Кроткая заступница

скачать книгу бесплатно


– Я просто думал, – заявил Вася с очаровательной непосредственностью, – что раз у вас эта плёнка была, то вы резиновые перчатки тоже при себе носите.

– Вы правы, обычно ношу в «дипломате». Но я сорвался к Христине и ничего не взял с собой, а маска у меня в виде брелока на ключах висела.

…Макс вышел на крыльцо в одном спортивном костюме, подняв воротник и обхватив себя руками. Христина побежала к нему.

– Вы здесь! Господи! – ахнул он, увидев девушку.

– Скорее одевайтесь. – Христина подала ему куртку и ботинки, которые рано утром привез Руслан. Он вынужден был уехать на работу, потому что назначенную операцию отменить никак не мог, но обещал позвонить сразу, как освободится.

– Неужели вы тут так и простояли всю ночь? Вы же совсем замёрзли, милая вы моя! – Макс сделал мимолётное движение, будто хотел обнять Христину, но сразу отступил.

Христина покачала головой. Она так волновалась за Макса, что не понимала, холодно ей или нет.

Они молча вышли на проспект и поймали такси. Макс назвал свой адрес, будто это само собой разумелось, и Христина не стала возражать.

Ночью они с Русланом думали, говорить ли Анне Спиридоновне о случившемся, не спровоцирует ли это новый сердечный приступ, но потом решили, что скрыть арест Макса всё равно не получится, и оттягивать – только утяжелять удар.

Христина было стыдно идти в дом, на который она навлекла беду, но и прятаться не годится. Она должна принять всё, что скажет Анна Спиридоновна, и если откажет от дома, что ж, так тому и быть.

Макс сидел спереди, рядом с шофёром, и за всю дорогу ни разу не обернулся к Христине. Сердце её заныло, наполняясь свинцовой безнадёжностью. Трудно было это объяснить, но, отказав Максу в его ухаживаниях, Христина всё равно чувствовала близость с ним, просыпалась с мыслью, что он есть, он рядом, и думает о ней так же, как она о нём.

А теперь она разрушила жизнь Макса… И не только его одного, но и всей семьи, принесла в их светлый, красивый мир ужасные вещи, грязь и пакость, которые никогда не должны были коснуться этих благородных людей.

Нужно было самой убить бывшего мужа – причём не сейчас, а гораздо раньше, когда он первый раз поднял на неё руку, вот и всё…

По лестнице они поднимались тяжело и медленно, и Макс, уже достав ключи, вдруг опустил руку:

– Не знаю, как показаться тёте Ане, – сказал он растерянно.

Христина опустила взгляд и промолчала.

– Надо как-то её успокоить, а как? – продолжал Макс. – Не знаю. Просто не знаю.

Возникло тягостное молчание, и Христина почти физически почувствовала презрение Макса к себе. Что ж, она это заслужила. И ненависть Анны Спиридоновны заслужила тоже.

Пока они мешкали, Мамсик сама открыла дверь.

– Максюша, что же ты стоишь? – Она порывисто потянулась обнять племянника, но Макс быстро отступил.

– Тётя Аня, после ночи в камере я не могу считаться образцом гигиены.

Анна Спиридоновна, не слушая, схватила его за плечо и втащила в дом. Второй рукой она приобняла растерянную Христину.

Девушка вошла в дом, конфузясь и не зная, что сказать. Вдруг заломило пальцы ног, и Христина поняла, что действительно сильно замёрзла.

Извинившись перед женщинами, Макс быстро удалился в ванную, где сразу напористо зашумела вода, и Христина с Мамсиком остались наедине.

– Пойдём, котик, поможешь приготовить обед, – сказала Анна Спиридоновна спокойно, – у меня всё валится из рук.

– Анна Спиридоновна, простите меня! – начала Христина, чувствуя, что на глаза наворачиваются едкие горькие слёзы, и боясь разрыдаться в голос. – Понимаю, что это извинить нельзя, занадто важке[2 - Занадто важке – слишком тяжёлое (укр.).] горе я на вас накликала…

– Успокойся, котик! Я взрослый человек и умею видеть разницу между «из-за тебя» и «по твоей вине». Ты не хотела зла никому из нас, ведь так?

– Звичайно[3 - Звичайно – конечно (укр.).] нет!

Анна Спиридоновна невесело улыбнулась:

– Наверное, что-то ты могла сделать иначе – и избежать такой развязки, но случилось то, что случилось, и теперь пусть следователь ищет виноватых, а мы просто должны держаться вместе, вот и всё.

Христина шмыгнула носом и, отвернувшись, ладонью вытерла слёзы с глаз. Сняв куртку и сапожки, она быстро направилась в кухню, вымыла руки и повязала льняной фартук с вишенками, который Анна Спиридоновна держала специально для неё. Боже, как давно она не готовила в этой кухне! Но лучше бы никогда сюда не возвращаться, чем приходить в таких ужасных обстоятельствах, как сейчас.

Христина оглянулась, думая, с чего начать, но Анна Спиридоновна мягко нажала ладонью ей на плечо и усадила на табуретку возле буфета.

– Подожди, успеем с обедом. Расскажи мне, пожалуйста, всё.

Христина смотрела, как солнечный свет преломляется в гранях стёкол, которыми забраны старые тёмные дверцы буфета, как быстро вспыхивают и гаснут разноцветные искры, слушала, как за стеной шумит вода – это Макс пытается смыть с себя ночь, проведённую в камере, – и не могла поверить, что Анна Спиридоновна простила её.

Кажется, если бы она выгнала её и прокляла, это было бы легче перенести. Христина знала бы, что получила по заслугам, и смирилась, но от великодушия Мамсика было почему-то очень больно.

– Прошу тебя, Христина, – повторила Анна Спиридоновна, – я имею право знать.

– Всё почалося тиждень[4 - Тиждень – неделя (укр.).] тому, – начала Христина, как всегда, в моменты волнения пересыпающая русские слова украинскими, – когда он заявился первый раз…

Пережив не самую спокойную ночь после появления бывшего мужа, к утру Христина немного приободрилась. Она всё-таки решилась и написала Людмиле Ивановне об этом эпизоде – и почувствовала облегчение сродни тому, что испытывала, когда ходила к психотерапевту. Можно быть искренней, не опасаясь, что тебя осудят или начнут сплетничать за твоей спиной. Быть откровенной с Людмилой Ивановной Христине помогало ещё и то, что она никогда раньше не встречалась с этой женщиной, не видела её и не слышала её голоса, поэтому казалось, будто она обращается к какой-то абстракции, может быть, и не человеку вовсе. И Людмила Ивановна её не знает, можно до некоторой степени остаться невидимкой, не выходить полностью из тени, показать только ту часть себя, которую считаешь нужным.

Людмила Ивановна написала, что Христине совершенно нечего бояться – бывший муж не имеет никаких прав ни на имущество, ни на её самоё. Если только у него хватит смелости снова посягнуть на личное пространство Христины, сразу надо вызывать полицию, а вернее всего, достаточным окажется просто припугнуть.

Христина несколько раз начинала набирать сообщение, в котором объясняла, почему стыдится обращаться за помощью в правоохранительные органы, и всякий раз стирала, понимая, какой глупостью это должно выглядеть в глазах новой подруги.

«Вы ещё не поняли, что ничего не должны ему, – писала Людмила Ивановна. – После развода вы сразу уехали, и это отложилось в голове как бегство. Поэтому у вас нет чувства победы, и вы до сих пор боитесь мужа, хотя он не представляет для вас никакой опасности. Тогда вы вырвались из лап зла, но не уничтожили зло, поэтому теперь, когда оно вернулось, чувствуете себя слабой и беззащитной. А это не так».

Христина понимала, что подруга права, но, несмотря на все её увещевания, чувствовала противный липкий ужас, как только думала о муже.

Людмила Ивановна приняла в Христине самое живое участие, быстро откликалась на сообщения, и по её взвешенным ответам чувствовалось, что она переживает за девушку и хочет ей помочь. Христина заметила, что, посвящая много времени личному общению с ней, Людмила стала меньше писать в группе, и чувствовала неловкость, что отвлекает подругу от обычного хода жизни.

«В своё время я пережила тяжёлый развод и знаю, как это бывает, – написала Людмила Ивановна в ответ на Христинины извинения, – и как тяжело, когда не с кем поделиться. У меня есть негативный опыт, он гложет меня изнутри, но, кажется, если я помогу вам благодаря этому опыту, мне самой станет легче».

Она писала, что с Христиной произошло самое страшное для человека несчастье: потеря родителей в раннем возрасте и сиротство, и это горе бросило тень на всю дальнейшую жизнь девушки, коль скоро не нашлось никого, кто хотя бы попытался заменить ей мать. Она никому не была нужна и от этого не умела быть нужной себе самой – отсюда и нелепое замужество, и страх перед бывшим супругом-мучителем.

Христина читала – и ей становилось так жаль себя, неприкаянную, что как-то неловко было писать про Мамсика. В конце концов, несмотря на материнское участие Анны Спиридоновны, она так и не научилась любить сама себя.

«Помните, что вы сильная, раз вынесли такие испытания и не сломались, – страстно писала Людмила Ивановна, – важно ведь, не с какой силой вы бьёте, а какой силы можете держать удар! Вы, наверное, думаете о себе, как о безвольной кукле, на которую свалилось много горя, но это не так! Совсем не так! Подумайте, где бы вы могли оказаться, если бы не сопротивлялись невзгодам? Спиваются или подсаживаются на наркотики люди, у которых было для этого гораздо меньше причин, чем у вас, а вы выстояли. Несмотря ни на что, у вас есть работа, интересы, положение в обществе, да и просто вы остались хорошим и порядочным человеком. Поверьте, это немало!»

Читая духоподъёмные сообщения Людмилы Ивановны, Христина начинала думать, что всё обойдётся, муж больше не придёт, а если вдруг и появится, то она сумеет дать ему достойный отпор.

И всё же девушка вздрагивала от каждого звонка, а оставляя телефон, потом со страхом брала его в руки – вдруг увидит пропущенный вызов с неизвестного номера…

Вернулись и прежние страхи – о том, что муж найдёт её во «ВКонтакте» и начнёт рассказывать всякие гадости о ней людям, мнение которых ей небезразлично. Анна Спиридоновна знает ситуацию изнутри и не станет его слушать, но остальные сетевые знакомые, казалось Христине, сразу поверят ему.

Бывший муж не объявлялся почти целую неделю, и Христина немножко расслабилась, решив, что неудачная рекогносцировка вынудила его перенести боевые действия в другие регионы. На всякий случай она позвонила тётке в Киев, но услышала только истерические просьбы не впутывать её и упреки, что неблагодарная Христина бросила старую женщину, воспитывавшую сироту из последних сил, не вспоминала о ней сто лет, а теперь, как хвост прижало, сразу что-то хочет.

Это была неправда. Христина часто звонила тётке и периодически посылала деньги, но, положив трубку, девушка всё равно почувствовала себя виноватой.

Страшась и опасаясь мужа, она почему-то не позаботилась об элементарных мерах безопасности. В частности, не отремонтировала замок на двери своей комнаты, сломавшийся несколько лет назад. Надо было сразу починить его, но Христина рассудила, что соседи у неё люди приличные, а прятать ей нечего. «Может быть, соседям даже станет неприятно, если они увидят, что я врезаю новый замок, будто думаю, что они воры, – думала тогда Христина, – а потом, если делать, то это полдвери раскурочить, значит, ещё расходы… Нет, пусть так».

С тех пор соседи не давали ей повода считать, что способны посягнуть на её личное пространство, и Христина напрочь забыла о том, что её дверь не запирается.

Муж пришёл, когда её не было дома, очень вежливо поговорил с пожилой соседкой, и в результате был пущен к Христине в комнату – подождать её с работы. Позже соседка сказала, что он сообщил ей столько информации о девушке, что сомневаться в его честности было просто невозможно.

Увидев его в своей комнате – в месте, которое она привыкла считать безопасным, Христина едва справилась с дурнотой. Он сидел, нагло развалясь на её диване, красивый холёный мужчина с чётким профилем и лучистым взглядом серых глаз.

– Убирайся отсюда, – сказала она хрипло, – нам не о чем разговаривать.

– А что так? – хмыкнул муж и протянул к ней руку. – Может быть, я тебя люблю и снова хочу быть с тобой?

Он всегда говорил на подчёркнуто чистом русском языке и смеялся над её привычкой мешать русские и украинские слова, и Христина вдруг поймала себя на том, что снова, как раньше, пытается следить за своей речью… Господи, зачем?

Она не видела бывшего мужа много лет, уже стала забывать черты его такого привлекательного и такого ненавистного лица, и сейчас, когда он снова очутился перед ней, как призрак прошлого, у Христины заколотилось сердце и пересохло во рту. Наверное, подумала она, так себя чувствует кролик перед удавом.

Он встал, сделал движение, будто хочет обнять её, а когда Христина отпрянула, засмеялся и снова по-хозяйски сел на диван.

– Нас с тобой ещё никто не развенчивал, так что перед Богом мы муж и жена. – Муж размашисто перекрестился. – Не знаю уж, какая муха тебя тогда укусила, но я хочу всё вернуть.

Стиснув зубы, чтобы не разрыдаться, Христина покачала головой.

– Да в самом деле, палку кинем, и будет по-прежнему! – Он засмеялся. – Всё можно исправить, дорогая, абсолютно всё. В том числе решение суда.

Христину затошнило.

– Вот я и пришёл к тебе, устроить всё полюбовно.

Неторопливо поднявшись, он прошёлся по комнате, рассматривая её как свою собственность и скользнув взглядом по вжавшейся в стену Христине так, будто она была частью обстановки.

Взял с полки книгу и, лениво перелистав, бросил на диван.

– Может, хоть покормишь меня для начала? – ухмыльнулся бывший муж. – Чего стоять-то?

И Христина не выдержала, выскочила из комнаты и побежала так, будто он мог за ней погнаться.

На улице она немного пришла в себя и, остановившись на перекрёстке, стала думать, что делать дальше. В сумерках шёл сильный снег, машины с трудом продирались сквозь него, тускло блестя жёлтыми огоньками фар, и Христине на плечи сразу намело белые эполеты.

Насколько хватало взгляда, ни в ту, ни в другую сторону проспекта, даже вдалеке, не наблюдалось никакого автобуса, на котором можно было бы уехать всё равно куда.

Зажегся зелёный свет, люди начали переходить дорогу, и кто-то довольно грубо толкнул Христину, растерянно стоящую на тротуаре.

Тычок этот заставил её сосредоточиться.

Муж сказал, что решение суда можно пересмотреть. Разумеется, он имел в виду не расторжение брака, а раздел имущества.

Христина никогда не была сильна в юридических тонкостях, но знала, что любое судебное решение можно оспорить, если есть деньги и время шататься по инстанциям. Во время своего суда она была так плоха, что совершенно не вникала в суть процесса, просто приняла то, чего удалось добиться её адвокату, улетела под крыло к Мамсику, чтобы забыть всё, как страшный сон. Как знать, вдруг у мужа есть повод для пересмотра дела?

Перспектива судиться с ним наполняла девушку ужасом. И особенно то, что она ничего не знала, как работает эта система.

Тут порыв ветра бросил ей в лицо горсть снега, словно приводя в чувство. «Но покамест он не имеет никакого права находиться у меня дома! – пришла первая здравая мысль. – Будет суд или нет, неизвестно! А что решит – это дело далёкого будущего, так что сегодня он идёт ко всем чертям!»

Христина быстро пошла в сторону отдела полиции, который находился всего в двух кварталах.

В отделе народу оказалось немного, только возле поста дежурного крутился небольшой водоворотик неряшливых и, кажется, пьяных людей.

Христина подошла ближе и пыталась поймать взгляд дежурного, но красивый полицейский старательно делал вид, что не замечает девушку.

– Простите, – сказала она негромко, – можно к вам обратиться?

Дежурный не отреагировал, и пришлось повторить вопрос, уже погромче.

После долгой паузы полицейский повернулся к девушке с выражением крайней досады на лице. «Эта сумасшедшая будет отвлекать меня своей ерундой от важных дел!» – ясно читалось на его физиономии.

– Слушаю вас.

– Понимаете, у меня бывший муж пришёл в дом самовольно. И не уходит, – сбивчиво начала она, с ужасом понимая, насколько глупо звучит её жалоба.

– А вы не можете с ним сами договориться?

– Нет.

– Он хулиганит? Угрожает?

Христина покачала головой.

– Тогда лучше всего завтра идите к участковому. На стенде информации, – дежурный показал рукой на противоположную стену, всю увешанную объявлениями, – посмотрите, когда ваш участковый принимает. Он во всем разберётся.

Закончив говорить, он взял какой-то документ и нарочито внимательно стал изучать, давая понять, что вопрос исчерпан.

Христина хотела возразить, что до завтра ей надо где-то ночевать, но вдруг её охватила страшная тоска, почти физическое чувство холода и пустоты. Стало так стыдно просить помощи у этого красивого мужчины, так унизительно, что она быстро отступила, и сразу её место заняла женщина средних лет с одутловатым лицом, в рваных чулках и в пальто, цвет которого было затруднительно определить из-за грязи. Она что-то громко стала втолковывать дежурному, путаясь в словах, может быть, тоже хотела приструнить мужа, и Христина почувствовала такую брезгливость и к этой женщине, и к полицейскому, и к себе самой, что поскорее вышла на улицу.