скачать книгу бесплатно
Вечером, когда не скатывающееся за горизонт, а попросту меркнущее на ночь солнце дарило последний золотистый свет, северянин разыскал Лоцмана в Большом Верхнем саду, который опоясывал восьмигранную пирамиду дворца на уровне пятого этажа. Охранитель мира сидел под каскадом остроконечных листьев, длинных, как боевые клинки. Он встретил Ингмара настороженным взглядом седых глаз; казалось, ему холодно и одиноко.
Северянин уселся рядом и вытащил из-за пазухи кусок пирога с рыбой, обернутый полотняной салфеткой.
– Угощайся; Эстелла прислала. Им с Лусией совестно, что сгоряча на тебя набросились.
Лоцман кивнул, запустил пальцы обеих рук в пронизанные тусклым серебром волосы. Есть он не стал. Ингмар выждал немного и снова заговорил:
– Я понимаю: ты не стал расписывать свои похождения перед всей оравой. Но мне можешь сказать, где застрял?
Охранитель мира не отозвался. Его резко очерченное лицо посуровело, и даже тонкий, изысканный профиль как будто потяжелел.
– Я пойму, – убежденно продолжал Ингмар. – Я видел больше, чем они, – он неопределенно мотнул головой, имея в виду остальных актеров, – и кое-что смыслю в съемках… и в наших мирах. Что с тобой приключилось?
– Я был здесь. В Замке, – ответил Лоцман медленно, словно колеблясь. И выпалил: – Инг, это было убийство! Она хотела, чтобы Рафаэль погиб.
– Кто хотел?
– Богиня. – У него расширились зрачки, и серые глаза казались черными.
Ингмар взвесил услышанное.
– Не может такого быть, – промолвил он рассудительно. – Богиня никогда не желает того, чего нет в сценарии. А по тексту, Раф должен был схватиться со Змеем.
– Но я говорил с ней. Во время съемок. Рафаэль умирал, а она… – Лоцмана передернуло, – она радовалась!
Глава 2
Лоцман сказал актерам правду: он нашел туннель в другой мир. Собственно говоря, там не висела табличка «ВХОД В ИНОМИРЬЕ», однако если твой родной мир замкнут в кольцо неприступных гор и ты вдруг натыкаешься на округлую, размером с мотоциклетное колесо, подозрительную дыру у подножия, что первым делом приходит на ум? Лучше унести ноги – первое, что подумал Лоцман, но вместо этого слез с «дракона» и приблизился к отвесной каменной стене. Нижний край таинственной дыры пришелся ему на уровне лба; он поднялся на цыпочки и с любопытством заглянул.
Оттуда веяло сухим холодом. Внутри клубился туман – серый, седой, как глаза Лоцмана; в нем вспыхивали разноцветные искры, и в каждой чудился кадр яркой, влекущей, чужой жизни. Вспышки картин иного мира – чудесного, заманчивого, доброго. В груди защемило, и остро потянуло в этот неизвестный мир, будто на далекую родину.
Ухватившись за край проема, Лоцман подтянулся и просунул в дыру голову и плечи. Мерцающий искрами туман отдалился, лицо обдало стылое дыхание камня. Лоцман подумал о том, как нелепо торчит оставшийся снаружи зад, и прополз глубже. Туман опять подался прочь. Искры замельтешили – точь-в-точь потревоженные пылинки в луче света; кадры так и завертелись, и в их кутерьме Лоцман уловил нечто мучительно знакомое и желанное.
Томительная страсть внезапно овладела всем его существом, он до головокружения желал попасть в клубящийся туман, в гущу кадров, – и остановить их, выловить, разобрать по порядку, пожить в неведомом мире, который откатывается прочь и упрямо не дается в руки.
Вздор, одернул он сам себя. Здесь – Поющий Замок, здесь – мои актеры: трое пленников Замка и забредший к ним по доброй воле северянин. Тут в разгаре киносъемки, на которых я обязан присутствовать и следить, чтобы все шло как положено; мой долг – помогать актерам, выручать их, если что-нибудь не заладится. Нельзя мне в чужой мир. Глупость какая; дурная блажь.
Он выскользнул из дыры на землю и первым делом отыскал глазами мотоцикл: все ли в порядке? Огромный «дракон» чинно стоял на подставке, на руле висел шлем.
Мотоцикл был замечательный – мощный, послушный, простой в обращении. Лоцман не сотворил его сознательно: мотоцикл народился сам собой и был воплощением затаенной мечты охранителя мира. «Дракон» никак не вписывался в мир Поющего Замка, не сочетался с его обитателями, однако оказался на удивление устойчивым образованием. Новорожденный мир еще сам не устоялся и обладал изрядным запасом пластичности, а потому допускал существование не свойственных ему предметов.
Обнаружив мотоцикл у ворот Замка и ошалев от неожиданного счастья, Лоцман с ходу нашел основные подробности – двигатель, аккумулятор, карбюратор и бензобак. Потом он отыскал стартер, а когда сообразил, что нужен ключ зажигания, сотворил и ключ.
Следующим шагом он придал мотоциклу фару, стоп-сигнал и поворотники, рукоять тормоза и даже зеркало заднего вида – хотя на что оно здесь, где по всему миру не сыщешь иного транспортного средства, кроме вертолета кино? Со сцеплением оказалось сложнее. Лоцман уяснил, что сцепление выжимают при переключении передач, но как ни старался уловить разлитую в воздухе информацию, он так и не понял, что за звери эти передачи и как их надо переключать. Тогда он махнул на сцепление рукой и стал обходиться малым: просто-напросто газовал и ехал.
Бензобак тоже доставил немало хлопот. Выяснив, что после двухсот километров пробега надо заливать бензин – а счетчик вертелся как сумасшедший – Лоцман вздумал сотворить заправочную станцию. И сотворил: под стеной Замка появилась одинокая красно-белая колонка со шлангом; но хоть убей, бензин не желал из нее вытекать. Голь на выдумку хитра – охранитель мира начал творить пятилитровые канистры с бензином, и таким образом вопрос разрешился.
Лоцман любовно провел рукой по приборному щитку. Отличный мотоцикл. Жаль, что на нем нельзя сгонять в чужой мир и быстро-быстро вернуться…
С неба донесся тихий, на границе слышимости, звук. Он нарастал, приближаясь, и Лоцман прыгнул в седло – кино летит. Змей их загрызи, до чего некстати пожаловали! Эдак и в сценарий заглянуть не успеешь: пневмопочта приносит листки с текстом всего за несколько минут до появления вертолета. Да ладно, не беда. Либо Лоцман убедит Режиссера подождать, либо просмотрит текст во время съемки. Вполне успеет: сценарии Богиня присылает короткие, три-четыре жалких странички.
«Дракон» ворвался в ворота Поющего Замка, когда серый вертолет с бело-зелеными полосами приземлялся у подножия главной лестницы. Замок содрогался и стонал от ветра, гремел от рокота винтов и двигателя. Над левой башней бился флаг, на белом полотнище сверкали под солнцем золотые буквы: ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА, а ниже и мельче – Se non e vero, e ben trovato[1 - Если это и неправда, то хорошо придумано (итал.).].
Из салона вертолета неторопливо вылез Режиссер, горохом посыпались операторы в светлых, под цвет дворца, маскировочных костюмах. Бросив «дракон» у двери гаража, припоздавший охранитель мира кинулся к одной из боковых лестниц и стрелой понесся наверх, к своим актерам. Ветер упал, Поющий Замок умолк, и Серебряный Змей приготовился к нападению.
Лоцман выбежал на Шахматную террасу. Она была вымощена квадратами розовых и коричневых плит, а столбики балюстрады выполнены в виде шахматных фигур. Если пересечь террасу и с перил махнуть на крышу оранжереи, оттуда можно рвануть вон по той лесенке…
– Лоцман, – шепнули у него за спиной.
Он оглянулся, никого не обнаружил и решил, что его зовет Эстелла либо Лусия – звуки в Поющем Замке доносятся издалека и распространяются не поймешь как. Надо торопиться.
– Лоцман! – окликнули настойчивей и громче.
Он притормозил у края террасы.
– Кто здесь?
Ни Режиссер, ни тем более операторы с ним в жизни не заговаривали, а кроме четверых актеров и его самого, в Замке ни души. Уж не Змей ли обрел человеческий голос, да еще такой нежный? Он готов был броситься дальше: у Лоцмана нет дела важней, чем вести съемки.
– Да постой же, малыш. – Отделившись от деревца в каменной нише, она вышла на свет.
Ее красота потрясла его и пригвоздила к месту. Прозрачное кимоно из зеленого газа не скрывало дивного тела, вокруг головы распушилось облако схваченных диадемой светлых волос, а лицо дразняще прикрывала черная полумаска. На матовых щеках ни тени румянца, гордые губы сомкнуты, небольшой твердый подбородок упрямо вздернут. Незнакомка стояла свободно, самоуверенно, опустив руки вдоль тела; под прозрачным покровом чуть колыхалась высокая налитая грудь. Завороженный, потерявший дар речи Лоцман был не в силах шелохнуться. Красавица насмешливо улыбнулась, и он опомнился.
– Открой лицо. – Он подумал и поправился: – Откройте лицо, пожалуйста.
Женщина засмеялась негромким бархатистым смехом.
– Всему свое время, малыш, всему свое время. – Она приблизилась и взяла его за руки горячими цепкими пальцами.
– Простите, я тороплюсь. – Он пытался собрать разбегающиеся мысли. Незнакомка умопомрачительно хороша собой, но посланное свыше знание говорит, что от подобной красотки легко дождешься какой-нибудь пакости. Лоцман хотел вежливо высвободиться; не тут-то было – ее пальцы держали крепко. – Пустите, пожалуйста, – он напряг мускулы, давая понять, что в случае необходимости применит силу, и внушительно повторил: – Я в самом деле тороплюсь.
– Будь по-твоему, – согласилась незнакомка. – Я тоже пойду. – Не отпуская его руку, двинулась с Шахматной террасы к большой лестнице.
Лоцман с удовольствием побежал бы напрямик, но не видел способа отделаться от неожиданной спутницы, не выставив себя безобразным грубияном. И откровенно говоря, расстаться с ней было бы жаль. Ну и пусть задержусь на минуту. Не трагедия, коли не пролистаю сценарий: до сих пор настырный Змей из раза в раз похищал Лусию или Эстеллу, а Ингмар с Рафаэлем мужественно спасали прекрасных пленниц. Скорей всего, и сейчас ничего нового нас не ждет.
– Кто вы? – спросил он, искоса поглядывая на полускрытый черным шелком профиль красавицы, безуспешно стараясь не смотреть на облитую прозрачным газом грудь.
Незнакомка подарила ему манящую улыбку.
– Догадайся.
Он запнулся о ступеньку. Это же Богиня! Кто, если не она?
– Богиня, – вымолвил он ошеломленно. – Ясноликая Богиня.
Блестящие из-под полумаски глаза обратились на него с любопытством, затем красавица с задумчивым видом провела кончиком языка по губам.
– Ну, допустим, малыш, ты угадал. Где же знаки поклонения? Целование руки, падение на колени?
– Не будем терять время. – Он прибавил шагу, решительно увлекая ее за собой. Богиня там или нет, а у Лоцмана есть свой долг.
Посмеиваясь, она быстро перебирала босыми ногами, бежала по лестницам и галереям вслед за ним.
Лоцман издалека углядел нисходивших по лестнице Эстеллу с Лусией и ожидавших на террасе мужчин. Кинооператоров не было видно – маскировочные костюмы сливались с обстановкой. Чтобы ненароком не попасть в объектив, Лоцман остановился, указал Богине место за скульптурой печальной полуобнаженной девушки, а сам укрылся за соседней – совсем обнаженной, но веселой. Каменная статуя не шла ни в какое сравнение с будоражащим кровь живым телом Богини. Досадуя на себя за неуместные мысли, охранитель мира сосредоточил внимание на актерах.
Рафаэль двинулся навстречу дамам, и прозвенел чистый голосок Лусии, долетевший сквозь тишину так же ясно, как если бы она говорила в двух шагах:
– Прекрасная погода нынче, господа!
Рафаэль склонился в низком поклоне.
– Какая чудная грация, – вполголоса заметила Богиня.
Уколола неожиданная ревность: красавица наблюдала за виконтом, приоткрыв от восхищения рот. Лоцман раздраженно прикусил губу. Ему-то что за дело? Пусть себе восхищается – Рафаэль и впрямь строен и изящен, как… сам Лоцман. Тьфу, пропасть! Он сердито тряхнул головой, а Лусия тем временем вынула из прически красную розу и бросила к ногам виконта.
Меж колонн галереи сбоку от лестницы появился серебряный блеск. Лоцман вздрогнул. Уже который раз повторяется одно и то же – и все равно ему стоит труда не закричать, предупреждая об опасности. Ингмар метнулся прикрыть Эстеллу. Лоцман вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом – чтобы смягчить удар Змея, не позволить твари оглушить северянина, швырнуть головой о камни. Сшибленный с ног Ингмар рухнул на одно колено. Эстелла пустилась бежать, а Рафаэль бросился к Лусии, обнял девушку. Богиня вскрикнула.
Голова Змея дернулась назад, готовясь к новому удару, Лоцман тоже приготовился – и тут сильные руки обвили его за шею, сдавили горло, дернули вниз. От неожиданности он едва устоял на ногах, уцепился за угол каменного постамента. Змей саданул виконта под ребра, Рафаэль повалился на ступени. Ошеломленный Лоцман отбивался, а Богиня обнимала его, прильнув всем телом, стонала, точно от боли. Когда он высвободился, Змей уже унес Лусию, а над Рафаэлем хлопотала Эстелла.
– Лоцман… – Богиня задыхалась. – Лоцман!
Он готов был закатить ей оплеуху. Нет того, чтобы красотка кинулась на шею в иную, более подходящую минуту – не во время же съемок с ней миловаться! Из-за нее Лоцман проворонил самый важный миг, позволил чудовищу всерьез ранить человека.
– Уйдите, – велел он, сдерживая гнев. – Вы мешаете съемкам.
Богиня откинула голову, надменно усмехнулась. В ее диадеме переливались рубины, словно капли красного вина, и огнисто вспыхивали мелкие алмазы. Пышная грудь под зеленой паутиной кимоно успокаивалась.
– Это мои съемки, – проговорила Богиня. – И мои актеры. И ты – мой Лоцман! – ее голос поднялся, но не разлетелся по Замку, а натолкнулся на скульптуры и вернулся слабым, тут же замершим эхом. – Здесь все принадлежит и подчиняется мне. На колени, Лоцман. На колени!
Он не шелохнулся. Он всегда знал, что Богиня сотворила этот мир и четверых актеров – и его, Лоцмана, тоже; догадывался, что именно Богиня позволяет ему изменять мир, дает силы направлять в нужную сторону ход съемок, – но при этом не испытывал того благоговения и восторженной любви, что пленники Замка и северянин. Даже сейчас, имея возможность созерцать ее пьянящие формы, пережив огонь ее объятий, он ощущал лишь сладко волнующую власть ее тела – но ни тени должного почтения.
– Я прошу вас уйти. Вы не позволяете мне… – он смолк – Богиня расхохоталась. Заливистый смех забился в узкой клетке галереи, где они стояли.
– Но Лоцман, – вымолвила она с насмешливым укором, – это же мои съемки. Все будет так, как хочу я.
С этим не поспоришь, Богиня здесь – высшая власть. Лоцман обернулся к актерам. Северянин помог виконту подняться на ноги, и они побрели вверх по лестнице. Сжалось сердце: Рафаэлю плохо, он держится на одной силе воли. Погоди, дружище, я помогу, возьму на себя твою муку… Участилось дыхание, Лоцман невольно прижал к ребрам ладонь – чужая боль запустила когти в его тело, начала просачиваться внутрь. Не беда, я потерплю, лишь бы Рафаэлю стало легче – ведь ему досталось по моей вине, это я не доглядел, не уберег… Увы – юный виконт страдал по-прежнему.
Богиня негромко засмеялась, ниже маски заалели пятна жаркого румянца, раскрывшиеся губы подрагивали. Лоцман подавил стон – боль делалась все мучительней. Страшно подумать, что испытывает Рафаэль. Он смирил гордость и учтиво промолвил:
– Светлоликая Богиня, прошу вас: пощадите своего актера.
Красавица придвинулась, обняла его за пояс, прижалась упругим бедром, губами коснулась щеки.
– Милый, трогательный мальчишка. Я избавлю тебя от страданий. – Она погладила Лоцмана по боку, и он вздохнул с облегчением: боль исчезла без следа, а прикосновение женской ладони осталось сладостно-томительным ощущением, теплой памятью об обещании.
Он не посмел обнять почти обнаженный стан Богини, а снова попросил, запинаясь от ее жаркой близости, но честно стремясь исполнить свой долг:
– Ясноликая… будьте милосердны. Рафаэль не заслужил… этих мук.
Актеры добрались до террасы, где на бронзовых треножниках поблескивали чаши-аквариумы. Протяжно закричала Лусия, Рафаэль рванулся бежать, однако ноги у него подкосились. Морщась, точно от новой боли, охранитель мира наблюдал, как Ингмар усадил юношу на каменную скамью и огляделся в безнадежных поисках целебного средства. Богиня хихикнула, положила ладонь Лоцману на грудь, на колотящееся сердце.
– Посмотри на меня!
Он повернул голову. Полускрытое черным шелком лицо женщины пылало откровенной страстью. Лоцмана передернуло: казалось, эту страсть подхлестывают мучения виконта.
На галерею долетел звук хриплого дыхания. Лоцман оттолкнул Богиню.
– Не мучайте его. Как вы смеете?
– Я-то смею, – она косилась на Рафаэля. К прыгающей от частых вдохов груди прилила кровь, под прозрачным кимоно разлилось алое пятно. – Поди сюда. Мой чудный, волшебный седой мальчик, иди ко мне.
Прозвенел новый крик Лусии; Поющий Замок благодарно откликнулся и затих. Лоцман сжал кулаки. Он не должен перечить Богине… это немыслимо…
На террасе Ингмар расстегнул куртку и рубашку виконта, обнаружил лиловый бугор над сломанными ребрами. Богиня постанывала, тянулась к пятившемуся Лоцману.
– Пощадите! – крикнул он, и мгновенно вернувшееся эхо пощечиной ударило в лицо.
– Пусть его… пусть умирает… Ну же! – она рванула на груди невесомую ткань.
У него перехватило дыхание – и от вида ее ослепительного тела, и от чувства собственной беспомощности. Он предает Рафаэля. Он, охранитель мира, пренебрег своим долгом, позволил глумиться над беззащитным актером. Будь она проклята, эта Богиня…
– Лоцман! – вопреки законам киносъемок, крикнул Ингмар. – Ло-оцма-ан!
Завыло свирепое эхо, и жалобно закричала Лусия, мучаясь в объятиях Змея. Изящным, сводящим с ума движением Богиня опустилась перед Лоцманом на колени, прильнула к нему, уткнулась лицом ему в живот. Он сжал руками ее голову, обжег ладонь о сверкающую камнями диадему.
– Лоцман, Змей тебя сожри! – Это разъяренный Ингмар.
Охранитель мира разрывался между чувством долга и желанием покориться Богине. Голова шла кругом, очертания дворцовых построек расплывались перед глазами, казалось, еще миг – и он повалится на каменные плиты, уступая мольбе ее рук.
Новый вопль Лусии пронзил ему сердце. Зашелся стократным эхом Замок, взревел разозленный Змей, и над дворцом понесся истошный призыв измученной девушки:
– Лоцман, миленький! Ло-оцман! А-а-а!
– Лоцман… – выгибаясь, призывно стонала Богиня.
Он стряхнул наваждение. Она не должна, не имеет права, не смеет истязать Лусию и убивать Рафаэля.
«Скажи ей – пусть поет», – мысленно велел он Ингмару.
Северянин услышал его и приказал Эстелле петь, услаждая Змея. Лоцман глубоко вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом, зажмурился от усилия. Надо сотворить им кувшин. Эстелла, найди целительное вино!
Актриса выхватила спасительный кувшин из углубления под каменной скамьей, вручила Ингмару. Лоцман перевел дух.
Соблазнительница поднялась с колен, запахнула на груди разорванное кимоно.
– Ты посмел противиться Богине?
– Посмел. – Он приготовился понести заслуженную кару.
