скачать книгу бесплатно
Уже находясь в салоне своей старенькой пятерки, Илья опять вспомнил лицо того пациента. Синицын Кирилл Алексеевич. Почему-то имя казалось смутно знакомым, где-то он его слышал, но не мог вспомнить где.
***
– Вероника! Куда ты запропастилась? – щегольски одетый мужчина лихорадочно тряс колокольчик, не переставая при этом кричать: – Вероника! Где ты, моя стройняшка?
Оглохла эта идиотка, что ли? С утра пораньше драть глотку заставляет, тогда как должна являться по первому требованию.
Когда терпение мужчины иссякло окончательно, он бросил газету на массивный овальный стол, с грохотом отодвинул тяжелый старинной работы стул, на котором сидел, как на троне, и направился в кухню. Высокий, накачанный, стриженный почти под ноль, маскируя тем самым обширную лысину, он двигался быстрой пружинящей походкой. Широкий коридор, ведущий в кухню, больше напоминал картинную галерею, стены которой увешаны полотнами без всякой системы.
На пороге кухни мужчина резко застыл. Его маленькие круглые глазки от возмущения готовы были выскочить из орбит. Гладковыбритые щеки покрылись гневным румянцем. Острый нос, больше похожий на клюв, слегка подрагивал, а и без того тонкие губы плотно сжались и вытянулись в горизонтальную полоску. Он разъярялся все сильнее, глядя в спину женщине, что, пританцовывая, хлопотала возле плиты. Это была довольно крупная женщина. Ее телосложение больше напоминало мужское, даже рельефные мышцы имелись. Оттого еще нелепее смотрелось тонкое летнее платье на ней, и голова с собранными в пучок волосами казалась неестественно маленькой. В уши женщины были вдеты наушники с тонкими проводками.
Лицо мужчины уже полыхало гневом. Даже маленькие уши, больше похожие на женские, покраснели и подрагивали. Он громко топнул ногой, обутой в лакированный ботинок. Звук получился ощутимый, но женщина даже не «повела ухом», продолжая напевать и что-то нарезать. Тогда мужчина приблизился к ней вплотную и остановился за спиной. Только тогда Вероника слегка повела внушительного размера носом, улавливая хорошо знакомый запах дорогого парфюма, и резко обернулась, оказавшись лицом к лицу с разъяренным хозяином.
– Ой, Максим Анатольевич! – воскликнула она, не сразу догадавшись вытащить наушники из ушей, отчего фраза прозвучала пугающе громко. – Что вы здесь делаете?
– Я?! – заорал ей мужчина прямо в лицо. Она в ужасе отшатнулась. – Что я здесь делаю?! Что ты здесь делаешь? Оглохла ты, что ли?
Хорошенькое лицо, которое совсем не гармонировало с крупной фигурой, исказилось от еле сдерживаемых слез. Еще молодая женщина, не старше тридцати лет, выхватила носовой платок из кармана платья и прижала его к губам.
– Я тебя спрашиваю, глупая курица, что ты себе позволяешь? – опять заорал Максим Анатольевич. – Мечтаешь быть уволенной? А?!
– Я не знала, что вы уже встали, – пролепетала бедняжка. – Я слушала музыку, может, немного громче обычного… – всем своим крупным телом она трепетала от страха перед наказанием.
– Сегодняшний день ты работаешь бесплатно! Наверное, я тебе слишком много плачу, раз ты себе такое позволяешь, – уже немного тише сказал Максим Анатольевич. – Чтобы через пять минут завтрак стоял у меня на столе! Поняла? – она молча кивнула, хлюпая носом. – Ты все поняла? – он опять повысил голос.
– Да, я все поняла. Я мигом все принесу.
Мужчина резко развернулся и вышел из кухни. Обратный путь в столовую он проделал, все так же по-военному чеканя шаг. В ожидании завтрака он вновь погрузился в чтение газеты. Вот таков был Карлов Максим Анатольевич – один из богатейших людей города.
Маленький Максим был единственным ребенком у замученной матери и отца алкоголика. Едва закончив десять классов, юноша поступил в техникум и выучился на теле– и радиомастера. Этим и зарабатывал на жизнь вплоть до тридцати лет. К тому времени он уже женился, и сыну исполнилось пять лет. Заработанные деньги старательно складывал в «кубышку», пока не накопил приличную сумму. Все отложенное потратил на покупку видеомагнитофона, который стоил в те времена, как машина «Жигули». В Советском Союзе таких магнитофонов не было, их привозили с запада те, кто имел возможность туда ездить. Магнитофон Максим купил вовсе не для того, чтобы смотреть фильмы самому в кругу семьи. У него были далеко идущие планы. Чтобы окупить затраты, открыл видеосалон прямо в одной из комнат своей двухкомнатной квартиры на первом этаже. Оборудовав ее пятьюдесятью стульями, телевизором «Березка» и драгоценным видеомагнитофоном, стал устраивать ежедневные просмотры фильмов. В те годы билет в цивильный кинотеатр стоил от десяти копеек на детский сеанс, до пятидесяти – на взрослый в вечернее время, а в его видеосалон – рубль. И ведь забит был, даже мест не хватало.
У Максима Анатольевича, как и у каждого обладателя столь ценного магнитофона, имелись и кассеты, только с иностранными фильмами. Несмотря на ужасное пиратское качество и каркающий голос Володарского, зажимающего нос прищепкой, фильмы смотрели, раскрыв от восторга рты. Молодежь любила ужасы про мертвецов или с Брюсом Ли, или эротику – «Греческая смоковница» и «Эммануэль». А комедии в стиле «Полицейской академии» или «Назад в будущее» пользовались особенной популярностью. Сейчас нам бы качество картинки показалось поганым, звук – еще более отвратительным, а тогда это было чудом техники – вместо надоевшей передачи «Сельский час» или «Прожектор перестройки» включить тот фильм, который ты хочешь посмотреть.
Максим Анатольевич не довольствовался простым зарабатыванием денег, он хотел иметь больше. Из-за несовместимости отечественных телевизоров и импортных видеомагнитофонов, восторг от просмотра иностранных фильмов был зачастую несколько омрачен отсутствием цвета. Тогда телемастер вставил самодельный декодер в телевизор, получил цветную картинку, и его видеосалон стал еще более популярен. Конечно, не все проходило гладко. Отечественная милиция часто устраивали облавы. Обычно те использовали хитрый приемчик: подходили к квартире, выключали электричество на щитке в коридоре и только потом стучали в дверь. Какой был эффект? А очень простой – хозяин физически не мог достать и запрятать кассету из видеомагнитофона, к примеру, с порнографией, просмотр которой преследовался законом. Все улики были на лицо, как говорится. Но наш Максим Анатольевич умел договариваться с законными представителями власти.
Через год он уже показывал фильмы в вагоне электропоезда пригородного следования, а через два – владел видеобаром, где в цивильных условиях с бокалом вина и в обнимку с девушкой можно было посмотреть зарубежные видеоклипы.
Сейчас ему исполнилось пятьдесят пять лет, и он с уверенностью мог сказать, что всего в жизни добился сам. Видеосалоны канули в Лету. Теперь он являлся официальным дистрибьютером в России ведущих марок женских гигиенических средств, памперсов, парфюмерии. У него имелось несколько фитнес-салонов в городе, пара оздоровительных центров специально для женщин.
Он зарабатывал на женщинах, к которым относился с неприятием, близким к отвращению, как к испортившейся, несъедобной, грязной пище, как к итальянскому сыру кассу марцу, содержащему живые личинки насекомых, или китайскому деликатесу «тысячелетнее яйцо» – вареному утиному яйцу балют, в котором уже сформировался плод с оперением, клювом и хрящами.
Его неприятие носило форму самосохранения. Он считал, что женщинам нужны только его деньги. Любовь он в принципе отвергал, называя ее преследованием похотливых целей. От представительниц прекрасного пола требовал единственное – тело, которое называл воротами, открывающимися толщиной его кошелька. Ему ничего не стоило унизить даму в глазах других людей, причем, намеренно, с целью самоутверждения. Единственная женщина, к которой он испытывал чувство, похожее на уважение, была его вторая жена. Но она умерла больше двух лет назад. После этого, неприятие женского пола только усугубилось.
Максим Анатольевич с нетерпением смотрел на секундную стрелку наручных часов. Пять минут уже практически истекли. Он готовился задать новую трепку Веронике, если та опоздает хоть на минуту. Но тут ему не повезло. Проявив истинный талант по быстроте приготовления завтрака, Вероника внесла в огромную гостиную тяжелый поднос. Она торопливо расставляла перед хозяином пышный дымящийся омлет, поджаренные тосты, масло, повидло, тонко нарезанные сыр и ветчину и чашку горячего кофе без молока. Хозяин следил за ее умелыми движениями, презрительно поджав губы.
– А теперь отрегулируй кондиционер. Здесь холодно, как в морозилке, – сказал он, когда Вероника уже собралась удалиться.
Та послушно взяла пульт, что лежал возле руки хозяина, и, направив его на систему, нажала одну единственную кнопку, пустив поток холодного воздуха на потолок. Карлов не обращал на нее внимания, читая газету и прихлебывая кофе. Выждав минуту, Вероника развернулась и направилась в кухню. Уже в дверях снова услышала звон колокольчика.
– Свою машину я оставлю дома. Распорядись, чтоб ее помыли к двенадцати часам. Мне она понадобится в это время, – равнодушно велел Карлов, когда Вероника снова появилась на пороге гостиной. – Да чтобы она блестела, поняла? Когда он, кстати, вернется?
– В городе пробки. Вот и задерживается.
– Еще! Сегодня вечером у нас гости. Накрой стол в гостиной к восьми часам на… – он подсчитал в уме, – семерых. Поняла? – Вероника кивнула. – Все, свободна, – закончил Карлов, пренебрежительно махнув рукой, – убирайся.
Вероника ушла, глотая слезы.
Карлов не спеша допил кофе, так и не притронувшись к еде, свернул газету и бросил ее прямо в тарелку с омлетом.
– Тупая дура! – в сердцах проговорил он. – Курица без мозгов. Да заменить некем. Да и другая будет такой же тупой.
Вероника служила в его доме уже четыре года. Ее рекомендовал Максиму Анатольевичу друг – заместитель мэра. Сказал, что лучше он вряд ли найдет. Карлова раздражало в ней все: огромная фигура, не сочетающаяся с мягкими чертами лица, покорный и трусливый характер, даже ее высокая трудоспособность порой выводила его из себя. Обычно он сдерживался, не позволял такого, как сегодня. Просто день не задался с самого утра. Ему приснилась покойная жена. Во сне она сказала только одну фразу, которая сильно напугала Карлова: «Если не перестанешь издеваться над моим сыном, я заберу тебя к себе». Проснулся он, объятый паническим страхом. Постепенно успокоился, потому как не отличался суеверием и не верил в загробную жизнь, но настроение было окончательно испорчено, вот и сорвался на Веронике.
Встав из-за стола, Карлов покинул гостиную. В просторной прихожей с массивной входной дверью главным украшением служили огромные зеркала на стенах, в позолоченных рамках. Дубовые балки по углам создавали иллюзию прочности и надежности и монолитом поддерживали потолок. Карлов аккуратно, чтобы не поцарапать каблуками, прошел по полу из мореного дуба и остановился перед зеркалом. Он повертелся в разные стороны, оглядывая совершенство дорогого темно-синего костюма, и вышел во двор.
На подъездной аллее его уже ждал черный Мерседес. Водитель услужливо распахнул заднюю дверь, куда Карлов элегантно втиснул натренированное тело. Охранник открыл автоматические ворота и машина, не спеша, выехала на проезжую часть коттеджного поселка «Гайд-парк», что находится в пятнадцати километрах от центра Екатеринбурга, на живописном берегу озера Шарташ.
– Козел! – в сердцах проговорила Вероника, глядя в окно на отъезжающую машину.
***
Илья медленно подъезжал к дому. Он взглянул на часы – время приближалось к десяти. Долго же он добирался! А все эти пробки… Из автомагнитолы механический голос сообщал последние сводки. По сведениям гидрометцентра день сегодня обещал быть аномально жарким: температура воздуха прогреется до тридцати градусов. Последний раз пятнадцатого июня в Екатеринбурге такая жара наблюдалась в пятьдесят шестом году. Интересная статистика, но какая-то бесполезная. Что ему от этих знаний?
Открыв ворота просторно гаража, Илья заметил машину отчима – серебристый Ауди последней модели. Так, одно из двух: либо тот дома, либо ему мыть эту красавицу. Уж лучше второе, к этому он хоть привык, чем лишний раз видеть этого человека. Мысли от усталости лениво ворочались в голове. Спать хотелось дико.
Илья отогнал свою машину в дальний угол гаража и вышел через боковую дверь. По широкой дороге, мощенной бежевой плиткой, направился к большому особняку, построенному в викторианском стиле. Этот дом из красного кирпича, с множеством узких и длинных окон, не вызывал у Ильи ни малейшего теплого чувства. С двумя просторными пристройками, одна из которых выполняла роль летней столовой, а другая – зимнего сада, дом казался неестественно крупным. Лишь мансарда с большими полукруглыми окнами не рождала ассоциаций с неприступной крепостью.
Илья предпочитал пользоваться наружной лестницей, что вела прямиком в отведенные ему «апартаменты» – просторную мансарду, расположенную над гостиной. Она единственная выбивалась из общего стиля – кое-как отделанная изнутри и захламленная всякими старыми вещами. В углу он оборудовал себе уютное гнездышко, где и старался проводить свободное время. Не считая работы в больнице, он еще много чего выполнял по дому, тем самым оплачивая проживание здесь. Когда умерла мать, отчим сразу поставил такое условие – либо он трудится на благо семьи, либо убирается на все четыре стороны. Сразу же уволили двоих домработников, чьими обязанностями занялся Илья. Он следил за садом и газоном; раз в месяц проводил капитальную чистку бассейна, регулярно мыл машины и выполнял различные мелкие поручения главы семейства.
Илья уже начал подниматься по крутой лестнице, когда услышал голос Вероники:
– Илюш, пойдем, я тебя накормлю, пока все горячее.
Он вернулся и заглянул за угол дома. Вероника высунулась из окна и приветливо помахала полной рукой.
– Дома никого нет, все разъехались. Иди умойся и дуй на кухню.
– Ладно, Ник, через пять минут буду.
С Вероникой они дружили. Не считая родной сестры Олеси, она была единственным человеком, кто по-доброму относитлся к нему в этом доме.
Быстро взбежав по лестнице, Илья осмотрелся. Куда бы запрятать этот ящичек? В руках он вертел реликвию, от которой мечтал поскорее избавиться. Надо убрать так, чтоб надежно и, главное, не забыть потом, куда. Так ничего лучше и не придумав, Илья закопал древний сосуд в груду старых вещей, до которой ни у кого в этом доме не доходили руки. А потом поспешил обратно. Ополоснулся он из колонки, расположенной на заднем дворе возле просторной площадки для мытья машин. С кухни доносились настолько дурманящие запахи, что аппетит разыгрался не на шутку.
– Садись, дорогой, сейчас буду кормить тебя, – приветливо улыбнулась Вероника. – Обед еще не готов, но пироги уже подоспели. Сейчас только налью тебе чаю, и можешь приступать. – Она внимательно на него посмотрела. – Что, тяжелая выдалась ночка?
– Да, не то чтобы очень… Но поработать пришлось, – отшутился Илья. – А как Олеся, нормально себя чувствует? Она уже уехала? Жаль, не застал ее, хотел пожелать удачи на экзамене.
– Да, сегодня выехала пораньше, у нее какое-то дежурство там. Вроде здорова, но настроение, по-моему, не очень, больно грустная, – ответила Вероника.
– Не знаешь, почему? Ее никто не обижал?
– Думаю, что нет, – ответила Вероника. – К ней тут хорошо относятся, не то что к тебе… Может, Эдька опять приставал? Честно говоря, не видела. Он, как одержимый, ходит за ней по пятам, но вроде не обижает.
– Чего только хочет от нее? Она же еще ребенок. Может, мне поговорить с ним? – размышлял Илья, уплетая пирожки с капустой.
– Не стоит, Илюш, – перебила его Вероника. – Пока ведет себя нормально, не лезь. Только себе хуже сделаешь. Этот деспот ведь и выгнать может, – зло закончила она.
– У тебя что-то произошло с ним сегодня? – догадался Илья.
– Да позавтракать ему вздумалось раньше на час, – в сердцах ответила она. – То валяется в постели неизвестно до скольки, завтрак приходится несколько раз подогревать. А тут решил вскочить ни свет ни заря. Ну а я в наушниках была и не слышала его воплей. Можешь представить, как он разъярился? Вот и работаю сегодня бесплатно, – сокрушенно закончила.
– Вот, дерьмо! – в сердцах выругался Илья. – Почему ты не уволишься? Можешь не отвечать, – жестом остановил ее, – сам знаю. Из-за нас тут все терпишь? – с сожалением посмотрел на женщину. – А он-то думает, что облагодетельствовал тебя, что ты держишься за свое место не знаю как. Не стоим мы такой жертвы, Ник, – грустно закончил.
– Ты же знаешь, у меня нет семьи, – тихо проговорила Вероника. – Вы с Олеськой заменили мне ее. Я вас люблю – тебя, как брата, а Олесю, как родную дочь. Не могу я вас бросить. А Карлов… Да плевать я на него хотела! Уйти всегда успею. Пока есть силы, буду терпеть, – уверенно закончила она и бодро улыбнулась. – За меня не переживай. Лучше о себе подумай. Тебе здесь живется несладко. Переехать бы тебе.
– Я не могу, и ты об этом знаешь, – просто ответил Илья. – Не стоит даже говорить на эту тему.
Родная сестра Ильи, четырнадцатилетняя Олеся, с рождения страдала тяжелой формой эпилепсии с частыми повторяющимися припадками. Что послужило причиной заболевания, никто не знал. Медицина такие вещи не диагностировала. Исследования показали только, что определенная часть ее мозга повреждена. И с возрастом таких участков становилось все больше. Если у одних людей, перенесших припадок, в дальнейшем он мог и не повториться, то у Олеси они случались с периодичностью раз в неделю, не реже.
Именно из-за болезни сестры Илья выбрал профессию нейрохирурга. И останавливаться на достигнутом не собирался. Тему для диссертации он выбрал посвященную вопросу родовой травмы, как возможной причины возникновения эпилепсии. Да и Олеся была привязана к брату. Только ради нее он не покидал этот дом, терпел любые прихоти отчима. Ближе сестры у него никого не было.
– А что делает в гараже машина Карлова? – спросил Илья у Вероники.
– Он велел тебе вымыть ее к двенадцати часам. Сам уехал на Мерседесе, – поморщилась она.
– Все понятно, поспать не получится, – устало вздохнул Илья. После плотного завтрака держать глаза открытыми было еще труднее. А стрелка часов уже неумолимо приближалась к одиннадцати. Это значит, начинать нужно прямо сейчас, иначе нарвется на праведный гнев. – Спасибо за завтрак. Пойду растрясать жирок, – постарался сказать он как можно бодрее, чтобы Нику не мучили угрызения совести.
Илья перегнал машину отчима из гаража на площадку и, немедля, принялся за дело. Просто вымыть машину было мало. Следовало натереть ее полиролью, чтобы сверкала. Карлов, принимая работу, заглядывал во все щелочки, проверяя качество выполнения приказания. Времени едва хватило на все. Перегоняя красавицу обратно в гараж, Илья увидел въезжающий в ворота Мерседес и услышал металлический голос отчима, дающий распоряжения водителю:
– Не забудь, что тебе в два забирать Олесю из школы. Постарайся не опоздать. Я спрошу потом у нее.
Отношение отчима к младшей сестре Ильи не подчинялось логике. С одной стороны, он ее не любил, с другой – относился к ней очень внимательно. Знакомым представлял не иначе, как собственную дочь. Гордился ее успехами в живописи и даже собирался организовать персональную выставку. Только Олеся категорически отказывалась. Она любила рисовать, но делала это для себя. Единственное, что она разрешила отчиму – развесить несколько картин в доме, и он не уставал хвалиться ими перед знакомыми.
Чувства Олеси к отчиму были еще более сложными: она его отчаянно боялась, презирала за суровое отношение к брату и Веронике, которую любила, как родную мать, но в глубине души не могла не благодарить за все, что он для нее делает.
Чтобы не столкнуться с Карловым, Илья быстро поставил машину в гараж и через боковую дверь, а затем по наружной лестнице пробрался к себе. Отчим никогда не поднимался к нему. Разовые поручения передавал через Веронику, или при случайном личном контакте.
В углу огромной мансарды Илья соорудил себе что-то вроде комнаты. Из мебели там был только старый диван и стол со стулом. На столе компьютер, и аккуратные стопки бумаг – плоды трудов над диссертацией.
Сил держаться на ногах уже не осталось. Илья, не раздеваясь, лег на диван и тут же уснул. Проснулся он от того, что кто-то крепко его обнимал. Рядом спала сестренка, прижимаясь к нему. Сейчас она походила на ангелочка: длинные светлые волосы разметались по подушке, бледное личико с пухлыми губками выглядело спокойным и расслабленным. Илья тихонько, чтобы не разбудить Олесю, посмотрел на часы. Стрелка приближалась к пяти. Значит, он проспал больше четырех часов. Сестренка, наверное, пришла, когда он спал, сначала сидела, ждала пробуждения, а потом не выдержала и прилегла рядом.
Илья с улыбкой разглядывал ее спящее лицо – такое трогательное и беззащитное. Ему хотелось оградить сестру от любых опасностей. Но самой большой бедой была ее болезнь, и именно тут он оказался бессилен. Он мог только правильно назначить лечение и следить за тем, чтобы она все выполняла.
Как он ни старался двигаться аккуратно, Олеся распахнула большие светло-карие глаза с длинными темными ресницами и удивленно подняла густые брови, не понимая в первый момент, где находится.
– Все в порядке, малыш, – поспешил успокоить ее Илья, – ты уснула в моей комнате.
– Илюшка! – ее симпатичное личико с точеными чертами расцвело в радостной улыбке. – Я уснула, – с этими словами она обняла его и поцеловала в щеку.
– Школьницам тоже нужен дневной сон, – отшутился Илья. – Не только тем, кто трудится по ночам. Как прошел экзамен?
– Да неважно, – погрустнела она. – Сдавала математику, боюсь, будет двойка, совсем мало задач решила.
Из-за слабого здоровья училась Олеся неважно, часто пропускала занятия. Только связи отчима и помогали ей оставаться в элитной школе. Благодаря ему, ее не отчисляли и ставили тройки вместо двоек.
– Не переживай, малыш, – ласково сказал Илья, – не всем же быть учеными. Ты у нас, зато, талантливая художница, вон какие картины пишешь.
От похвалы Олеся зарделась и смущенно улыбнулась. Только из уст Ильи она принимала ее. Его мнение ее больше всего волновало.
– Знаешь, в доме сегодня прием, – вспомнила она. – Тебя опять не посчитали, – грустно добавила.
– Вот и замечательно! Будет время поработать, – весело отозвался Илья.
После смерти матери он никогда не участвовал в семейных торжествах. Его туда просто не приглашали. Более того, отчим официально распорядился, чтобы его там не было. Прислуга, на правах которой Илья жил в доме, должна знать свое место. Илья не переживал на этот счет. Беспокоила только реакция Олеси – она каждый раз расстраивалась, а это могло спровоцировать приступ.
– Ты же знаешь, как мало у меня времени, чтобы работать над диссертацией. А это замечательная возможность, когда точно знаешь, что никому не понадобишься.
– Я бы тоже хотела остаться с тобой, но Максим Анатольевич настаивает, чтобы я была, – Олеся всегда звала Карлова по имени отчеству, не нарушая официальности. Собственно, того это вполне устраивало. – Опять, наверное, будет петь мне дифирамбы, – уныло добавила она.
– Которые, заметь, абсолютно справедливы, – улыбнулся Илья.
– Да, только мне ужасно неудобно быть в центре внимания, тем более что там будет Александра. Рядом с ней мне неудобно. Чувствую себя убогой. А она такая!.. – мечтательно закончила девушка.
– Просто, она старше тебя, – сухо проговорил Илья. – В ее возрасте ты будешь лучше.
– Ты так говоришь, потому что любишь меня, – рассмеялась Олеся, – но все равно приятно.
– Так держать! – подхватил Илья. – А сейчас беги, тебе нужно подготовиться к ужину. А я немного поработаю.
Олеся еще раз поцеловала брата, и ее стройная невысокая фигурка упорхнула вниз по внутренней лестнице. Спускаться или подниматься по наружной Илья ей строго настрого запретил.
***
Просторная гостиная погружена в полумрак. Окна задернуты тяжелыми бордовыми портьерами, свободно свисающими с массивных позолоченных карнизов. На большом камине, облицованном белым кафелем, тикают часы времен королевы Анны, будто бы отсчитывая время назад. Стены обтянуты тканью с благородной зелено-золотистой вертикальной полоской. На потолке строгая лепнина с большой старинной люстрой в центре. Пол покрыт пушистым ковром светло-коричневого цвета…
Вероника суетилась с венчиком в руке, смахивая пыль с индийских и китайских шкатулок, разнообразных ваз и других восточных вещичек. Их тут было расставлено такое огромное количество, что ощущался налет колониальности. Стены украшали картины в простых багетах и зеркала в богатых обрамлениях. В этой комнате, несмотря на кажущиеся излишества, все было уравновешенно, симметрично расставлено, во всем чувствовалась мера и дизайнерский вкус. Мебель строгих правильных форм отлично сочеталась с причудливыми китайскими кашпо. Овальный дубовый стол был уже накрыт белоснежной скатертью, и из старинного буфета Вероника достала посуду из тонкого фарфора и серебряные приборы.
Домработница в гостиной находилась не одна. На добротном диване, обитом шерстью и стоящем вдоль стены, развалился, закинув ногу на ногу, парень. Он внимательно наблюдал за передвижениями Вероники. С его лица не сходила ехидная улыбка, приоткрывающая мелкие острые зубы. Светлые непонятного цвета сальные волосы были зачесаны назад. На бледном и рыхлом лице маленькие мутно-серые глазки прятались за толстыми линзами очков. Пухлые губы выделялись неестественно-красным пятном на лице.
– Удивляюсь, как такая гора может так быстро передвигаться, – раздался с дивана писклявый голос, отчего Вероника невольно вздрогнула и на мгновение остановилась.
Парень противно захихикал. Женщина же продолжила уборку, не обращая внимания на этого «неполучившегося ребенка», как она его про себя называла.
Карлову Эдуарду Максимовичу недавно исполнилось восемнадцать. На совершеннолетие отец подарил любимому сыночку красный Феррари, за рулем которого тот смотрелся довольно нелепо. Представьте себе парня ростом метр шестьдесят с телосложением большого пухлого младенца, почти лежащего за рулем спортивной машины.
Вероника считала, что в какой-то момент, когда младший сын хозяина был еще ребенком, его фигура перестала развиваться. Прибавлялись только вес и рост, а все остальное – покатые плечики, толстый зад, пухлый живот – оставалось неизменным. И на это можно было бы не обращать внимания, если бы у парня был нормальный характер. Но куда там! Хитрость, лицемерие и злость странным образом сочетались с комплексом неполноценности, и все это лишь подчеркивало непривлекательность фигуры.
Эдуард – единственный, к кому Карлов старший испытывал подобие любви. Может из жалости, а может потому, что чувствовал внутреннее сходство. При видимой строгости, он прощал сыну практически все, любые пакости, на которые тот был большой мастер, особенно в отношении Ильи и своего старшего брата. Из-за природной трусости младший сын побаивался отца, а покойную мать тайно ненавидел, считая, что именно она виновата в том, что у него такая внешность.
