скачать книгу бесплатно
Псы дернулись было, но мужичище саданул одного под брюхо, рявкнул, и они убрались в кусты и забурчали оттуда с тихой злобой.
Подошел я к «эскорту», с виду – воплощенное смирение. Давно замечено, что коли нос не задирать, то мужики кривятся, но в драку немедля не лезут.
Секьюрити – не секьюрити, хозяин – не хозяин облокотился о свой мобиль. «Эскорт» накренился.
– У тебя, парень, совесть есть?
Я охлопал себя, словно в поисках.
– Это маленькое такое, сморщенное? Дома под кровать закатилось. Я потом принесу.
Он скроил новую рожу.
– Не балагань. Зэчина беглый. Ты сознаешь, какую тень бросаешь на порядочный дом? Марион из-за тебя…
– Хотите меня сдать властям?
Третья рожа, краше первых двух. Мимика у него богатейшая.
– Местная власть – это я. Шериф Пятого округа к вашим услугам.
Точно! Такой монументальный мужичище может быть только шерифом. Воплощение силы, власти и незыблемого порядка. Я повеселел.
– Договор о выдаче преступников еще не подписан? И не скоро будет, дай Бог здоровья тамошнему диктатору. А в этой свободной стране я – свободный человек.
– Ты наглая тварь. Вынуждаешь Марион приютить беглого рецидивиста.
– Вы… вы… – От внезапной, дурацкой, неуместной обиды все слова где-то затерялись. – Это неправда. Я сидел в первый раз и… и вообще никого не убивал.
– Ах ты невинная овечка.
– Не убивал!
Нервишки у меня разгулялись, голос дрогнул. Понимаете, за последние пять лет жизнь меня изрядно потрепала, лиха я хватил с избытком. А под конец ни за что ни про что угодил за решетку. Клянусь, я невиновен. Ну, разве мог я убить молодую красивую женщину? Просто так, за здорово живешь – подвалил к незнакомке и прикончил. Полнейший бред!
Шериф кривил губы и щурился.
– Скажи-ка, невинный младенец… – Его голос, и без того негромкий, упал до шепота. – Что было… – Дальше я не расслышал.
– Не понял. Как?
– Ты издалека увидел… – Опять не разобрать концовки.
– Послушайте, наверно, я оглох. Что увидел?
– Почему ты прыгнул…
Наконец дошло, что он делает. Я с этим познакомился во время следствия. Подозреваемому дают слушать запись всяких слов, и среди прочих есть такие, что впрямую связаны с преступлением. Например, «нож», «алмаз», «гараж». Запись тихая-тихая, поначалу ничего не разберешь, но понемногу делается громче. А у тебя задание – повторять слова, которые расслышал. Подлая такая штука. Тот, кто виновен, в первую очередь слышит про нож, которым он зарезал жертву, про гараж, в котором ее запрятал, и так далее. А невиновный, наоборот, не слышит. Причем долго не слышит, посторонние слова уж давно повторяет, а эти, проклятые, мозг не желает воспринимать, отгораживается. Вот и я никак не мог врубиться, что шериф бормочет. По-моему, доказательства надежней нет, но в Травене сочли иначе. И мой собеседник тоже глядел очень кисло, корчил рожи одна другой замечательнее.
В кустах вдруг послышался громкий писк. Не там, где засели злобные барбосы, а к нам поближе. Я обернулся. Над травой показался черный сучок, который с воплями торопился к аллее. Он выбрался на открытое место и оказался котенком с задранным хвостом. Зверь порскнул мне под ноги, вскарабкался по штанине и двинулся было вверх по майке, но я его перехватил.
– Ты что затеял? Я не дерево.
Котенок заглушил свой пронзительный писк и замурлыкал. Точь-в-точь моторчик включил. Кроха – в ладони двоих таких можно поместить; и тощий, пыльный – совсем как я. Уродец: мордаха страшная, уши большие, весь черный, как чертенок, но ласковый. Поднялся на задние лапы, передними мне в грудь уперся и принялся тереться об меня башкой. Хрюндель эдакий. Я погладил его и посмотрел на шерифа.
– Ишь, нашел родственную душу, – проворчал он. Котенок решил дело. – Ладно, черт с тобой. Залазь. – Шериф уселся на водительское место.
Мы с Хрюнделем поместились рядом, «эскорт» тронул с места и покатил по аллее.
Парк у тетушки большой. Астрономическая зима была в разгаре, но Летный построен в теплом поясе, и времена года в нем отличишь едва-едва – все зелено, вечно цветет.
«Эскорт» выкатился на площадку. Шериф бросил на меня угрюмый взгляд, скривился, хрюкнул и подрулил к ступеням, которые вели к дому на холме. Дом у тетки точно дворец. Серо-голубой камень стен, белые полуколонны, стрельчатые окна, террасы, висячие сады, фонтаны… И тетушка Марион, которая сбегает по ступеням.
Последний раз я видел ее лет десять назад, когда она приезжала в интернат меня навестить. Ей-богу, она ничуть не изменилась. Не знай я, что ей сорок один, принял бы за ровесницу.
Я вылез из машины. Тетушка бежала, раскинув руки, над площадкой звенел цокот каблучков. Малахитовая Марион: зеленый костюм, темные локоны.
Я ожидал, что она с разгону кинется на шею, однако тетушка остановилась, крепко взяла меня за плечи и вгляделась в лицо. Выдохнула:
– Как ты похож на отца…
Подошел шериф, оттопырив нижнюю губу.
– Вот тебе твой рецидивист. С довеском.
Он снял у меня с плеча Хрюнделя, который сейчас же пронзительно запищал и задергал лапами. Шериф посадил его обратно. Котенок ощутимо впился коготками и включил свой моторчик.
– Кристи, он безумно похож на отца! – изумленно повторила тетушка.
– А по-моему, ничуть, – возразил я. Насколько мне помнилось, отец был сероглазый и темноволосый, широкий в кости, кряжистый. Допустим, воспоминания раннего детства – штука скользкая, но не настолько же.
– Потом. Потом расскажу. Ленвар… – тетушкины пальцы коснулись моей щеки, в темных глазах блеснули слезинки. – Лен. Господи, ну вылитый отец!
– Нашла, чем умиляться! – буркнул шериф Кристи и скривился, будто уксусу глотнул. – Я отгоню машину, – он забрался в «эскорт» и отчалил.
Сразу стало легче дышать.
– Тетя, это ваш муж? – полюбопытствовал я.
Марион засмеялась – задорно, звонко, точно рассыпала серебряные бубенцы.
– Кристи – старый друг. Если хочешь знать, он был моим первым любовником.
– Вы разлюбили его, потому что он корчит рожи?
– Глупый мальчишка! Я его за это полюбила. – Тетушка обняла меня за пояс и повела вверх по лестнице. – У меня гости; пойдем, я тебя представлю. И покормить надо.
Я сглотнул голодную слюну, но попросился сначала в душ. Затем осведомился, не найдется ли какой одежи поприличней – нельзя же являться обществу в пыльной майке и рабочих штанах со свинофермы. Марион снова закатилась своим серебряным смехом и обещала экипировать по высшему разряду.
На пороге дома я оглянулся. Широкая лестница и площадка внизу были пусты. Площадку окаймлял живой хрусталь фонтанов, а дальше расстилался парк. Сочная зелень, бело-розовая кипень цветения, и надо всем – глубокое синее небо. Хорошо быть свободным и богатым в свободной и богатой стране.
Мы прошли в вестибюль. Тихо и величественно. Стены возносились к прозрачному куполу, их опоясывали галереи, и повсюду множество окон, зеркал, витражей. Роскошь заметно давила – мы с Хрюнделем сразу ощутили себя тощей пыльной мелюзгой. Котенок притих на плече и тыкался холодным носом мне в шею.
– Тетя, как стать владельцем подобного дворца?
– Тебе, мой мальчик, это не светит. Тут главное – заиметь богатого любовника.
– А если любовницу?
– Что ты! Она приберет тебя с потрохами, но не подарит ничего, чем можно пользоваться одному, без нее. Женщины – такие стервы…
– Бог с вами, тетя! Я не соглашусь.
– Ты мало знаешь жизнь, – объявила Марион, направляясь в лифт и по-прежнему обнимая меня за пояс. Было неловко: она такая красивая, чистая, а мы с Хрюнделем – два чучела. Поднялись на второй этаж. – Комнаты для гостей – в правом крыле. – При этом мы повернули налево. – Сейчас подберем тебе одежку. Только не смейся над причудами своей старой тетки.
Я вытянул шею и заозирался.
– В каком месте моя старая тетка? Куда вы упрятали бедную старушку?!
Марион захохотала.
– Ленни, ты чудо! Жаль, твоя мать мне родная сестра.
– Еще как жаль, – подтвердил я с важным видом. – А то б мы с вами – ого-го-го!
Тетушка взвизгнула. Остановилась, схватила меня за уши, заставила нагнуть голову и с хохотом чмокнула в подбородок. Хрюндель чуть не свалился, впился когтями, и я заорал. Моя веселая тетка едва не вывернулась наизнанку от смеха.
Коридор, по которому мы шагали, был в красно-коричневых тонах, полон зеркал, золота и хрусталя. Длиной не меньше километра.
– Ну вот, – тетушка толкнула какую-то дверь, – пришли.
Первое, что бросилось в глаза – витраж в окне. Золотисто-коричневый, просвеченный солнцем. Дорогая работа. Но поскольку то был портрет мужика в полный рост, я тут же потерял к нему интерес и оглядел комнату. Мебель «под старину»: громадный шкаф красного дерева, столик на гнутых ножках, широченная тахта. И еще бюст из черного агата на постаменте. Приглядевшись, я узнал шерифа Кристи. Брови насуплены, губы поджаты, но рожей я бы это не назвал – так, выражение лица.
Тетушка распахнула шкаф. Я ожидал увидеть какие-нибудь средневековые костюмы и роскошные бальные платья на вешалках – но нет. Там оказались полки, на которых стопками лежала обычная одежда и разные другие вещи: коробки, сумочки, шкатулки, свертки.
– Экая громадина – и полупустой. Почему?
– Еще не заполнился. – Марион задумчиво озирала хранилище. – Дай-ка сообразить… Одежда Кристи тебе ни к чему. От Рингольда тоже не подходит – он был размера на два крупней. Может, Адама? Но он ростом невеличка… Что хихикаешь? У меня было шесть любовников. Разве легко с лету разобраться?
Тут я непристойно заржал.
– Тетя! Поимев любовника, вы его выгоняли нагишом?
– Пошляк, – передернула она плечами. – Если б они сочиняли стихи, дарили милые сердцу мелочи и безделушки – я бы хранила. А так что с них возьмешь? Только и остается – штаны в шкафу держать.
– Ну, тетушка… Вольно ж вам таких выбирать.
– Настоящие мужчины перевелись. Вот разве Кристи остался. И как будто еще один, но я не уверена, – малахитовая Марион бросила на меня испытующий взгляд. – Что ежишься? Седьмым любовником не возьму – как-никак, ты мне родной племянник.
– Мы и не напрашивались, – я отвернулся.
Взгляд снова упал на витраж. Прямо на меня смотрели карие глаза, словно темный янтарь; светлые волосы растрепало ветром… Надо понимать, один из когорты фаворитов. Я неожиданно разозлился.
– А вот его барахла мне точно не надо.
Тетка улыбнулась с тонким лукавством.
– Это твой отец.
У меня челюсть мало не брякнулась на пол; несколько мгновений я изображал вытащенную из воды рыбину. Марион закатилась хохотом.
– Правда-правда! Ты же ничего не знаешь. Арабелла…
– Я не уверен, что хочу знать.
Тетушка примолкла.
– Ленни, Ленни… – Она со вздохом погладила меня по голой руке. – О твоей матери я ни слова дурного не скажу. Я-то знаю, как она любила Ленвара… Назвала тебя его именем, а фамилию дала свою. Ведь ты Техада, как мы все, а не Клэренс. За Александра Клэренса она вышла позже.
Я не был готов выслушивать семейные предания.
– Тетушка, простите, я невежлив. Но нельзя ли сначала одежду, душ и еду? И молоко для Хрюнделя.
– Сам ты Хрюндель, – Марион надулась. – А еще ты попрошайка, проглот и эгоист.
– Мне уйти? – Я тоже обиделся. Не оттого, что она обзывалась, а потому, что была отчасти права. И шериф Кристи, кстати, читал нотации по делу: сбежав из тюрьмы и явившись к тетке, я и впрямь ей подложил отменную свинью.
Марион поворошила одежду на полках и вытащила нечто из коричневой замши.
– Это осталось от Дэви, – она встряхнула штаны. – Дай-ка прикину… Как на тебя сшито – будет в самый раз. Вот еще жилетка, и была рубашка в тон… и ремень… Ага. – Перечисленное было извлечено из шкафа и выложено на тахту. – Жаль, обувь я не собираю. Ну, не беда, свои ботинки почистишь.
Я не удержался:
– Тетя, а те дамские сумочки да шкатулки – они тоже от любовников? Или от любовниц?
Марион фыркнула.
– Не будь ты мне родной племянник, сейчас бы схлопотал! Это вещи Арабеллы. Если будешь примерно себя вести, разрешу посмотреть.
Уже семнадцать лет, как матери нет в живых. Я невольно протянул руку, чтобы коснуться сумочки, которую она носила, шкатулки, которую открывала… Дальше произошло необъяснимое. Хрюндель зашипел и кубарем скатился вниз, шкаф качнулся перед глазами, а руки сами рванулись на полку, сгребли все, что там было, и швырнули на пол. Марион вскрикнула. Упав на колени, я кинулся на раскатившиеся вещи, не то перебирая их, не то разбрасывая. В стороны полетели коробки, тряпки, нитки, рассыпались и застучали по паркету бусы, что-то рвалось и ломалось… Наконец! Вот оно! Я зажал в кулаке сокровище – то, чей зов услышал и не смог устоять.
Раскрыл ладонь и глянул. Темный полированный камень в форме сердечка с просверленной дыркой и продернутым шнурком. Я не знал такого минерала. Камень лежал на ладони тихий, молчаливый, словно не он только что звал меня, сводил с ума своим криком. Кожу будто поглаживали теплым бархатом. Я поднял глаза на тетушку.
– Простите.
Марион стояла с открытым ртом, прижимая руки к груди.
– Лен! – только и смогла она вымолвить.
