banner banner banner
Зеркала и галактики
Зеркала и галактики
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Зеркала и галактики

скачать книгу бесплатно

– Светка – ты не знаешь, какая она. Веселая, умная. Готовить умеет. По-настоящему. И рыжие кудри… Распустит – глаз не отвести. Живое пламя.

Мстислав сидел за столиком кафе, глядя в одну точку. Локти поставлены на стол, подбородок на сведенных вместе кулаках. На тарелке было пусто – телохранитель заставил себя съесть все, что заказал. Дэсс едва ковырялся в еде, не в силах жевать и мучительно сглатывая мелко нарезанное мясо.

Маленький полутемный зал был почти пуст; зато из соседнего, большого и ярко освещенного, доносилось пение и крики. Княжич вздрогнул, когда за стеной пьяными голосами завели охотничью песнь СерИвов – изуродованную человеческими глотками, едва узнаваемую Милкусеашо-де. С этой песней ходят на водяную дичь, поднимают ее из глубины и гонят на берег. Звуки, что неслись из соседнего зала, не выманили бы из воды даже самых глупых и податливых тварей.

– Она родом не с Беатриче – с Фелиани, – рассказывал Мстислав; голос был тусклый, мертвый. – Сюда прилетела погостить. И осталась. Говорит, ни разу не пожалела. Хотя Фелиани нам не чета, жизнь там другая. Роскошь, какая нам и не снилась. А ей тут хорошо.

За соседним столиком перешептывались и вертелись три молоденькие девчушки. То оглядывались на дверь, ожидая, когда кто-то появится – некто запаздывал, они давно уже маялись – то пожирали глазами Дэсса, подмигивали ему и улыбались, потом вдруг смущались и утыкались в свои тарелки. Княжич подозревал, что девчонки узнали физиономию Домино – как-никак, он мелькал на видео.

В кого из них захотела бы переселиться Сона? В пухленькую блондинку с родинкой в углу рта? Она то и дело трогает эту родинку мизинцем, стреляя глазами. Должно быть, полагает, что мужчинам это нравится. Или Сона предпочла бы худышку с локонами цвета пепла, со вплетенными искусственными цветами? У нее зеленые глаза и улыбчивый рот. Она дергает плечом, поглядывая на Дэсса, и с плеча каждый раз сваливается бретелька, платье сползает, приоткрывая грудь. Худышке невдомек, что ее бледное безволосое тело СерИву не интересно. Пожалуй, Сона выбрала бы третью, с голубыми волосами и длиннющими синими ресницами. Все-таки похоже на ее шерсть. Бывшую шерсть. На синих ресницах блестки, будто непросохшие слезы. Девчонка меньше всех вертится и реже других улыбается. И рот не расползается от уха до уха, а лишь чуть показываются ровные белые зубы. На шее и на пальцах – камни, похожие на сафи. Соне понравилось бы. Но если она переселится из тела Светланы в другое, жена Мстислава умрет.

– Смешная – обхохочешься, – продолжал телохранитель, невидяще глядя в стену. – Воображает себя дурнушкой. Все порывается в клинику – лицо моделировать. Дескать, нос не такой и подбородок неправильный. Я за ноги хватаю, чтоб удержать. Твержу ей, что краше никого на свете нет. Не верит. – Телохранитель перевел взгляд на Дэсса; туман легкого безумия рассеялся. – Что можно сделать?

– Не знаю.

– Ты СерИв. Княжеский сын. Придумай.

– Я могу спеть. Разом убить обеих – и Светлану, и СерИвку в ее теле. Ты этого хочешь?

Мстислав отрицательно качнул головой. Глуховато спросил:

– Кто она?

– Девушка из нашего замка. Прислуга с кухни. – Ложь далась с немалым трудом, хотя Дэсс заранее готовился.

Телохранитель покусал уже искусанную до крови губу.

– Ты вроде говорил, что СерИвы не лгут.

Не поверил. Как Дэсс умудрился себя выдать?

Мстислав подался к нему через столик.

– Светлана заболела полтора месяца назад. Значит, СерИвка переселилась раньше. Не прыгнула бы она в больное тело, верно? Но до твоего с братом переселения было еще далеко. С какой стати прислуге позволили опередить князей, а? Я бы скорей поверил, что она – из княжон.

Сона не была княжеской крови. Дэсс так и сказал, не унижаясь ложью. И добавил сущую правду:

– Ей позволили переселиться, потому что она умирала от лунной лихорадки. Надеялись спасти.

– Но ваши болезни не передаются нам.

– Нет.

– Тогда почему?…

Дэсс пару раз глубоко вздохнул, боясь, что выдержка ему изменит.

– Она воображает, будто по-прежнему больна лихорадкой. Якобы Ханимун ее покарал… – княжич запнулся, но успешно солгал: – за это переселение. Тебе говорили врачи: «Светлана не хочет жить». СерИвка в ее теле сама себя убивает, оттого что ждет смерти. Вот и все.

– Что можно сделать? – повторил Мстислав недавний вопрос.

– Не знаю, – снова ответил Дэсс.

– Придумай! – рявкнул человек, сорвавшись.

Девчонки в углу вскинулись, уставились во все глаза.

Телохранитель опустил голову.

– Светлана еще жива. Она все помнит… Я вижу: это она, моя Светка. Она подчинена чужачке, но ведь это Светка. Ее тело, ее память. Как ее удержать?

Дэсс не ответил. Чтобы спасти Светлану, надо как-то убить Сону. Чтобы спасти Сону, надо убить Светлану и новую женщину. Быть может, есть иной путь? Княжич глотнул воды, осторожно поставил стакан. Рука дрожала.

– Слав, послушай. Всем известно, что лунная лихорадка неизлечима. Тем более, когда ее наслал Ханимун, как убеждена эта девушка. Если кто и способен ее разубедить, так это мой отец. Он мог бы наложить какое-нибудь заклятье. Я его попрошу…

– К отцу не пущу, – отозвался Мстислав глухо, не подымая головы. – Тебя убьют. А в городе полно женщин, которые пока что не заселены СерИвками. Их еще можно спасти.

Княжич сжался от боли, прикрыл глаза. Это приговор обеим – и Светлане, и Соне. За что? Обеих-то – за что?! Сона – убийца, готовая убивать снова, лишь бы выжить. Светлана ни в чем не повинна, и ее любит Мстислав… Но какое дело Дэссу до чужой жены? Ему надо, чтобы Сона осталась жить. Она так просила, надеялась на помощь! Это же совсем просто – всего лишь найти ей новое тело. Подозвать любую из дурех, что таращатся на «Домино», заморочить голову, привезти в клинику, втолкнуть в палату к Соне…

О Ханимун, прости дурные мысли. Дэсс отдышался, поглядел вокруг. Мстислав сидел сгорбившись, прижав к губам ладонь. На столике блестели две мелкие капли. Вот упала еще одна. Девчонки в углу тянули шеи, изнемогая от любопытства. У светловолосой худышки свалились с плеч бретельки, розовая грудь наружу; она не замечает, а подружки не подскажут, им не до того.

В соседнем зале затянули Рисаунтикаа-де – грянули во всю мощь пьяных глоток. Дэсс поднялся из-за стола.

– Слав, пойдем отсюда.

– Сейчас. – Телохранитель не шелохнулся.

– Слав, – княжич положил руку ему на плечо.

– Угм. – Никакого движения.

Дэсс подвинул Мстиславу стакан с водой и отошел; у двери оглянулся. Девчонок разрывало между «Домино» и его плачущим телохранителем. Они привстали, но не знали, куда кидаться – то ли за княжичем, то ли к Мстиславу, утешать и расспрашивать.

Шепотом помянув самых грязных болотных кэтов, Дэсс вышел из зала.

Далеко не отправился, потому что куда же без Мстислава? Пересек холл с двумя грустными поскакушками в клетке – кому только в голову взбрело держать их в неволе?! – и заглянул в соседний зал.

Здесь был в разгаре шумный праздник. Музыка, уставленные снедью и бутылками столы, снующие официантки в красных платьицах в облип, гости в несусветных нарядах. Каждая женщина – словно облако или раскидистое дерево, наряд, прическа и украшения занимают столько места, что мужчинам не подойти, не шепнуть на ушко комплимент или пошлость. У кого на голове чаша с фонтаном, у кого волосы навиты на жесткий каркас и торчат во все стороны рогами, у кого платье, будто водопад над озером – блестящая ткань растекается по полу, плещется под ногами неосторожного кавалера. Танцевать парами здесь, разумеется, не могут и оттого просто клубятся в конце зала – неуклюже топчутся, кружатся. Всем смешно. Хохочут, визжат. В воздухе сладкий запашок – «веселинка».

Две стены зала были затянуты шелком с искусственными цветами, в третьей окна выходили в ночной сад: гирлянды фонарей, цветущие кусты, фонтаны с синей, зеленой и лиловой подсветкой. Четвертая стена была занята огромным видеоэкраном. Там тоже пели и плясали – но совсем не так, как на здешнем празднике.

В мягкой, бархатной черноте пылал полукруг огня. Высокое пламя то распадалось на танцующие языки, то вновь смыкалось в сплошную подвижную стену. Перед этим могучим, но нестрашным огнем метался человек в золотом костюме, с золотыми крыльями за спиной и в черной с золотом маске, до половины закрывающей лицо. Приглядевшись, Дэсс понял, что крылья – не крылья вовсе, а широкий плащ, летящий за стремительным хозяином. Он неплохо танцевал, этот человек – то легко и изящно, то неистово, буйно и жестко. Опоры под ногами не было видно, все тонуло в бархатной тьме, а сгусток живого золота вихрем кружился, вился, летал на фоне прозрачного пламени, за которым появились женские фигурки – смутные силуэты чуть темнее огня. Вскинув руки, они вдруг ринулись в пламя, пробежали насквозь – и окружили танцора, сами охваченные огнем. Горели их платья, накидки на головах, горели перчатки и туфли – плавились и стекали горящими каплями, растекались у ног. Огненные женщины раскачивались, вертелись, бежали друг за дружкой, сжимая пламенный круг, подбираясь все ближе к золотому танцору, рассыпая огненные капли с пылающих одежд. Стена огня на заднем плане съеживалась и меркла, бархатная чернота натекала на пламя.

Сквозь прорези черной с золотом маски сверкали глаза: вспыхивали яркие блики, а самих глаз и не разглядишь. Высоко подпрыгнув, танцор закружился – и кружился долго-долго, медленно опускаясь в ожерелье из горящих женщин; они остановились и согнулись в поклоне, а длинные подолы развевались, как от ветра. Раскинув руки, человек в маске запел. Сильный страстный голос ворвался из динамиков в зал, перекрыл шум, хохот и крики. Шантариваа-но – песня усталых охотников, благодарящих Ханимуна за богатую добычу. Хмельные гости дружно подхватили, и голос, сделавший бы честь и СерИву, потонул в скверных воплях.

Песня оказалась короткой; гости взревели на последних аккордах и смолкли. На экране танцор-певец сорвал с себя плащ, взмахнул им над спинами склоненных женщин. Их одежды полыхнули синим – и вмиг сгорели дотла. Нагие женщины неспешно распрямились и упорхнули в стороны, за пределы экрана. Танцор снова махнул плащом, и золото ударило в глаза, застлало экран – бегучее, переливчатое, похожее на солнечные блики на воде.

Картинка видео сменилась. Тот же танцор, но в синей маске, полуголый, стоял на берегу озера с иссиня-зеленой водой. Под водой колыхались какие-то тени.

– Что это? – спросил Дэсс у подошедшей официантки.

– Лучшее из ваших песен сезона, господин Домино. Обычная передача в эфир не вышла, поэтому – вот… – Затянутая в короткое красное платье девушка улыбнулась и протянула ему поднос с бокалом: – Не отведаете ли вина?

Дэсс не рискнул отказаться, но и пить не стал, лишь смочил в вине губы.

– Спасибо. – Он поставил бокал обратно. К счастью, кроме официантки, никто не обратил на него внимания – гости были слишком заняты весельем.

На экране Домино бросил в озеро горсть сверкающих самоцветов, и поднялись огромные волны. Иссиня-зеленая вода вздымалась и выносила на берег таких же, как он, полунагих женщин. Они оставались у ног своего повелителя, прикрытые лишь повязанными на бедрах шарфами да ожерельями из камней на груди.

Официантка не уходила. Чего она ждет – чаевых или поцелуя? Наверняка Домино был славен нахальством с женщинами, и им это нравилось. Девушка вдруг подалась ближе к Дэссу, так что он невольно отступил.

– Господин Домино, можно спросить? Зачем вы поете песни серивов?

Она сказала «серивов» – не подчеркнув заглавные буквы, как говорили все люди, кроме Мстислава.

Зачем Домино распевал охотничьи песни? Кэт его знает. Дэсс ляпнул первое, что пришло на ум:

– Надо же петь что-то новенькое. И хоть этим отличаться от других.

Сошло за вразумительный ответ. У девушки загорелись глаза.

– А правда, что вы сами охотились за песнями? Караулили серивов в лесу, в горах? Тайком делали запись?

Чтобы кэт Домино самолично добывал магические песни СерИвов? Смешно подумать!

– Конечно, нет. – Княжич порылся в памяти, собирая необходимые знания о людях. – Кое-кому хорошо заплатили. Мне подыскали СерИва, который согласился спеть в студии.

– Ах вот как… – Девушка была разочарована. – А говорили другое.

– Мало ли чего наболтают, – раздался голос Мстислава у Дэсса за спиной. – До, нам пора.

Княжич бросил последний взгляд на экран. Набегающие волны слизывали с полунагих женщин их скудный наряд, оставляя лишь ожерелья на груди. Домино наблюдал, стоя на камне над пенной водой. Потом он запел, хмельные поклонники его таланта тоже взревели и потопили в пьяных воплях сильный красивый голос. Дэсс поспешил убраться из зала.

В холле его встретили поскакушки в клетке. Два взъерошенных пучка рыжих перьев прижались друг к дружке, круглые глаза смотрели обреченно; переспелые, уже подгнившие плоды в кормушке были нетронуты. Княжич задержался, разглядывая бедолаг. Он успел надышаться «веселинки», и ему полегчало.

– Поскакушки умрут, – сообщил он Мстиславу. – Их нельзя держать в неволе.

Телохранитель тоже остановился, мрачно взглянул на пленниц.

– Им нужен простор, чтобы скакать, – продолжал Дэсс. – И летать хоть иногда.

Мстислав решительно открыл клетку, выудил поскакушек и посадил на пол. Они повертели головами и заковыляли к выходу из кафе; с каждым шажком их коротким лапкам прибавлялось проворства. Дэсс обогнал их, дверь перед ним открылась. Поскакушки деловито прошагали мимо княжича и оказались за порогом. Уже совсем бодро они проскакали вниз по ступеням и ринулись вдоль стены здания к саду, который Дэсс видел в окна большого зала. Шумно захлопав крыльями, взлетели на ажурную ограду, перевалились на другую сторону и пропали в тени цветущих кустов.

– Пусть хоть эти живут, – тихо произнес Мстислав.

В глайдере он опустил спинку своего кресла, откинулся назад, прикрыл лицо согнутой в локте рукой.

– У нас еще есть время; я посижу немного.

Чтобы не сидеть впустую, Дэсс рассмотрел чужие глайдеры на площадке, деревья с фонариками на ветках, зеленые стены ближайших домов. Стены светились, а многие окна уже погасли. То ли там жили СерИвы, которым Ханимун велит ночью спать, то ли люди тоже наконец угомонились. Больше глядеть было не на что.

– Слав, можно мне еще посмотреть программу Домино?

Телохранитель со стоном потянулся к центральной консоли, потыкал клавиши. На лобовом стекле проступила картинка: Домино в ледяной пещере, жаркий огонь костров и нагие, изрисованные цветами и змеями женщины, которые танцевали сидя – руками, головой, поворотом плеч. Домино был в шкуре снежного игруна и в белых меховых сапогах; маска на нем была тоже белая, с серебром. Он пел Сакритаонта-но – песню прощания с вечно бегущими вслед за летом быстроногими тао. Живых тао во владениях князя Мат-Вэя давно не осталось, а песня жила. Домино пел ее на диво удачно: похоже было на настоящую Сакритаонта-но, и в то же время песня не принуждала куда-то мчаться, как вечно бегут легконогие тао. И голос был очень хорош.

– Домино поет куда лучше, чем я, – подвел итог озадаченный Дэсс. – Почему?

– Это студийная запись. Голос прошел компьютерную обработку, поэтому так звучит.

– А ты говорил: «отвратительно».

– Тебе сказали: это лучшие песни сезона – то, что содрали с СерИвов. А прочие песни доброго плевка не стоят. Когда Домино похитили, не с кем было готовить обычную программу, с шуточками и кривляньем; поэтому, чтобы не пропало эфирное время, пустили старые лучшие номера. – Мстислав выключил передачу. – Будь другом, дай отдохнуть.

Княжич притих. В голову полезли всякие мысли. Сумеют ли они с Мстиславом остановить Серивов, чтобы не переселялись в людей? И что станется с теми, кто уже успел? Люди будут их преследовать и убивать?

Как спасти Сону? Нет, иначе: как спасти Светлану?

Ну почему Светлану, а не Сону?! Чем Сона хуже? И чем Дэсс, который любит свою невесту, хуже Мстислава, который любит жену?

Простые ответы пришли сами собой. Сона – убийца, захватчица; Светлана – жертва. Мстислав ради своей жены продался в рабство к Домино, а что сделал Дэсс для невесты? Пальцем не пошевельнул и ухом не дернул. Сидел сиднем и ждал, когда Сона вернется.

Расстроенный, он прижался щекой к боковому стеклу. Странное ощущение – прижаться к стеклу голой кожей, без шерсти. На видном ему кусочке неба с мерклыми звездами гуляли фиолетовые пятна – отголоски страшной бури на море, которое лежит далеко-далеко за горами и о котором Дэсс лишь читал в легендах.

Уставший от переживаний этого дня, княжич задремал. А проснулся от вскрика Мстислава:

– Ч-черт!

Глайдер взмыл в ночное небо, понесся над светящимися домами.

– Что такое? – Княжич заозирался, выискивая опасность.

– Проспали. Корабль уже сел.

Мстислав вызвал космопорт, потребовал срочную связь с капитаном «Адмирала Крашича». Ему отказали; он настаивал. Ему что-то невнятно объясняли; он свирепо обругал бестолковую девицу. Наконец добился связи со вторым помощником капитана; тот с ходу обругал его самого. Мстислав вежливо попросил, чтобы экипаж задержался на борту до его, Мстислава, прибытия на корабль. Его обложили такими словами, каких Дэсс не слышал даже в видео про бандитов. Мстислав осведомился, не желает ли его собеседник встретиться с сотрудниками из отдела по борьбе с контрабандой. Второй помощник сбавил тон и поинтересовался, какого же хрена, собственно, Мстиславу надо.

– Я буду у вас через двадцать минут. Вместе с Норманом Миджем Донахью. Пусть капитан оформит нам разрешение подняться на борт и задержит ребят. Всех!

– Ты спятил? – с беспомощным удивлением спросил космолетчик.

– Прилечу – узнаешь, – отрезал телохранитель и выключил связь.

– Отчего он такой бешеный? – поинтересовался Дэсс.

– Посадка – дело нервное. Легенда такова. «Адмирал Крашич» – несерийная галоша, и у него якобы есть какой-то неисправимый дефект в системе балансировки. Она сбоит при спуске на планету, при быстром увеличении силы тяжести. Над самым космодромом «Адмирал» может завалиться на бок. Это не опасно – сработает наземная система силового захвата – но непорядок. Если вскроется, что «Адмирал» всю свою жизнь так летает, скандал будет отменный. Поэтому во время приземления они все на ушах, чуть не по небу бегают, корабль свой опускают в пригоршне. А едва сядут, экипаж мигом сваливает – праздновать. Это святая традиция, которую я им сегодня поломал. Но думаю, нам не откажутся помочь.

– Погоди, я не понял. Ты сказал: «легенда»? То есть, это неправда?

– Да просто бред. Но капитан уверяет в обратном, и экипаж дружно вторит… или верит; уж не знаю. – Телохранитель пожал плечами. – Очевидно, так им зачем-то нужно. Может, это сплачивает команду или, к примеру, отсеивает негодных членов экипажа.