скачать книгу бесплатно
Глава IV. В силу тесной связи
Няня, давай играть, как будто я голодная гиена, а ты кость.
Л. Кэрролл
Четверг, 18 октября
По ночному шоссе мчался мотоцикл. Он мчался с такой скоростью, что взбивал клубы пыли вокруг себя. Александр Верховский любил скорость. Он любил те мгновения, когда перегрузка, вызываемая чересчур высокой, скоростью вдавливала его в кресло почти до потери пульса и когда, когда после очередного лихого виража вместе с диким воем резины из-под колес вылетает сноп едва заметных искр. Вот что Александр Верховский называл получением адреналина. Многие, из тех, кто его знал, не понимали его страсти к мотогонкам. Некоторые считали это проявлением запоздалого юношеского максимализма. Некоторые сочувственно качали головами и замечали довольно пренебрежительное отношение Александра к собственной жизни, связывая это, прежде всего с отсутствием большого числа женщин в жизни молодого человека.
Все они были не правы.
Никаким юношеским максимализмом Александр не страдал и женщин в его жизни было предостаточно. Но та единственная, которая составляла смысл его жизни уже в течение восьми лет, которая была так близко и в то же время так далеко, то ли не хотела, то ли не могла понять его чувства. Да он был виноват перед ней за ту историю, которая произошла под рождество, но та история была простой шарадой. Ведь он же не знал, что всё так обернётся. Восемь лет. Восемь лет, прошло с того злополучного Рождества, но видимо обида в душе Анастасии сидела слишком глубоко.
А ведь ты и сейчас не сказал ей всей правды, зазвучал внутренней голос. Ты не сказал ей о той девушке. Перестань, ответил он сам себе, это просто случайность, её это не касается и не должно коснуться. В конце концов, и меня это не касается. Смерть девочки – это трагедия, но то, что она из нашей школы ничего не объясняет. Простое совпадение. Он не позволит, чтобы что-то тронуло Анастасию ещё раз. Он поклялся защищать её, нет не ей, он поклялся себе.
Женева, восемь лет назад
Дождливая и промозглая осень, как это часто бывает в Женеве, сменилась белоснежной и морозной зимой. Александр сидел в пабе на авеню Марше и, дуя на заиндевевшее стекло, смотрел на падающие снежинки. Приближалось католическое Рождество, а значит – первые экзамены и последующие каникулы. Хотелось уже расслабиться и думать о чём-то легком и весёлом. Расслабиться не получалось. Не из-за экзаменов, нет. Пара простеньких тестов по французскому не могут его напугать. За время учебы он встречал вещи и посложнее. Расслабление не получалось из-за Анастасии. Уже почти два месяца, как половина факультета судачит об их отношениях. При этом назвать эти отношения романом у Александра, в противовес остальным, язык не поворачивался. Так, пара взглядов, один поцелуй. Но Анастасия занимала все его мысли и чувства. Александр четко понимал, что такого раньше не было. Во время своей юности он достаточно ветрено обходился с девушками, не ожидая никакого продолжения в отношениях. Но теперь…
С тех пор, как они встретились, не прошло и дня, чтобы он не думал о ней. Она буквально влетела в его душу, заставляя терять остатки самоконтроля и сознания.
Александр достал мобильник и вгляделся в фотографию, где они вдвоем стояли возле знаменитого фонтана. Половина этой фотографии была на заставке экрана. Его взгляд жадно скользил по тонкой фигуре, по складкам зеленого платья, по копне рыжих волос, уложенных в пышную косу. Больше всего ему хотелось сейчас сидеть рядом с ней, распустить эти волосы, потому что так лучше. Сидеть и смотреть на неё, ну может быть, еще поцеловать…
Кто-то сзади схватил его за плечо. Александр повернул голову и увидел, что рядом с ним стоит Томас Чилуэлл. Он был какого-то странного вида, весь потухший и с абсолютно пустыми глазами.
– Ну, привет Менделеев, – проглатывая буквы, громыхнул он, – что, варишь новое зелье, что-то типа «как завалить девушку за один вечер?» – Он оперся ладонями на стол и угрожающе навис над Верховским.
Александр понимал причину такого поведения Чилуэлла-младшего. Из рассказов Шурочки он знал, что Том был влюблен в Анастасию, но, видимо, безответно.
– Ты откуда явился сюда!? – прошипел Том. – Думаешь, можешь приехать закадрить девчонку и всё, она твоя навсегда, да? А ты не подумал, что кто-то может её любить? Она ведь для тебя игрушка. Оставь её в покое.
Александр с отвращением посмотрел на него.
– Ты пьян, – сказал он, – иди, выспись. Протрезвеешь, поговорим.
Чилуэлл стукнул кулаком по столу.
– Да ну, – гаркнул он, – думаешь, у меня от эля мозги заело? Черта с два. До того как ты появился, она была моей, понимаешь, моей. Ты приехал на чужую территорию со своими порядками.
– Том, – ровно сказал Александр, – я люблю её. Она сама сделала выбор.
– Да что ты говоришь, – протянул Том, цокая языком, – он любит! Неужели!?
Чилуэлл подошёл вплотную. Местная публика, видимо, привычная к таким случаям, не вмешивалась. Завсегдатаи с интересом следили за происходящим.
Александр встал и хотел уйти, но Том крепко схватил его за запястье. Ну не устраивать же драку, в конце концов. Ничего не было страшного, он просто был пьян или под дурью.
Тем временем с Чилуэллом случилась другая крайность, обычная для людей в его состоянии. Глаза молодого человека вспыхнули огнём откровенного безумия.
– Тогда докажи это, – зашипел Том, – попробуй отобрать её у меня.
– А ты уверен, что она принадлежит тебе? – криво усмехнулся Александр. – Давай подойдем к ней и спросим, с кем она хочет быть.
– Ну, нет, – сказал Том, – давай решим это здесь и сейчас. Чья она.
Александр прищурился. Разговор ему нравился всё меньше и меньше. Главное сейчас было не вляпаться в то, за что придется расплачиваться.
– И каким же образом – позволь узнать?
Чилуэлл отошел от барной стойки и прошел вглубь паба, туда, где стоял пыльный бильярдный стол, на котором лежали два потертых кия. Том провел пальцем по зеленому сукну и, взяв кий в левую руку, прокрутил её по кругу.
– А ты выиграй Анастасию у меня, – сказал Чилуэлл, вертя в руках кий, – в бильярд. Сыграем партеечку. Выиграешь, отдаю её тебе, а если проиграешь – отвянешь от неё.
Александр смерил Чилуэлла взглядом. Вид, надо сказать, у него был абсолютно безумный. От таких людей неизвестно чего ждать. Задача Александра состояла сейчас в том, чтобы выйти из разговора.
– А если я откажусь? – спросил он.
– Тогда тебя вывезут отсюда в инвалидном кресле, – прорычал Чилуэлл, – ты тронул мою женщину и должен за это расплатиться…
* * *
Верховский мотнул головой. Он не должен вспоминать эту историю. Она закончилась. Закончилась и больше не повторится.
А письма, прозвучал тот же голос. Ведь кто-то их шлёт.
Кто это может быть?
Опять этот голос, почему он всё время появляется? Нет, успокоиться, нужно немедленно успокоиться. Взять себя в руки и успокоиться.
Александр резко затормозил мотоцикл. Он даже не увидел финишной черты. Только почувствовал по ощущениям. Он всегда всё делал по ощущениям.
Он не приехал первым. Впереди него уже стояла знакомая ему зеленая «Ямаха», возле которой стояла Александра. В мотоциклетном костюме, она выглядела дерзко и непривычно для себя сексуально. Стоявшие в толпе мужчины бросали на неё жадные взгляды.
Александр никогда не понимал, зачем ей нужно это. Себе он всё время придумывал объяснения. А вот она… Девушка игриво подмигнула ему.
– Встречайте королеву сегодняшней ночи, – раздался голос в мегафоне – Шурочка!!!
Ночной воздух разрезал звук тяжелой металлической музыки и радостное улюлюканье толпы, получившей свою порцию адреналина.
Он не стал участвовать в общей вакханалии. Расстегнув промокший насквозь от пота гоночный комбинезон и резко сорвав с головы подшлемник, от чего его длинные волосы взметнулись в разные стороны, Александр плюхнулся на стул и стал большими глотками поглощать воду из бутылки, стоящей на соседнем столике.
Она подошла неслышно, как умела.
– Ну, ты сегодня даешь, – сказала Шурочка, – я думала, что ты меня сделаешь на повороте возле цветочной!
Александр махнул рукой.
– Черт его знает, что произошло, – сказал он, – голову что-то прихватило.
Шурочка фыркнула.
– Я тебе говорила, что не надо менять ускоритель, – с укоризной сказала она, – мотик не может так быстро набирать скорость, это вредно для здоровья.
Александр ничего не ответил. Шурочка говорила так из вечного своего скептицизма. Александр не любил скептицизм. Если бы он был скептиком, он бы никогда не построил ту фирму, которая принесла ему все, что имеет сейчас. Александр любил пробовать всё новое. Не боялся открываться своим инстинктам.
– Что слышно о тех письмах? – он, наконец, смог задать волнующий его вопрос. – Анастасия их кому-то показывала?
Шурочка кисло посмотрела на него. Ей не хотелось говорить на эту тему.
– Нет, – отрывисто бросила девушка, – я посоветовала ей забыть про это. Мне кажется, она вообще всё себе напридумывала, как и тогда в Женеве.
Александр дернул щекой.
– Может быть, – согласился он, – с её-то психикой. Но ведь ту девочку правда убили, и убили в пансионате.
Манерное подергивание плечом.
– Почему это тебя так заботит? – спросила Шурочка. – Разве мы имеем какое-то отношение к убийству? Это ведь случайность.
Эти слова сейчас прозвучали странно и небрежно, а ведь совсем недавно он сам их себе сказал.
– Не хочу, чтобы это коснулось Анастасии, – произнес Александр. – Если милиция или журналисты свяжут убийство с ней, она может это не пережить. Ей хватило прошлого раза. Я видел, как она была напугана.
– Но она же не виновата.
Александр махнул рукой.
– Послушай, кого это волнует, милиция обожает разрабатывать такие версии, простые и тупые, которые лежат на поверхности. А если станет известно ещё и про этот дневник…
Шурочка вздохнула.
– Я тут подумала, если ты прав и эти листы присылает кто-то из тех, кто знает всю эту историю, что, если он просто хочет отомстить Анастасии за неё, вот и убил эту девочку.
Она никогда не теряла нить размышления. Его иногда это поражало.
– Я знаю о ком ты, – сказал он, – но, по-моему, это нереально.
– Чужая душа никому не известна, – возразила Шурочка, – слишком большие жертвы, слишком велико наказание.
Александр хмыкнул.
– Но ведь история была расследована до конца, – сказал он, – и все выяснилось.
Шурочка улыбнулась:
– Не всё, и ты это прекрасно знаешь. Этого не знает Анастасия, но тебе-то всё известно.
Александр потупил взгляд. Его голова опустилась на грудь.
– Я бы на твоем месте подумала, кому ещё это выгодно, как не тому, кто больше всех виноват в той истории.
– Но причем здесь эта девочка? – спросил Александр.
Шурочка посмотрела на него взглядом строгой учительницы, как на непонимающего ученика.
– А ты сам! – сказала девушка. – Какой шум поднимется, когда узнают, что девочка училась в твоей школе? Что, если бьют по вам двоим?
Александр поднял голову и посмотрел на подругу.
– И что ты предлагаешь, – спросил он, – мой верный советник?
Её губы тронула легкая улыбка.
– Нужно бить первым, – сказала она, – подкинь ментам эту идею, только не сам, а через кого-нибудь. Они за неё и ухватятся.
Шурочка протянула к нему руки и аккуратно расправила заломившийся воротник на куртке. В его голове что-то щелкнуло. Она была так близко и была такой желанной, что его руки сами обняли её.
– Давай не здесь, – сказала она, засмеявшись, – поехали ко мне. Там нам никто не помешает.
Их губы слились в продолжительном поцелуе, но он хотел большего. Здесь и сейчас. Он всегда поддавался инстинктам.
* * *
Над Кранцбергом опустилась ночь. Тот самый ночной час, когда даже самые отчаянные гуляки южного города разошлись по своим домам.
Ксении спать не хотелось. Она думала об убийстве, о том, как его раскрыть. Своими мыслями она всё время возвращалась к убитой девочке. К осознанию той мысли, что её истерзанное тело лежало сейчас в морге, а её убийца, возможно так же, как и она, сидел и пил кофе, возможно, даже рядом с ней. Возможно, она даже уже его видела.
Ей было только семнадцать. Это был зверский поступок, но для того, чтобы совершать зверские поступки, не нужен зверь. Парадоксально, но звери никогда не совершают зверских поступков. Они сильные и благородные существа. Они всего лишь борются за выживание. У них нет выбора. У человека этот выбор есть. Ему не нужно бороться за выживание, но он совершает зверские поступки. Почему так происходит? Она много раз задавала себе этот вопрос и не находила ответа.
Ни у кого не было ответа. Священник сказал бы, что виноваты бесы, вселяющиеся в нас, ученый объяснил бы всё психологией человека, либеральный журналист – бездействием властей и отсутствием закона. Каждый из них всего лишь давал объяснение согласно своей вере и своей конъюнктуре. И каждый из них завершит свою версию одним и тем же, что это несправедливо, что это невозможно понять, но что нужно прощать и жить дальше.
Нет, подумала девушка, такое нельзя пережить, такое нельзя забыть. Люди, которые говорят обратное, никогда так не скажут, окажись они в этой ситуации. Она не могла представить, что испытывает человек, когда его близкий, особенно ребёнок, лежит в морге и его тело эксперты разбирают как конструктор. И все лишь из-за того, что она кому-то мешала или кого-то раздражала.
Прощение, смирение, Ксения усмехнулась, это слишком высокие материи для человека, испытывающего боль утраты.
Нельзя понять? Нет, это нужно было понять. Она должна была понять, чтобы подарить людям хотя бы фальшивое облегчение. Она знала, что это облегчение фальшивое. Тяжесть утраты остается навеки. Кто-то говорил про справедливость в том, другом мире. Пусть он и наступит когда-нибудь, но у неё не было времени. Ей нужно было здесь и сейчас.
На деревянной поверхности столика гостиничного ресторана девушка оригинальным пасьянсом разложила фотографии Екатерины Кирсановой, её пропавших подруг и одноклассников, с другой стороны она положила фотографию Левицкого.
– Я бы положила сюда ещё несколько фотографий, – прозвучал где-то сверху голос Кристины.
Ксения обернулась. Её подруга стояла возле столика в легком пальто и с дорожной сумкой в руках. Небрежно улыбнувшись, девушка присела за столик и положила перед Ксенией снимки Александра Верховского и молодой девушки, в которой Ксения узнала Анастасию Урусову – администратора пансионата, где нашли труп Кирсановой.
– Ты омерзительно пунктуальна, – улыбнулась Ксения, – по тебе надо часы сверять.
– У каждого свои недостатки, – согласилась Кристина, – мчалась я к тебе с очень интересной историей. Ты хоть знаешь, про кого ты меня спрашиваешь?
– Фармацевтический олигарх, – кивнула Ксения, – его же так называют?
