скачать книгу бесплатно
Так его и нашёл пробегавший мимо Колдунов, обозвал дебилом и вколол ему какую-то гремучую смесь прямо через штанину.
Этот случай напугал Руслана, но, рассудив, что чем больше тренируешь какую-нибудь часть тела, тем лучше она тебе служит, он решил работать не меньше, а больше, и стал брать дежурства в дополнение к дневным обязанностям.
Руслан потёр ногу и подумал, не принять ли на ночь обезболивающую таблетку. Он старался обходиться без этого, но кто знает, как пройдёт остаток смены? Дома лекарство ему давала мама, а тут Руслан специально хранил его на дальней полке книжного шкафа, чтобы, пока он поднимается с дивана или из-за письменного стола, пока открывает дверцу, было время передумать.
Вставать не то чтобы было лень, но Руслан чувствовал, что, отправившись за таблетками, он спугнёт тот покой, который готовится на него снизойти.
Не двигая ногой, он потянулся за книгой, купленной на днях, и вдруг вспомнил девушку, с которой столкнулся в магазине. Симпатичная, подумал он с удовольствием, лицо такое приятное… Вроде бы… Руслан не очень хорошо запомнил, потому что девушка выглядела, на его вкус, слишком полной, просто осталось мимолётное ощущение чего-то милого.
«Она видела, как я глубокомысленно смотрю научную литературу, а я взял и купил детектив и сейчас буду его читать. Мир не то, что кажется», – хмыкнул он, открывая яркий томик.
Но не успел Руслан погрузиться в описание кровавых злодеяний, как его уединение было нарушено. После короткого стука дверь открылась, и вошла Полина, бывшая возлюбленная.
Не дожидаясь приглашения и вообще какой-нибудь реакции с его стороны, она передвинула его рабочее кресло от письменного стола к дивану и села, свободно откинувшись на спинку и глядя на Руслана своим спокойным и немного сонным взглядом.
Руку она положила так, чтобы Руслан сразу заметил широкое обручальное кольцо. Слишком широкое для жены старого питерского интеллигента.
– Привет, – протянула Полина, и Волчеткин удивился, как прежде эта тягучая манера речи могла завораживать его, – а я вот решила зайти, раз уж так совпало.
– Что совпало?
– Ты на дежурстве, и у меня сегодня последняя смена. Всё! Конец! Прощайте, старые суки, в задницу себе засуньте ваше грёбаное давление! Сосите, быдло поганое! Прости за грубость, Руслан, но накипело.
– О, пожалуйста, не извиняйся! – Руслан гостеприимно повёл рукой. – Но хотелось бы к сути…
Полина слегка улыбнулась и поправила выбившуюся из причёски прядь рыжих волос. В белых брючках, обтягивающих стройные длинные ножки, и короткой приталенной тужурке она не выглядела, конечно, как медсестра из «Плейбоя», но всё же отдалённо напоминала этот образ. Пока Полина двигала кресло, Руслан невольно заметил под тонкими брюками контур трусиков и, кажется, слегка покраснел.
Тут он вспомнил, что в приёмном покое видел Полину одетой в белый халат, как это пристало уважаемому терапевту и молодой жене маститого профессора. Похоже, сейчас она принарядилась специально для него, нерешительного бывшего возлюбленного.
– Я пришла попрощаться, – улыбнулась она, – перехожу ассистентом на кафедру терапии и там же поступаю в аспирантуру. Вряд ли мы будем с тобой видеться в такой неформальной обстановке, как сейчас.
– Всё-таки добилась своего?
– Так мой муж не последний человек в анестезиологии, а вернее сказать, величина мирового класса, – самодовольно проговорила Полина. – Как он скажет, так и будет, Инга против него вообще никто! Эта тварь ещё сто раз пожалеет, что пыталась меня загнобить. Приказ подписан, с завтрашнего дня я выхожу на кафедру, а эта дура пусть утрётся!
– Полина, она в декретном отпуске, и, думаю, не ошибусь, если предположу, что твоя карьера интересует её сейчас меньше всего. Ты ей хорошенько отомстила, когда слила Ингиному мужу нашу с ней переписку, успокойся теперь. Вы квиты.
Полина пожала плечами, и по выражению её лица Руслан вдруг понял, что она сделает блестящую карьеру хотя бы только для того, чтобы в конце концов растоптать Ингу… Может быть, она и замуж вышла с этой целью, кто знает?
– А ты её не жалей, – вдруг огрызнулась. Полина, – не помнишь, как она твою жизнь чуть не похерила? Я должна была это всё глотать, по-твоему?
– По-моему, я тебе не разрешал залезать на свою страничку, – чётко, с расстановкой произнёс Руслан. – Полина, читать чужие письма в высшей степени непорядочно, а уж показывать их другим людям – это вообще запредельно.
– Ты мне тогда был не чужой.
Простота хуже воровства, подумал Руслан, потом увидел в вырезе тужурки ослепительно-белую кожу – и возмущение его прошло.
– Ты мне очень нравился, Руслан, – сказала Полина, понизив голос и наклоняясь к нему.
– Но ты вышла за Майофиса, так что я не понимаю, что тебе от меня нужно.
Она только улыбнулась краешком рта и пожала плечами. Руслан молчал. Полина положила свою узкую ладонь на его бедро.
– Сильно болит?
– Это другая нога, – сказал Руслан и вдруг почувствовал такой мощный зов плоти, что пришлось изо всех сил сжать кулаки.
Полина убрала руку, но не отодвинулась, и Руслан быстро отсел в дальний угол дивана. Это оказалось стратегической ошибкой, потому что девушка встала с кресла и устроилась на диване рядом с ним.
Руслан растерялся. Желание овладело им настолько, что он твёрдо знал – если сейчас изо всех сил не прижмётся губами к губам Полины, то задохнётся и умрет, как если бы он был глубоководным ныряльщиком, а Полина его аквалангом.
– Что тебе нужно? – спросил он, понимая, как жалко звучит его голос. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе продолжить великую династию Майофисов? Прости, но я несколько иначе представляю себе свой вклад в мировую науку.
– С этим нет проблем, поверь. Я просто скучала по тебе…
Лицо Полины дрогнуло, став на миг простым и хорошим, таким, как он всегда хотел увидеть, и Руслан не выдержал, рывком притянул её к себе и поцеловал сильно и жадно, остатками растворяющегося в похоти сознания заставляя себя не быть слишком грубым.
Полина прильнула к нему, и он почувствовал, как близко друг к другу бьются их сердца. Он быстро расстегнул её тужурку, потянулся к застёжке лифчика, но она мягко отвела руку, прошептав: «Не торопись».
Хорошо, не буду, подумал Руслан и повёл дорожку поцелуев от шеи к резинке брюк, с наслаждением чувствуя губами нежность Полининой кожи. Никогда раньше она не позволяла ему таких смелых ласк.
«Надо запереть дверь», – скользнула по краю сознания ленивая мысль.
Когда Руслан потянул вниз её брюки, Полина отпрянула и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ты действительно этого хочешь? – прошептала она.
– Безумно.
Руслан прильнул к её губам, но девушка вдруг выскользнула из его объятий и засмеялась:
– А я нет, представляешь? Бывает же такое!
Он ничего не понял, потянул к Полине руки, а она быстро и невозмутимо застегнулась и пригладила волосы.
– Это могло быть твоим, мой милый, – сказала она весело, – но ты слишком долго раскачивался. Теперь тебе остаётся вспоминать да облизываться.
Она уходила медленно, не торопясь, наслаждаясь каждой секундой его унижения.
Когда дверь за ней наконец закрылась, Руслан встал и прижался лбом к холодному оконному стеклу. На тёмный больничный сад сыпались редкие хлопья снега, кружа в тусклом свете редких фонарей, в ночном небе угасало зарево городских огней, а на земле всё таяло, на дорожках поблёскивали лужи, и окна операционной выбрасывали, как флаги, длинные прямоугольники тревожного белого света.
Желание остывало, уступая место куда более тягостному чувству.
Он не любил, более того, презирал эту женщину, поступки Полины и её мировоззрение были Руслану глубоко отвратительны, и тем не менее пять минут назад он готов был душу чёрту продать, лишь бы обладать ею. И совсем не факт, подумал Руслан с горькой усмешкой, что если она сейчас вернётся и скажет, что передумала, я выгоню её вон. Далеко не факт…
Все люди разные, и души разные у всех. Есть души-землеройки, озабоченные только удовлетворением своих житейских потребностей, а есть души светлые, возвышенные, как у Колдуна и Спасского. Оба этих человека были счастливыми мужьями и отцами, но Руслан завидовал не счастью как таковому, а той спокойной праведности, с которой они любили своих жён и делали свою работу, находя счастье в служении людям.
А есть такие, как я, со вздохом подумал Руслан, мятущиеся… Неумело взлетающие в небо и тут же падающие вниз под тяжестью собственных пороков, но всё равно пытающиеся подняться, несмотря на то что больно ударились о землю.
Так и проходит жизнь в постоянной борьбе с самим собой, между небом и землёй, на границе света и тьмы…
Руслан достал пузырёк с обезболивающими таблетками, задумчиво подбросил его в ладони и убрал на место. Надо уметь терпеть боль, и тогда она отступит.
Он всё ещё был немного шальной, но понимал, что если ему есть за что благодарить Полину, так это за то, что она сейчас ушла.
* * *
Христина уютно устроилась на диване в некоем подобии гнезда из пледа и подушек. В комнате было довольно свежо, но плед, ангорская кофта, подарок Анны Спиридоновны, и толстые шерстяные носки надёжно защищали девушку от холода, и мягкий оранжевый свет бра тоже будто согревал её, рассеивая всё грустное и плохое.
Христина думала, как уютно смотрится с улицы её окно, в котором мерцает тёплый свет, и прохожие наверняка думают, какие хорошие и счастливые люди живут под этим светом. Наверное, это всего лишь игры генетической памяти, когда появление далёкого огня в темноте становилось спасением для неприкаянного путника.
Плотнее закутавшись в кофту, девушка с нежностью подумала об Анне Спиридоновне. Взяла айпад, проверила «ВКонтакте» и вздохнула. Новых личных сообщений не появилось.
В последнее время Мамсик стала к Христине холоднее – или это ей только кажется? Раньше они каждый день обменивались подробными отчётами о своих делах, а теперь Анна Спиридоновна почти никогда первая не напишет, а в ответ на Христинины расспросы ограничивается формальными «всё хорошо, не волнуйся» и стикерами.
«Чем я могла её обидеть? – размышляла девушка. – Да, когда я ухаживала за Мамсиком, может быть, взяла себе слишком много полномочий, но я вовремя опомнилась – и ретировалась, прежде чем кто-то мог бы назвать меня навязчивой…»
Несколько раз она набиралась храбрости и спрашивала Анну Спиридоновну, может быть, незаметно для себя нанесла какое-то оскорбление или чем-то разочаровала? Но получала в ответ горячие уверения, что ничего подобного нет и в помине, успокаивалась, но быстро начинала снова переживать.
Христине было очень страшно потерять единственного человека, который был ей по-настоящему близок и дорог…
Где-то очень глубоко, в самом тайном уголке души, Христина прятала от себя самой понимание холодности Анны Спиридоновны, заваливая эту ясную мысль ворохом ярких восклицаний «Да нет, не может быть!», «Мамсик не такая!». И прочая, и прочая, и прочая…
Анна Спиридоновна не может простить, что Христина отвергла ухаживания Макса – вот и всё. Точнее, не так, она выше обиды, но всё же неприятно знать, что вот ты взяла девушку, спасла ей жизнь, помогла встать на ноги после сокрушительного удара, а теперь твой любимый племянник оказался для этой девушки недостаточно хорош.
Надо набраться храбрости и поговорить с Мамсиком откровенно, рассказать всю правду, чтобы она поняла и перестала сердиться, но Христина никак не могла преодолеть в себе какой-то непонятный стыд.
Иногда Христине хотелось, чтобы Макс оказался не таким щепетильным и открыл своей тётке тайну, которую девушка доверила ему одному…
Невесело улыбнувшись, Христина открыла группу поклонников известной писательницы, в которой подвизалась администратором. Последнее дежурство в реанимации выдалось неправдоподобно спокойным, и она создала разнообразные посты – бойкие, с призывом к дискуссии, информативные, да разные – на неделю вперёд, так что теперь, если в жизни автора внезапно не произойдёт какого-нибудь важного события, ей нужно только осуществлять общий надзор за группой.
Читая комментарии к постам, Христина заметила, что в группе появилась новая активная участница. Когда она зарегистрировалась, было неизвестно, но писать начала только неделю назад, и Христине очень нравилось, как она умеет выразить свои мысли, не скрывать восхищения творчеством любимой писательницы, но в то же время не впадать в глупый щенячий восторг.
Людмила Ивановна, так звали женщину, раз начав, писала теперь каждый день. Большинство участниц группы тематическим постам предпочитали вечерний чат: рассказать, как они провели день, что любят, что не любят – словом, больше увлекались салонной болтовнёй, чем обсуждением книг, а Людмила Ивановна всегда высказывалась по делу, довольно определённо и кратко, немного даже по-мужски.
Христине нравилось, что в группе удалось создать непринуждённую домашнюю атмосферу, участники чувствуют себя свободно и могут делиться личными переживаниями, что благодаря группе между людьми завязываются тёплые отношения, часто переходящие в личное знакомство, а то и в дружбу. Но, как всегда, было одно маленькое «но». Девушка проводила много времени, выискивая на просторах Интернета отзывы на произведения писательницы, чтобы опубликовать их в группе, часто просматривала уже зачитанные до дыр книги, чтобы взять оттуда для публикации интересную мысль, и делала пост, предвкушая жаркую дискуссию, но обычно под цитатой или отзывом появлялось два-три комментария, и на этом всё заканчивалось.
В Людмиле Ивановне Христина почувствовала родственную душу и стойкого бойца.
Она зашла на страничку женщины. По комментариям Людмила Ивановна представлялась строгой, волевой, но милой дамой и на фотографии выглядела именно так. У неё оказалось круглое лицо с аккуратным твёрдым подбородком и спокойными серыми, чуть навыкате глазами, от уголков которых расходились нежные лучики морщинок. На снимке женщина была серьёзной, но сразу становилось ясно, как она похорошеет от улыбки.
Христина прочитала, что Людмила Ивановна киевлянка, и у неё сразу потеплело на душе. Странно, в Киеве прошла самая страшная часть её жизни, все события, о которых она запрещала себе вспоминать и которые искалечили бы её навсегда, если бы не помощь Анны Спиридоновны, и всё же она с теплотой и доверием относилась к землякам.
Другой личной информации Людмила Ивановна не указала, кроме номера школы, но эта цифра ничего Христине не говорила.
Друзей у женщины было мало, а общих с Христиной – ни одного.
Такая сдержанность совершенно не удивила девушку: многие люди средних лет стесняются, что сидят в социальных сетях, и стараются не афишировать своего присутствия там, особенно если их цель не общение с друзьями юности, а получение информации по интересующим темам и поиск единомышленников.
Возможно, у Людмилы Ивановны ответственная работа, и она не хочет, чтобы сотрудники знали, что их шеф любит детективы.
А кстати, интересно, что ещё она любит?
Христина зашла через браузер, посмотреть, в каких группах состоит женщина, но две кулинарные странички и сообщество любителей крайне популярного сериала ничего существенного не добавили к характеру Людмилы.
Фотография выложена всего одна, та, что на аватарке, и на стене нет своих записей, только перепосты рецептов.
Христина вздохнула. Сама она умела вкусно готовить, но давно не практиковала это дело. После выздоровления Анны Спиридоновны и Руслана дальше навязывать свои услуги повара было бы неприлично, а куховарить для себя самой не то чтобы лень, но какое-то очень безнадёжное занятие… А вот Людмила Ивановна, видно, увлечена – вон какие сложные рецепты перепостила! Наверное, у неё большая семья, муж и дети, а может быть, и внуки уже есть…
Больше нельзя было построить никаких предположений и догадок, и Христина решилась, отправила Людмиле Ивановне личное сообщение и заявку в друзья.
Потом не удержалась, зашла на страницу Макса. Там ничего не изменилось с тех пор, как они виделись последний раз. Скорее всего Макс ни разу и не открывал её.
Одна запись и один друг – она сама, Христина.
С чувством, будто делает что-то стыдное, девушка открыла его фото во весь экран.
На снимке Макс казался совсем молодым – то ли из-за растрёпанной причёски, то ли оттого, что широко и беззаботно улыбался.
Судя по ракурсу, Макс разместил селфи. Получается, эта радость была обращена не к неизвестному фотографу, а к себе самому, и эта мысль почему-то доставила девушке удовольствие.
О чём он думал, когда сфотографировал себя на фоне эмалево-голубого неба? Просто о том, что наступила хорошая погода и подул тёплый солнечный ветер, всегда обещающий людям что-то хорошее в будущем? Так непривычно было видеть его волосы растрёпанными, что Христина провела по ним кончиком пальца.
Макс человек замкнутый, но ей он улыбался часто, и Христина видела в его лице и нежность, и грусть, и любовь, и желание, и жалость – но никогда, ни разу, он не смотрел на неё так по-мальчишески радостно…
Вдруг она услышала дверной звонок. К Христине давно никто не приходил, и она давно никого не ждала, поэтому не сообразила, что два коротких звонка – это к ней, пока соседка не заглянула к ней в комнату и строгим голосом не заметила, что, если уж она приглашает гостей в столь позднее время, пусть будет любезна сама им открывать.
Быстро вскочив с дивана, Христина пригладила волосы и одёрнула кофту. Неужели это Макс? Его визит ничего не изменит, но хотелось предстать перед ним красивой и ухоженной девушкой, а не домашней распустёхой.
– Кто там? – спросила она весело, а когда услышала ответ, почувствовала, что умирает…
* * *
Получив наконец от Юлии Викторовны текст, Лиза принялась читать – и обомлела. Он оказался не просто вычищен, а простерилизован, если не сказать убит гамма-лучами. Были убраны все длинноты, все авторские размышления и даже почти все шутки. Некоторые, наверное, действительно стоило выкинуть, всё же Лиза служила следователем и не всегда могла сразу переместиться из грубой криминальной реальности в волшебный мир фэнтези. Где-то на полпути у неё рождались не слишком благопристойные фразы, которые имело смысл оставить в своих мыслях, но, освободившись от впечатлений трудового дня, она писала вполне милые и остроумные диалоги.
Но если бы Юлия Викторовна ограничилась стилистической правкой и сокращением, это было бы ещё полбеды. В освободившиеся места она бестрепетной рукой вписывала куски своего собственного сочинения, что, на взгляд Лизы, было так же уместно, как пририсовать бутылку пива к картине Серова «Девочка с персиками» или поскрести вилкой по тарелке во время исполнения «Лунной сонаты».
Лиза привыкла доверять Юлии и считать своё разочарование от её непринуждённой редактуры гнилыми авторскими амбициями и сейчас старалась себя в этом убедить, но было ясно: текст убит и, как всякое мёртвое тело, вызывал одно желание – похоронить его.
Что же делать? Поберечь свои нервы и оставить как есть? Или оспорить эту редактуру, «бессмысленную и беспощадную»?
Лиза боялась, что, если начнет бодаться с Юлией, та просто откажется работать с ней – у неё полно других авторов! И куда тогда деваться бедной беспризорной писательнице? Контактов нет никаких, придётся снова начинать с нуля или соглашаться работать с Юлией на её условиях, придав их рабочим отношениям приятный вид «победитель – побеждённый».
Сейчас у них как бы ничья, Лиза соглашается со всеми правками якобы потому, что сама осознаёт их пользу для текста, но если она признает свою зависимость от Юлии, та вообще перестанет сдерживаться.
Впрочем, её редакторская непринуждённость и так прогрессирует от рукописи к рукописи!
Лиза снова проглядела текст, и впечатление оказалось настолько тягостным, что она решилась – и потянулась за телефоном. «Если бы я написала «Сумерки» или «Гарри Поттера», другое дело, с такими тиражами можно терпеть любую правку, а я-то, господи! Писательство мне всё равно денег не приносит, а если перестанет приносить ещё и удовольствие, так на чёрта оно вообще нужно?»
