А было это так… Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС

21 августа. Вылетел в Румынию во главе партийно-государственной делегации на празднование 40-летия освобождения Румынии.

18:00. Беседа один на один у Н. Чаушеску. Он официален, вежлив, полон достоинства. Разговор об обстановке в стране. Рассказал, что РКП активно ведет подготовку к съезду: «Дела в Румынии идут хорошо». Я передал привет от К.У. Черненко. Коротко объяснил ситуацию в Союзе. Ответил на вопросы, касающиеся РСФСР. Вся беседа длилась 30 минут.

22 августа. Осмотр города, его достопримечательностей.

16:00. Торжественное заседание ЦК РКП и Национального совета. Доклад Чаушеску. Выспренные выступления. Бесконечные аплодисменты, скандирование – хвала Чаушеску и т. п. Короткие беседы в кулуарах с Э. Хонеккером, И. Кемпны, С. Тодоровым.

23 августа. Парад войск и многочисленная демонстрация. Бесконечное скандирование лозунгов, шум оркестра. Все это – четыре с лишним часа.

Вечером в совпосольстве. Беседа с Я. Арафатом по его просьбе. Хочет встречи с руководством в Москве, объяснил ситуацию на Ближнем Востоке, в Палестинском движении. Я обещал передать его просьбу Черненко. Встреча с П. Миретом (Куба). Доверительный разговор с послом Е.М. Тяжельниковым.

Вечером прием от имени Н. Чаушеску. Он подчеркнуто внимателен. Вошел в зал, слева поддерживая под локоть меня, а справа – главу делегации Китая. 24-го – выступление перед дипсоставом посольства и отлет.

30 августа. Политбюро. Вел заседание М.С. Горбачев.

Перед началом в Ореховой Горбачев повел разговор о приближающемся 73-летии К.У. Черненко и награждении его. Накануне, рассуждая, что дата не круглая, решили ограничиться орденом Ленина. Но встал вопрос, как отнесется к этому сам Константин Устинович. Поручили Горбачеву переговорить с именинником. И вот сейчас он говорит: «Подходил к этому вопросу издалека, прямо не назвал, что имеется в виду, попытался сделать так, чтобы Черненко сам понял. Но собеседник говорит: „Как вы решите – восприму с удовлетворением“». Горбачев сделал вывод, что тот имеет в виду третью Золотую Звезду Героя Соцтруда. Во всяком случае, Горбачев склонился к тому, чтобы «не обижать Генсека». Как шел у них разговор на самом деле – неизвестно. Но согласились с мнением Горбачева.

1 сентября. Был у М.С. Горбачева.

Михаил Сергеевич рассказал, что Д.Ф. Устинов на Совете обороны внес предложение об образовании групп военных округов по направлениям (Западное, Закавказское, Среднеазиатское и др.). Речь шла и о назначениях. В частности, Дмитрий Федорович предложил переместить начальника Генштаба Н.В. Огаркова на Западное направление. Я несказанно удивился. Почему? Горбачев ответил, что не знает. Видимо, возникли разногласия.

В тот же день мне позвонил Н.В. Огарков. Он только что вернулся из отпуска. Встревожен. Говорит, что ему предложили другую работу. Просит встретиться. Я сказал, что сегодня узнал эту «новость» от Горбачева. О встрече. Давайте сначала проясним ситуацию. Николай Васильевич согласен.

4 сентября вечером он вновь позвонил мне. Не вдаваясь в подробности, коротко сказал: «С Д.Ф. Устиновым у меня разлад, видимо, я упрям. Хотел бы встретиться с К.У. Черненко и М.С. Горбачевым». Я сказал, что поговорю с ними, а 13-го жду его у себя в Совмине.

13 сентября. Заседание Политбюро ЦК.

В Ореховой перед заседанием К.У. Черненко информировал о просьбе С.И. Аллилуевой помочь ей возвратиться с дочерьми в Союз. Зачитал ее письмо. В нем – тоска по родным местам. Сказывается и возраст. Пишет, что надо определить наконец пристанище, сколько можно менять материки и страны. Взрослеет дочь, она не знает своего народа. Попробую прижиться в Москве. Тянет и в Грузию, на землю отца. Пишет из Англии. (Договорились отнестись к просьбе положительно. Назначить пенсию, дать квартиру, если пожелает, и работу. Поручить Шеварднадзе взять под опеку.)

Вечером 13-го принял Н.В. Огаркова. Состоялся обстоятельный разговор о предстоящем его перемещении с поста начальника Генерального штаба Вооруженных Сил. По его мнению, главная причина – разногласия с Д.Ф. Устиновым по ряду проблем военного строительства. Вопросы здесь возникли давно. Упрямство и авторитет Н.В. Огаркова, видимо, раздражали Д.Ф. Устинова. «В Генштабе многие смотрят в рот министру, – говорил Николай Васильевич. – Я не могу так. Не знаю, что делать. Перемещение преподносят как укрепление важнейшего направления – западного».

С Н.В. Огарковым мы знакомы с середины 60-х гг. по Куйбышеву. Он тогда был командующим ПриВО, членом бюро обкома партии. Человек незаурядный, эрудит, настоящий профессионал, получивший высшее инженерное и военное образование, участник Великой Отечественной войны, он заметно выделялся среди своих военных коллег. У нас сложились добрые, товарищеские отношения, которые мы поддерживали и в последующие годы. В период работы послом на Кубе я, бывая в Москве, несколько раз заходил к нему, как к начальнику Генштаба, и к министру обороны Д.Ф. Устинову по делам нашей учебной бригады, находившейся на Кубе. Так что отношения у нас не прерывались. Мне запомнилось, как во время одной из бесед в его московском кабинете позвонил С.Ф. Ахромеев. И он, отвлекшись от беседы, несколько минут говорил, а вернее, слушал Сергея Федоровича. По репликам я понял, что речь шла об Афганистане. Согласившись с какими-то предложениями, он, вернувшись к столу, обронил: «Вот. Докладывал Ахромеев. Опять неприятности. Увязли мы в этой чертовой войне. Ну ладно. Вернемся к кубинским делам».

Его приезд ко мне в Совет Министров РСФСР был, по-моему, продиктован желанием посоветоваться с товарищем, которому он доверял, по мучившим проблемам и в то же время обратиться к лицу, входящему в состав высшего партийного органа. Человек дисциплинированный, верный военному долгу, всегда неизменно ровный, сдержанный в общении, сейчас он был взволнован, обеспокоен. Причем не столько тем, что его, собственно, снимают с высокого поста, а тем, что служило поводом для этого. Николай Васильевич стал говорить, что столкновений по принципиальным вопросам строительства Советской Армии, некоторым новациям у него с министром Д.Ф. Устиновым было немало. Воспринимая и уважая Дмитрия Федоровича, как выдающегося специалиста и организатора оборонной промышленности (к которой тот продолжал тяготеть и будучи министром обороны), он не мог согласиться с некоторыми решениями Д.Ф. Устинова, касающимися военного строительства, тактики и других вопросов. Н.В. Огарков попросил содействия для встречи с К.У. Черненко или М.С. Горбачевым. Я сказал, что имел разговор с Горбачевым, поговорю еще. Что касается К.У. Черненко, то, зная отношения последнего с Д.Ф. Устиновым, не вижу в этом смысла.

На другой день я еще раз поговорил с Михаилом Сергеевичем. Тот согласился принять Огаркова, хотя без особой охоты, мол, «решение уже состоялось, что можно сделать». Я убедил его, что дело не в переводе Огаркова, а в обстановке в Минобороны, именно это волнует его. Накоротке я высказал свое мнение и Н.А. Тихонову.

М.С. Горбачев встретился с Н.В. Огарковым через несколько дней. Была беседа. Содержание ее мне неизвестно. Несколько позже, по-моему в ноябре, Н.В. Огарков, будучи в Москве, поделился впечатлениями от новых органов – Главных направлений в Вооруженных Силах. И тогда состоялся обстоятельный разговор. Что сохранилось у меня в пометках и в памяти?

«Создание Главкомнаправлений может быть делом полезным – но не в таком виде, как получается сейчас. Этот орган по сути полулегальный. Он бесправен. Все в руках округа, главкомов родов войск. Поучается, что главком направления – это „свадебный генерал“. С положением, но без прав. Ему необходимы правовой ранг заместителя министра и определенные правовые рамки по координации войск, действующих на данном направлении.

Сейчас идет непонятная реорганизация. Из армий изымаются средства ПВО. Зачем? Нужен упор на централизацию руководства по линии соприкосновения, а ныне – растопырка. Войска перенасыщены ядерными установками поля боя. Много на переднем крае отсталой техники – наземной и авиационной. Заказы промышленности оформляются главкомами родов войск помимо Генштаба. Они стремятся во что бы то ни стало использовать выделенные средства, чтобы сохранить базу капвложений, и нередко заказывают промышленности устаревшую технику. Немало средств затрачено на „престижные“ программы, как, например, ракетные установки на железнодорожных платформах.

Есть факты, когда западники подбрасывают дезинформацию в расчете спровоцировать нас на дополнительные экономические затраты. А мы попадаемся на удочку, бросаемся вдогонку.

ВПК – монополия Д.Ф. Устинова. ЦК КПСС чрезмерно передоверил все ему, фактически объединив в одних руках Минобороны и ВПК. Совет обороны работает формально.

Нужна социальная защита и большая забота об офицерском корпусе и солдатах. Материальные и бытовые условия службы очень трудные».

Вот о чем, помнится, шла у нас речь. Характерно, что в 1985 г. Горбачев, информируя членов Политбюро о серьезных недостатках в работе Совета обороны, Министерства обороны, говорил примерно то же самое.

Вернемся теперь к дневниковым записям.

20 сентября. Политбюро ЦК. Вел К.У. Черненко.

В Ореховой, до заседания, Н.А. Тихонов заговорил о Н.В. Огаркове: «Может быть, не трогать его?» Высказались в поддержку и мы с Горбачевым. Черненко вопросительно смотрел на Устинова. Тот сказал: «Нет, в Генштабе необходимо оздоровить обстановку. Потом, ведь Огаркову доверено большое дело – Западное направление. Там нужен именно такой опытный, эрудированный военачальник». Вот так было дело.

После Политбюро я позвонил Н.В. Огаркову. Сказал о разговоре. «Да, – ответил он, – я понимаю, поезд уже ушел. Завтра отбываю к новому месту службы». Попросил содействия, чтобы была опубликована его статья в журнале «Коммунист». Что и было сделано.

4 октября. Заседание Политбюро. Вел К.У. Черненко.

О завершении строительства железнодорожного полотна на БАМе и открытии движения. Руководители БАМстроя доложили, что при прокладке протяженного Северомуйского тоннеля проявились серьезные трудности – массивы скальных пород, плывуны, подземные воды. Сооружение пути затягивается на многие месяцы, а то и на годы. Нужно строить обходной путь с небольшим уклоном. Обсуждали долго, возмущались – как же так проектировали трассу? Почему она проходит через самую сложную, к тому же сейсмически неустойчивую зону? Ничего толком никто не смог ответить (иных уж нет, а те – далече). Согласились с временным вариантом пути.

Об итогах переговоров и встреч в Нью-Йорке на сессии ГА ООН и в Вашингтоне А.А. Громыко.

Тезисы информации А.А. Громыко: «Выход Рейгана в зал заседаний Генеральной Ассамблеи был ими „обставлен“, но… жидкие аплодисменты. Встали? Нет! А когда слово дали представителю СССР Громыко, то и аплодисменты, и все встали! Да! Это был сюрприз.

Общее впечатление от сессии. В политике нет подвижки ни по одной проблеме – таков вывод от бесед. Представители социалистических стран активно разоблачали словоблудие западников. Но вывод – лучше вести диалог, а не конфронтацию. Это наше общее мнение. Ассамблея проявила политическую зрелость, понимание нашей позиции. И неудовлетворение выступлением Р. Рейгана и позицией США. Наше выступление было принципиальное, твердое, с конструктивными предложениями. Стали сопоставлять оба выступления: одно – слова, слова и ничего в политике, другое – конкретная, деловая программа.

В позиции КНР пока никакого сдвига нет. Негативное отношение к СРВ и ДРК. Состоялись встречи и беседы с Геншером, Андреотти, Шейсоном, Шамиром, Абэ. Обмен мнениями со всеми, конечно, нужен. Но эффект минимальный. Впечатление от беседы с Р. Рейганом. Человек общительный, льстивый, мастер на анекдоты. Но в политике ортодокс. Последовательно ведет линию свою, сдвига никакого. Все читал по бумаге. Доводы собеседника – мимо ушей. Смешал в кучу все проблемы. Невпопад цитировал Ленина, Мануильского. Вывод. Пребывание на сессии ГА ООН и встречи были полезны». Одобрили информацию А.А. Громыко.

23 октября. Состоялся Пленум ЦК КПСС.

Повестка: «О долговременной программе мелиорации, повышении эффективности использования мелиорированных земель в целях устойчивого наращивания продовольственного фонда страны».

Я выше уже говорил о предыстории этой проблемы. После прошлых дебатов в мае этого года на Политбюро было решено внести вопрос на рассмотрение Пленума. Стали готовить материал, и в июне Политбюро по предложению Горбачева поручило выступить на Пленуме с докладом Н.А. Тихонову.

Пленум открыл короткой речью К.У. Черненко.

Доклад Н.А. Тихонов сделал без подъема, читал текст не отрываясь. Было ясно, что для него проблема мелиорации и переброски стока рек на юг нова. Основной упор в докладе был сделан на повышение эффективности использования мелиорированных земель.

В то же время Тихонов доложил о плане сооружения нескольких крупных каналов. «В 1986–1990 гг. предусматривается завершить строительство объектов первого этапа переброски части стока северных рек и озер в бассейн Волги в объеме 5,8 куб. км в год; строительство каналов Волга – Дон, Ростов – Краснодар, Волга – Чограй для подачи этой воды из Волги в бассейны рек Дона, Кубани и Терека… В ближайшее время предстоит завершить проектные работы по переброске части стока сибирских рек в районы Урала и Западной Сибири, Средней Азии и Казахстана. Что касается сроков строительства связанных с этим объектов, то их еще предстоит обсудить после разработки и утверждения проекта».

Было понятно, что над докладом предметно «потрудились» товарищи из Минводхоза и Госплана СССР. Но радоваться им было рано.

Вопрос на Пленуме прошел скучно, выступавших было мало. Я не стал в этих условиях протестовать. Основная проблема была в огромных затратах при сооружении каналов и сравнительно небольшая орошаемая площадь. Примерно 6,0 млн га, в том числе 4,5 млн из сибирских рек.

(Справочно. Протяженность и примерная стоимость каналов: из северных рек Онеги, Сухоны и озер – 116 км и 329 млн рублей; Волга – Дон – 65 км и 514 млн рублей; Волга – Чограй – 353 км и 1823 млн рублей; из сибирских рек Оби и Иртыша – 2550 км и 16 500 млн рублей.)

В конце года так сложилось, что по решению Политбюро мне с делегацией РСФСР пришлось посетить три союзные республики: Киргизию, Узбекистан и Туркмению, отмечавшие 60-летие образования. Порядок обычный – осмотр достопримечательностей, посещение предприятий и хозяйств. Затем торжественное собрание и выступление там с приветствием. Военный парад и демонстрация трудящихся. В Киргизии удалось побывать на озере Иссык-Куль, а в Узбекистане – в Самарканде. Я был доволен представившейся возможностью впервые ознакомиться со спецификой и бытом Среднеазиатских республик СССР.

В Туркмении получилось иначе, я ниже об этом расскажу.

15 декабря. Провожал во Внуково-2 делегацию Верховного Совета во главе с М.С. Горбачевым в Англию. Доверительный разговор об обстановке в Политбюро, о состоянии здоровья К.У. Черненко. Прогнозы на перспективу. Горбачев приветлив, настроен оптимистично. Говорит о предстоящих встречах в Англии. Возможна беседа с М. Тэтчер.

20 декабря. Заседание Политбюро. Вел К.У. Черненко.

В Ореховой К.У. Черненко информировал, что Д.Ф. Устинов вот уже несколько дней находится в больнице. Состояние его тяжелое. Наступило резкое ухудшение. (Я не знал, что с ним. Говорили, что-то с желудком. Рак? Неизвестно.) Все посочувствовали – надо надеяться.

Следует сказать, что система медицинского обслуживания в организациях 4-го главного управления Минздрава СССР (Е.А. Чазов) была отлажена. Своевременная диспансеризация, высококвалифицированное обследование и лечение. Но состояние здоровья, особенно руководителей страны, было тайной за семью печатями, никакой информации не получишь. Каждый имел в поликлинике определенный код (номер истории болезни). Под этот код шли все процедуры, лекарства. Кто и когда завел такой порядок?

21 декабря. Утром вылетел с делегацией в Туркмению на торжества по случаю 60-летия Туркменской ССР.

Днем посетили ковровую фабрику, проехали в один из передовых совхозов, чаепитие и разговор с аксакалами. Возвратились в Ашхабад. Там сообщили, что срочно вызывает Москва. Я позвонил по ВЧ в ЦК. Подошел к телефону К.М. Боголюбов. Сообщил, что скончался Д.Ф. Устинов вечером 20 декабря, попросил позвонить Лигачеву. Я связался с ним. Егор Кузьмич информировал меня о порядке похорон: 22 и 23 декабря – прощание в Доме Союзов, 24-го похороны у Кремлевской стены. Спросил, как быть мне. Лигачев: «Решено, чтоб торжественное собрание в Ашхабаде прошло. Орден Ленина республике вручить. Никаких праздничных мероприятий не проводить. 23-го быть в Москве». Так мы и поступили.

23 декабря возвратился в Москву. Министром обороны в мое отсутствие назначен маршал С.Л. Соколов.

26 декабря. Позвонил Г.В. Романов. Сказал, что ему поручено переговорить с членами Политбюро и согласовать вопрос об увековечении памяти Д.Ф. Устинова. Прочитал согласованные с другими предложения. У меня вызвали сомнение два момента: о переименовании г. Ижевска и площади Самарской в г. Куйбышеве. Надо ли? Учитывая, что Ижевск центр Удмуртской АССР, а столицы всех автономных республик в РСФСР имеют национальные наименования. Самарская площадь и район – лишь два названия в Куйбышеве в память о Самаре. Г.В. Романов обещал сообщить мое мнение руководству. Однако оно не было учтено. Позже вокруг нового названия – город Устинов – в Удмуртии разгорелись страсти. Не имея ничего против самого Д.Ф. Устинова, уважая его как выдающегося государственного деятеля, своего депутата в Верховном Совете, много сделавшего для развития города и республики, население не воспринимало переименования Ижевска. И пришлось возвращать городу прежнее название.

29 декабря. ЦК КПСС. У М.С. Горбачева.

Обстоятельный разговор об итогах года, обстановке в стране, в Политбюро. Он возмущался консерватизмом, формализмом, рутиной. Говорил о своих планах: «У меня есть задумки» (какие – неизвестно). Долго, увлеченно рассказывал о поездке в Англию, встречах с Маргарет Тэтчер. Впечатления отменные. Доволен откровенными и острыми беседами, тем, как он умело противостоял ее «натиску», отстаивая социалистические идеалы. Отзывается о М. Тэтчер как об умном, прямолинейном политике. Подчеркивал, что нашему руководству очень нужны личные контакты с западными лидерами, увы… Было явно видно, что Горбачев доволен визитом, впечатлением, какое он произвел на М. Тэтчер.

Да и она, говорили позже, делилась в своем окружении: «С этим человеком можно работать». Думаю, комментарии здесь излишни.

1985. От «ускорения» к этому сладкому слову – «перестройка»

Первые месяцы нового года сложились драматически. Состояние здоровья К.У. Черненко осложняется. Болезнь легких. Чтобы облегчить затрудненное дыхание, по совету врачей сосет какие-то таблетки. Ходит с трудом. Заседания Политбюро непродолжительны, дабы не утомлять Генсека. Намеченные визиты за рубеж каждый раз откладываются. Констатин Устинович не может себе позволить выехать в области или республики Союза. Встречи и приемы высоких гостей для него все более обременительны. И ему, и нам тяжко.

3 января. Политбюро. Перед заседанием ждем его, как всегда, в Ореховой комнате, примыкающей к приемной Генерального секретаря и залу заседаний Политбюро. Входит К.У. Черненко, его поддерживает прикрепленный. Не стал, как обычно, садиться за круглый стол в этой комнате, а сразу прошел в зал заседаний. И, не здороваясь, как принято, с секретарями ЦК и кандидатами в члены Политбюро, сел в кресло. Устал, сделав всего двадцать шагов. Ведет заседание.

Об очередной сессии Верховного Совета СССР. Согласились с повесткой и порядком проведения. О предстоящей встрече А.А. Громыко с Дж. Шульцем. Андрей Андреевич очень кратко информирует о нашей позиции. Ряд вопросов экономического характера, в том числе о снижении цен на автомобили «москвич» и «нива». О государственной программе создания и развития вычислительной техники. Все очень коротко. Управились за час.

После Политбюро разговаривали с Горбачевым. Настроение неважное. Говорит: «Видно, и Пленум по техническому прогрессу придется отложить. Как быть с предстоящим заседанием ПКК в Софии? К.У. Черненко ехать туда не сможет. Но продолжает готовиться?!»

8 января Горбачев вновь завел разговор на эту тему: «Что же делать? Смотри, какой состав Политбюро, где опора?!» Я с ним согласился, но не понял тогда подтекста слов Михаила Сергеевича, ведь он уже готовился в преемники.

Здесь сделаю отступление.

К.У. Черненко был утвержден заведующим Общим отделом ЦК в 1965 г. В первые же годы его работы действовавшие тогда в обкомах партии так называемые особые сектора, которые вели делопроизводство, были переименованы в общие отделы. Финансово-хозяйственные сектора – в финансово-хозяйственные отделы. Это подняло их престиж, хотя функции не изменились. До 1971 г. я с К.У. Черненко не встречался. Среди партийных работников в аппарате о нем шла молва как об исключительно трудолюбивом, дотошном человеке. Говорили, что он пользуется особым доверием Л.И. Брежнева, с которым работал в Молдавии, а затем в Верховном Совете СССР.

С годами К.У. Черненко приобретал все большее влияние в «коридорах власти». Где-то с 1972 г. в ЦК все больше складывалось мнение: если хочешь решить какую-либо серьезную проблему, надо заручиться поддержкой К.У. Черненко.

Он настойчиво повышал роль общих отделов в обкомах. По-моему, в 1973 г. в ЦК прошло большое трехдневное совещание заведующих общими отделами ЦК компартий союзных республик, обкомов и крайкомов КПСС. На совещании выступил Л.И. Брежнев. Говорилось о большой роли общих отделов, о том, что от них зависят четкость работы партаппарата, качество подготовки вопросов на бюро и секретариат. Что контроль за делопроизводством – это не только форма, но необходимая мера, обеспечивающая своевременное исполнение партийных решений.

Я работал в это время в Воронеже. Раза два-три, бывая в ЦК, заходил по каким-то вопросам к К.У. Черненко. Принимал он вежливо, но сдержанно, как-то даже безразлично. Правда, все вопросы решал. Столы в его кабинете всегда были завалены бумагами. Столбом стоял сигаретный дым, он курил беспрерывно, а на столе – неизменный стакан крепкого чая.

В 1974 г. я лишний раз убедился в том, каков истинный вес Черненко в ЦК. Дело было так. В то время активно обсуждались проблемы совершенствования структуры управления в сельхозорганах. Было много претензий к Сельхозтехнике. У нас в Воронеже возникла идея передачи снабженческих функций из СХТ в Госснаб, организации там Сельхозснаба. Кроме того, были разработаны предложения об углубленной производственной специализации и реорганизации сельхозорганов в Центре и на местах. Упор делался на повышение самостоятельности районного и областного звена, передаче им ряда функций Центра.

Я подготовил соответствующую записку, расчеты, схемы и привез эти материалы к Ф.Д. Кулакову. Он внимательно все прочел, задал много вопросов. Предложения ему понравились. Я говорю: «Хорошо, Федор Давыдович, тогда доложите об этом Л.И. Брежневу». Он задумался. «Нет, так не выйдет». Снял телефонную трубку, позвонил К.У. Черненко и стал объяснять ему, что-де в Воронеже подготовили интересные предложения, разработали схему совершенствования управления сельскохозяйственным комплексом. Надо бы с ними познакомить Л.И. Брежнева. А лучше, если б Леонид Ильич принял В. Воротникова. Что ответил К.У. Черненко, я не знаю. «Давай, – говорит Кулаков, – иди к Черненко, он все устроит». Я удивился. Секретарь ЦК, член Политбюро звонит заведующему отделом и просит! Почему бы ему самому не позвонить, не зайти к Л.И. Брежневу и все объяснить?

Поднялся на шестой этаж к К.У. Черненко, передал материал. Тот не стал ничего смотреть: «Оставь, я все сделаю». Действительно, через несколько дней меня вызвали к Л.И. Брежневу. Материалы у него. Я рассказал о наших предложениях. Брежнев начал читать документы, но вскоре отвлекся от текста, заговорил о текущих делах. Вспомнил, что раньше был так называемый ГУТАП, который занимался снабжением сельского хозяйства техникой. И дела тогда шли хорошо. Мои материалы были разосланы по Политбюро с положительной резолюцией Л.И. Брежнева. Но идея эта так и не была реализована.

Правда, вскоре в Воронеж приехал А.А. Ежевский – председатель Союзсельхозтехники. Очень сговорчиво и заинтересованно отнесся к нашим просьбам. И был решен ряд поставленных нами вопросов пополнения области техникой, строительства станций техобслуживания в животноводческой сфере и др. То есть польза все-таки была.

Мои отношения с К.У. Черненко в определенной мере укрепились во время пребывания его в декабре 1980 г. на съезде Компартии Кубы в Гаване во главе делегации КПСС. Следует подчеркнуть, что и там К.У. Черненко в беседах с руководителями Кубы, делегациями других стран не скрывал свои особые отношения с Л.И. Брежневым, то, что у него есть свои каналы связи с Генсеком. Заявлял по тому или иному поводу: «Нет вопросов. Как приедете – позвоните мне. Я все устрою».