Маньчжурия. 1945

С небольшой задержкой огрызнулась шрапнельной гранатой и «сорокапятка» Денисова, а в ответ вдали глухо бахнули танковые пушки. Но звук выстрела долетел до нас вместе с увесистыми осколочными снарядами, пролетевшими над головами! Хорошо хоть, достаточно высоко – иначе динамический удар не только скинул бы фуражку с моей головы, но мог и оглушить…

Оба осколочно-фугасных снаряда весом под шесть килограммов рванули позади нас метрах в пятидесяти. И тут же рицепс левой руки словно обожгло! А затем пришла и жгучая боль… Рухнуть наземь никто из членов расчетов не успел, но полетевшие в нашу сторону осколки каким-то чудом никого не убили и даже не ранили, по крайней мере серьезно. Меня острый как бритва осколок только задел по касательной, про остальных – не знаю, но вроде бы все на ногах… Повезло и группе прикрытия стрелкового батальона, только-только поравнявшейся с батареей и едва успевшей залечь на землю. Чуть-чуть припоздали бы, и тогда наверняка бы накрыло…

Но расслабляться рано. Немцы стреляют пусть и медленно – причем не факт, что именно вследствие нашей картечи, быть может, все дело в дыму, – но даже вслепую довольно успешно нащупывают батарею. Им всего на градус ниже довести пушки по вертикали – и все, пиши пропало… Да и дымовая завеса уже не столь густая – еще чуть-чуть и прояснеет, а там враг сможет взять точный прицел.

– Орудие Глуханкина, ориентир один, цель – восемьсот метров, угол вертикальной наводки пять градусов… Бронебойные! Орудия Федулова и Денисова, ориентир два, восемьсот метров, УВН пять!

Не будем рисковать с третьим зарядом шрапнели, завеса уже рассеивается…

– Подкалиберные?

– С ума сошел, Радин?! Калиберные!

Женя вроде уже бывалый боец, но в горячке боя иногда теряется. Нет, подкалиберные снаряды имеют куда лучшую бронепробиваемость на ближней дистанции, «тигра» мы именно подкалиберными из засады уделали в борт… Но только на ближней. На дистанции в полкилометра показатели штатных бронебойных выстрелов к М-42 уже равны, а на восемьсот метров преимущество имеет именно калиберная бронебойная болванка, что должна осилить 52–53 миллиметра вражеской брони (штатно лоб башни «четверки» 50 миллиметров). Но это при встрече под углом 90 градусов…

Все. Остается надеяться, что шрапнель хоть что-то повредила в оптике вражеских панцеров. Теперь нас ждет дуэль. Наше преимущество – это невысокий щиток и малый размер приземистых «сорокапяток», а также готовые ориентиры и уже выставленный градус вертикальной наводки. По горизонтали наводчикам придется доводить самостоятельно… Все одно первый выстрел должен остаться за моими расчетами, должен! Вот только одного выстрела может не хватить… Звонко лязгнул металл казенников, поглотивших очередные снаряды, оторвав меня от краткого мига раздумий:

– Расчеты! Бьем по готовности, бронебойные на смену приготовить! Группа прикрытия – огонь по пулеметчикам, не дайте им накрыть батарею!

– Есть, товарищ капитан!

– Есть!

Ну все, осталось только ждать…

Хорошо бы залечь, но батарея воюет, и командир ее должен стоять – как иначе? Времени приготовить ровики для снарядов и отдельные щели позади орудий для артиллеристов у нас не было. А раз бойцы будут воевать стоя, как я могу распластаться на земле, пытаясь подарить себе лишний шанс на выживание?!

Нет, на войне у каждого своя судьба. Даже когда сама война официально закончилась…

Господи, помоги!

– Целься!!!

Сквозь прерывающиеся, истончившиеся клубы дыма уже различимы башни далеких панцеров, загнанных в капониры. Скорее всего, топлива в их баках уже нет, а экипажам отведена роль смертников, чья цель продержаться как можно дольше. Вот только эти смертники постараются продать свои жизни подороже…

Выстрел «сорокапятки» Глуханкина ударил как-то неожиданно – и ведь снайпер Вавилов не промахнулся! Но, прижав к глазам бинокль, вначале я увидел лишь брызнувшую во все стороны окалину и осколки, а после – оставленную болванкой вмятину в маске орудия, прикрывающей собой башенную броню.

Явно не сквозное пробитие…

Пушки Федулова и Денисова выстрелили разом, но одновременно прилетел и осколочно-фугасный снаряд второго танка… Он рванул всего в пяти метрах от орудия Денисова, повредив крупными осколками казенник, продырявил откатник и наповал срезал снарядного с заряжающим. Тут же по батарее прицельно хлестнули очереди оживших машинегеверов – и Женя Радин со вскриком рухнул наземь, поймав пулю в бедро.

– Да давите их, чего молчите?!

Напряжение неравного боя мешает объективно оценивать ситуацию. Группа прикрытия начала работать в ответ, как только враг себя обозначил. Хлестко ударили снайперские трехлинейки, заработали ручные «дегтяревы», посылая во врага пока еще короткие, пристрелочные очереди. Следом нестройным залпом грохнули обе ПТРД… Я же вновь прижал бинокль к глазам, рассматривая второй танк.

Промазали. Оба орудия второго взвода промазали – одна болванка пролетела над панцером, вторая врезалась в бруствер капонира, снесла его и ударила под башню. Это, конечно, тоже неплохо, но спресованная земля наверняка погасила удар болванки. И потом, даже если она и ударила по броне, то наверняка по 80-миллиметровой плите в лобовой проекции корпуса.

Хотя брызги земли все же могли заляпать оптику…

И еще один выстрел Вавилова – лучшего наводчика самого подготовленного расчета батареи! Бойцы сумели оперативно приготовить полуавтоматическое орудие к новому выстрелу… Чуть подведя рычаг горизонтальной наводки, Дима нажал на рычаг спуска – и разогнавшаяся до малинового свечения болванка тотчас ударила в лоб башни! Вновь во все стороны брызнули осколки брони, но в этот раз болванка, прошедшая по нарезам удлиненного ствола М-42, ударила левее маски орудия. Есть сквозное пробитие! Я замер, напряженно ожидая, что внутри панцера сдетонируют боеприпасы… Не дождался – возможно, потому что осколочно-фугасных снарядов в башне «четверки» осталось совсем чуть-чуть. Но пробитие задней стенки исключено. А значит, деформированная болванка срикошетила внутри танка, разрывая эсэсовских танкистов буквально на куски! Настоящий ад в узком пространстве башни…

Туда им и дорога.

– Старшина Глуханкин, ориентир два, дистанция восемьсот, пятнадцать градусов вправо! Бьем второй танк!

Очередной вражеский выстрел опередил расчет Федулова, оглушенный близким разрывом предыдущего снаряда. Но фугас вновь рванул в болоте, причем метрах в сорока от нас! То ли картечь все-таки повредила оптику, то ли предыдущий удар по броне разболтал крепеж орудийных прицелов, то ли просто комья земли прилипли к внешним линзам, мешая целиться… Из танка их ведь так просто не сотрешь, особенно во время боя!

Так или иначе, очередной выстрел немцев не навредил батарее, а наводчик Федулова влупил свою болванку в маску вражеской пушки. Но ведь и такие попадания могут вывести орудие из строя или выбить прицел из креплений! И еще один выстрел… Теперь по панцеру долбанул Глуханкин, расчет которого умудрился довернуть орудие в считаные секунды… Правда, Вавилов не попал в прикрытый защитным экраном борт башни. Но, присмотревшись в бинокль, я не поверил своим глазам: болванка задела сам ствол пушки, насквозь продырявив его в верхней части! Ай да Дима, ай да молодец! Теперь танковое орудие непригодно к бою…

– Добиваем панцеры – и переносим огонь на пулеметы!

Впрочем, со стороны немецких траншей бьет лишь один станкач. Расчет второго, по всей видимости, «приземлили» снайперы и пулеметчики. А может, машинегевер пострадал от крупнокалиберной пули такого надежного и простого ПТРД… Как бы то ни было, шансов у фрицев больше нет – это понял и комбат Кругликов, зычно, азартно закричавший у самой опушки, поднимая батальон в атаку:

– За Родину! За Сталина! Ура-а-а!!!

– УРА-А-А!!!

…В землянке командира дивизиона непривычно душно. Да и встречают меня здесь не очень приветливо… Капитан Боев, Семен Николаевич, воюет с сорок третьего года и неплохо растет. Но, получив под начало чересчур самостоятельного, кадрового командира с хорошими результатами (да в одном с ним звании!), он стал излишне волноваться, что его подсидят… Ну а как же не волноваться вчерашнему рядовому артиллеристу, окончившему краткие командирские курсы после ранения, когда под его началом оказался такой «красивый» я с полноценным артиллерийским училищем за плечами? К тому же воюющий с 1941-го года! Пусть два самых тяжелых года этой войны и пришлись на партизанщину, но все же…

– Здравия желаю, товарищ капитан.

Я сухо поприветствовал командира дивизиона – неприязнь у нас вполне взаимная. Ну а как еще мне реагировать на тот факт, что опасающийся за должность командир ставит моей батарее самые тяжелые, опасные задания?!

Лишь сухо кивнув в ответ и даже не предложив присесть, Боев официальным тоном произнес:

– Товарищ капитан, поступил приказ о вашем новом назначении.

Мне осталось только хмыкнуть:

– Он поступил до того, как моя батарея получила задачу подавить два закопанных в землю панцера, или уже после?

Капитан пропустил мою подковырку мимо ушей, положив на стол завизированный подписью командира полка приказ. И прежде чем я успел с ним ознакомиться, Боев уточнил:

– Вас переводят в часть, направляемую из Германии на Дальний Восток. Предстоит новая война с милитаристической Японией, а там такие опытные командиры «сорокапяток» на вес золота. Поздравляю с назначением.

Я стиснул зубы от ярости, едва удержавшись от того, чтобы не втащить капитану по морде. Как же, поздравляет он! Наверняка ведь сам подсуетился насчет перевода, мудак! Хотя интонации были совершенно нейтральные, издевка в последних словах Боева читалась легко… Словно почуяв мое настроение, командир дивизиона быстро заговорил:

– Это не просто перевод, это перевод с повышением для вас, товарищ капитан. Обещают должность не ниже командира дивизиона! Кроме того, война с Японией сложной не будет, а для «сорокапяток» там целая прорва целей. В конце концов, у японцев нет сильных танков с крепкой броней! Глядишь, успеете обзавестись заслуженными наградами…

Опять издевается, гад. У меня из всех наград только медаль «Партизану Отечественной войны» второй степени. Ну а как? В 1941-м успел побывать только в одном бою под Смоленском – хоть и в жарком бою. Затем ранение, окружение, партизанский отряд… С начальством отряда все было тоже не очень ладно. На наши диверсии немцы отвечали казнями заложников, и, в конце концов, я начал уклоняться от участия в акциях партизан по любому поводу. Но медаль получил заслуженно: когда немецкие егеря вывели батальон карателей на отряд, мое орудие и хорошо натасканный расчет сумели прикрыть отход партизан.

Потом еще много чего было. Фильтрационный лагерь по выходе к своим, понижение в звании. Едва в штрафбат не загремел! Спасло осколочное ранение в последнем бою, оставленное миной «восьмидесяткой»… Новые бои, восстановление в звании, повышение до комбатра. Но на дивизион уже не поставили – клеймо окруженца… Зря только Боев волновался.

Были и представления к наградам, но их неизменно заворачивали. Явно не без участия непосредственного командира! Вот бы прямо сейчас съездить ему по морде! Нельзя. Подсудное дело, и в случае с Боевым не замнут – капитан наверняка поднимет шум.

С другой стороны, может, оно и к лучшему? После войны все домой хотели вернуться – только вот меня мысли о доме откровенно пугали. Ибо нет дома, точно знаю, что нет – сгорел после бомбежки. Семья? Так женой и детьми обзавестись не успел, родители же на письма не отвечают, как и братья… Что ждет дома – неведомо, а так хоть какая-то надежда, что живы родные.

Пусть и наивная надежда.

Может и прав Боев, и мне действительно лучше схлестнуться с японцами? У них до недавней поры танков с противоснарядной броней не было, М-42 такие за километр выбьет без всяких проблем, даже старая 53-К справится! А так будем участвовать в боях в качестве мобильного орудия поддержки пехоты, подавляя огневые точки врага. «Сорокапятка» – это ведь снайперская винтовка на колесах, и в этом качестве воюет всю войну…

– Есть перевод в новую часть!

Глава 5

Полнолуния ночь!Даже птицы не заперлиДвери в гнездах своих.Тие, 1703–1775

Переброска советских войск с запада на восток через всю страну только набирает обороты, но моей группе обеспечили все возможные условия: самолетами, в несколько пересадок, доставили до аэропорта Омска, оттуда спецвагоном до Читы, а уже там пересадили на поезд во Владивосток. Да не просто пересадили, а путешествуем мы словно какие министры! Чистое, представительное купе с мягкими полками, теплый свет абажура, белые накрахмаленные простыни и крепкий чай с лимоном от проводника по первому требованию. А за окном – глухая, дремучая тайга с ее разлапистыми елями, прохладой сосновых боров и быстрыми реками, полными рыбы. Отойдешь от железки метров на сто, и потеряешься, коли непривычен… А на станциях продают местные таежные вкусности: кедровые орехи, вяленую дичь и рыбу.

А уж что творилось, когда проезжали мимо Байкала! Я его впервые увидел – и, видимо, не только я, потому как весь вагон прилип к окнам. Настоящее море, спрятанное в таежных лесах, – берега не видать! Разве что далекие сопки на закате тонут в багровом мареве… Говорят, что вода в этом озере чистейшая, питьевая – на несколько метров в глубину все видно, словно на ладони.

Мы с бойцами заняли четырехместное купе, а соседями едут шишки из штаба. Даже граммофон из предпоследнего купе звучит! Видимо, трофейный. Смотрели товарищи полковники на нас с неодобрением, но лишних вопросов не задавали, понимая, что группа из двух офицеров и сержантов соседствует с ними неспроста.

– Всегда бы так, Вася! Настоящий курорт! – мечтательно протянул Сергей, оккупировавший верхнюю полку. – Не то что в Восточной Пруссии…

Меня аж передернуло.

По замыслу высокого командования, план Восточно-Прусской операции был прост и гениален: прорвать оборону противника ударами 3-го Белорусского фронта на Кенигсбергском и 2-го Белорусского фронта на Мариенбургском направлении и, развивая наступление, отрезать восточно-прусскую группировку немцев от основных районов Германии. Рассечь ее на части и последовательно уничтожить в нескольких котлах!

Но, как обычно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги…

Немецкая группа армий «Центр» закопалась в завоеванную тевтонцами землю по шею и готова была лечь костьми за сердце Германии! Ведь Второй рейх был объединен под властью прусского короля, и военная элита что кайзеровской армии Вильгельма, что вермахта состояла именно из прусских юнкеров. Среди озер, болот, рек, каналов и лесных массивов были подготовлены капканы для наших войск. Немцы сделали все возможное, чтобы вписать ландшафт Восточной Пруссии в их оборонительные линии, используя все преимущества местности в инженерной фортификации! Уже на излете войны наши бойцы проложили путь к Берлину сквозь Пруссию – увы, неся далеко не малые потери. Достаточно сказать, что за время боев в Восточной Пруссии личный состав моей группы целиком обновился с учетом погибших, раненых и вновь вернувшихся в строй после ранений…

Факелами пылали наши и немецкие танки и САУ. Лицом к лицу сходились красноармейцы и зольдаты вермахта в яростных рукопашных. Немцам же хорошенько промыли мозги, и за свой дом они бились остервенело, ожидая, в общем-то, вполне справедливой расплаты!

Вообще-то за все то, что они сделали на советской земле, за убитых и изнасилованных жен и матерей, за погибших и казненных карателями детей, за разбомбленные до основания города и мертвые деревни, от которых остались лишь обугленные печи… За расстрельные рвы и ужасы концлагерей – за все это мы имели моральное право оставить после себя безжизненную пустошь на месте Германии! Иногда даже жаль, что советские воины столь непохожи на чудищ из геббельсовской пропаганды… Но, с другой стороны, расправы над мирняком превращают воинов в палачей, быстро разлагающихся и стремительно теряющих боеспособность.

Пусть живут простые немцы – и пусть помнят нашу милость и великодушие. Может быть, это когда-нибудь на что-то и повлияет…

– Да, не дай бог еще раз такое пережить!

– А может, лучше сходим послушаем граммофон? – поспешил перевести тему Леха. Его лучшего друга изрешетило из пулемета во время боев за Кенигсберг. – Только в коридоре. Не особо хочется лезть к полканам на глаза…

– Нет лучшей музыки, чем тишина, друг, – улыбнулся чукча.

– Ну и сидите как сычи, а я пойду.

Медик спрыгнул с верхней полки и скрылся за дверью. А Володя прищурил и так небольшие глаза:

– Думаешь, японцев разобьем легче, чем немцев, командир?

– А как же, – улыбнулся я. – Ты же с нами.

– Да-а-а… – протянул снайпер. – Повезло вам, конечно.

Мы дружно засмеялись.

– Чай, товарищи? – донеслось из-за двери.

– Спасибо, чуть позже, – отсмеявшись, ответил Володя.

– Легче или не легче, разобьем! Нет у нас других вариантов, дружище, – похлопал я товарища по плечу. – Да и можно самураев бить. Спроси вон Серегу.

Связист нехотя отозвался:

– Командир, ну что ты меня вечно спрашиваешь про японцев? Я дрался на Хасане, а там масштаб был… Вначале одна, потом две дивизии с обеих сторон в самые напряженные дни. Хотя поначалу-то вступали в бой отдельными ротами и батальонами… При этом у врага не было ни танков, ни авиации – по крайней мере, японцы ее особо не использовали. Вот год спустя на Халхин-Голе было куда тяжелее! Там развернулось сражение уже полноценных армий со всеми средствами усиления. Конечно, под началом Георгия Константиновича наши дали самураям по зубам, но и крови за то пролили немало…

Сергей сделал короткую паузу, после чего продолжил:

– Когда воины императора Хирохито захватили плоскогорье Баин-Цаган у монголов – наши тогда откровенно зевнули, – отбивать стратегические высоты Жуков бросил Одиннадцатую танковую бригаду, бросил с колес. А заодно монгольский бронедивизион и еще одну, уже нашу мотоброневую бригаду… Атаковали танки и броники без поддержки пехоты, потерявшейся в степи и подоспевшей ко второй половине боя. Понимаете? Там в основном «бэтэшки» были, БТ-5 и БТ-7, про броневики вообще молчу! Представляете, какие потери несли танкисты, и так очумевшие от двухсуточного марша по дикой монгольской жаре, летом? Броня же противопульная на «бэтэшках»! А у самураев хватало противотанковых орудий калибра тридцать семь миллиметров – собственная разработка, не немецкая. Полевые орудия по танкам работали, а там уже серьезный калибр, практически три дюйма. И лицензионные крупповские орудия, и разработанные на основе французской пушки Шнайдера, но с лучшей горизонтальной наводкой. Зенитные орудия опять же, противотанковые ружья – все по танкам! А простые солдаты кидались к бронемашинам с минами на шестах, бутылками с горючкой и даже взрывпакетами. И ведь удавалось им подбить наши «коробочки»… Хотя зачастую сами противотанкисты были обречены.

Сергей горестно вздохнул:

– Половину машин бригада потеряла в тот день! А потери наших и монгольских броневиков даже приблизительно неизвестны. Но главное, Георгий Константинович врага победил, добился стратегического успеха… Обильно заплатив за головотяпство штаба кровью танкистов. Были потом разбирательства – но смысл? Высоту нужно было брать, она господствовала над местностью и давала врагу возможность нанести сильный фланговый удар. И ее нужно было брать как можно скорее, пока японцы успели возвести только полевые укрепления, а не долговременные огневые точки с бетонными капонирами и дотами…

Мы со снайпером замолчали, отчетливо представив, что творилось летом 1939-го на плоскогорье Баин-Цаган. Но спустя некоторое время я решился прервать угрюмую тишину:

– Что же, выходит, японцы еще отчаяннее и страшнее, чем немцы? Еще сложнее с ними будет?!

Радист устало отозвался:

– Не думаю. Немцы все же выучкой брали, отработанным взаимодействием родов войск, лучшим оружием на первых этапах войны, тактикой… Да, японцы стойки в драке, у них развит фанатизм, готовность умереть за императора и столетиями выпестованное презрение к плену. Но выучкой они фрицам сильно уступают, это бесспорно… Хотя японские солдаты неплохо дерутся в штыковой, метко стреляют. Также у них хватает снайперов – у немцев ведь снайперинг был не особо развит в начале Отечественной, а у самураев много крепких стрелков с оптикой. Вот автоматов было мало – в основном только у лучших штурмовых рот. Пулеметы – станковые «гочкисы» по французской лицензии на треноге, вполне себе хорошая машинка. Хотя не особо мобильная, да и обойма к ним всего на тридцать патронов… Зато неплохая оптика. Ручные пулеметы – «Тип 11», сильно устаревший и ненадежный, заряжался в открытый магазин обоймами по пять патронов, его в войсках не шибко уважали. Но более современный «Тип 96» уже вполне ничего, внешне похож на чешскую «зброевку».

– А с танками и самолетами у япошек как?

– С танками и самолетами… На Халхин-Голе воевал легкий танк «Ха-Го» с противопульной броней и легкой пушкой тридцать семь миллиметров, да средний «Оцу», «второй». У него пушка была чуть посильнее, пятьдесят семь миллиметров, так что и осколочный снаряд мощнее. Но броня, даже лобовая, все равно слабая… В принципе, нашим «бэтэшкам» противник соразмерный, только наши танки были быстрее и маневреннее. Конечно, в Союзе сейчас Т-34-76 самый массовый танк, да Т-34-85 в войсках уже хватает, «ИС» обеих моделей предостаточно, «зверобои» опять же. А у самураев все еще «Ха-Го» воюют… Но, понятное дело, нам даже с ним лучше не встречаться.

Сергей взял короткую паузу, после чего продолжил:

– Что касается авиации… У японцев на Халхин-Голе поначалу перевес в небе был, они наших «ястребков» в воздухе крепко громили. Их основной истребитель «накадзима» был одной из лучших разработок тридцатых, он давал опытным пилотам сильное преимущество в воздушных боях. Но, повторюсь, японцы не немцы – пока у них превосходство в воздухе было, активных боевых действий не вели… Не пытались наступать, подобно фрицам, подавляя любую оборону на пути танковых групп массированными ударами бомбардировщиков. А когда самураи опомнились, из Союза в качестве военспецов уже прибыла группа опытных пилотов, повоевавших с японцами в Китае и с немцами в Испании. И они летали уже не на стареньких И-15, а на «ишачках» последних моделей и «чайках», и все воздушное превосходство японцев пошло прахом… Так что, когда Жуков громил Шестую армию самураев, наши бомбардировщики и истребители вовсю штурмовали позиции врага!

– Короче говоря, можно бить японцев?

– Еще как!

– Понятно… Ну что, может, тогда чайку, Сергей?

– Не, командир. Спать… Я спать.

– Понял. Ну тогда и мы потише.

…Сергей Ушаков так и не смог уснуть. Навеянное разговорами о боях с японцами, ему вспоминалось былое, и картины прошлого встали перед глазами, словно наяву.

Вот он, счастливый, что поступил на физико-математический факультет Белорусского университета в Минске. Рубаха расстегнута, туфли новые. Девчонки, улыбаясь, смотрят видному парню вслед.

Отца перевели в Минск на завод главным инженером, так что всей семье из четырех человек пришлось уезжать из родного Воронежа. Благо переезд совпал с выпускным Сергея, так что поступал уже в Белоруссии. Сестренка больше всех была расстроена переездом, но новые куклы в цветастых сарафанах смогли ее успокоить.

Увы, блестящее начало новой жизни вскоре пошло прахом – драка за понравившуюся девушку в университете закончилась отчислением. Проигравший драчун оказался родственником декана… Потом армия – как раз был отменен территориальный принцип формирования воинских частей – ведь национальные части зачастую показывали очень слабую военную подготовку. Так что Сергею пришлось служить не в Белорусской ССР, а на дальневосточной границе… В 40-й стрелковой дивизии имени Серго Орджоникидзе.

Изнурительный курс молодого бойца запомнился тяжелыми физическими нагрузками, что поначалу давалось очень нелегко, упорным обучением штыковому бою и финальными стрельбами перед присягой. А потом:

– Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина рабочей и крестьянской армии…

Остальное как в тумане: наряды по кухне и в казарме, редкие стрельбы и теоретическое изучение гранат, метание макетов. Проводить учебу с боевыми РГД-33 и уж тем более с «лимонками» командиры побаивались из-за высокого риска травматизма. Упор же делался на штыковой бой – «пуля – дура, штык – молодец», как же! Старые, даже ветхие традиции царской армии из РККА тогда еще не ушли, несмотря на стремительно возросшую роль и точность стрелкового оружия.

Уделялось внимание и японской императорской армии. Бойцы тщательно зубрили цвета родов войск, обозначавшихся нашивкой в виде буквы «М» над правым нагрудным карманом. А также звания, не особо-то и похожие на советские, скорее на царские.