АПОКАЛИПТО ГЭ

Всё же хорошо, что провидение подкинуло мне спасительную соломинку, в лице свалившегося с уровня выше нелепого толстяка с мультяшным голосом! Вот он, сидит сейчас передо мной и жалуется на тело, принадлежащее прежде, чёрт знает кому и изводящее его приступами геморроидального зуда. Сей факт, учитывая манерность, тон речи и ужимки, навёл меня на гадкую мысль о принадлежности данного тела прежде пиндосскому педерасту, которую я тот час же озвучил грибадиру.

– Плевать я хотел на плотские забавы былого хозяина этого скафандра – отработает своё и в утиль! Хотя, при наличии выбора, – пан Уи озорно, покосился на меня, – безусловно, я бы взял тело сексапильной блондинки.

Сладкая мысль о няшной златовласке на мгновение смягчила горечь осознания того, что я делю свой кров со старым педерастом.

По мере погружения в структуру межуровневых отношений, в моей голове зарождались вопросы, которые я тут же вываливал на рассказчика. Пан Уи охотно отвечал, давая самые полные разъяснения. На четвёртые сутки со мной произошли метаморфозы, не упомянуть о которых я не имею права. Выйдя на улицу, я, с удивлением для себя, обнаружил наличие нимбов над головами прохожих. Они были полупрозрачны, у кого-то ярче, у кого-то менее заметны, но присутствовали абсолютно у всех! Большинство из них переливались цветами российского триколора, однако у остальных наблюдалась странная последовательность из трансформации российского флага во флаг британский, израильский или американский. Как- то раз засмотревшись, я чуть не столкнулся с девушкой возраста институтки, нимб которой морфировал из триколорья в звездатую полосатость и обратно. Напротив остановки стоял пожилой мужчина в широкополой шляпе, его нимб морфировал между нашим триколором и давидовским стягом Израиля. У детей нимбы были практически невидимы и мерцали исключительно патриотическим окрасом.

– Поздравляю, – слегка хлопнув меня по плечу, произнёс грибадир, заметив моё прозрение. – Теперь вы, выражаясь вашим языком, – избранный!

– Походу, флаги над головами людей означают их принадлежность к конкретной команде? – предположил я.

Толстяк молча кивнул.

– А у тех, чьи флаги меняются, что, двойное гражданство?

– Нет, что вы, – тут же отреагировал Уй, – если обратите внимание – второй флаг проявляется менее явно и на менее короткий отрезок времени. Юнит может принадлежать одной команде, в данном случае российской, но по убеждениям и поступкам проявлять признаки одной из конкурирующих команд. Идеологический перелом сознания юнита – один из приёмов глобальной игры, позволяющий получать гешефты бесконтактно, мягкой силой, корректируя ментальность соперника изнутри. Гибридные войны, как говорят у вас.

Оглядевшись по сторонам более пристально, меня охватило лёгкое замешательство – более половины нимбов имели второй флаг. Большинство вторых флагов были звёздно-полосатыми.

«Что же получается, – почти половина наших граждан уже утратили свои национальные черты и русский мир уничтожается его же носителями изнутри?» От этой мысли мне стало обидно, я с ненавистью начал всматриваться в глаза проходящим двухфлаговым людям, пытаясь отыскать в них взгляды Иуды. Но глаза их ни чем не отличались от остальных.

Уже вечером, отрешённо глядя сквозь экран телевизора, осознав весь трагизм происходящего, мои многолетние догадки обрели крепкую доказательную почву. От накатившего страха повеяло безысходностью, словно от воспоминаний о тупо просранной молодости. Можно рьяно размахивать российским флагом и искренне считать себя патриотом, можно откровенно гордиться своей страной и люто ненавидеть её врагов, можно даже иметь свою твёрдую политическую позицию верного сына Отчизны, но при этом неосознанно сдавать свою Родину. Сдавать ежесекундно, с праведностью во взгляде и душевностью в деяниях. Многовековую силу и опыт предков, концентратом совести покрывающую стержень нашей ментальности, точит ржа, въедливой плесенью чуждых идеологий проникая в идентификационные трещины самосознания. Совесть откалывается незаметными кусочками, год за годом делаясь всё тоньше. И кто мы будем, утратив нашу русскую совесть? Чем обрастёт наш оголившийся внутренний стержень? Враги непременно воспользуются случаем окончательно зацементировать его дерьмом потворства низменности. Нас уничтожают изящно, не скрывая своих намерений, открыто влезая в русское самосознание и бесцеремонно копошась в нём.

А начиналось всё с малого. Выходные дни у нас вдруг стали викендами, бутерброды – гамбургерами, кексы – маффинами, внешний вид – луком. А после Деда Мороза мы стали называть Сантой и петь хэпибёфдей, прониклись симпатией к нечисти, празднуя хэллуин, а наше разудалое «ух» размазали невнятным «вау». И вот уже мы стали петь их песни, не понимая о чём они, но с обезьяньим упорством копируя их произношение, ломая хребет природной распевности родного языка и втаптывая национальную самость. Средства массовой информации преподносят новости западного мира первой полосой, задвигая собственную значимость Родины на второстепенные планы. С экранов в неокрепшие мозги соотечественников беспрерывно льются потоки отупляющих ток-реалити-юмор-шоу, выносящих мозг сериалов и прочих ингибиторов разумности. Как точно было сказано предшественниками – отними у народа язык его предков и можешь делать с ним что хочешь. Русский мир десятилетиями отдавал свой язык добровольно, смачно прищёлкивая языком, услаждаясь звучанием заморской тарабарщины. Хули, обед сегодня звучит как то не аппетитно, а вот ланч! От одного этого слова веет запахом успешности и трендовости; насрать, что ты заталкиваешь в глотку соевый ГМОшный фастфуд, от которого твой член опадёт пожухлым листком на десяток осеней раньше, зато ты вкушаешь свободу, которая приятно щекочет защёчные области твоего самоуважения. А обеды с их традиционными натуральными наваристыми супами, вторыми и компотами пусть остаются в прошлом, деля пьедестал с балетом «Тодес».

От этих мыслей хотелось рыдать и водки. Повинуясь им, я не сдерживал себя значительное время, особенно в последнем. Сквозь редкие проблески просветления, одурманенный алкоголем разум рисовал апокалиптические картины будущего родной страны, смываемые тут же наворачивающимися слезами и очередной порцией спиртного. Грибадир, казалось, понимал причину происходившего и терпеливо наблюдал, не вмешиваясь в ломку миропонимания юнита конкурирующей команды. Я был благодарен ему за это.

К концу второй недели я окончательно утратил облик благопристойного москвича. Обросшее щетиной измождённое лицо с темнеющими впалыми глазницами, грязные всклокоченные волосы и пованивающее исподнее, прикрытое такими же несвежими трениками и футболкой – на редкость точно отражали мои внутренние ощущения опущенца. Спускаясь в ближайшую лавку за продуктами, я ловил осуждающие взгляды соотечественников, с каждым днём наполняющиеся всё более нескрываемым пренебрежением ко мне и даже ненавистью. Особым презрением отличались взоры двухфлаговых нимбоносцев, впрочем, я отвечал им тем же, едва сдерживая внутренние порывы плевать в их предательски противные рожи.

Всё же, сквозь череду дней я мучительно принял открывшуюся действительность как непреложную данность и заставил себя привести тело в привычное обществу состояние. Из зеркала на меня вновь смотрело знакомое лицо, и лишь едва уловимый оттенок во взгляде выдавал случившиеся со мной перемены. Заметить этот отдающий холодком с лёгким налётом отчуждённости взгляд могли бы только хорошо знающие меня люди, но таких было не много, да и те находились далеко и, в основном, в памяти. Вспоминая дядю Гену, я внутренне дисциплинировал себя, перебирая мантрой его слова о несгибаемости настоящего мужика перед лицом жизненных траблов.

«Стать чепушилой ты всегда успеешь – повторял он, – а вот удержаться на ногах в дичайшем угаре во мгле ада и чаде кутежа способен только правильный пацан ровно просекающий тему».

Я считал себя ровным и в меру правильным и, как мне казалось, только одно всегда мешало мне подняться по жизни – обострённое чувство справедливости. С годами, слегка поумнев, я стал считать его скорее благом, чем помехой. Оно являлось предохранителем, не позволяющим моей духовности рухнуть в безвозвратность потаканий рептильных отделов человеческого мозга, отвечающих за примитивные жизненные инстинкты – потреблять, сношаться и доминировать. В этой топке уже догорала западная рептилоидная цивилизация, вконец оскотинившаяся и потерявшая фундамент человечности в виде совести и справедливости. В этот котёл уже влез обеими ногами и мой родной русский мир, хотя и подозревающий, что что-то не так, но ещё не осознающий даже в малой степени гибельности выбранного пути. Дорогу в ад современный мир мостит с завидными рвением и упёртостью. То, что не смогли за тысячелетия сделать наши предшественники, нам удалось воплотить форсированными темпами. Переливающийся манящими огнями перспективы, пленительно шуршащий, пахнущий фиалковым шампунем праздности хайвей несёт утратившее инстинкт самосохранения человечество к финальному повороту. Наивные пассажиры, гогоча от восторга нарастающей скорости, счастливо машут руками и расплываются в радужных улыбках надежд на новую жизнь там, за поворотом. Впереди новые ништяки и оттяги, достижения науки вот-вот сделают мир идеальным и напрягаться вообще не будет надобности, медицина с минуты на минуту обещает нам бессмертие – так стоит ли искать причины не давить на акселератор всё сильнее и будоражить мозги призрачными опасениями? В окнах несущихся машин, ещё можно уловить отражения судеб отдельных этносов с индивидуальностью их жизненных историй, но это возможно лишь в самом хвосте потока, и то всё реже и реже. Да и, честно говоря, всё меньше желающих это делать. Человечество сплочённым монолитным стадом несётся за поворот, в надежде, пусть и в последний раз ещё громче и восторженнее выкрикнуть «вау», не допуская даже мысли, что финальным их словом, как доказали «чёрные ящики», окажется «пиздец» В том, что так и случится – у меня не было ни малейших сомнений, и сейчас я стоял перед выбором – влиться в праздно несущуюся к финишу тусу, забывшись в фантасмагории всеобщего ликования, либо попытаться сорвать стоп-кран и хотя бы притормозить летящую навстречу неминуемую катастрофу. Свершившийся, по факту, глобализм отобрал у меня возможность просто соскочить на обочину, завалиться спиной на землю и снизу вверх просто взирать на проносящихся мимо пассажиров, бросающих в мою сторону надменные взгляды, высосанные окурки и использованные презервативы. Я давно стал частью этого пожирающего себя организма и невозможность бегства, основанное на страхах и банальной утрате навыков выживания вне общества, сделало меня беспомощным перед возможностью самому вершить свою судьбу, озлобившись за это на самого себя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.