Циян. Сказки тени

– Пойдёт.

Тао что-то тихо бурчал себе под нос про слишком весёлых чжунвэев, но честно уставился на восток, преисполненный решимости найти врага и показать этому Хоу, кто здесь настоящий дозорный.

Но служба оказалась не такой интересной, как представлял себе маленький дэв. Ко второму часу непрерывного наблюдения он практически лёг на перила, мрачно смотря вдаль и помахивая нетерпеливо крыльями. Ничего не происходило. Хоу выглядел удивительно спокойным и только раскуривал трубку, выдыхая колечки дыма в ожидании, когда его гость утомится и покинет пост.

Но Тао не собирался сдаваться. Ещё через полчаса он вдруг вскочил и дёрнул дозорного за рукав:

– Смотри! Смотри!

Зелёная долина, за которой они следили, на востоке упиралась в горную гряду и ущелье, из которого с радостным рёвом вырвалось несколько асур. Тао так и замер, вцепившись в Хоу, пытаясь найти среди них рыжего Цена или огромного Заана, но эти асуры точно были для него незнакомцами.

– Сделай что-нибудь!

– Я пошлю птицу в дозорную башню на севере. Всё, – мрачно заявил Хоу, следя за пришлецами. Асуры, смеясь, свернули в сторону от дозорной башни, оборачиваясь из получеловеческого облика во что-то дикое и совершенно Тао противное. Удлинялись когти, а лица превращались в морды с острыми клыками и бешеными глазами. Тень ломала их, высекая костяные хребты на загривках, вытягивая лапы и проращивая лишние ряды белых зубов на морде. Воздух разрезал самодовольный вой, сообщая всему Цияну, что охота прошла успешно.

– Что они там делали?

– Обедали, полагаю. Наша задача – наблю… Куда ты?!

Тао поймал ветер, усиливая его взмахом руки, и рванул с дозорной башни, ускоряясь и летя в сторону ущелья. Стая асур, приметив его, замерла на секунду, а затем двинулась дальше от дозорной башни, с подозрительностью перелаявшись. Хоу ничего не оставалось, как с руганью отправить птицу и соскользнуть вниз по лестнице – летать он не умел. Махнув рукой только подоспевшему на смену второму дозорному, Хоу ударил ботинком о землю, которая тут же откликнулась и приподнялась под ним. Каменный пласт заскользил в сторону ущелья, набирая скорость так, что и лошади не было нужно. Завязывая на ходу волосы в хвост и заставляя землю расступаться под своей каменной доской, Хоу обречённо думал о том, что Юнсан его убьёт, если с этим мальчишкой что-то случится.

А у него была такая спокойная смена…

* * *

Стоило Тао влететь в ущелье, как свет померк. Приземлившись на влажную землю, он огляделся, пытаясь выискать следы нашествия асур. Царила мёртвая тишина. Шелестел ручей, убегая обратно в солнечную долину, деревья закрывали небо, и Тао потребовалось несколько минут, чтобы найти следы и пойти по ним дальше, углубляясь в полумрак. Чем дальше он шёл, тем больше накатывало на него чувство тоски. Что-то тяжёлое, едкое осело в тенях и цеплялось за мысли. Почему-то вспомнился отец, но не таким, как он знал его. Светлый и сильный образ дэва, который всегда был готов защитить, искажался в памяти оскалами мелких ошибок.

Вот Тао отчитали ни за что. Вот к нему были слишком, на его взгляд, строги. Вот его отправили стоять во дворе в качестве наказания, хотя он был ни при чём. Мгновение – и он задыхается от возмущения, но молчит. Молчит и мать. Или ещё хуже – соглашается и поддерживает отца.

Они уехали. Он остался один. Они умерли. Он остался один. Они виноваты в том, что у него больше нет дома.

Или он виноват? Может, дело не в них, а в нём? Может, это он был плохим сыном? Может, он расстроил их перед тем боем? Ведь расстроил же? Лежал и ныл в своей комнате без каких-то крыльев, как девочка. Не разговаривал, не отвечал, почти не ел.

Точно. Они умерли из-за него. И зачем тогда такой сын? Зачем лун-вану такой дэв? Он и Юнсана хочет подставить? Сделать слабым? В этом Тао видит смысл своей жизни? А если не в этом, то в чём? Он ни на что не годен. Просто проблема для всех. И он знает выход – тени знают – простой и красивый…

Тао замотал головой, дёрнул крылом и ускорил шаг. Бред. Надо найти, что же такого здесь делали асуры, остальное потом. Он должен понять. Тогда и полезным станет – когда узнает врага.

И только когда за спиной угрожающе зарокотала магия Хоу, Тао услышал всхлипы. Снова сорвавшись с места, он упорхнул от дозорного, оставляя того хватать рукой воздух и ругаться.

– Да погоди ты!

Тао было всё равно. В мгновение ока он подлетел к дереву, в кроне которого, точно маленькая птица, сидела девочка лет семи. Она захлёбывалась слезами, зажав себе ладошками рот и глядя в пустоту. Косички растрёпаны, простенькое крестьянское платье разодрано в нескольких местах; но она была цела. Заметив Тао, девочка чуть не упала от испуга и перебралась с одной ветки на другую…

Тао знал этот взгляд. Это чувство.

– Эй! Эй, послушай, я – не они. Всё хорошо. Давай я тебя спущу отсюда?

В ответ от него ускользнули ещё на одну ветку выше. Тао заморгал.

– Я… Ну… Я Тао. Давай поговорим. Что здесь произошло?

– Сумасшедшая мелочь! – Хоу стоял внизу, скрестив руки на груди, а вокруг него, набирая скорость, кружили в воздухе комья отменной речной глины. Секунда – и один, состоявший по большей части из грязи и воды, метко прилетел прямо в лоб Тао. – А ну спускайся! – Ещё один комок, на этот раз в плечо. – Я тебя в глиняное пугало превращу, если ты не вернёшься! Считаю до трёх. Раз!

– Тут человек!

– Два!

– Отстань!

– Тр…

Договорить Хоу не успел. Холодный ветер, что секунду назад свободно гулял по ущелью, вдруг ожил, собравшись в единый поток, и резким ударом отбросил Хоу от дерева, а разозлившийся Тао сделал глубокий вдох, снова поворачиваясь к девочке. Та перестала всхлипывать, но смотрела на него теперь с ещё большим ужасом. Хоу же кувырком отлетел по земле, но почему-то не поднялся. Он смотрел на другие деревья и не мог поверить своим глазам. Тихий стон загулял между ветвей – это воздух выходил из открывшихся ртов.

– Бездна меня побери…

На деревьях, раскачиваясь от резкого ветра, висели люди. Десятки людей в стоптанной обуви и пыльной одежде. Похоже, это был торговый караван, но что он делал здесь? Рядом не было ни повозок, ни лошадей. Стервятники ещё не успели найти висельников, запах смерти не разлетелся по ущелью. Платья у людей были сдёрнуты по пояс, и на трупной коже каждого виднелись иероглифы.

Тао замер от ужаса.

– Они… они сами… – вдруг подала голос девочка, замотав головой. – Сами царапали…

Кровь засохла на окоченевших пальцах, кусочки кожи и мяса можно было рассмотреть под ногтями.

– Сами… сами… Другие смотрели. Сами пришли, – как заговорённая, повторяла девочка.

– Откуда? – Тао оглянулся и чуть не забыл, как махать крыльями, когда принялся рассматривать всё это.

– Сами. Сами. Сами, – заладила девочка, обнимая дерево и, наконец, разрыдавшись.

– «Еда…» – Хоу переводил взгляд с одного иероглифа на другой, – «Должна»… «Знать»… «Место»… «Скольких»… «Смогли»… «Спасти»… «Пташки»?

Дальше по кругу.

– Да как это…

– Таково лицо асур… Сними девочку. – Хоу взял себя в руки и стал отряхиваться с видом, будто он каждый день встречал висельников.

– Пташки, – зацепилась за слова девочка. – Пташки не спасут. Глупые пташки. Верить в них глупо. Верить вообще глупо. Глупо жить. Умно закончить. Вот так…

Тонкие пальцы потянулись к поясу, но Тао схватил девочку и, стянув с ветки, опустил её на землю.

– Голову потеряла!

– Верно заметил.

Хоу подхватил девочку на руки. Малышка сначала вскрикнула, забрыкавшись, но стоило Хоу положить ей руку на лоб и зашептать что-то, как она обмякла, а затем и вовсе перестала плакать. Правда, Тао всё равно видел это отчаянное безумие во взгляде.

– Тихо-тихо. Они сошли с ума, Тао. Сами забрались, нацарапали послание, и… ты видишь.

– Это выродки Бездны?

– Да. Асуры питаются, когда разрушают человеческие души. Называют это «изменениями». Вот они их и… преобразили. Кто-то кусает по чуть-чуть, а кому-то довести человека до самоубийства мало – тут уж на что выдумка сработает. Надо возвращаться, здесь живых больше нет. Я сообщу об этом лун-вану, их поймают.

Тао смотрел на трупы. Смотрел внимательно, стиснув зубы, а затем рыкнул и вскочил. Та тоска, что вцепилась в него, стоило ему оказаться в ущелье, вспыхнула и сгорела, порождая тяжёлый и опасный гнев. И хотя в его мыслях бился отчаянный вопрос, как могли эти псины так поступать с людьми, Тао врал себе. Он говорил про себя много красивых слов, длинных, благородных и абсолютно пустых: о долге, о подлости, о том, что надо всё исправить. Так бы сказал его отец. Но люди были ему безразличны так же, как и тогда, на берегу моря. Наглость и безнаказанность – вот что задело его, вспороло зажившие шрамы на спине. Тао видел не трупы, а себя в лапах рыжего чудовища Цена.

Тени ущелья молчали, наблюдая, как сменяется его боль на гнев, как толкает вперёд. И как холодный ветер, бросивший Хоу до этого на землю, взвыл, обрушиваясь на ущелье с новой силой и подхватывая Тао. Дозорному с девочкой на руках оставалось только застонать, потому что через мгновение Тао и след простыл. С каких пор этот маленький дэв стал таким быстрым?!

– И что мне теперь делать?.. – Хоу снова ударил ногой по земле, решив сначала отнести девочку к дозорной башне. Только трупа ребёнка на дереве ему ещё не хватало. Потом разберётся, почему она выжила.

– Сам. Сам сгорит, – всхлипывая, выдала малышка.

– Да чтоб вас всех! А ну, иди сюда!

Девочка была права, бросать мальчишку тоже нельзя. Голова кругом. Хоу закинул девочку за спину, выудил из сумки верёвку и привязал к себе покрепче.

– Держись. Я вам дам «сгорит». А ты только попробуй на себя руки наложить!

– Пташки глупые, – грустно ответила девочка, обнимая Хоу за шею. – Всегда летят на север.

7. Демоны шэнми

Амань торопился. Сколько летела птица? Сколько ему потребуется, чтобы добраться от Лояна до границы? Если Кан прав, то он может успеть уже к пепелищу, устроенному генералом Ваном… Аманю стоило разобраться с этим военным выскочкой гораздо раньше. Прокручивая в голове всю кампанию в Канрё, шэнми с лёгкостью размотал клубок событий, повлёкших к тому, где оказался его бедный, больной разумом сын. Аманю нужна была ночь, одна быстрая ночь, чтобы бросить лошадь и добраться своими силами. Где-то на пыльной дороге из столицы, вдали от деревень и случайных торговцев, он спешился и достал несколько печатей, начертанных на бумаге. Иероглифы не имели никакого отношения к их языку, но с юности что-то в них казалось Аманю таким тоскливо-знакомым… Печати поднялись в воздух, замерли на секунду, а затем пламя охватило их. Вместе со сгоревшими амулетами исчез и шэнми, скользя через тени в сторону границы.

* * *

Кану казалось, что кто-то расколол ему голову надвое – оглушительная боль заполнила сознание. В ушах звенело. Он не слышал, что кричал ему Вэй, и даже не понимал, пытается тот придушить его или оттащить подальше. На ватных ногах Кан отползал вперёд по траншее, потому что знал: надо куда-то идти… Но куда? Мысли спутались, и Кан не до конца понимал, где он и почему. Пальцы вдруг упёрлись во что-то липкое, грязное. Опустив взгляд, он увидел обезображенный огнём труп с распахнутым ртом и выжженным лицом… Кан резко отшатнулся, возвращаясь в реальность, и в этот же момент Вэй зло дёрнул его на себя. Ему что-то кричали, но каждое слово смазывалось в бесконечный звон.

– Не слышу…

– Голова! Ты об камень стукнулся!

– А?

– Пошли, давай, слева ещё траншея!

Кан бы не удивился, если бы Вэй бросил его так же, как сам он заставил Вэя бросить брата. А ещё он знал, что нужно считать, но совершенно не помнил, зачем, но счёт был чем-то очень важен. Кан попытался сказать это Вэю, но говорить оказалось ещё сложнее, чем слышать, а его уже тащили вперёд. Ботинки увязали в грязи, небо над их головами разрывалось огненными снарядами, и среди этой братской могилы вспыхивали осколками в памяти последние дни. Это не походило на войну, о которой им рассказывали.

Теперь Вэй упрямо тащил его вперёд. Кан не знал, что младший Чжан, не получивший такого удара, как он, твёрдо решил спасти его как минимум, чтобы убить самолично. Западный фланг был всё ближе. Оставалось каких-то несколько рывков, и они найдут и брата – живого брата, – он поможет. И генерала тоже найдут, и будет план (Ван же наверняка придумал, что делать)… Но в какой-то момент, несмотря на всё пережитое, они застыли в оцепенении. Липкий и холодный, страх поднялся от теней и оплёл мальчишек, заставляя их прирасти к земле и запрокинуть головы. Чувство самосохранения кричало Кану, что нужно бежать, прятаться, жить, но он не мог – его словно парализовало, и, забыв про Вэя, он одними губами прошептал:

– Чудовище.

Вэй не мог с ним поспорить. Они чувствовали себя загнанной дичью, угодившей в силки, из которых не выпутаться. Всё, что им оставалось, – это смотреть. По небу с неумолимой скоростью приближался огненный шар, невыносимо яркий, искрящийся, жаром выбивающий из глаз слёзы. Так вот каковы они вблизи, огненные кристаллы Чанкина… Ещё мгновение – и они отправятся вслед за Дэлуном.

Может, в следующей жизни небо будет к ним благосклоннее?

* * *

Берег реки Хунха горел. Огненные снаряды, обрушившиеся с неба, гасли не сразу: огонь перебрасывался на всё, до чего мог дотянуться. Восточный фланг, ставший первой мишенью наводчиков, был уничтожен, флот почти полностью потоплен, лошади разбежались, а солдаты пытались спастись и перегруппироваться в сторону от обстрела. Несколько траншей отрезало огнём, и неизбежно начиналась давка в оставшихся укрытиях. Это был провал.

Амань выскользнул из теней на одном из холмов вблизи берега и замер, оглядывая хаос, что творился внизу. Успел и опоздал. В серых глазах всего на секунду отразились отчаяние и страх: среди сожжённого муравейника он пытался найти знакомую макушку, пока не зацепился за две фигуры, которые буквально в последнее мгновение успели отпрыгнуть от очередного удара.

– Идиот.

Паника испарилась, Амань достал из кармана три потрёпанных бумажных амулета, испещрённых в несколько слоёв искажёнными символами. Что-то неуловимо менялось в воздухе вокруг него, а сила Тени вскипала в жилах, и перед глазами мутнело до безумия.

– Жили-были трое братьев… – Печати взлетели в воздух, закружившись вокруг Аманя, набирая скорость с каждым словом. – Впрочем, нет, не жили. Они умерли ещё в утробе и родились, не издав ни единого вздоха. И обратило их Небо в демонов. Бедные, бедные дети великого Императора, они никогда не знали своего отца…

Тени рядом с Аманем дрогнули, оживая. Невидимая волна дыхания иного мира, который люди называли Бездной, далёкого и нематериального, чернильной мглой поднялась из земли и заплясала под руками шэнми. Амулеты в воздухе охватило пламя, но не могло их сжечь, лишь письмена разгорались, изнутри накаляясь от каждого нового слова, взывавшего к ним. Нет, Амань не был безумен, он прекрасно понимал, что делает.

– И обернулись они в чудовищ, неся людям пагубу, смерть и страх. Бедный отец, он так никогда и не обнял своих детей…

Туман, точно живой, клубился под его ногами, и из сполохов медленно вырастали три фигуры. Они росли на глазах, обретая смутные человеческие очертания. Обнажались острые клыки, загорались жёлтым глаза, трескалась чёрная кожа, под которой, казалось, текла лава. Выше и выше, три фигуры уже достигали верхушек деревьев, но не делали ни шага, словно скованные цепями. И прежде чем этот мир оглушил их рёв, Амань холодно приказал:

– Идите. Всё живое на том берегу – ваша добыча.

Тени, сгустившиеся на холме, лавиной рухнули вниз.

* * *

За пару мгновений до того, как мальчишки должны были неминуемо умереть, что-то поменялось. Время если не остановилось, то точно замедлило свой бег – или Кану так только казалось? Он был парализован точно так же, как и Вэй, как и все у этой проклятой реки. Но если Вэй пытался побороть оцепенение и бежать, то Кан, которому это чувство было до боли знакомо, смотрел на огненное небо, словно на спасение. Что-то ему кричало, что лучше смерть, чем то, что уже кружило вокруг них, оживало и прорывалось в этот мир. И когда огонь уже был так близко к ним, невидимая сила схватила их и отбросила в сторону, будто мешки с рисом. Точно так же, как отец тащил его маленького в свой кабинет по воздуху, когда он пытался снять со стены гуань дао.

Небо и земля несколько раз поменялись местами, пока Амань не схватил его за шиворот, оглушённого и беспомощного, как щенка.

– Папа?

Нет, это был не отец. Это не мог быть отец. Просто морок Чудовища. Кан утопал в кошмарах детства: ему мерещилась та тьма, что пыталась забрать его, она была везде, он погряз в ней руками и ногами. Тень облизывала трупы, растекаясь по земле вслед за шэнми со светлыми волосами. Звон в ушах стихал, но за ним пришёл рёв, который не мог принадлежать ни одному живому существу. Мимо Кана прошло нечто настолько огромное и ненастоящее, что он был уверен: это ещё один морок. Монстр буквально горел на солнце, кожа шипела и слезала с него, и вой походил на болезненный стон. Демона будто бы тянуло вперёд, несмотря на то что каждый шаг приближал его к гибели.

– Кан! Что происходит? Кан?!

Вэй. Вэй был жив, и стоило Кану скользнуть взглядом по парящим вокруг отца печатям, как он рефлекторно отвёл взгляд и торопливо закрыл Чжану глаза ладонью.

– Не смотри. Рехнёшься.

– Кто?.. Почему?..

Как ему тяжело давалось даже это. Страх и отвращение, заполонившие все его мысли, тянули Кана к земле, требовали сдаться и ждать своей участи, но он зацепился за этого глупого, ещё живого Вэя, пытаясь навязать самому себе мысли, что он должен вытащить его из кошмара, накрывшего берег. Просто потому, что Вэй ни при чём. Это его Чудовище, его война, его морок. Вэй не знает, понятия не имеет, как с этим жить.

– Закрой глаза. Закрой, кому говорю! И пойдём.

Отец смотрел прямо на них. Впервые в жизни его взгляд казался злым и пугающим, будто опустошённым. Увлекая за собой Вэя, Кан быстро отполз в сторону. Его голова кружилась, ноги не держали, но… Они шли к западному флангу. Они должны дойти до штаба – это цель, всё остальное не важно. В Бездну морок, тени, Чудовище! Если бы он задумался чуть больше о том, что происходит, хоть на секунду, то силы окончательно покинули бы его.

То, что творилось вокруг них, было… чужим. Оживший кошмар, далёкий от всего человеческого. Кан торопился, насколько вообще мог, наталкиваясь на солдат, которые, окружённые теневым туманом, царапали собственные глаза, и на других, замерших, без сил пошевелиться. Но что-то поменялось.

Кан вдруг понял, что обстрел закончился.

* * *

Сын никогда так на него не смотрел. Забавно, что все эти годы в пустой голове Кана не мелькали мысли об отвращении и страхе. Не то чтобы Аманя вообще трогало то, как относятся к проклятым, – это было неизбежно; но дети, даже Сюин, носились за ним, стоило Аманю переступить порог. Конечно, он соблюдал осторожность и не находился дома дольше срока, который считал безопасным для них, – может, дело в этом? Или в ритуале, придуманном для детей, чтобы обмануть… Неважно. Но ни Кан, ни Сюин его никогда не боялись, – он знал это, как и то, что никаких мер предосторожности не хватит, чтобы сдержать влияние Тени в этом проклятом Канрё. Была бы воля самого Аманя, Кан ни разу в жизни не столкнулся бы с дыханием Бездны и не знал бы, на что способен его отец. Небо, ну почему ему не хватило терпения воспитать сына так, чтобы отправить в безопасную страну послом? Но нет: Кан, спасённый в последний момент, пятился от него с выражением ужаса и брезгливости, точно таким же, как у тысяч людей до него. Амань не сказал ни слова, про себя отметив, что сына не ранило настолько, чтобы он не смог добраться до штаба. Безголовый, но сообразительный, а со страхом как-нибудь справится: Амань не зря сделал всё, чтобы у них был шанс выжить. Он развернулся, двигаясь вперёд, маня за собой одного из демонов, который прошагал мимо мальчишек и направился в сторону реки, следуя за остальными. Небо позволило его детям избежать проклятия, и он не собирался отдавать их ни Бездне, ни Императору, ни Канрё.

«Жил-был проклятый отец, который украл силу у Тени…»

Дневной свет губителен для любого порождения Бездны, но Аманю было всё равно. Он холодно следил за тремя чудовищами, прекрасно зная, как долго они могут гореть заживо. И его пленники чувствовали, что чем раньше они выполнят его приказ, тем лучше для всех: Цинь Амань и к людям-то не испытывал жалости, а к этим существам и подавно. Весь придворный лоск слетел с него, рот скривился в жестокой улыбке. Хоть он и прибыл сюда из-за сына, эта битва принесёт ему удовольствие.

«…Но, забрав силу, он впустил её в свою душу…»

На что вообще рассчитывали в Канрё? Это казалось недальновидным. Даже уничтожив войско генерала Вана, они бы лишь втянули себя в длительный конфликт. Но у царства не было защиты. Открытый союз с Чанкином? Соседи этого не потерпели бы. Впрочем, вполне вероятно, что царь Канрё проповедует его же методы, среди которых – «Умирая, забери с собой всех». Это Амань мог понять, но не мог допустить. А раз его величество захотел красивых похорон…

«…И смеялась Тень, ибо знала, что проклятый умрёт…»

Два демона преодолевали реку, словно это был ручеёк, – Аманю не нужен был ни флот, ни время. Облака затянули небо, смягчая губительное солнце; очередной огненный залп летел прямо на чудовищ, вызывая у шэнми лишь ухмылку. По его молчаливой воле оба замерли, и… Первые удары попали прямо в демонов, не заставив их даже пошатнуться. Вместо этого чудовища перехватили снаряды тлеющими на солнце лапами и швырнули в ряд метательных машин на берегу Канрё, точно дети, нашедшие себе забаву. Амань улыбался: он всегда гордился точностью своего контроля. Третьего демона он придерживал чуть в стороне скорее по привычке, зная: нужно быть готовым к внезапной атаке… Но что эти люди могут сделать?

«…А когда придёт смерть, Тень заберёт его и всё, что ему дорого…»

С каждой секундой волна теней тянулась дальше, перетекая с берега Империи вслед за демонами. Оцепенение, охватившее сначала солдат Хань, шло за Аманем. Первые снаряды, выпущенные со стороны Империи, уничтожили несколько камнемётов на берегу, и пожар вспыхнул уже по ту сторону, забирая с собой наводчиков. А вместе с огнём пришёл и страх, расстилаясь под ногами обороняющихся. Амань подошёл к воде, жестом направляя третьего демона вслед за братьями. Грязная игра? Они первыми начали.

«…Потому что Тень умеет ждать…»

Очередной огненный залп лишь замедлил демонов, но ни один не остановился. Аманю хотелось хохотать. Безумие, клубящееся под ногами, затягивало его всё дальше, во мглу и тени. Не лишая расчётливости, оно словно толкало вперёд: «Забери больше, используй ярче, сожги, обрати людей в пепел, чужих, своих, самого себя. Тот, кто берёт, отдаст ещё больше. Возьми всё».

«…Но проклятый был умным вором…»

Это было слишком просто. Амань привык, что у противника есть чем ответить. Будь то Острова с их культом солнца, о которых он вспоминал с содроганием, огненный Чанкин или демоны охоты под рукой верховного жреца Линьцана. Амань знал, что не всесилен и не всемогущ. Но ведь именно поэтому люди сжигают таких, как он, истребляя любого, кому «посчастливилось» родиться проклятым, – слишком чудовищной была сила, которую шэнми мог обернуть против обычного человека. И всё-таки они выжили, хоть и единицы. Если правитель был умён, он знал цену придворному шэнми. Как жаль, что Канрё не повезло. Где же Небо, которое должно их оберегать?

«…И спрятал он от Тени то, что ему дорого, спрятал в печать, преступить которую та была не в силах…»

Обстрел остановился: опережая демонов, до берега Канрё добралась волна Тени. Безотчётный страх обращался в ужас, ледяной и парализующий. Амань холодно следил, как фигуры на противоположном берегу замирали одна за другой, и всё, что оставалось простым людям, – это смотреть, как медленно приближаются порождения Бездны. Солнце уже слизало с них кожу, прожгло морды до костей, но они продолжали идти, подчиняясь приказу хозяина. И когда они достигли берега, Амань слегка склонил голову набок. Подумав, он изменил приказ, оскалившись и потеряв на секунду человеческий облик.

– Не убивайте сразу. Рвите на части.

«…И смеялся проклятый, потому что обманул Тень. И даже смерть свою он у неё отнял, взяв так много, что сжёг свою душу дотла. Красивая вышла бы сказка».

Они собирались испепелить его сына, как соломенную детскую игрушку. Амань любовался огнём, не поглотившим разве что саму реку, а затем развернулся, пропадая в тенях, направляясь в сторону штаба. Ему было плевать на генерала и притязания императорской семьи на это, в сущности, безобидное государство, труп на политической арене. Но пленных он не оставит, ни одного. А теперь нужно поговорить с Ваном. Он, этот великий полководец, ведь жив ещё и не помер от ужаса? К тому же стоит найти сына: если он не в госпитале, то Амань дотащит его туда лично со всей отцовской любовью так, чтобы она чувствовалась в каждом камне на земле. Цинь постарался стряхнуть с себя шёпот Тени и появился в штабном шатре уже с той безмятежной улыбкой, с которой встречал генерала Вана в коридорах дворца.