Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо

скачать книгу бесплатно


Вместо одного батальона полковника Бенкендорфа, усиленного двумя сотнями гребенских казаков, их изумленным глазам представился железный поток штыков, которому, казалось, не было ни конца, ни края.

Полный черных предчувствий, томимый зловещей думой, Ахильчиев взялся угрюмо считать сотни… и не счел врагов. Ни он сам, ни его бывалые воины не видели еще никогда такого количества солдат. Русских было больше чем много.

Главный сардар-паша урусов ехал в голове войсковой колонны на отменном, рыжей масти английском жеребце, пружинистым ровным шагом, задавая ритм. Видно было, что опытный седовласый генерал берег силы для трудного перехода, учитывал натуженный ход упряжек горной артиллерии и медлительность фургонов с поклажей.

Главнокомандующего окружала огромная свита из адъютантов в кавалергардских, уланских, гусарских, драгунских и кирасирских мундирах; бравые и удалые гвардейцы[94 - Гвардия (фр. garde – стража): 1) первоначально – личная охрана главы государства или военачальника; позже – отборные части войск. В России гвардия существовала со времени Петра I до революции 1917 г. Воссоздана на новой основе осенью 1941 г. Звание гвардейских присваивается особо отличившимся, образцовым частям, соединениям и кораблям Вооруженных Сил России; 2) в зарубежных государствах – особые формирования для военных или полицейских целей (гвардия – республиканская, гражданская и т. д.).] были готовы в любой момент дать встречный бой неприятелю.

В колонне, следовавшей на Дарго, отдельными ее когортами[95 - Тактическая единица римской пехоты; крепко сплоченная группа людей (лат.).] двигались сводные полки известных на Кавказе боевых генералов, отдельные батальоны и роты саперов-подрывников, вызванные из фортов; отряды гренадеров, стянутые к Ташки-чу с различных участков Восточной Кавказской линии. Эти отряды шли со своими обозами, со своим продовольствием, фуражом и знаменами. Вестовые и прочие порученцы разных мастей, точно ласточки перед грозой, носились на лошадях взад и вперед, связывались с головой колонны, с невидимым, ушедшим вперед авангардом и казачьей разведкой. Весь этот запорошенный пылью равнины подвижный поток мрачно грохотал, лязгал металлом, скрипел лафетами и колесами орудий, обменивался краткими, лающими командами.

Всматриваясь в боевые полки, идущие тесными рядами, в поблескивающие бронзой батареи, глядя на веющие на ветру султаны офицеров, на туго хлопающие шелком и бархатом знамена, в мятежных складках которых, распластав крылья, воинственно парил имперский двуглавый орел русского царя, слыша отрывистую, сыпучую дробь барабанов и задиристое посвистывание флейты, Джемалдин-бек со страхом для себя вдруг испытал священный трепет перед всей этой послушно управляемой стальной мощью.

…С рождения никого не боялся Ахильчиев. Никогда ни перед кем не кланялся. Уважать уважал, но не боялся. Разве только Всевышнего, да последние годы еще Шамиля… Намаз Джемалдин совершал, как все правоверные, однако после омовения, в личной молитве ду'а ? ничего не просил у Неба. Всю жизнь опирался на горскую заповедь, как на посох: «Если ты джигит, если у тебя папаха на голове… возьми звонкую саблю, острый кинжал и быстроногого коня. Зачем надеяться на чью-то помощь? Докажи, что мужчина! Добудь все себе сам».

…Но теперь, когда суеверный страх перед воочию представшей сокрушительной силой с головою накрыл его, как вода в половодье ? прибрежный утес, Джемалдину отчаянно захотелось молиться и просить помощи у Создателя. Он готов был встать на колени, но стыдно сделалось перед своими мюридами, и, сцепив пальцы на луке седла, тихо и зло прошептал:

? Аллах велик… Имаму нужна свинячья кожа урусов на седла и сапоги своим непобедимым мюридам… Аллах милостив… много кожи и мяса неверных посылает Всевышний в наши горы.

Внезапно он схватился за горло, будто ему накинули на шею петлю. Потом сорвал с головы папаху и, продолжая неотрывно смотреть в сторону неприятеля, провел ладонью по лбу.

? Джемал!

? Уважаемый! Что, что случилось? Э-э?!

Окружившие своего вожака мюриды зацокали языками. Напряженно переглядываясь, они пытались понять, что произошло.

? Человека обмануть можно, Аллаха нельзя…

Ахильчиев, оттолкнув от себя джигитов, выпрямился в седле и, надевая папаху, удовлетворенно выдохнул:

? Слава Пророку, теперь я знаю, кто выдал нас русским собакам. Будьте готовы мстить за смерть наших братьев! ? сказал он, но в его твердом приказе вместо жестокости и угрозы прозвучала зловещая радость.

Нежданно с равнины по гребню, где находились горцы, ахнуло несколько выстрелов.

? Казаки! ? Хриплое ругательство застряло в горле Султи, пузырящаяся кровь толчками окрасила его коротко стриженую бороду. Пуля вошла ему меж лопаток. Две другие подняли песчаные фонтанчики возле копыт жеребца Ахильчиева.

? Дэлль мостугай! Горный орел ? Султи! Волла-ги! Отомстим за тебя, брат!

? Уо-о-о-о-ех-ех-ех!

Мюриды ответили ожесточенным огнем в летевших на них гребенцев. Двое казаков рухнули под метким свинцом.

? Э-э, гяур! ? Джемалдин-бек погрозил поднятой винтовкой рассыпавшейся лавой сотне. Он дико хохотал, посылал проклятья, счастливо озирался оскаленным горбоносым лицом на своих джигитов и, подбадривая их, кричал: ? Наш еще будэт рэзат твой глотка, гяур. Билла-ги!

Мюриды, гарцевавшие на гребне и спешно перезаряжавшие свои винтовки, в знак презрения развернули своих коней крупами к врагу и задрали скакунам хвосты.

Точно услышав злые ругательства и проклятия горцев, со стороны русских войск, продолжавших движение, рявкнула пушка горной батареи. Ядро, рассекая свистящий воздух, с раскатистым ревом пролетело в пяти-семи саженях над головами гребенцев и гулко ударило, захлестнуло рыжим огнем известковое взлобье холма, сотрясло землю, будто в нее вогнали чугунный клин.

Оглушенные кони мюридов шарахнулись в разные стороны. В лицо Ачильхиеву ударило жаркой волной, папаху присыпало вывороченным суглинком. На опаленном холме, в бордовой каше кишок, остались лежать семеро его храбрецов… А над развороченной макушкой холма, где еще минуту назад в седых клубах дыма, песка и пыли огненной воронкой проворачивалось пламя, показались пики казаков.

Глава 9

Джемалдин-бек сморгнул выбитую скачкой слезу, прислушался к глухим ударам сердца: «Да распорются животы неверных! Да захлебнутся они собственной кровью! Ля илла-га иль-алла!» Десять отважных сердец из его отряда вновь забрала смерть. Некогда было ловить разбегавшихся по степи скакунов. Некогда было заниматься убитыми. Плохо.

Двадцать воинов-гази осталось с ним. Всего двадцать папах уцелело. Нет среди них больше его побратима Султи ? остались только память и месть.

…Мчались бездорожно к торному шляху (что соединял русскую крепость Внезапную с Ташки-чу); по нему было легче уйти от погони. Но разделившаяся на два отряда сотня есаула Румянцева отрезала им путь.

Кони то стремительно неслись, сгрудившись вместе, то вдруг рассыпались веером, уходя от горячих казачьих пуль.

…Не доезжая спасительного кургана, наскоро затаились в овражье. Тяжело. Идущий враздирку отряд во главе с Моздоком напоролся на засаду и, потеряв четверых, остановился. Спешился. Мюриды вскочили на лошадей.

? К кургану, братья!

Но до кургана далеко. Он, как мираж, лишь кажется близким.

У старого, давным-дано пересохшего колодца Кумык-су опять пальба. Пострелялись с казаками чечены. Джемалдин приказал своим уходить в лабиринты кургана. Сам остался: отбивать наступавших гребенцев Румянцева. Но не один остался. Против воли мюршида рядом с ним стреляли крымские ружья Хафиза и Вали. Зло стреляли. Метко стреляли. Еще двоих казаков ранили, одного убили. Хафиз Ножайюртовский военную песню запел. Как отец пел, как дед пел, как прадед…

Но и казаки бабами не были ? с детства на коне, при оружии. Пули их совсем рядом, свистя и жужжа, срезали жухлые стебли ковыля и татарника, обивали камни обвалившегося колодца, за которым укрылись мюриды. На беду, отвязавшийся от общего узла конь Вали вырвался из укрытия. Для горца конь второй после человека ? брат и кунак. Бросившийся спасать гривастого друга джигит был тут же смертельно ранен. Конь убит.

? Волла-ги!

Судорожно корябая землю кинжалом, Вали Атагинский хотел было подняться и броситься в шашки на ненавистных урусов… Но новый залп вырвал из него жизнь.

? Билла-ги!

Хафиз, расстрелявший весь свой запас пуль, подполз к убитому, закрыл его остекленевшие глаза; они пристально и серьезно смотрели на яркое синее небо, в них отражались белые папахи кучевых облаков.

? Талла-ги! Прости, брат. ? Хафиз быстро выбрал нерасстрелянные заряды из намокшей кровью черкески. ? Тебе они… больше не понадобятся. Я отомщу гяурам за твою кровь.

Ахильчиев меж тем тихо тянул молитву во славу Аллаха, привычно заряжал винтовку и пистолеты, старательно загоняя вороненым шомполом обернутые в промасленные хлюсты пули, подсыпал из рога серый порох на полки[96 - Часть затвора для насыпания на нее пороха у старинных кремневых пистолетов и ружей.] и проверял, надежно ли ввинчены кремни. «Что ж… будем биться, пока есть силы… пока стучит в жилах кровь…» ? мрачно думал он, поглядывая на подползавшего Хафиза.

…Но то ли Небо услышало молитвы Джемалдин-бека, то ли казаки усомнились в количестве отчаянных горцев, засевших в развалинах Кумык-су… Но драгоценное время было выиграно.

? Аллах акбар!

Вайнахи наудачу разом спустили курки. В пороховом дыму взлетели на коней, в облаке пыли понеслись к кургану.

* * *

? Оборони Христос! От меня не уйдуть, чучелы!

Максюта вскинул к плечу тятино ружье, на миг прищурил левый глаз и, по-казачьей, сызмальства усвоенной привычке шепнув: «Отцу и сыну», послал пулю… То ли он, станичник Лучев, не умел стрелять влет фазанов!

Вали Атагинский, уходивший целиной на крапчатом коне, выронил из рук сверкавший полумесяц сабли, кувыркнулся с седла и камнем упал в ковыль.

? Есть! ? радостно и азартно вырвалось из груди Максюты. ? Воть тебе пиковый король, гад! Абы ты ко мне с подарком приехал, тадыть другой и бесед у нас с тобой был, кунак.