Бездна Челленджера

– Дмитрий, – это уже Андрей Викторович говорил, – отнеситесь серьезно к вопросам. После санобработки вы можете что-то списать на остаточные явления, но…

– Андрей Викторович, я все прекрасно понимаю. Вы, вон, лучше Джессике лекции читайте. Ей нужнее. И успокойте ее. Записи видели? Что предполагаете?

– Да, записи отсмотрел. Не знаю, что предполагать. Ума не приложу. Ребята по вашим капсулам кое-что подобрали, пока еще результатов нет. Но исследуют. Кстати, ты не знаешь, где камера Джессики? Не видел?

– Нет, наверное там отлетела. По записям видно, как мы бежали, гляньте.

– Глянем. Отдыхай, Дим, восстанавливайся. И если что…

– Если что, то сразу же начну кричать как погорелец. Не дурак.

– Хорошо.

***

Почти неделя в карантине прошла мучительно долго. Передача пищи с последующей суетой за дверью – обеззараживали, томительное ожидание. Особенно поганым было то, что гадить приходилось в судно, ну и по малой нужде – тоже, не оборудован был отсек отдельным туалетом. Увы. Да и помыться хотелось очень, а вместо этого – таз воды, да губка. Вонь доканывала, въедалась в кожу, в ноздри, уже доходило до того, что принюхиваешься к еде, чуть не нос туда суешь, а все одно – вонь.

А после радостное сообщение, что ничего не обнаружено, что все в норме, распахнутая дверь, а за ней, уже не извечные анонимы в костюмах полной биологической защиты, а обычные, вполне себе узнаваемые люди, лица их. Правда лица сморщенные, прикрывающие носы руками, а Андрей Викторович так и вовсе скупую слезу пустил, то ли на радостЯх, то ли от зловонной вони, что поселилась в этом уже можно сказать «отхожем» отсеке.

Шаг во вне для Дмитрия был шагом в новый мир – в мир жизни. Никто из них, никто из тех, кто стоял там, за дверью не мог понять всех его чувств, всего его счастья. Для них он просто вышел, а для себя – для себя он выжил! Не заразился, не исчез, не умер, не погиб…

– Ну привет-привет, – Андрей Викторович оттолкнул в сторону протянутую для рукопожатия ладонь Дмитрия, и не смотря на вонь, на немытость его, обхватил его, обнял, к себе прижал, – Только ты мне больше таких ЧП на борту не устраивай. Всё под угрозу поставил, всё!

– Ну я ж…

– Да ладно, ладно. На поверхности ни сном ни духом о нашей чертовщине. И запроса я по подлодке не давал. Потом. Позже, планомерно, когда границы исследований расширять будем. Но направление я уж задам, прям туда и задам – не беспокойся!

Тем временем Дмитрий все жал и жал руки своим знакомцам, своим товарищам по станции, народ радовался, а Ичиро, так и вовсе поклонился церемониально, согнувшись в прямой угол, руки по швам.

– Я должен был пойти с вами, – склонил голову, пряча взгляд.

– Ты выполнял приказ. И не беспокойся, сидеть в карантине – совсем не похоже на подвиг, или на геройские мучения. Это просто – мучения, – он схватил руку товарища, крепко пожал ее, отступил стыдливо, сказал тихо, – руки потом помой…

И только Рей Вассерман стоял в сторонке, чуть боком повернувшись. Дмитрий подошел и к нему, хотел было протянуть руку, но этот извечно странный биолог только плечом мотнул, скривился брезгливо. Дмитрий отступил, не любил он его, да и сейчас симпатии к этому лысеющему мелкорослику у него не добавилось.

На плечо ухнула рука Андрея Викторовича:

– Ну ты, друг, давай: мыться, бриться, перышки почистить и через пару часов отпразднуем, устроим банкет в вашу честь, открытие обмоем. Ты знаешь, споры эти ваши – это чудо какое-то! Там понамешано всего и сразу! Ну ладно, всё на потом, давай-давай, беги в душ, амбре от тебя я скажу…

***

Пригашен свет, пусты бокалы, и тихой музыки напев, вальсируют, кружатся пары, стихает праздник отшумев.

Рядом присел Чейз, подтянулась и Джесс, в ее руке наполненный красным вином пластиковый бокал вина.

– Покурить бы, – начал Чейз, на станции на курение было наложено вето, как и на всяком подводном судне, – Веришь, пока в карантине расслаблялся, об одном мечтал – затянуться.

– Так ты ж не куришь, вроде…

– Курил, бросил. А тут пробило, прямо до кишок, – усмехнулся, – сам от себя не ожидал. От страха наверное.

– Наверное. А у тебя как? – толкнул плечом Джесс, а та, вдруг, привалилась к нему, положила свою блондинистую головку ему на плечо и сказала чуть пьяненько:

– А я тоже курить хотела и выпить еще. А больше всего – с бокальчиком и в темноте в ванной полежать, отмокнуть. Глаза закрывала, и видела… – вздохнула, – а потом засыпала, и с криками просыпалась. Мне всё эти – мертвецы виделись. Жуть как вспомню.

– Ты их вблизи видела?

– Знаешь, мне и издали хватило. Спасибо, на всю жизнь хватит. Ну не на жизнь, так на годик точно.

– Тебя проинструктировали?

– А, ну то, что молчать, в репортаж не включать, бла-бла-бла там всякое, – зевнула, чуть потянулась спиной, – Дим, я ж свободная пресса. Проплатят, помолчу в тряпочку. Дело обычное, не в первый раз. Только репортаж бы вышел – считай Пулировцевская в кармане! – вздохнула, – И записи… Ваши то мне записи не отдадут?

– Не отдадут, – усмехнулся, – пока гриф «секретно» не снимут. А это… Нескоро это будет, – он, то ли осмелев от хмеля, то ли просто набравшись храбрости, закинул ей руку на плечо, прислонился щекой к ее голове, – да и к лучшему. Я бы не хотел, чтобы исследования те, оттуда, продолжили. А их продолжат, ты в этом не сомневайся, Джесс. За такую гадость ваш госдеп душу продаст, да еще и в долги залезут.

– Ну, знаешь, ваш этот, тоже такую наработку просто так не отпустил бы. У вас еще есть КГБ?

– Нет, теперь ФСБ. Тоже ребята ушлые.

– Вот, они бы за такую находку ухватились.

– Это да… это конечно…

– Да и вообще, – она вдруг резко сорвалась с его плеча, ухватила бутылку, налила в бокал, залпом выпила, – Я скажу.

Встала, прошла на центр кают-компании, встала там в ожидании. Стихла музыка, остановились танцующие, кто-то, стоящий у входа щелкнул выключателем, включив обычный свет.

– Я хотела бы вам сказать… – ее голос немного дрожал, хоть и репортер, хоть и привычная к выступлениям, к работе на камеру, но сейчас она почему-то не тараторила, а говорила даже чуть испуганно, – Я хочу сказать вам всем большое спасибо за то, что вы так лояльно отнесли к нашей… к моей глупости. Да, к моей. Это было нужно мне, и вы это все прекрасно понимаете. Но… – она бросила скорый взгляд сначала на Андрея Викторовича, а потом на Дмитрия, выпрямилась, вскинула голову, и голос ее зазвенел зло, – но я против вашей трусости! Вы все поджали хвосты, замолчали, не желаете, чтобы ушла информация, чтобы… А ведь это жизни! Жизни людей, там, на лодке, там погибшие от… от….

Она согнулась, ухватившись за живот, все в зале молчали, ждали, и только Андрей Викторович шагнул вперед, будто желая помочь согнувшейся почему-то Джессике и… Она разразилась кашлем. Диким, неостановимым, и Дмитрий увидел… Увидел то, что остальные не могли бы увидеть – черная, чуть землистого отсвета пыль, что едва заметным туманом поплыла по воздуху. Как там, как на подводной лодке. И он закричал:

– Всем вон! Заражение! – выскочил из-за стола, бегом, вдоль по стеночке, задержав дыхание, помчался прочь, но остальные… Какая-то из лаборанток вдруг, почему-то, завизжала остро и пронзительно, Андрей Викторович, выдернув из кармана платок, приложив его к лицу, бросился к Джессике, и вообще – сумятица, суматоха. Единственно что – это Рей, промчался, с такой неподходящей для его внешностью стремительностью, мимо Джессики на выход следом за Дмитрием, выскочил в коридор.

Дмитрий же уже бежал к ближайшей лаборатории, влетел в двери, распахнул шкаф с средствами индивидуальной защиты, выхватил оттуда дыхательную маску, на голову натянул, подхватил за ремешки еще штук пять и понесся обратно – раздавать. А там уже творилось светопреставление: народ валом несся по коридору, он врезался в эту толпу, его едва не смели с пути, и в кают-компании тоже творился дурдом. В уголках сидели плачущие, перепуганные девушки и тетеньки – научные сотрудники, Чейз с Андреем Викторовичем суетились у замотанной в скатерть Джессики, битое стекло под ногами, снедь разбросанная – идиотизм, дурдом на выезде.

Дмитрий подлетел к Андрею Викторовичу, к Чейзу, протянул маски.

– Зря, я, наверное уже. Девушкам раздайте, – в голосе начальника станции не было ни тени эмоций, просто давал указания, распоряжения. И Дмитрий отправился раздавать маски сидящим по углам, в отдалении, сотрудницам.

***

– Что имеем, – Андрей Викторович закашлялся сдавленно, прикрыл рот ладонью, но все одно – видно было темные споры, взвившиеся в воздух, – у Джессики развитие паразита было замедленно в виду анабиозного состояния спор. Долгий период не было возможности у них для распространения. В первый раз с таким встречаюсь, даже не слышал о таком раньше, но факт остается фактом. Вы то себя, Дмитрий, как ощущаете?

Они были в его кабинете, только вчера они все так радовались окончанию карантина, радовались, что не зацепило их смертельной заразой, а вот сегодня…

– Нормально, – голос Дмитрия был приглушенным из за маски, он как ее тогда одел, так и не снимал нигде.

– Это хорошо, – он уселся в свое кресло, – кроме вас еще кто-то в норме? Вы сделали обход, как я просил?

– Да. Сделал, – Дмитрий говорил жестко, даже зло, – заражены даже те, кто не присутствовал на банкете. Обслуживающий персонал в том числе. Наверное заражение произошло через систему вентиляции. Ничего не могу сказать про Рея, он закрылся в своей лаборатории, разговаривал со мною через стекло. На вид – здоров, доподлинно – не знаю о его состоянии. Все плохо.

– Как Джессика? Она жива?

– Я к ней еще не заходил.

– Это вы зря, загляните, хоть будем знать, что нас ждет.

– А может…

– Никаких может. Мы сейчас не в том состоянии, чтобы производить какие-то научные изыскания, Дима, мне даже говорить тяжело, в голове путаница, каша. А думать… я рефлексирую то с трудом, – вздохнул, – знаете что, Дима, я бы на вашем месте сейчас же отправился в эвакуационный отсек, произвел бы полную санобработку. Вы знаете как это делать? – Дмитрий кивнул, – Вот, полную санобработку, уселся бы в капсулу да и вон отсюда. Хотя нет, не слушайте меня. Очень хорошо, если бы вы проследили течение развития грибка. Когда и что происходит. Как оно происходит – стадии. Это очень помогло бы. Да, записи… То что мы успели посмотреть и образцы сегментированные. Одиннадцатый и шестнадцатый лабораторные отсеки – информация там. Записи журналов дублировались на флешках. Каких… нет – не вспомню, голова болит, все возьмите – это пригодится. Там хорошо поработали , но неделя же только была, одна неделя, это не срок. Да и вообще в жизни ничего не успелось толком, у меня же внук родился. Да-да, Дима, я когда получил назначение старшего, узнал в тот же день, что внук родился. Ванечка. Я и подумал тогда – все одно к одному, и назначение, и вот – внук. К счастью оно. А как повернулось. Повернулось вот… повороты на физкультуре делали, это я еще тогда совсем был маленький, четвертый класс… – он уже бредил, свесилась голова на грудь, глаза полуприкрыты, только вот речь – он все говорил, говорил, говорил. Слова уже были совсем бессвязные, тихие, и от этого было особенно страшно.

Дмитрий подошел к столу, за которым задремал Андрей Викторович, выдвинул ящик, достал оттуда нагрудную камеру, повесил на клипсу-зажим на свой комбез. Нажал на кнопку запуска. Съемка началась.

– Время инфицирования около четырнадцати часов назад, – заговорил он вслух, – на данный момент у инфицированных наблюдается спутанность сознания, при кашле с мокротой выделяются споры. Андрей Викторович попросил, чтобы я вел съемки течения болезни… простите, развития грибка. Или плесени. То, что я видел там, на подлодке было больше похоже на плесень, – вздохнул, – у меня вызывает опасение то, что там, на подлодке, на телах я обнаружил следы пулевых отверстий. Не знаю. Может у них так было заведено, для скорейшего избавления от инфицированных, чтобы не помещать их в карантин, или же… я не знаю причин именно физического их устранения. Не знаю. Причиной заражения считаю… считает Андрей Викторович, длительное анабиозное состояние спор, попавших в организм Джессики, невозможность их выявить в спящем состоянии, – усмехнулся, – Она наш нулевой пациента. Нд… Немного напрягает сам факт ее заражения. Мы все были в масках, заразилась только она. Не знаю… Немного страшно. Вдруг моя тоже не удержит. Да – это не вирус, крупное зерно, полагаюсь на фильтры. Страшно.

Он снова вздохнул, и, как ему и говорил Андрей Викторович, отправился в зону карантина, к Джессике. Коридоры станции были пусты, давила тишина, было чувство, будто он остался один, один на всей станции, во всех этих коридорах, во всех этих отсеках – один. Так, возможно, скоро и станет…

Коридоры, повороты, белый свет с потолка, тишина. Вот и дверь, Дмитрий все так же смотрел вперед, и даже не взглянул в квадратное оконце в двери, рука его легла на ручку. Еще чуть, и он бы опустил ее вниз, распахнул дверь, и только после бы посмотрел туда, но нет – повезло, повернул голову, и встретился взглядом со слепыми бельмами на бледном лице репортерши. Именно так, именно бледно белое с темными прожилками вен лицо, так как обычно изображают живых мертвецов в малобюджетных фильмах про зомби. Слепые, белесые буркала глаз, что уставились на него не моргая, мертвенно, синие губы, нижняя отвисла, протянулась капля слюны. Но самое жуткое было не в этом. На щеке Джессики то ли язвы, то ли нарост. Черный, мерзкий, сочащийся каким-то темным соком.

Дмитрий замер у двери, у оконца. Он думал, все так же, в аналогии с фильмами о зомби, что она сейчас рванется, начнет долбить руками по стеклу, скалить пасть, но нет. Джессика стояла недвижно, только капля вязкой слюны с нижней губы оттягивалась все дальше и дальше. И вот она сорвалась, и все – нет больше движения.

– Ладно, – сказал он сам себе, – попробуем не торопясь.

Положил руку на дверную ручку, надавил, вниз. И там, в отсеке, точно так же сейчас ручка пошла вниз, и Джесс, тварь эта, должна как-то отреагировать, или же, если она в сознании, в норме, не предпринять действий. Джесс не двигалась, и поэтому он все же надавил на ручку до щелчка язычка замка, и медленно-медленно, потянул дверь на себя. Если рванет, бросится на него, он успеет навалиться плечом на дверь, защелкнуть замок.

Открыл дверь, Джесс не двигалась.

– Джесс, ты как? – спросил он, но она молчала, – Ты можешь говорить? Двигаться? – никакой реакции.

Он протянул руку вперед, легонько толкнул ее плечо, она чуть качнулась и снова встала, как и раньше. Как-то еще управляется с собой, может еще поддерживать равновесие, но прочее – это уже вне ее сил. Значит все, скоро будет уже финал.

– Это Джессика. Наш нулевой пациент, – заговорил он для записи, что вела его нагрудная камера, – Время начала развития спор у нее большее. Насколько – не могу предположить. По сути – это следующая фаза заболевания. Похоже она перешла в полурастительное состояние. Отзывов на вербальные раздражители нет, – помахал у нее перед глазами, снял камеру, включил фонарик, поднес к ее глазам, Джесс даже не попыталась закрыть веки, – на свет тоже не реагирует. На кожном покрове появилось… – приблизил свет фонарика ко лбу, рассмотрел. Больше всего это напоминало какие-то гнойники, только не красные, а уже загнившие, темно бурового, скорее даже черного цвета. Достал из кармана карандаш, упер его в гнойник, надавил слегка, тот вдавливался легко, но гнойник не лопался. Давил сильнее – никакой реакции, – На кожном покрове появились гнойники. Пока назову это так. Плотные, не лопаются. Не знаю, что еще осмотреть. Я не врач.

Он тихо прикрыл дверь перед носом недвижной Джессики, щелкнул замок.

– Вернусь, чтобы увидеть развитие болезни позднее. Я не знаю как описать ее состояние. Сейчас иду в лабораторию за результатами первичных исследований.

Проходя лаборатории, в которой заперся Рей, постучал в стекло. Никакой реакции. Попытался надавить на ручку – нет, заперто как и раньше.

– Эй, Рей! Ты там? Живой? Мне нужно знать.

– Уходи! Убирайся! – раздался злой, противный голос изнутри.

– Ты там не кашляешь? Здоровье как? Это… Эта хрень по вентиляции…

– Если бы ты был чуточку умнее, и информированнее, знал бы, что моя, – «моя» прозвучало с особым нажимом, – лаборатория с внутренним циклом очистки! Убирайся!

– Хорошо. Я еще зайду.

По дороге Дмитрий заглядывал в отсеки, где находились прочие инфицированные и кругом и всюду он видел одну и ту же картину. Вялые, сонные, бормочущие. Губы испачканные мокротой с темными пятнышками спор. Жуткая картина. Еще живые, еще помнящие себя, а скоро – скоро они будут, как Джесс. Слепые, недвижные. А в итоге – станут такими же, как и те, там, на подлодке этой проклятой.

***

– С момента заражения, – он посмотрел на часы, – порядка двадцати шести часов. Условно сутки. Направляюсь на третий обход зараженных.

Он подошел к двери своей каюты, своего отсека, провернул ключ в замке. Хоть все и были больше похожи на мертвецов, но ему все равно было страшно. Когда он делал второй обход, при очередном взгляде на Джессику, ему стало страшно. Нагноений на коже стало много больше, сама она, кожа ее, потемнела, на вид казалась высохшей, щеки впали, кожа облепила череп.

Что же будет при этом обходе…

Дмитрий подошел к ближайшему отсеку, где лежали инфицированные – Мария и ее муж Джеймс, глянул в оконце и замер. Оба они, супружеская чета, стояли у самой двери. Как и Джессика при первом осмотре: белые буркала глаз, мертвенная белизна лица, гнойники на коже.

– Интересно, почему они встают? И… – вопросов было много. Что заставляет их вставать, что заставляет вообще двигаться, и почему они идут к первому препятствию на их пути, к дверям. Что это? Кратковременное прозрение, попытка найти помощь? Или? Неизвестно…

– Так, – заговорил для камеры, – исходя из состояния заразившихся, могу сказать, что, предположительно, споры в организме Джессики стали действовать на сутки ранее, чем у остальных. Хотя точно – не могу ничего сказать, – усмехнулся, – да и не мое это дело. Это вы там, – он повысил голос, – высоколобые ученые разбираться будете, это вы там, – он уже кричал, – будете строить свои эти, гипотезы эти, думать будете, предполагать!

Понял что орет, что сорвался на истерику, почувствовал горячие слезы на щеках, замолчал. Сделал несколько глубоких вдохов выдохов.

– Извините. Сорвался. Продолжу обход.

Проходя мимо двери Рея уже привычно постучал, перекинулся с ним парой ругательств, отправился дальше, к Джессике. Уставился в окно ее двери непонимающе. За окном была темнота. Мрак.

Снял камеру с груди, включил на ней фонарь, поднес к самому стеклу. Свет фонарика на камере был слабоват, разглядеть там, во тьме что-то было сложно, но все же он видел в метрах пяти от двери сгорбленный силуэт Джессики, тень от нее за спиной легла на стену, волосы патлами висели, лица не видно.

– Она… Она отошла от двери. Снова активность, – надавил на ручку, двери, при этом продолжая наблюдая за Джессикой. Не двигалась. Открыл дверь, хотел уже было сделать шаг вперед, но Джессика резко, ломанным каким-то движением вскинула голову и он увидел, что из наростов, гнойников на ее лице проросли лохмотья плесени. Отпрянул, а она, как непонимающая собака, повернула голову на бок, и такими же ломанными, не человеческими движениями, сделала шаг вперед. Еще один. Он захлопнул дверь. Щелкнул замок.

– Нулевой пациент стал проявлять активность. Опасную или нет… не знаю, – он тяжело дышал, сердце в груди заходилось, бухало, от заполошного дыхания стекло маски запотело. Захотелось снять ее к чертям, протереть изнутри, но… глупо. Очень глупая мысль.

Присел, привалившись спиной к двери, отдышался, дождался когда сойдет на нет белесая муть с запотевшей маски, снова встал, уставился в окно. Прямо напротив него, как и раньше, стояла Джессика. Стояла и пялилась на него. Глаза ее стали из белесых буркал полностью черными, ни белков, ни зрачков – сплошная чернота. И она уже совсем не была похожа на себя. Иссохшая, почерневшая, растрескавшаяся кожа, из которой сочится белесая сукровица, и черные лохмотья плесени, свисающие из разросшихся гнойников. Она пялилась на него, вглядывалась и тут из одного пучка плесени вдарила темненькая струйка, Дмитрий отпрянул, но все же увидел, что не жидкость это была – споры. Грибница, или же плесень, или что там за организм такой – атаковало. Пыталось инфицировать.

– Паразит вошел в активную фазу. Эта хрень может управлять человеком. Тварь намеренно пыталась меня заразить.

Он бросился к Рею, стал стучать, замолотил кулаками в стекло, в дверь.

– Рей, они становятся активными! Джессика… Она пыталась меня заразить! Слышишь? Они двигаются. Паразит их берет под контроль. Надо валить отсюда.

– И что? – все таки он соблаговолил появиться в оконце, пред очи Дмитрия, – Мне теперь молиться на тебя?

– Отсюда надо бежать!

– Уйду. У меня есть культура, я веду исследования. Ты мне мешаешь. Проваливай!

– Рей! Ты не понимаешь, потом…

– У меня нобелевка будет. Эвакуационными капсулами я умею пользоваться. Уйди! Проваливай! – его мерзкая рожица скривилась от злобы, – Плебей!

– Я дверь вышибу.

– Попробуй. Идиот! – и он снова пропал, отошел от двери.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.