Муму. Гладиатор

– Ой, простите, пожалуйста! – Дорогину и в самом деле было очень неудобно потревожить кого-то, пусть даже ради эксперимента. – I’m so awfully sorry.

В тот же миг в зале появились несколько охранников. Они сразу бросились именно к «Трем богатырям». Бедный японец начал извиняться.

«Значит, сигнализация работает исправно, – сделал вывод Дорогин. – Умная система, чтобы ее отключить, надо в ней хорошо разбираться».

Наконец он дошел до зала № 60. Именно здесь висела знаменитая «Троица» вместе с другими работами Рублева. У входа в зал дежурила статная дама не первой молодости.

– Доброе утро, – поздоровался Дорогин, и в ответ получил ее вежливую дежурную улыбку.

Муму долго вглядывался в каждую из икон. Он не разбирался в их сложной символике и даже не всегда понимал сюжет. Но при этом его охватывало какое-то странное и удивительно светлое чувство. Как будто эти иконы были окнами в другой мир, без фальши и бесконечной суеты.

Говорят, что «Троица» одаряет смотрящего на нее своим спокойствием. Об этой иконе не хочется думать, хочется просто стоять и долго на нее смотреть.

«Жалко, что я познакомился с этим шедевром при таких обстоятельствах», – подумал Дорогин. И он дал себе слово вернуться сюда сразу после того, как вместо этой фальшивки в Третьяковке снова появится оригинал.

Экспертиза еще не состоялась, но Сергей был почти убежден, что перед ним именно копия. И если даже копия его так впечатлила, то подлинник должен впечатлить еще больше.

Рядом с ним стоял почтенный немолодой человек с длинными волосами и бородой. Он внимательно разглядывал икону, делая какие-то пометки в своем блокноте. «Видно, ученый», – решил Дорогин.

Вдруг этот бородач ненадолго закрыл глаза и как будто погрузился в транс. Муму даже стал беспокоиться за него. Придя в себя, мужчина тут же вышел из зала, доставая из кармана мобильный телефон. Смотрительница проводила его своим вежливым, но строгим взглядом.

* * *

Выйдя из зала № 60, Холмогоров отошел в сторонку и набрал номер своего старого знакомого, доктора наук Лазарева. В динамике долгое время раздавались длинные гудки, потом, наконец, послышалось и вялое «алло».

Закончив осмотр залов икон, Дорогин взглянул на часы. Оказывается, он пробыл в музее уже почти полдня. Но Муму ничуть об этом не пожалел.

– Николай Георгиевич? – бодро поприветствовал его Холмогоров. – Как, не разбудил?

– Да помилуй, барин, – отшутился тот. – Какое «разбудил»? Уже ведь второй час.

– Ну, всякое в жизни бывает. А как она вообще, жизнь?

– Да ты знаешь, что-то скучновато в последнее время. Сплошная рутина.

– Неужели никто картин не подделывает?

– Да можно сказать, сижу без работы. Вот разве что фальшивого Левитана на той неделе обнаружил, и то все очень уж паршиво было сделано. Прямо белыми нитками шито. Не уважают эти хануги настоящих профи вроде меня.

– Ну а я вот тебе как раз халтурку хотел подбросить. Думаю, поинтереснее Левитана. Подревнее да поценнее.

– «Троицу», что ли?

– Да спаси господи! Как ты узнал? – удивился Холмогоров.

– Ну, дружище, у меня тоже есть особый дар, а не только у тебя, – бойко ответил Лазарев. – Позвонили вот, дали наводку.

– То есть не я первый?

– Извини, друг, но это действительно так. И конечно, я собираюсь заняться этим делом уже в самое ближайшее время. Думал даже сегодня, но куда-то запропастился завотделом древнерусского искусства. Пытался дозвониться до него, и все никак. Как будто сквозь землю провалился.

Глава пятая

Болдигов поставил будильник на восемь. Трех часов, которые оставались до встречи, ему должно было хватить, чтобы немного прийти в себя и даже успеть поужинать где-нибудь в придорожной харчевне. А десяти часов, которые оставались до восьми вечера, ему должно было хватить, чтобы выспаться. Но не тут-то было. Проснулся он с большим трудом. Голова болела неописуемо, как будто у него в черепе сидел мускулистый силач, который время от времени со всей дури лупил кувалдой по стенкам.

– Надо бы водки накатить… – мляво процедил он, спуская ноги с тахты. – Съездить в магазин, что ли.

Но тут как сквозь пелену ему вспомнился утренний звонок. В одиннадцать, Волоколамское шоссе, 28-й километр, и последние слова майора: «И протрезвей, сука!»

Нет, зависнуть на даче с бутылкой водки сегодня не получится. Надо садиться за руль и думать, как объясниться с Колбышевым. Значит, вместо магазина придется посетить аптеку.

Крепкий чай с сахаром делал свое дело. Болдигов начинал приходить в себя. Краем глаза он взглянул на календарь с изображением «Троицы», который висел на стене, и тут же хлопнул себя ладонью по лбу: «Мать твою за ногу, это ж уже послезавтра я собирался лететь в Париж!»

Билет на самолет по-прежнему не был куплен. Покупать его прямо перед отлетом намного дороже, чем даже всего за сутки.

Хотя Болдигов понимал, что не об этом сейчас ему следует думать и беспокоиться. Грозный майор, про которого он уже успел забыть как про страшный сон, вдруг снова нарисовался на горизонте.

«Ничего, – подумал Болдигов. – Сегодня все вопросы решу, дома отосплюсь как следует, а завтра с утреца побегу за билетом. И уже часа в два дня буду в Париже. Сразу в барчеллу зайду, закажу мартини, буду смотреть на фланирующих дам. Вот здорово!»

Болдигов налил себе из заварника еще чаю, покрепче. Руки у него заметно тряслись. В таком состоянии было боязно садиться за руль.

– Ну да ладно, как-нибудь справлюсь, – успокоил он самого себя. – Главное, сразу подготовить деньги на взятку гаишникам.

Путь к Волоколамскому шоссе был долгим. Болдигов старался не выпендриваться и не особо превышать скорость. На спидометре было всего девяносто, а крутые тачки то и дело обгоняли его на скорости в сто пятьдесят.

Болдигов засмотрелся на шикарный белый «лексус», который обгонял его на МКАД. Как раз в этот момент пассажир «лексуса» давал кому-то инструкции по своему айфону:

– Главное, чтобы наверняка и чтобы все чисто было.

– Да, я все понял.

– Если будут следы, гони джип в гараж… ну, ты знаешь куда, и пусть Петруха со всем разберется. Но остановись и посмотри сразу, понял?

– Не боись, шеф!

– Ну давай, брателла, я в тебя верю!

– Спасибо.

«Лексус» стремительно обогнал машину Болдигова и затем перестроился в его ряд, оказавшись прямо перед капотом. Допотопная «хонда» перед «лексусом» ехала очень медленно, и тому пришлось резко сбросить скорость.

Болдигов продолжал движение как ни в чем не бывало, раздумывая о том, когда же он сможет позволить себе такую тачку. А до нее уже оставались считаные сантиметры. Болдигов резко нажал на тормоза и чуть не впечатался головой в лобовуху.

К счастью, обошлось, машины благополучно разъехались. Болдигов радостно выматерился.

Конечно, он даже не подумал о том, что эта авария – если бы она все-таки случилась – могла спасти ему жизнь. Но разве может человек ведать обо всех сложных причинно-следственных связях, которыми пронизан этот мир?

Спустя пару километров Болдигов вспомнил о том, что собирался поужинать. Он стал выискивать на обочине подходящий объект придорожного сервиса.

Уплетая борщ, Болдигов снова подумал о Париже. Радостное восприятие жизни потихоньку к нему возвращалось, но, увы, ненадолго.

* * *

«Что ж, кажется, теперь все ясно, – заключил Муму, швыряя окурок в урну возле безлюдной проходной какого-то завода. – То есть ясно, что ничего не ясно. Но ясность – это всегда хорошо».

Он выбрался из своей берлоги ближе к вечеру, чтобы подышать свежим майским воздухом и переварить добытую прошлой ночью информацию. Она была весьма скудной. Но все же имела некоторое отношение к делу.

«Этот жирный кролик, которого мы вчера пощекотали за яйца, – мелкая сошка, – продолжал размышлять Дорогин. – Как и тот мент, с которым мне в самом скором времени надо бы познакомиться».

Муму специально выбрал для прогулки самые безлюдные места. Уличный шум мыслительному процессу не способствовал.

Поблизости от квартиры, которую снимал Дорогин, начиналась промзона. Рабочий день уже давно закончился, и теперь здесь не было ни души, как будто цивилизация давно покинула эти края.

«Это клубок ниток, – думал он, – и его предстоит распутать. Главное, чтобы ниточка внезапно не оборвалась. Как говорил Остап Бендер, главное – не умирайте от удара».

Дойдя до угла серого забора, Дорогин повернул направо, раздумывая о планах на завтра. Опер со стажем – это задача посложнее, чем научный сотрудник. И здесь необходим особый подход.

Улочка привела его к развилке. Направо была Третья Фабричная – название многообещающее. Налево – Байкало-Амурская. Дорогин выбрал северную романтику.

На окраине промзоны находился зачуханный интернат какого-то вуза. Проходя мимо, Муму уловил жуткие запахи из кухни и услышал китайскую речь.

«Да, бедные, сложно им здесь акклиматизироваться», – с сарказмом подумал он.

Судя по всему, причиной запахов из кухни была селедка, которую представители некоторых народов предпочитают употреблять именно в жареном виде. Представив себе такое блюдо, Дорогин поморщился. Но, с другой стороны, выходец из джунглей, возможно, так же отреагировал бы на наши котлеты.

Длинный майский день уже близился к завершению. Кусты сирени распространяли романтический аромат. Дорогин с удовольствием окинул взглядом парочку юных азиатов, сидящих под ними на лавочке.

«Да, для них это двойная романтика, – подумал он. – Первая любовь в Москве, где все по-другому и даже селедку никто не жарит».

Проходя мимо, Муму из деликатности постарался не смотреть в сторону влюбленных, но все же обратил внимание на то, что парень-то на самом деле был славянской внешности. То есть явно из здешних.

«Это не двойная, а даже тройная романтика! – решил он. – Любовь, невзирая ни на что. Любишь меня – люби и запах жареной селедки. Или, наоборот, хот-дог с майонезом. Или что там у русских сейчас считается национальной кухней?»

Дорогин уже почти дошел до конца аллеи, когда ему навстречу вдруг бодрым шагом вышла толпа скинхедов. Муму отступил в сторону. Бритоголовые прошли мимо, не обратив на него никакого внимания. Он посмотрел им вслед.

«Через эти лысые затылки как будто просвечивают мозговые извилины, – отметил Дорогин. – Или, вернее, одна, причем прямая».

Судя по бравому виду лысых ребят, они появились в этом захолустье не просто так, а по делу. Дело у них здесь могло быть только одно: скопом мочить бедных узкоглазых студентов. Это, по их мнению, являлось признаком смелости, благородства и превосходства белой расы.

«А слабо зацепить какого-нибудь коронованного вора Гиви Полосадзе? – подумал Муму. – Конечно, слабо! Полосадзе их быстро исполосует».

Дорогин прекратил свой моцион и с интересом ждал развития сюжета. А оно было вполне предсказуемым.

«Что ж, кажется, у меня будет незапланированная тренировка, – подумал он. – Очень хорошо, а то от этой скучной жизни можно и потерять форму!»

Тем временем скины оцепили плотным кольцом лавочку с влюбленными. Минуту-две они просто стояли, сверля своими взглядами бедную парочку. А Ромео и Джульетта не находили себе места от этих взглядов.

«Ну, сволочи, испортили молодежи вечер!» – зло подумал Дорогин.

Муму уточнил численность потенциального противника – восемнадцать. Самый раз, не много и не мало. Будет возможность проявить тактическое мышление.

Затем он окинул быстрым взглядом окраины. Прямо за лавочкой был невысокий кирпичный забор, а за ним начинались ровные ряды гаражей. Лучше и не придумаешь.

Тем временем скины перешли к активным действиям. Их вожак смачно сплюнул, стараясь непременно попасть на лицо девушке и, ухмыляясь, произнес:

– Слышь, ребята, а тут зоофил в натуре! Обезьяну целует!

Бритоголовые дружно заржали. Фюрер вдохновенно продолжал:

– Я вот понять не могу, как можно обезьяне клитор лизать. Давай, может, ты нам покажешь. А пацаны тут заценят.

– Пойдем отсюда, – сказал парень своей Джульетте.

Китаянка проворно вскочила на ноги. Держась за руки, влюбленные попытались ретироваться.

– Куда ж ты, сука, спешишь? – ерничал вожак.

– Эй, друзья, вы… – промямлил парень.

– Какие мы тебе друзья, на хер! Ты – предатель своей расы. Таких, как ты, наши в сорок первом на столбах вешали. Жаль, не весь этот генофонд истребили гребаный, если белые люди посреди Москвы с обезьянами целуются.

Отряд дружно рассмеялся шутке.

– Что вы от нас хотите? – парень был готов расплакаться. – Мы же вам ничего не сделали!

– Раздевайся! – приказал командир. – И подруга твоя тоже пусть нам сиськи покажет. Переведи, если по-человечески не понимает.

– Что? – опешил парень.

– Что слышал, сраный ублюдок! А пацаны тебе в ладоши похлопают.

– Да ну, ребята, вы…

– Считаю до трех! На счет три… Или завтра вас в тех кустах и найдут.

– Ну пожалуйста…

– Один.

Мускулистый крепыш, который стоял справа от вожака, эффектно щелкнул подтяжками. Бедная девушка испуганно смотрела на парня.

– Два.

Крепыш вытащил из-за пазухи своего бомбера резиновую дубинку. Девушка прижалась к парню и затряслась в рыданиях.

– Два с половиной…

Судорожными движениями девушка стала расстегивать на себе куртку.

– Вот, смотри, обезьяна и то понимает! – ухмыльнулся вожак. – Доведешь ее до оргазма у нас на глазах – так и быть, убивать не будем.

Но в этот момент он краем глаза заметил приближавшегося к стае странного мужчину.

– Му, – промычал тот, держа между пальцами правой руки незажженную сигарету. – Мумуму-му мумуму…

– Ой, немой, что ли? – удивился вожак. – Чего тебе, недоносок? Прикурить, да? Бойцы, дайте ему огонька, и пусть валит отсюда, пока жив.

В этот момент Дорогин пристально оценивал обстановку. План действий вырабатывался на ходу.

«Сначала надо вырубить вожака, – решил он. – Рядовые шакалы думать вообще не умеют». Но сразу понял, что для этого случая вариант неподходящий. Одним ударом битву все равно не выиграть. Значит, первым делом надо нейтрализовать самого опасного противника.

Какой-то щуплый пацан протянул ему зажигалку. Держа сигарету в левой руке, Дорогин склонился над огоньком. Он прикуривал необычно долго.

– Эй, ну харэ уже, слышь, отморозок! – нетерпеливо воскликнул вожак. – А то нам всю веселуху испортишь.

Муму по-прежнему сосредоточенно прикуривал.

– Давай в себя всасывай, если курить не научился, – добавил кто-то из толпы.

Дорогин снова замычал и согласно кивнул головой. Широкоплечий крепыш почесал за ухом своей дубинкой и сделал шаг вперед.

В следующий момент он уже распластался на асфальте. Дорогин бил наверняка. Удар метил в переносицу и попал прямо в яблочко. Стопроцентный нокаут. Рефери мог бы досчитать не только до десяти, но и до ста. Туша весом в полтора центнера все это время оставалась бы неподвижной.

Парнишка, который давал Дорогину прикурить, тут же получил локтем по челюсти. Добавки ему не понадобилось. Через секунду от боли взвыл и еще один из скинов – правая нога Муму вышибла ему коленную чашечку. Опустив ту же ногу на землю, Дорогин сделал резкий толчок и с разворота нейтрализовал того «арийца», который опомнился быстрее всех и первым бросился в атаку. «Ариец» был низкорослым, и пятка Муму впечаталась ему прямо в ухо.

«А у этого толстого мордоворота была дубинка!» – вспомнил Дорогин.

Дубинка лежала рядом с тушей и, к счастью, не была придавлена ее огромным весом. Муму быстро подхватил резиновое оружие и тут же опустил на чью-то лысую голову.

«Это уже пятый, – сосчитал он. – Осталось еще тринадцать».

На эффект внезапности рассчитывать больше не приходилось. Дорогин и так выжал из него все, что мог. Противник быстро преодолел шок и перешел в контрнаступление.

– Рудольф, заходи слева, – командовал вожак. – Ганс, цепью ему по ногам.

Когда враг пошел в атаку, Дорогин попятился, всеми силами пытаясь имитировать страх.

– Ага, сука, зассал уже, да! – радостно воскликнул самый смелый из нападавших – то ли Ганс, то ли Рудольф.

Дорогин бросился бежать к ограде. Скинов охватило приятное предвкушение скорого реванша.

– Чур я первый, этот пидор мой! – закричал тот самый смельчак.

В экстазе преследования он на пару метров оторвался от основной толпы, но тут же за это поплатился. Муму вдруг остановился, развернулся, свалил его меткой подножкой и тут же добавил дубинкой по темечку. Перед тем как рухнуть мордой в грязь, бедняга успел лишь испуганно вскрикнуть.

Те, что бежали за ним, ненадолго остановились. Дорогину эта пауза была нужна как воздух. Две секунды замешательства противника – и он уже забрался на кирпичный забор.

Краем глаза Муму оценил обстановку в тылах. Среди гаражей не было ничего подозрительного, разве что какой-то мужичок смотрел на него странным взглядом, оторвавшись от ковыряния в своем «пассате».

Дорогин сделал вид, что он собирается спрыгнуть с забора на сторону гаражей.

– Уйдет, сука! – закричал вожак. – Бойцы, вперед!

Муму вдруг повернулся к врагам лицом. В этот момент один из них как раз вскарабкался на забор. Удар дубинки в область виска – и нападавший свалился вниз как мешок с мукой.

«Уже седьмой! – отметил Дорогин и еще подумал: – В таком деле важно вести строгую бухгалтерию, а то можно забыть кого-нибудь».

Тем временем десяток скинов уже активно штурмовали забор. Дорогину ничего не оставалось, как сделать ноги. Он побежал между гаражами и на первом же повороте свернул направо, ища удобное место для засады. Коренастый мужичок с интересом наблюдал за происходящим.

Вожак тем временем командовал карательной операцией:

– Вы, четверо, по этой улице и вперед! Рудольф, бери пацанов и прочеши правую улицу. Не уйдет, сука, я эти места знаю, здесь ему уходить некуда. Давай, Рудольф, вперед, а ты, Петя, давай сюда.

Высокий долговязый Рудольф в их группировке был старожилом. Кликуха досталась ему от кумира – знаменитого нациста Рудольфа Гесса. Парню казалось, что он даже внешне на него похож.

Вслед за Рудольфом по проходу между гаражами засеменили трое малолеток. Сегодня у них было боевое крещение, и поэтому они откровенно трусили. Зато завтра будет что рассказать одногруппникам в хабзе.

Маленькая группа быстро дошла до конца прохода. Дорогу им перекрывала глухая стена какого-то амбара.

– Э, здесь тупик, – крикнул Рудольф. – И этого хера здесь нету.

Но Дорогин сам решил напомнить о себе. Он буквально свалился Рудольфу на голову с крыши ближайшего гаража.

Рудольф пстрикнул электрошокером, который держал наготове. И в этот же самый миг распластался на асфальте, получив ногой под дых и дубинкой по шее.

Справиться с малолетками для Муму было еще проще. Они настолько струсили, что даже не пытались сопротивляться.

«Теперь надо разобраться с вожаком, – решил Дорогин. – А остальные и сами разбегутся».

Он бросился по проходу в обратном направлении. Но как только сделал первых два шага, сразу почуял недоброе. В проходе одна за другой стали появляться фигуры уцелевших бойцов. Впереди был тот самый командир.

– Ну что, антифа хренов, попался, да! – откровенно радовался он.

Муму понял, что попал в ловушку. За спиной у него была все та же стена. Взобраться на крышу гаража он не успеет. Оставалось одно: принять неравный бой.

Муму покрутил в руке дубинку.

– Ну что, парни, может, по одному, а? – предложил он. – Поговорим по-мужски. Кто желает?

Но смельчаков среди них не нашлось. Скины неподвижно стояли, уставившись на Дорогина. Повисла пауза.

– Нет мужиков среди чистых арийцев, да?

И тут вожак завопил:

– Братва, вали его скопом! Вперед!

С дружным боевым кличем скины ринулись в атаку.

Глава шестая

Москва давно живет по принципу «Мир дворцам, война лачугам». Но все равно в городе еще сохранились такие места, где лучше не появляться поздним вечером.

Новенький «лексус» медленно катил по узкой улочке, заставленной «хрущобами», затем свернул точно на такую же улочку, повинуясь указаниям навигатора. Водитель мог надеяться только на него, но в таких краях даже электроника ногу сломит, и порой «приятный женский голос» нес полнейшую чушь.

«И какого хрена он потащил меня в эти гребеня? – негодовал про себя пассажир. – Неужели нельзя было встретиться где-то в центре города? Найти уютный ресторанчик, заказать ВИП-зал. Так нет же, надо было придумывать невесть что, только еще цветочного горшка не хватает, как в фильме про Штирлица. Конспиратор, мать твою, хренов».

Пассажир «Лексуса» был из тех, кто очень редко покидал пределы Садового кольца, и московские окраины он предпочитал лицезреть разве что по дороге в аэропорт. Артемин называл себя коренным москвичом и очень этим гордился. Он рассказывал свою биографию так убедительно, что даже сам поверил в ее правдивость. Хотя легенда Артемину и в самом деле была нужна позарез. Его настоящая биография могла нанести огромный урон деловой репутации.

Попивая виски в кулуарах богемных вернисажей, Артемин охотно и красноречиво посвящал всех желающих в свою семейную тайну. Оказывается, у знаменитого Павла Третьякова был внебрачный сын – плод его запретных и пылких чувств к легендарной художнице Марии Вебер.

– Конечно, я никогда не видел своего знаменитого прадеда, – многозначительно морщит лоб Артемин. – Но я чувствую, что его кровь течет в моих венах.

Эту фразу он произносил с особым московским прононсом. Дамы и господа ему верили. Разумеется, никто из них не знал, что этот акцент Артемин освоил с большим трудом, методом упорных тренировок, потому как еще до тридцати лет жизни для него был характерен южнорусский говор.

Закончив Казанский университет, Артемин, или, точнее, Быченко, как тогда было записано в его паспорте, трудоустроился худруком в маленький сельский Дом культуры. Карьера пошла по накатанной. За семь лет работы он пристрастился к паленой водке и дешевым сигаретам, занял кресло директора клуба (предыдущего направили на принудительное лечение от алкоголизма) и женился на местной красавице Варьке. Она вышла за него по любви, а он женился на ней по залету. Еще одним важным жизненным достижением стали подержанные «Жигули» двадцатилетней давности, но «почти как новые». То есть по местным меркам жизнь удалась. Но Быченко мыслил другими категориями. Отходя после регулярных «подведений итогов», он любил смотреть телевизор. Там часто показывали светскую хронику. Первые российские ночные клубы, первые валютные проститутки, шестисотые мерседесы. На дворе был 1991 год – время великих свершений.

Жизнь, которая долго стояла на месте, вдруг сорвалась с цепи и рванула вперед, будто шальной пес. Но в деревне Ново-Бухтеевка ее пульс не чувствовался. Там не было ни ночных клубов, ни длинноногих красавиц. Зато была паленая водка, ненавистная Варька, располневшая после второй беременности, и еще пару малолеток, которых можно было иметь не за брюлики, а за бесплатный вход на дискотеку.

Быченко понял: старый паровоз надо менять на экспресс. И если этого не сделать сейчас, поезд безвозвратно умчится. Благо представилась неплохая возможность. Область наконец-то выделила средства на капитальный ремонт Дома культуры – 15 миллионов рублей, которые стремительно сжирала инфляция. Деньги лежали в сейфе, стоящем в кабинете Быченко. Ключ от сейфа был у него.

В тот день, когда директор клуба должен был заплатить стройорганизации за месяц работ, Быченко исчез, а вместе с ним исчезли и деньги. Спустя пару дней кто-то из рыбаков выловил в реке полинявшую кепку «Чикаго Буле», с которой деятель культпросветработы никогда не расставался. Варька долго плакала и чуть сама не утопилась. Но Быченко было на нее наплевать. Эту страницу своей жизни он считал навсегда перевернутой.

Водолазы пару часов безрезультатно искали на дне реки труп Быченко. Началось следствие. Милиция мусолила это дело два года, а потом закрыла и забыла. Местные списали все на каких-то залетных чучмеков, а потом тоже забыли. В Дом культуры назначили нового директора.

Быченко осел в Челябинске и пустил украденные деньги в ход. Стартового капитала хватило ему для того, чтобы открыть свое дело – небольшое концертное агентство.

Опыт работы в самодеятельности на этом поприще оказался весьма кстати. Из местной молодежи Быченко сформировал свой ВИА. Долго думал, как его назвать, и решил что самый удачный вариант – это «Ласковый май». О том, что ансамбль с таким названием уже существовал, он, конечно же, знал, но не придал этому большого значения. В те годы по России-матушке и ближнему зарубежью колесили не меньше десятка «маев», и появление еще одного не сильно увеличило статистику. Тем более что все «май», и настоящие и не очень, давали концерты под одну и ту же фонограмму.

Двухмесячный чес по области принес Быченко первые приличные деньги. Обычно после концерта багажник его «Жигулей» был доверху забит десятирублевыми купюрами – безналу тогда не доверяли. Небольшую часть продюсер выдавал самодеятельным артистам на мороженое, а остальное отвозил местным валютчикам, получая вместо чемодана рублей пару стодолларовых бумажек.