Квоска-хао, или Вместо тепла

– А совесть?

– Совесть? Да ты видел, точнее, слышал совесть. Уже как-то уживаемся. Всё равно я следовал своей цели.

– М-да… Теперь я не стану писателем.

– Как знать. Всё может быть. Люди же останутся… Ты о чём писал?

– Фэнтези… и фантастика.

– Ну… жанры хорошие. Но я не знаю, будут ли они востребованы после… Видишь ли, фантастика помогала людям абстрагироваться от мира, скучного, серого.

– Все книги это позволяли.

– В разной степени. Фантастика – новый мир. Я помню, читал, даже такая версия высказывалась: фантастика нужна для развития воображения, а тем, кто писал не фантастику, просто не хватало воображения. В принципе, верно. Воображение – большая часть человека с богатым внутренним миром. А если произведение ещё и философское, то… оно может стать собеседником. Вроде как, слушаешь его ты, а ощущение, будто выслушали тебя. Так о чём это я… А, да: не знаю, нужно ли будет это «людям будущего». С одной стороны, жизнь станет насыщенной, с другой – очень трудной. Надо будет отрываться от этих трудностей.

– Да всё равно: то, что было, уже не вернуть.

– Ты же не печатался?

– Да кому я нужен…

– То есть, все произведения у тебя хранятся…

– На ноуте.

– Тьфу ты!

– Но я сделал много копий на флэшках и на бумаге, которые попрятал.

– О! Не так уж ты и туп. Молодец…

Повисло неудобное молчание…

– И что дальше? – почти взмолился Егор.

– Дальше? – Ярослав тихо посмеялся. Его смех будто доносился из самых глубин его тела… Он встал и достал меч с характерным звуком, и прошипел: смерть…

Олдман вскочил, следуя непонятно откуда взявшимся инстинктам. Его пальцы наткнулись на нож, который всё время был спрятан в защите ноги. Парень его выхватил и сделал несколько резких движений рукой, уже вооружённой. Откуда у него эти навыки? Интересно даже ему.

Ярослав выхватил невесть откуда маленький голубой кристаллик, который кинул под ноги противнику. Он отпрыгнул, будто от гранаты. Теперь в комнате снова был слабый свет, только бледно-голубой.

Каргин убрал меч в ножны и замер.

Олдман поднялся и бросился на него, но тут же оказался сбит ногой. Он снова поднялся, но сейчас же был схвачен за шею и откинут в стену, с которой посыпались пыль и камешки. На этот раз не поднялся…

***

– Как же я по тебе соскучился… – протянул Сергей, страстно целуя Викторию в губы, лицо и шею и гладя сильными руками по талии, бёдрам и ягодицам.

– Я тоже… – простонала она, отвечая ему взаимностью, только руки обнимали за шею.

Немецкий прислонил её к стене, на мгновение оторвался и посмотрел в глаза, блестящие дьявольской страстью, лицо её эротически хитрое. Они вновь вцепились друг в друга, снимая одежду (именно одежду, костюмы сняли для сна). Он вошёл в неё… Сначала стоя, опираясь на стену, потом переползли на одежду, разбросанную по полу, меняя позы. Стены бесконечных тоннелей усиливали стоны и разносили эхом…

***

– Да как вы меня заколебали… – пробухтел Никита спустя пару часов стонов, которые действовали ему на нервы. Он пошёл туда, чтобы «кастрировать кроликов».

По мере того, как он шёл, стоны слышались отчётливее и громче – направление верное. Но только он завернул за поворот, за которым и рассчитывал застичь парочку, все исчезли, а в воздухе пронёсся скрежет камня о камень закрывавшейся двери-камня в стене.

– Вот с… – пошипел он и подошёл к двери, за которой всё равно слышны те самые звуки, только очень тихо, ведь звукоизоляция очень хорошая.

***

Каргин неподвижно простоял минуту. Две. Олдман всё не поднимался. Шла третья минута. «Вот сука…» – подумал Ярослав, подкрадываясь ближе. Вот он уже стоял над телом.

Егор схватил его за ноги, попытавшись сбить с ног, но ничего не получилось: Каргин лишь немного потерял баланс и, тут же его восстановив, схватил парня за шею и прижал к стене, вглядываясь в испуганное лицо, освещённое голубоватым светом.

– Ничего не хочешь сказать перед смертью?..

– Подонок ты… – прохрипел Егор, полоснув Ярослава по шее ножом, вот только там броня.

Каргин убрал руку и Олдман упал.

– Неплохо, малой…

– Чего?

– Проверку прошёл.

– Какую, блин, проверку?!

– Ну, надо было проверить, насколько ты цепляешься за жизнь. Нытики, сдающиеся при первой же опасности, мне не нужны. Добро пожаловать в команду, – Ярослав снял шлем и протянул руку Егору.

– Хочешь сказать, теперь я должен быть с вами, так же ходить и убивать?

– Нет, не хочу. Я это и говорю.

– А меня не надо спросить, хочу ли этого я?

– А ты не хочешь?

– Нет, представь себе, не хочу.

– Хе, а что ж ты тогда хочешь? Умереть? Или идти воевать на стороне тех, кто помрёт?

– На своей стороне.

– Так наша сторона для тебя может стать своей. Представь, какая это великая миссия! И ты будешь её участником.

– Я могу быть её участником и по ту сторону. Противостоять вам – тоже великая миссия.

– То есть, ты хочешь уйти?

– Да.

– И воевать на той стороне?

– Да.

– И чего ты добьёшься? Ты будешь страдать: и физически, и духовно. Тебе будет больно, тебе не с кем будет поговорить. Не умрёшь в очередном сражении с нами, так загнёшься там. Ты всё равно никому не будешь нужен, пройди ты хоть всю войну. Знаешь же, где были все ветераны Великой Отечественной? Я молчу про другие войны. И зачем тебе воевать там?

– Воевать за своих.

– Так и тут тебе будут свои, ты будешь на своём месте.

– Помнишь, в «Капитанской дочке», нельзя перемётываться, менять сторону.

– Так ты не меняй. Ты просто определись. Да, вроде как ты уже на той стороне, но… фактически, выбора у тебя не было. Просто определись, и пойдём к нам. Всяко интереснее.

– Чего интересного? Кровь и смерть?!

– Жизнь! Егор, жизнь! Ты будешь жить. И не в том плане, что ты не умрёшь, а в том, что у тебя в жизни будет происходить много событий. Вот кто ты был до этого?

– Студентом… писателем…

– Вот. И что из этого вышло? У тебя было много друзей? У тебя вообще были «твои люди»? Или может ты просто хорошо жил? Нет? Видишь… Ты был никто. А теперь смотри… Владеть словом? Просто читай и научишься им владеть. Писатель? У тебя значительно снизится конкуренция – это раз. И потом, если уцелеют типографии, тебе буде легче напечататься. Заплатить ты всяко им сможешь.

– Это чем, например?

– Ну, смотря что они попросят. Деньги – найдём деньги, материалы – найдём материалы, оружие – найдём оружие. А если совсем цены задерут, то можно будет заплатить им их же собственными жизнями. Хе-хе, ради искусства всё-таки.

– Ради искусства… – Егор посмотрел на своего собеседника. Он впервые увидел его лицо: ещё молодое, но чувствовалась глубокая печаль. Несмотря на, как он выразился, великую миссию, он всё равно в печали, его сердце постоянно что-то разъедало… «Этот человек честный, он действительно хочет, чтобы я к ним присоединился. Причём не в корыстных целях, ну, разве что, разговоры», – подумал Олдман и взял руку Каргина.

***

– Мы про вас совсем забыли, – с какой-то приторной мягкостью, склизкой и тягучей, промолвил Никита, сняв шлем и слегка поклонившись.

– Не мудрено, – ответила Королева из кристально-чистого пруда.

– Похоже, сейчас нам надо действовать без вашей помощи…

– Да. Лёд всё-таки мешает. Не правда ли забавно: разрушили полпланеты, а теперь трепещем перед льдом.

– Да, весьма. А что нам мешает его разломать?.. – осторожно спросил Иванов.

– Огромный вред Природе. А она итак натерпелась и продолжает терпеть. Не надо лишний раз её тревожить. Кстати, а где Ярослав?

– Спит, наверное.

– А, ладно. Ну, передашь ему, что мы будем «патрулировать» свободные ото льда участки? Всё в пределах миссии.

– Да, конечно.

***

– Да я тебе говорю: тяну, тяну, а там такой крокодил – он в лунку не пролазит!

– Да кому ты чешешь! В лунку у него не пролазит… Я бы сказал, что и куда у тебя не пролазит.

– Да зуб даю! Я лунку начал расколупывать. Ну и сошла тут!

– Нет тела – нет дела. Сошла – значит, не поймал, – дед лет шестидесяти в шапке ушанке и толстой шубе, мехом внутрь, сидел возле лунки и подёргивал удилищем.

– Да… Увы. Такой крокодил! – другой мужчина помоложе сидел у соседней лунки и устанавливал жерлицу. Одет он свободнее, в современную одежду.

– Кстати, а от чего всё-таки телеки не работают?

– Да хрен его знает! Со спутником что-то вроде. Саня в город поехал, узнает.

– Да я сильно его не смотрю. Просто погоду узнать хочется: будет холодать иль нет?

– Похолодает, похолодает.

– О-о-о, ну всё – сматывай удочки. Рыбы сегодня не увидишь, – дед кивнул в сторону появившейся девушки, которая быстро принялась сверлить лунку. – День добрый, Алёна!

– Да, здравствуйте, дед Гриша. И вам, дядь Ваня.

– Ага, привет. Во молодёжь пошла… – усмехнулся Иван.

– Так правильно. Нефиг дома сидеть, – одобряюще кивнул Григорий. – Опять на сыр будешь ловить?

– Ну да, – легко ответила Алёна.

Старики только хмыкнули и продолжили между собой:

– О, а с дурачком-то что?

– С каким дурачком? А, с этим психом. С Саней поехал.

– Что, прям так и поехал?

– Ну, все говорят, что поехал, вот только я видел, как его связанного заталкивают.

– Да так и надо с ним. Он это, опасен для общества.

– А чего он такого говорил?

– Да про какую-то войну втирал. Всех на войну поднимал.

– Напился, наверное, до чёртиков – вот и воюет.

– Может, и напился, а может, и головой стукнулся. Или в сугробе уснул.

Девушка вдумчиво покосилась на них и вытащила серебряного карася грамм на двести, у которого из верхней губы торчал крючок с маленьким квадратным кусочком сыра.

***

– Народ, позвольте представить, – Ярослав вошёл в «столовую» за завтраком, когда все собрались, – новый член нашей команды.

В комнату робко зашёл Егор. Все переглянулись.

– Легавый? – иронично прохрипел Никита.

– Можно и так сказать, – посмеялся Ярослав.

– Ты где его подобрал? – пренебрежительно спросил Сергей.

– Где нашёл, там и подобрал. Я ставлю перед фактом – он с нами.

– Эта редиска расколется при первом же шухере! – Иванов хлопнул ладонями по столу.

– Этот нехороший человек предаст нас при первой же опасности, – шутя, поправил Немецкий, сделав умное лицо и подняв указательный палец. Он посмеялся на пару с Никитой.

– Не думаю, что он настолько глуп, чтобы так поступать, – Каргин похлопал Олдмана по плечу. – Иди поешь. Но не увлекайся, а то затошнит. Проверено.

***

Через пятнадцать минут все разошлись. Сергей ушёл с Викторией, но шёпотом заявил Ярославу, что перед боем «ни-ни». Никита задумчиво улизнул, нащупав что-то на носу. Алексей, который был крайне незаметен, любезно согласился объяснить Егору всё подробнее. За столом остался сидеть лишь Ярослав. Перед ним несколько больших тарелок. На первой что-то очень похожее на картошку, нарезанную поперёк толстыми кусками. Но они то узкие, то широкие, что наталкивало на мысль, что исходный продукт формой похож на большую морковь. На второй целиком приготовленная тушка некрупного животного (была). После трапезы от неё остались лишь голова, хребет и хвост. Заяц! А на третьей яркий салат. Яркий, но непривычный: молодая хвоя, мелко нарубленная кора и клюква.

Каргин повертел головой в поиске какого-нибудь столового прибора, но, не найдя такового, взял салат рукой и положил в рот.

– Весьма опрометчиво, – вслух произнёс он, пережёвывая довольно жёсткую пищу. – Сейчас болеть никак нельзя.

Вкусным это блюдо трудно назвать: вкус смолы и кислинка клюквы – все специи, текстура жёсткая и неприятная. Но витаминов и других полезных веществ тут всё-таки много, а фруктов и овощей сейчас нет, поэтому Каргин сперва поел этого, трезво рассуждая как биолог. Потом он оторвал пару тонких кусочков с заячьего хребта и проглотил, почти не жуя. Затем он взял пальцами кружочек картофелеподобного овоща (?) и стал пристально разглядывать.

– Это корень одного растения. Не знаю, как его название на вашем языке, – из тьмы появился снежный человек.

– А вы кто, я извиняюсь? – Ярослав присмотрелся к собеседнику: нет, его он не видел.

– Смотритель этих пещер, – немного замявшись, ответил йети. Шерсть у него жёлто-седая, кожа сильно морщинистая, глаза тусклые, но голос очень сильный, молодой. – Я слежу за ними, где надо – прибираю, где надо – путников провожу.

– У вас прекрасный русский. И вы всего лишь хозяин этих пещер? Имеется в виду, именно этого отрезка?

– Да. Я хорошо владею русским. И да, я всего лишь живу в этом отрезке. Но он весьма большой. Примерно как один ваш город.

– Меня удивляет, почему вы с таким языком не работаете каким-нибудь переводчиком, или просто в политике. Это же у вас, йети, всё есть.

– Да зачем мне это… Это скучно и не интересно.

– Вам интересно ходить целыми днями по тоннелям?

– На самом деле это интереснее, чем тебе кажется. Я ж не просто хожу туда-сюда. Зачастую приходится отвоёвывать некоторые участки. Да, тварей много. А ещё люблю с путниками развлекаться. Часто какой-нибудь заблудится в лесу или вообще в тоннель попадёт. Я иногда играю. Да что иногда – всегда. Проверяю. А по итогам решаю: отпустить или нет.

– Получается, вы Леший?

– Ну, наверное.

– Довольно интересно. Жаль только, от ваших игр толку большого не было. Людей слишком много – всех не переберёшь.

– Да ты, я смотрю, и не стал перебирать. Всех подряд. Да откуда нам знать, был толк или не было.

– Тоже верно… А вы так освоили язык, общаясь с путниками?

– Да. Но, вообще, в детстве я дружил с одним лесником. Он понимал наш, а я ваш.

– Что за лесник?

– Имени его даже я не знаю. Он всегда просил называть его либо лесником, либо стариком. Но я его дедом звал, он не обижался.

– А вам сколько лет?

– Да кто бы знал. За пятьдесят точно. Может, семьдесят. Может, и больше. Я, наверное, отвлекаю?

Ярослав посмотрел на кусок варёного корня, который он так и не положил в рот.

– Да не, не. Не мешаете. Хотите, разговаривайте.

– Было бы что говорить… Эх… Вот так и общайся: говорить хочется, а тем нет, – с этими словами смотритель ушёл.

– Темы есть. Есть всегда. А сейчас вообще полно, – Каргин попробовал корень, который ему очень понравился, и взял заячью голову, с которой стал объедать мясо вперемешку с корнем. Он даже попробовал пожевать ухо: неприятно.

***

– И что делать? – спросил Олдман.

– Ходи-убивай. И да, старайся под пули не попадать. И прочее, – пояснил Каргин.

– И патроны сильно не трать. Есть возможность убить так – убивай так, – Иванов вручил новому боевому товарищу автомат.

– Как-то это неправильно… – неуверенно протянул Егор.

– Да какая разница! Погнали! – Ярослав вскочил на БТР и протянул руку «новобранцу».

Олдман натянул свой шлем и принял помощь.

Кортеж преодолел лесные дороги, проехал мимо разрушенного города, обогнул холм и через несколько десятков километров опасной открытой местности въехал в городок, в котором тут же начался хаос.

Крики, взрывы, выстрелы, гул моторов, крушение, плач, стоны…

***

Прямоугольничек встал между двух пластинок, нацеливая прямо в грудь человеку.

Олдман задержал дыхание, попытался унять дрожь, но она лишь взбесилась с новой силой. Палец плавно нажал на спусковой крючок… Бах! Пуля вылетела и, вращаясь, врезалась мужчине в руку. Он мгновенно отскочил в сугроб, хватаясь за повреждённую конечность.

Сзади на Егора налетел другой мужчина и попытался ударить по голове какой-то доской с гвоздями. Парень увернулся и ударил прикладом в шею. Но тут налетел ещё один противник. Олдман, не думая, выхватил нож и вонзил в грудь, прямо в мечевидный отросток грудины, который проломился и протолкнулся внутрь клинком. Кровь намочила одежду – лёгкую тёмную рубашку. Человек поднял испуганный взгляд на своего убийцу, тоже человека, который присоединился к ряду нелюдей, выдохнул тёплый пар, взялся за металл и вынул из себя, очень слабо оттолкнув руку. Егор в ступоре даже не вернулся в стойку: его рука так и застыла, как проткнула тело. Человек сделал пару очень коротких пьяных шажков назад, держась за рану, споткнулся на ровном месте и упал замертво… Олдман лишь опустил взгляд вслед за жертвой. Это что-то очень новое…

– Лиха работа! – с усмешкой крикнул Ярослав, молниеносно пронзив ещё одного беднягу мечом.

Егор медленно повернул голову на сказавшего, не меняя выражения лица… Испуганные глаза, приоткрытый рот, бледная кожа. Не задерживая взгляд на Каргине, он повернулся обратно… Ещё тёплый человеческий труп, тёплая кровь топила холодный снег…

Он убил человека. Он лишил жизни похожего на него. Он теперь убийца. Но что это? Странное чувство гордости. Чувство силы. Он смог! Он сделал это… Он мог постоять за себя, он не зря жил на этом свете…

Сзади послышался хрип.

– Не задумывайся на поле боя, – поучительно посоветовал Ярослав обернувшемуся Егору, ногой сталкивая труп с тэкко-каги.

***

Ещё один город… Счёт никто не вёл уже давно. Армия остановилась в лесу. Все обсуждали план действий, потому что поблизости несколько городов. Но лишь Егор сидел в сторонке, у поваленного дерева.

– Не сиди на снегу, – посмеялся Ярослав и сел рядом. Он заметил лёгкую сумасшедшую ухмылку на лице товарища. – Ну, как тебе?

– Ярко.

– Что?

– Ярко. Много впечатлений, чувств, адреналина.

– Хе. Вот так. Ты, главное, не тормози. Да, поначалу хочется над каждым телом склониться… но есть риск самому рядом упасть.

– Это я уже понял…А на мне ведь защита.

– Никогда не знаешь, когда она по швам пойдёт. Сейчас в тебя ядерку запусти – ничё не будет, а завтра споткнёшься и череп проломишь. Ведь признайся, тебе даже понравилось.

– Да, может быть… Какой-то маньяк во мне заговорил.

– Этот маньяк – человек. Нам свойственно наслаждаться, когда другим плохо. Внутренний зверь – это человек. И он радуется, когда ты получаешь власть, когда чьи-то жизни в твоих руках. Теперь ты вершишь судьбы.

– Человек не так уж и плох. Есть те, кто за гуманизм.

– Ха-ха! Параша ваш гуманизм. Пыток нет, публичных казней нет. Вот только жестокость в фильмах, книгах, играх становится сильнее. Люди требуют крови!

– Но ведь есть же те…

– Они инвалиды просто. Если человек думает лишь о благе других… у него проблемы. Он такой же инвалид, как и педерасты, к примеру. У них нарушена одна из функций жизни. У гомосеков это функция размножения, а у альтруистов, назовём их так, функция самосохранения. Всё-таки, надо заботиться о себе и быть готовым к войне.

– Да… вот где они сейчас: в полной ж.

– Ага.

– Вот только найдётся какой-нибудь гуманист, который будет спасать жизни… А потом его ещё боготворить будут.

– М-да… верно подмечено. Ну, будет несколько богов. Многобожие. Как и было. Будет хороший бог, любящий людей. И бог, любящий… справедливость, что ли… плохой, короче бог.

– Это ты про себя? Справедливый – плохой… Забавно. А ведь зачастую, кто справедлив, обществом воспринимается как плохой.

– Да. Посмотри на меня. Да и вспомни себя, как ты меня принял. А разве я несправедлив? Весьма справедлив… Но я плохой Бог, злой.

– В боги себя уже записал?

– Ну, поиграться можно же?

– Поигрался ты уже…

***

– Я, возможно, процитирую классику, но… У тебя мама был? Папа был? – с горькой ухмылкой спросил Егор, как и все чистя технику.

– Был… – грустно ответил Ярослав.

– А почему ты такой злой?

– Да не злой я! – Каргин с размаху кинул тряпку вниз, но хотел в собеседника. – Извиняюсь, – он поднял кусок ткани и отряхнул от снега. – Больная тема.

– Приёмные родители? Родители-алкоголики? Наркоманы? Садисты? – Олдман неосознанно попытался кольнуть побольнее. Он делал это не специально. Видимо, подсознание дало ответ на жестокий приём.

– Нет.

– Рано умерли? Бросили тебя?

– Не. Они… были хорошими родителями…

– Чего? – Егор в недоумении замер.

– Они были хорошими родителями. Хорошими людьми. Но не для меня.

– Поясни.

– Обожаю слово «обыватель». Вот они были обывателями. Почти всё моё окружение было обывателями. Я больше тебе скажу, даже сейчас меня окружают обыватели.

– Обыватель, обыватель, – повторял Егор, пытаясь вспомнить значение этого слова.

– Человек, который не заботится о развитии своего внутреннего мира. Он больше печётся о материальном: какой сегодня завтрак, не разбилась ли машина, долбанный кредит за квартиру. Не спорю, о материальном мире надо заботиться, ведь мы являемся частью его, как ни крути… но… нельзя забывать о духовной составляющей. Главное в жизни, всё-таки, саморазвитие. Я читал, я учил, я пытался удовлетворить свои внутренние потребности. Знаешь, как-то я узнал, что моя мама в моём возрасте (ну, я говорю ещё про школу, старшие классы) была такой как я: есть хочу, есть нравится, должны быть перемены. Потом узнал, что это у многих подростков. Типа, гормональный сдвиг, это нормально. Как меня это бесило… Я не хотел взрослеть в плане становления обывателем. Так же и было: ты стал обывателем – молодец, ты стал взрослым. Тьфу! Я остался подростком! Революционером по натуре. Меня ломали, меня крутили… Вот вам! С вами останется лишь то, что внутри! Где теперь ваши машины и квартиры?! Деньги?! Зато со мной есть мной прочитанные книги, мои знания, мои умения. Вот мне и было сложно расти: моё духовное развитие всерьёз почти не воспринимали. Только некоторые ещё как-то уважали. А целью жизни должны были быть деньги, дом, машина, большая семья.

– Погоди, а с семьёй-то что не так? Семья же это… опора.

– Я тебе про что и говорю. Навязывалось то, что, неважно какая у тебя семья, ты должен её любить и уважать. А я придерживаюсь другой точки зрения: надо быть с теми людьми, с которыми тебе интересно. Ну, или выгодно. Просто… ты ж согласишься, в чём опора, если у вас разные взгляды? ДНК не даёт ничего особенного. Так-то мы все люди братья. А можно смотреть ещё обширнее. Я вообще это блатом называл: раз ДНК близкие, значит люби. Как можно любить того, кто тебе неприятен?! Вот я и был с семьёй, пока в школе учился: это было выгодно. В смысле, что даже законодательно я должен был быть с этой семьёй. А потом самостоятельность и я свалил. Заколебали. Делай то, делай так. Я сам себе хозяин! Быть надо с теми, с кем тебе интересно. Вот мне не интересно с людьми, которые мне близки по крови. Я с ними и не общаюсь. А вот с друзьями мне интересно. А не интересно – разбег. Всё просто.

– М-да… радикально.

– Да я по натуре радикал. Правда, обыватель есть в каждом. Я считаю это нормой. Мы всё-таки материальные существа, и чтобы развивать душу, надо развить тело. В здоровом теле здоровый дух. Поэтому всё-таки надо немного быть обывателем… Но я был довольно неплохим обывателем. Всё-таки интересно: чем я становился взрослее, тем больше вымывалась из меня обывальщина. Всё-таки, я становился самостоятельнее и независимее. Но я ещё долго сохранял привязанность к каким-нибудь вещам. Да даже сейчас, – он указал на тэкко-каги, висевшие на рукоятке меча, чтобы не царапать машину.

– Вы трите-трите нормально! – сверху крикнул Сергей.

– Слушай, а нахрена мы трём?

Ярослав работал влажной тряпкой, чтобы смыть всю грязь, а Егор следом сухой, чтобы убрать влагу, которая могла заледенеть. Но фактически, ни грязь, ни лёд никак не мешали и не вредили.

***

На пути большой город, миллионник. Окраина начиналась, как это обычно бывало, с частных домов. Где-то это старая деревушка, где-то коттеджный посёлок, а вот вообще пожарище, ещё свежее.

Похоже, пожар здесь был непросто так. Чувство того, что это был запланированный поджог, не отпускало. А ещё казалось, что зачинщиком был неясный последователь, вернее, приверженец, глобальной зачистки. Воображение так и рисовало картину прошлой ночи…

– Много я сделать не смогу, но руку свою обязательно приложу, – шмыгая носом и вытирая его рукавом курточки, парень вытряхнул из канистры остатки топлива и достал спички, тряхнув коробком.

– Ты чего делаешь? Хулиган, а ну пошёл вон! – крикнула какая-то дряхлая бабка, укутанная как на северный полюс, даже не понимая, что происходило.

– Не до вас щас! – отмахнулся парень и открыл коробок.

– Я всё матери твоей расскажу, что ты по ночам шляешься. А ну брысь!

– Да рассказывайте кому хотите! – огрызнулся он. – Сами-то что ночью делаете?

– Ты как со старшими разговариваешь? – старуха рассержено шагнула в его сторону.

– А не боитесь, что утюг дома включен? – парень хитро прищурился.

Бабка попыталась что-то ответить, но, погрозив кулаком, уковыляла домой.

Спичка чиркнула о бок коробка и воспламенилась. Это такой маленький огонёк, но виделось, как огромное всевластное пламя. И горящий кусочек древесины полетел в дом, он сразу вспыхнул, превращая ночь в день. Парень поднял ветку, тоже облитую топливом, поджёг её о край пожара и кинул в другой дом, который тоже загорелся. Подул ветер как раз в сторону других домов. Люди кричали, выбегали на улицу, а огонь беспощадно поглощал деревню…