. учение, согласно которому наслаждение, неважно – физическое или духовное, является единственной благодатью.], для кого дураком является каждый, кто не онлайн, кто не знает, что только что случилось и куда знакомая ходила за покупками. Вам не нужно быть умнее, вы не хотите задуматься о себе, это слишком неприятно. Вы презираете состоявшиеся личности с твердыми убеждениями, обзываете их, сплетничаете, завидуете. Чем меньше у вас уверенности в себе, тем вы агрессивнее, завистливее, неудовлетвореннее. Сегодня обществом правят поверхностные и незрелые люди, которые сотворили новый мир без ценностей.

– Ради бога, замолчите! Я знаю, что вы проверяете, что я выдержу, но ваши слова вызывают во мне жажду настоящего зла. Это безнадежно! Ничего из того, что вы сказали, я не хочу признавать, но чем больше обманываю себя, тем больше мое «я» смеется надо мной.

– Это еще не все, Ричард, – эмоционально отреагировала Виктория. – Вы живете в мире, где у людей нет права думать самим, для этого есть государство, законодатели, политики, эксперты, специалисты. Индивидуальности всего лишь зажаты в роли принимающих знания, включаемых в систему. Кто сопротивляется, тот должен быть уничтожен, погублен, ликвидирован, исключен. Вы уже понимаете, почему каждый, кто открыт настоящему знанию, должен скрывать свои убеждения, учиться в тайне, состояться как личность в тишине, а главное, не трубить по миру обо всех своих умениях?! Вы должны пережить зло в себе – встретиться с ним и победить.

– Я хочу этого!

– Это прекрасно! Нельзя его долго скрывать, оно само себя очень быстро выдаст. Кроме того, оно является и движущей силой. Люди как вы проживают свои чувства как будто, и они далеки от настоящих эмоциональных волнений. Если вдруг они у человека появляются, он старается быстро от них избавиться, заглушить вместо того, чтобы начать задумываться о себе.

– И зачем мне такой мир – всего лишь театр!

– Это зависит от вас, Ричард – можете вести себя как Сократ, который всем вокруг себя демонстрировал свою исключительность и был способен противопоставить себя всему обществу, превзойти самого себя и смог за свое дело умереть. То есть сделал именно то, что люди, наслаждающиеся физическими или духовными блаженствами, считают глупостью и оскорблением общественности. Вы хотите принести себя в жертву, как он? Или как Аристотель, который не зазнавался, не провоцировал? Состоявшийся человек был для него прежде всего активным, действенным, созидательным индивидуумом, для которого не счастье являлось целью, а возможные результаты его терпеливой ежедневной активности, сосредоточенности на конкретной жизни, чьим смыслом было открывать, познавать, преодолевать. Люди будут считать вас сумасшедшим – достаточно всего лишь делать вид, притворяться, что я ученый, учитель, врач, но заниматься самим собой? Ведь я это делаю! Спорт, отдых, секс, развлечения, хорошая еда, фильм, книга – наслаждаться, ведь в этом смысл жизни. Эпикуреизм пустил в нас глубокие корни. Суррогаты современной жизни ввергли нас в забытье.

– Если я испытаю настоящее зло, смогу ли я вернуться? Саломея смогла?

– Возможно, – уклончиво ответила Виктория.

– У Ирода есть надежда, что он будет прощен и Саломея однажды спасет их обоих? – вновь спросил Ричард.

– Наверное, – ответила Виктория в сомнениях. – На следующие вопросы ответы будут получены позднее.

– Почему?

– Нам нужно разделиться – вы поедете в Александрию к Гипатии.

– Кто такая Гипа… – Ричард постарался повторить имя.

– Гипатия?[7 - Гипатия жила в Александрии на стыке IV и V веков н. э. Она относится к крупнейшим философам Античных времен. Она пыталась остановить религиозный фанатизм между язычниками, христианами и иудеями. «Дорога к правде достигается лишь большим усилием души, физической скромностью и моральной чистотой».] Женщина, которая соединяла людей, несмотря на веру и убеждения, старалась предотвратить столкновение различных религий. Что-то подобное нас вновь скоро ждет. По ее мнению, существует только одна вера, в то время как институализированные, ортодоксальные, радикальные религии являются лишь формами власти, которой нужно держать своих овечек в неведении, фанатизме и ненависти к другим верам. Ее ученики скрываются и сегодня.

– Я не удивлен, – согласно кивнул Ричард.

– Она учила любить и искать мудрость, а не только простое сознание, отделенное от реальной жизни вокруг нас. Мы – составляющие вселенной, чем больше мы ее понимаем, чем больше мы с ней контактируем, тем больше нам открывается, разрешается обнаруживать и познавать.

– Если Гипатия вас этому научила, я с радостью стану ее учеником, конечно, если она не будет против.

– С чего вы взяли, что она обучала меня? – недобро процедила сквозь зубы Виктория.

– Я вас обидел?

– Нас может учить кто угодно, кого мы слушаем.

– Она похожа на вас?

– Откуда этот сарказм?

– У меня хороший учитель.

– Ричард, хватит! Я буду ждать вас в Татеве.

– Это определенно где-то в России, – сострил Ричард.

– В Армении, на Кавказе.

– А что с вашими преследователями? Я боюсь за вас, – Ричард моментально сменил тон.

Виктория посмотрела ему в глаза, почувствовала настоящее опасение, и это ее обрадовало.

– Вы действительно стараетесь. Сначала меня похвалили, теперь проявляете настоящую заботу. Меня они не тронут, но они угрожают вашей миссии.

– Миссии? – удивленно выдохнул Ричард и осознал, насколько мастерски Виктория перехватила нить разговора. – Я об этом ничего не знаю, конечно, если речь не идет о тайне камушка.

– Вы не знаете деталей, но догадываетесь. Я не могу навязать вам иную миссию, чем та, к которой двигаетесь вы сам. Я могу лишь ускорить ее.

– Вы о ней знаете, в то время как я всего лишь догадываюсь!

– Это как с изменой – обманутый всегда узнает о ней последним, – ехидно заметила Виктория.

– А что, если я откажусь, не оправдаю доверия или предам? Это случайность, что я встретился с Джоном. – Ричард почувствовал давление ответственности. Ведь это именно то, чего он хотел! Нести ответственность за что-то важное, что придаст его жизни больший смысл.

– Случайность! – зло крикнула Виктория, резко взмахнула рукой и левой ладонью задела чашку с кофе. Та несколько раз перевернулась в воздухе и с шумом упала на соседний стол. От страха элегантная брюнетка подавилась куском и начала задыхаться. Ее спутник, седовласый моложавый мужчина около пятидесяти, спросил: «Are you ok? – С тобой все нормально?»

«No. – Нет», – придушенно прошипела женщина. Мужчина небрежно встал и несколько раз легонько похлопал ее по спине. «Better? – Лучше». Женщина, однако, потеряла сознание и сползла на землю. Виктория резко встала, схватила ее сзади, обняла под животом, сильно надавила и с невероятной легкостью приподняла. Непрожеванный кусок вылетел на землю, женщина громко закашлялась. Виктория понаблюдала за ней и, когда увидела, что кашель утихает, посадила обратно на стул.

Женщина еще несколько раз кашлянула, схватила бокал с вином, выпила и встала. Она незаметно стянула вниз черное облегающие платье, которое еще больше подчеркивало ее элегантность, и подала руку Виктории. «Thanks a lot! – Большое спасибо! Меня зовут Наталья, а это мой муж Матис. Мы можем пригласить вас на бокальчик?»

Виктория с Ричардом подсели к столу. Мужчина без энтузиазма подал им руку и уселся назад в кресло.

– Вы странная пара… – сказала без какого-либо вступления Наталья и даже не собиралась продолжать.

– Вы имеете в виду разницу в возрасте? – независимо ответила Виктория.

– Ни в коем случае, вы не пара, – засмеялась Наталья, и Ричард мгновенно вспомнил русоволосую девушку на Старом Арбате в Москве. – В вас есть нечто необузданное, животное. Я с самого начала заметила вас, ваша мелодия таинственна, дика, угрожающа.

– А вы, очевидно, известная, одинокая и несчастная женщина. Русская душа в миру страдает, – без обиняков продолжила Виктория.

– Само собой, что известная! Она входит в число лучших пианисток в мире.

– Прекрати, – сказала брюнетка и грустно взглянула на своего спутника. – Откуда вы узнали, что я русская?

– Ваш типичный шарм вас выдал: вы напоминаете мне одну «чародейку» из Санкт-Петербурга, это было давно, – заметил Ричард и с радостью принял несколько молний, посланных Викторией.

– Я родом из Санкт-Петербурга! Вы из России? – спросила Наталья по-русски.

– Только я, – также на русском ответила Виктория и продолжила по-русски: – Ваш спутник завидует вам, он одержим славой, ненавидит вас, пока еще слабо, но его ненависть растет. Вы сможете разойтись?

– Я чувствую это, он злобный, невоспитанный, без конца раздраженный, постоянно меня в чем-то упрекает. С другой стороны, он обо всем заботится, обеспечивает контракты. Он мне нужен. – Глаза Натальи заблестели, и она посмотрела на своего мужа.

– Он не любит вас, он не достаточно состоялся, чтобы принять вашу любовь. Если вы не уйдете, его зависть превратится в ненависть. Лучше закончим с этим. – Виктория встала и продолжила по-английски: – Благодарим за приглашение, но нам уже нужно идти.

Перед выходом Ричард оглянулся, заметил ледяной взгляд мужчины, и его пробрал холод.

Они сделали несколько шагов.

– Подождите! – Оба они обернулись. Брюнетка догнала их. – Я могу немного пройти с вами?

– Конечно, – ответил Ричард.

Виктория незаметно кивнула головой и зашагала вперед, за ней последовали Наталья и Ричард.

НАТАЛЬЯ, РИЧАРД И ВИКТОРИЯ НА ПЛЯЖЕ

Путь к смерти непрост, он ведет не удобной дорогой, а сквозь собственный центр, который касается света.

Трое покинули древнюю Яффу и отправились в город. Справа поднимались многоэтажки, слева тянулся широкий, длинный пляж. Они прошли около шумного пляжного ресторана, стоящего на песке, повеяло ветром, несущим аромат свежего кофе и еды. Неподалеку был почти пустой пляж, они сели в тени соломенного зонтика. Ричарда манили русское аристократическое очарование Натальи, аромат незнакомых духов, немного пряный от запаха сильного женского тела. Она неотразима! Чары женской красоты – они реальны или это лишь шаблон, навязанный обществом? Моя способность замечать прекрасное врожденная? Ее можно развивать? Определенно! Вокруг меня столько прекрасного, что я задыхаюсь.

Ричарда охватила неописуемая радость, мир прекрасен – песок, небо, море, – внезапно он кажется себе обнаженным, уязвимым, но в то же время воодушевленным. Он открыл новый, до сего времени скрытый мир – мир, который прекрасен в каждый момент его жизни. Он почувствовал глубокий покой внутри. Пусть случится что угодно, с этой минуты он будет относиться к этому как к подарку. С открытым сердцем он взглянул на Наталью. Та слегка кивнула и начала рассказывать.

Мои родители выросли в Советском Союзе, но, несмотря на это, от предков у них остались некоторые аристократические привычки. В воскресенье после обеда к нам регулярно приходили гости пить чай с тортом. Мама играла им на пианино и пела. Уже в четыре года ее игра меня огорчала, она не была фальшивой, но «нечеловечной». Я чувствовала, как занавески тянулись к себе, ковер вдавливал свои ворсинки как можно глубже, несчастный пес прятал хвост и скулил. Вся квартира страдала от ее игры так же, как я. Она относилась к типу людей, которые учатся только умом, по существу и безучастно.

Однако фортепиано меня привлекало. Кажется, мне было пять лет, когда у меня впервые получилось приподнять крышку. Я торопливо сунула под нее хрупкие пальчики, я хотела услышать приятные звуки, но крышка упала и прищемила мне пальцы. Зазвучало несколько тонов. Я уже начинала плакать, когда пианино зашептало: «Еще, еще, не бойся…» Я вновь уперлась в крышку, и в этот раз она откинулась назад. Я сыграла несколько нот и услышала мелодию – кто-то направлял мои руки. Я чувствовала музыку, видела ее, она проходила по моим пальцам, и они ее принимали – легко, без усилий и стараний. Откуда-то они знали ее.

– Дорогой, подойди скорее сюда! Наша дочурка играет на пианино.

Я обернулась и виновато улыбнулась. Мама выглядела такой счастливой.

– Наймем ей преподавателя, посмотрим, действительно ли она этого хочет, – строго, но с любовью сказал отец.

***

– Извините, но я не буду учить вашу дочку играть! Она упрямая, отказывается учить технику, гаммы, подчиняться дисциплине.

– Но ведь она с утра до вечера пиликает какие-то мелодии, – вяло сопротивлялась мама.