скачать книгу бесплатно
Ночной дозор
Андрей Николаевич Воронин
Петербург не зря называют не только Северной, но и бандитской столицей. Потому что нет города, в котором преступления были бы столь же изощренно дерзкими, бандиты столь же безнаказанными, а закон столь же бессильным. Однако когда закон бессилен, то борьбу за справедливость берет на себя она. Она – та, что выживает там, где выжить невозможно. Та, которую ищут. Ищут враги. Та, которая ищет. Ищет правду. Она видит то, чего не должна видеть, и действует там, где бездействуют все остальные. Она задает вопросы и ищет ответы. И каждый вечер она выходит в свой опасный ночной дозор…
Андрей Воронин
Ночной дозор
© Воронин А., 2014
© Подготовка, оформление. ООО «Харвест», 2014
* * *
Глава 1
Не верьте, когда вам рассказывают, что северная столица России красива в любое время года и в любую погоду. Так говорят сами питерцы, а верят им лишь иногородние. Сами-то горожане прекрасно знают: когда идет мелкий надоедливый дождь, когда невозможно увидеть из-за дождя или тумана с одного берега Невы другой, когда Адмиралтейская игла напоминает потемневший от времени гвоздь, воткнутый в вату, Питер отвратителен.
Вода и сырость везде – под ногами, за воротником, на лицах, на волосах. Кажется, даже в карманах плаща поселилась сырость. А пройдет еще пара таких нудных серых дней, в карманах может появиться и плесень. Но что сделаешь, городу нужно жить в любое время года, в любую погоду, днем и ночью.
Молодой бандит по кличке Цеп оставил свой автомобиль на большой стоянке возле порта. Привычно сунул руку в карман, проверяя, на месте ли пистолет. Сталь остудила разгоряченную ладонь. Охранники стояли знакомые и пропустили Цепа без лишних разговоров.
– Петрович, – Цеп пожал руку заведующему складом, – финский сухогруз еще не разгружали?
Петрович хитро усмехнулся, он, как и Цеп, знал, что на сухогрузе осталась партия «левой» водки, о разгрузке которой и шла речь.
– Сегодня сделаем.
– Короедов беспокоился.
– Достал твой Короедов, и Петров тоже.
– Лишние люди на складе есть?
– Был один. Откуда только взялся? С грузчиками пил, пьяный как бревно. Ребята его под навес оттащили, дрыхнет там. Водку разгрузим, ментов из охраны вызову, пусть забирают, а пока нельзя зря рисковать.
По узкому проходу уже шли грузчики. Разгрузка начиналась. В обязанности Цепа входило присматривать за тем, чтобы все прошло гладко. В ребятах со склада он не сомневался, в Петровиче тоже, накладок с ними до сих пор не случалось.
Цеп прошелся вдоль рампы, запахнул куртку, чтобы прикрыться от ветра и дождя. Курить тут запрещалось, и он отошел к навесу. На досках лежал прикрытый с головой брезентом пьяница, из-под материи торчали сапоги, рядом лежала пустая бутылка. Пахло водкой. Цеп щелкнул зажигалкой, из-под колесика вылетел остаток кремня. Бандит выругался и хлопнул спящего по плечу.
– Спички есть?
Рука Цепа примяла брезент, бандит нахмурился и отбросил его. Вместо человека под ним он обнаружил смятую телогрейку и пару грязных сапог. Цеп нагнулся и только сейчас понял, почему так сильно пахнет спиртным – телогрейка была густо обрызгана дешевой водкой.
– Где этот урод? – прошептал бандит и, пригнувшись, двинулся к причалу, на ходу вытаскивая пистолет.
Цеп увидел того, кого искал, за штабелем ящиков. Мужчина в грязных штанах и порванном свитере, на ногах одни носки, сидя на корточках, снимал маленькой видеокамерой сцену разгрузки левой водки. Тарахтел неотрегулированный двигатель погрузчика, и Цеп сумел незамеченным подобраться к нему почти вплотную. Ствол пистолета пополз вверх.
– Руки вверх, козел, – негромко произнес Цеп.
Мужчина не шелохнулся.
– Лицом ко мне, – напомнил о своем существовании бандит.
Босоногий, не оборачиваясь, внезапно выставил из-под мышки пистолет. Цеп увидел маленькое зеркальце на одном из ящиков, при помощи которого мужчина следил за тем, что делается у него за спиной. Не прерывая съемки, тот произнес:
– Пистолет на землю, урод.
Цеп еще раздумывал, его палец дрожал на спусковом крючке. И в этот момент раздался резкий звук: сдетонировали пары бензина в глушителе погрузчика. Мужчины выстрелили одновременно. Цеп почувствовал, как пуля вспорола кожу куртки. Его противник качнулся, выронил сперва пистолет, затем видеокамеру и упал на спину. Оба выстрела потонули в грохоте двигателя, в вое ветра, никто их не услышал.
Бандит сидел на корточках и тупо смотрел на красный огонек видеокамеры, на струйку дыма, текущую из ствола пистолета. Набравшись смелости, он подошел к неподвижному телу, обшарил карманы брюк. В правом обнаружил удостоверение на имя капитана милиции Федосеева.
– Мент поганый, сыскарь.
И тут «мертвец» схватил его за горло обеими руками и принялся душить. Сперва бандит пытался разжать противнику пальцы, но сделать это одной рукой не мог, мешало оружие. Когда уже темнело в глазах, Цеп приставил пистолет к голове милиционера и нажал на спуск. Минуты три он сидел, тяжело дыша, приходя в себя, лихорадочно соображая, что делать дальше.
«Никто не видел… Труп в воду. Пусть потом разбираются… Пару железяк в штаны засуну.»
За ноги он оттащил убитого к краю причала и сбросил в воду.
* * *
Вдоль Невского проспекта дул пронзительный ветер, смешанный с крупным дождем. Казалось, даже лужи бурлят, словно в них сунули по огромному ведерному кипятильнику. Высокий мужчина нервно отвернулся от окна.
– Отвратительно! – пробурчал он. – Такая мерзкая погода, что хочется одного – повеситься. Наверное, кто-нибудь сейчас накидывает себе петлю на шею.
– Хорошо бы, – сказал абсолютно лысый мужчина в тонких золотых очках на бледном лице. – Если бы сейчас петлю на шею накинули Малютину, я бы не отказал себе в удовольствии ногой вышибить из-под него табуретку. А так, небось, сидит он сейчас у себя в кабинете и отдает распоряжения налоговой службе проверить фирмы, связанные с портом. А инспектора угодливо кивают представителю президента: «Лев Петрович, все будет выполнено, все проверено. Все доложим, не волнуйтесь!» И плевать, что барабанит дождь, что и без них мерзко и тошно в этом мире. Сейчас же сядут в свои машины, поедут в порт, начнут козырять удостоверениями, требовать документы по отчетности, получат бумаги и увезут к себе в контору. А через неделю Малютин получит доклад. И нам с тобой, Петров, не поздоровится. Ты это понимаешь?
– Понимаю, – сказал Петров, грузный мужчина с одутловатым, гладко выбритым лицом, похожий на большую жабу.
На коротких пальцах Петрова поблескивало два перстня с бриллиантами, из-под манжет белой рубашки выглядывали дорогие часы. Он сидел насупившись, сдвинув косматые седые брови, и перекидывал во рту от одной щеки к другой жвачку, то и дело шумно сглатывая слюну.
Петров страдал одышкой и не позволял себе прикасаться к сигаретам уже два года, думая, что это продлит ему жизнь. Хотя, если ты богат, рассчитывать на долгую жизнь, живя в России, не приходится. Многие из тех из партнеров, с кем он начинал, нашли покой на лучших питерских кладбищах. Кого взорвали, кого застрелили, а кое-кто – более удачливый – проводил время в местах не столь отдаленных и мерил то тюремный двор, то тесную камеру неторопливыми шагами, потому что заключенному торопиться, собственно говоря, некуда и незачем. Сроки партнеры Петрова по преступному бизнесу получали немалые: кто пять, кто семь, кто девять лет.
Из тех, кто начинал бизнес в золотые времена перестройки, в живых и на свободе остались только двое: Короедов Сергей Сергеевич и Петров Федор Павлович. В свое время, еще при советской власти, они работали в порту: один инженером, а второй экономистом. Должности они занимали небольшие, но благодаря уму, расчетливости и изворотливости сумели правильно распорядиться той информацией, которой владели, и с годами приумножили и укрепили свои позиции.
Ни Петров, ни Короедов сегодня никаких официальных должностей не занимали, хотя и тот, и другой в свое время пытались стать депутатами. Но обоим помешал чиновник, назначенный Москвой, – представитель президента Малютин Лев Петрович.
Полномочия у Малютина были неопределенные, а потому большие. Даже губернатор и мэр его побаивались, понимая, что стоит Малютину копнуть поглубже, вглядеться попристальнее – и выплывет такое, о чем лучше не думать и не вспоминать.
– И что ты думаешь обо всем этом, Сергей Сергеевич? – вздрогнув тучным телом в кресле так сильно, что заскрипела кожа, поинтересовался у партнера Петров.
Короедов продолжал стоять спиной к окну.
– Ты же знаешь, чего я боюсь.
– Конечно, знаю, – хрюкнул Петров.
– Боишься, что и на твоих руках защелкнутся браслетики?
– Этого только дураки не боятся. От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Но сума нам с тобой не грозит, денег мы с тобой, слава богу, заработать умудрились, припрятать заначки в разных местах тоже. Другое дело, что не дадут воспользоваться деньгами, сидеть придется долго. И кто же мог предположить, что какой-то московский мерзавец может все испортить, парализовать в городе хорошо налаженную жизнь?
– А что тебе город? – щелкнув пальцами, сказал Сергей Сергеевич Короедов. – Можно подумать, тебя город интересует!
– Интересует. А почему бы и нет? – хмыкнул, сидя в кресле, Петров.
– Да не город тебя интересует, Федор Павлович, тебя интересует то же, что и меня.
– Так порт же связан с городом! Товар из порта идет в город…
– Да перестань ты дурить мне голову! Я и без тебя знаю, из какого крана нам деньги капают. Мне все твои секреты известны. Может быть, только не знаю номеров счетов в какой-нибудь «офшорке», да и то потому, что никогда ими не интересовался. Не люблю в чужие кошельки и карманы заглядывать.
– Это ты правильно делаешь, – сказал Короедов, опять блеснув очками. – Я тоже не люблю. Приличные люди не заглядывают друг другу в карманы. А вот Малютин норовит залезть.
– Я только одного не могу понять, – булькающим голосом, наконец прекратив жевать, сказал Петров, – он дурак или просто честный?
Короедов расхохотался, показывая сияющие чистотой фарфоровые зубы:
– Тебе-то какая разница? Был бы он дураком, никогда бы до наших махинаций не докопался.
– Ты прав. Значит, выходит, честный? Сколько стоит честность?
– Ты же знаешь, сколько мы ему предлагали.
– Послушай, а может, надо было предложить долю – процент от дела?
– Ты что, с ума сошел!? И так всем платим – таможне платим, пограничникам платим, даже бандитам платим, чтобы не лезли в наши дела, мэрии отстегиваем, чиновникам губернатора даем. Если мы еще с Москвой делиться начнем, то, действительно, и до сумы недалеко! Столица и так всех грабит, – зло и пылко заговорил Сергей Сергеевич Короедов, отойдя, наконец, от окна.
– Правильно ты сделал, Сергей Сергеевич, что от окна отвалил.
– С чего это?
– Могут тебе в затылок пулю всадить. Даже не почувствуешь.
– Могут, могут. Ну, и что они с этого получат? Пулю в затылок мне можешь всадить лишь ты, Федор Павлович, остальным моя смерть невыгодна.
– А мне зачем? – захрюкал Петров.
– Вот потому мы друг в друга и не стреляем, что нам денег хватает. А делиться с другими мы не любим, даем каждому столько, сколько считаем нужным. И даем много, – сказал Короедов, положив ладони на свою лысую голову. – Опять люди Малютина приехали, опять отчетность требуют. Мои бухгалтера только на проверки и работают, можно сказать, все остановилось.
– Подожди немного. Я же тебе говорил, я уже договорился.
– С кем? – спросил Короедов.
– Со своими, с бандитами.
– И что они?
– Обещают пугнуть. Если человек не продается, то его можно напугать, можно страхом загнать в угол. Пусть там сидит, как мышь под веником, в штаны делает.
– Когда это будет? Поторопи, между прочим, потому что налоговики просто звереют, – Короедов тяжело вздохнул. – Жизнь неспокойная. Только налаживаться начнет, только чиновников прикормишь, а тут – трах-бах, выборы, и все изменилось, опять голодные к власти пришли. Пока наедятся, пока нахватаются, время уходит, а вместе с ним и деньги. При Собчаке лучше жилось, спокойнее.
– Не скажи, – ответил Петров. – Помнишь, как в самом начале мы с тобой метались?
– Но потом-то все образовалось. Дали денег… кому полагалось…
Петров перебил его:
– А теперь оказывается, что давали не тем, кому следовало. Именно те людишки, кто от нас получал, нас и сдали.
– До нас пока не добрались.
– Доберутся, – убежденно произнес Петров. – Все хорошее когда-нибудь кончается.
Короедов вплотную подошел к Петрову и, присев на корточки рядом с ним, зашептал:
– Только убивать его не надо, хоть я с удовольствием и поприсутствовал бы на его похоронах. Время сейчас не такое, нельзя большой шум поднимать. Вся московская прокуратура, ФСБ тут окажутся. Не хватает только показательного дела. Сам я совать голову в петлю не намерен.
– Все сделают в лучшем виде, – заверил его Петров, посмотрев в серый прямоугольник окна. – Когда дождь кончится, не слышал?
Короедов поднялся и, даже не посмотрев в окно, тряхнул головой:
– Кто ж его знает? Такое впечатление, что никогда. Так и будет лить целую вечность.
Он подошел к телевизору, повернул ручку регулировки звука. До этого аппарат молчал, на экране беззвучно двигались манекенщицы в странных, на первый взгляд, нарядах. Одежда прикрывала все, кроме самых «интересных мест» на телах божественно красивых женщин. Зазвучала музыка, и за кадром диктор бодрым голосом произнес:
«Главный приз конкурса в номинации лучшая женщина-фотограф Восточной Европы получила Екатерина Ершова – фотохудожник из Москвы, сделавшая рекламный проспект коллекции модельера Варлама Кириллова!»
На несколько секунд в кадре появилась привлекательная женщина лет тридцати с тяжелым, как ручной гранатомет, фотоаппаратом на шее, помахала рукой и послала зрителям воздушный поцелуй. Новости культуры на этом кончились, пошел прогноз погоды.
– Все-таки дождь кончится, – усмехнулся Петров. – Да и наши неприятности тоже. Кажется, что им конца нет, а проснемся однажды утром – и вновь солнце на небе, и птички поют.
– Скорее бы, – скрежетнув зубами, ответил Короедов. – Хотел уехать куда-нибудь погреться, да дел невпроворот. Деньги – они словно цепь якорная, ни разорвать, ни с собой унести.
– Это ты брось. При желании мог бы давно из дела выйти.
– Чтобы тебе все концы оставить? Не получится. Мы с тобой деньгами, как якорной цепью, до конца жизни связаны. Потому и секретов друг от друга не держим, – Короедов прикрыл глаза и задумался, при этом у него наморщился не лоб, а затылок. – И, может, ты правильно сделал, что, не посоветовавшись со мной, с бандитами договорился.
– Можно подумать, ты бы, старый хрыч, стал меня отговаривать!
– Я поехал. Потолковали, дела решили, и можно ждать результатов. Когда они обещают?
– Как только, так сразу, – хохотнул Петров, и его толстые щеки затряслись.
Короедов чувствовал, что Петров ненавидит Малютина прямо-таки животной ненавистью – так, как собака ненавидит волка, а волк ненавидит собаку. Они никогда не уживутся рядом и будут лишь выжидать момент, когда сподручнее вцепиться друг другу в шею.
«И этот момент настал», – усмехнулся Короедов, выходя из квартиры, которая занимала целый этаж в старом доме.
В доме жили только богатые, и это было легко понять. Стоило только взглянуть на фасад – ни одного старого окна. Финские дубовые стеклопакеты сверкали зеркальными стеклами, поблескивали мокрые отливы, новые водосточные трубы. На крыше красовалось несколько спутниковых телеантенн. В доме не было ни одной маленькой квартиры, а маленькой Короедов считал даже просторную четырехкомнатную.
