скачать книгу бесплатно
– Как ты умудряешься запоминать эти дурацкие названия?
– Я же их записываю.
– Понятно, так вот у связистов в аккумуляторной стоит огромная бутыль местного «Самхона», а я, как истинный потомок шотландцев, просто обязан оценить и этот напиток, ведь уже сунул нос в бутылку, унюхал и, судя по запаху, это что-то особенное. Ребята клялись, что дождутся. Обещали просто незабываемые впечатления.
– Что ж, Мак, грузи радиостанцию, сматывай кабель и прыгай в седло нашего мустанга. Поспеши, мой друг, до точки что-то около дюжины миль, что если нас не станут ждать? Давай сегодня обеззаразимся как следует…
Ее называли по-разному: «Самхон» или даже «Сайгон». Между собой небольшая войсковая фляжка хлебной или сахарной белорусской водки домашнего приготовления чаще всего имела свободно конвертируемый ход под грозным названием «Zaraza». Увезти с собой в штаты такую флягу считалось престижным делом, это был самый ходовой трофей. Бойцы войск КВООН, откомандированные на юг Беларуси, хорошо были знакомы с этим горючим напитком. Солдаты, сержанты и офицеры, часто имеющие боевые столкновения с партизанами и охраняющие мобильные станции связи, топливные базы, полевые патрульные лагеря, ставили «Самхон» выше «дури» и виски.
Северная зона Полесья просто изобиловала отрядами бандитов сопротивления. Они с завидным постоянством атаковали непрошенных гостей, поэтому заслуженная после тяжелого боевого дня или дня затишья доза «Самхона» была прекрасным средством для снятия стресса.
Сегодняшний антистрессовый сеанс – пятая часть огромной стеклянной бутыли с домашней водкой к двум часам ночи погрузила компанию бойцов батальона специальной связи КВООН и примкнувших к ним Билла и Стива в противоположное, слабо депрессивное состояние. Электрический свет не зажигали. Сидели в полумраке пляшущих теней, получающих жизнь от круглых, словно яблоки парафиновых свечей, подаренных на память гостившими здесь недавно немцами из военно-геодезической разведки.
Стив ковырнул вилкой из тарелки клок капусты и, впихивая ее себе в широко разинутый рот, спьяну, почти все рассыпал по столу:
– Дьявол, – выругался МакМанамман, осторожно набирая навою порцию и уж эту вталкивая осторожно, будто пирог в духовой шкаф. – Билли…
– М, – отозвался Уилкс, державший тяжелую от хмеля голову руками, опираясь локтями на край стола.
– Ты понимаешь, зачем капусту, …как это они говорят, …квасить?
– М-м, – отрицательно промычал Билл.
– Вот мы, – смачно чавкая и набирая следующую порцию кислой капусты, возвестил новую тему для разговора Мак, – гонимся за свежим, а тут вот, …кислая, квашеная, с укропными семенами. А ведь я после первого раза блевал, как котенок. Парни, верите, я вначале блевал и от «Сайгона», и от капусты? А…, – так и не дождавшись от кого бы то ни было ответа, коротко выдохнул Стиви, – раньше…
Раньше, я был романтик Большой Войны, а сейчас, джентльмены, я не тот Мак, и новому Стиву, даже мыльные мясные консервы «Дядюшки Сэма» под эту кислятину идут, как самое свежее воскресное барбекю. Билл, а может быть я под действием радиации и этой капусты с «Сайгоном» уже сам становлюсь белорусом? Хы, – улыбнулся Стиви, понимая, что слегка загнул. – Джентльмены, – обратился он сразу ко всем присутствующим, развалившимся в разных позах на многочисленных железных кроватях, на которых под ватными, грязными матрацами были натянуты пружины, – что, вы говорите, тут было раньше, школа?
– Нет, Стиви, – отозвались из темноты, – тут было …ну, это… Когда дети еще до школы.
МакМанамман попытался рассмотреть говорившего, щурился, но вместо ожидаемого прозрения в его глазах наоборот все стало двоиться. Стив скорчил страшную рожу и с трудом встал:
– А пошли посмотрим? – весело предложил он.
– К черту Мак, – ответили из угла. – Даже из уважения к твоему тезке и однофамильцу, игравшему некогда за «Манчестер Юнайтед», лично я не пойду. Боюсь ноги переломать на лестнице. Иди, если хочешь, один…
– Нет, Эдд, – не дал ему договорить, рыжий великан Робер, сидящий напротив, и листающий какую-то старую толстую книгу, – днем посмотрим. Сейчас не надо. Столько комнат, да и караул сделает предупреждение за то, что бродим тут по зданию, как призраки.
– А что ему и Биллу за проблема – много комнат? – хмыкнули из угла. – Это же «химики»! Это отчаянные ребята, они ничего не боятся.
На эту реплику поднял голову даже уже начинающий засыпать Билл.
– А ведь и правда, – разродился, как видно, давно уже мучающим его вопросом Рыжий, – Билли, вам что, не страшно там, или терять нечего?
Уилкс округлил глаза, а МакМанамман окинул всех взглядом полным непонимания:
– Парни, как вас понимать? Если вы про то, что награды нам достались за «просто так», я хочу заметить, что мы с Биллом мотаемся по здешним лесам с декабря месяца…
– О том и речь, – прохрипел тихим басом темнокожий здоровяк Сэдли, подходя к столу и прикладываясь к пузатой стеклянной банке с водой. Его острый кадык мощно задвигался, отмеряя большие порции желанной влаги. – Мы давно хотели спросить, – продолжил он, возвращая на место банку, – как вам это удается? Ни я, ни Эд, ни Робер, никто! и носа не сунет в лес хоть с самим Рембо, а вы катаетесь вдвоем и все вам нипочем.
Стив непонимающе потянул уголки губ вниз и в противовес этому поползли вверх его брови, но смолчал. Билл же бросил сонный взгляд на боевого друга и понял, что тот так ничего и не ответит.
– Ни меня, ни Стиви, – начал он, – не меняют и не сменят здесь еще долго. И не потому, что сам господь водит нас за руки по этим кривым дорогам и вонючим болотам. Первые же замеры радиации в наших секторах дали понять начальству – в такой запредельный фон больше никто не полезет, вот они и подумали: «А пусть тогда эти двое вообще все замеряют к югу от Жицковишь (имеются ввиду Житковичи), а после отправим их домой, в госпиталь, сдыхать, к чертям собачьим, разлагаясь и разваливаясь на части, словно старый «Додж» на заднем дворе у Энтони Фокса.
Господа, говорю вам, как друзьям, в десяти милях отсюда стоит такой фон, что невольно задумаешься о…, – Билл вжал свое лицо в ладони и стал с усилием растирать его. – Чего там бояться? Какие партизаны туда полезут прятаться или жить? Они же не идиоты! Им никто не прикажет лезть в эти чертовы сектора. Вы говорите – мы не боимся?
Лично я боюсь. Бесценный божий дар, джентльмены – жизнь и все свое здоровье по чьей-то злой воле я оставлю здесь. Там, влесу есть много времени для размышлений и вот я подума: ведь такого просто не может быть! Не мог я родиться только для того, чтобы напитаться этой чертовой радиацией и сдохнуть в страшных муках. Я, конечно, далеко не ангел, но и не нагрешил еще в этой жизни настолько, чтобы в скором времени терпеть перед смертью такое.
– А я ничего не боюсь, – все больше заряжаясь непонятной пьяной бравадой, заявил Стив. – Партизан там и правда нет, а радиация? Лично мне она не доставляет никаких неудобств.
– Тем, кто здесь живет, – не дал ему договорить Сэдли, – она тоже их не доставляла, пока у них не стали рождаться двухголовые дети.
МакМанамман засмеялся:
– Сэдли, а ты видел хотя бы раз здесь двухголового?
– Ха-ха-ха! – низким, глубоким басом, взорвался Робер и протянул Уилксу раскрытую книгу. – Вот тебе примерчик. Это, как видно их сказки, Билл…
На раскрытой странице красовался красочный рисунок трехголового, зеленого дракона и стоящего перед ним крошечного парня с мечом.
– Так-то, Билли, – хлопнул Уилкса по плечу, Робер. – Местных не удивишь трехголовыми. У них, вон, и сказки про это есть. Уже заранее, как видно знали.
Робер затянул потуже ремень, расстегнул кобуру и, убедившись в том, что пистолет на месте, стал натягивать форменную куртку:
– Идем, Стиви, на свежий воздух, салютовать Америке. Кто с нами?
Практически все отделение связистов изъявило желание выйти прогуляться. Всем нужно было стряхнуть тяжкий груз депрессии, наступившего вследствие крепкой пьянки. Робер связался по рации со всеми четырьмя постами вокруг здания и предупредил их о том, что свободные от службы бойцы выйдут на прогулку. Постовые были недовольны, зная, что за демаскирующий салют ожидает окрестности, однако не стали перечить команде, в которой практически все были офицерами.
Апрельская ночь дышала прохладой. Пар, вылетающий из разгоряченных спиртным тел говорил о том, что температура близка к нулю по Цельсию. Пьяная компания рассыпалась по близлежащим, куцым кустам, с одной только целью – уменьшить количество жидкости в мочевых пузырях. Когда же веселое журчание, сопровождаемое преисполненными удовольствия возгласами, закончилось, мужчины снова собрались у входа.
Темнокожий здоровяк Сэдли принес полупустой деревянный ящик из-под патронов и, довольно крякнув, поставил его на плиточной бетонной дорожке:
– Ну что, кто сегодня начнет?
– Что это? – поинтересовался Уилкс у Роббера.
– Это, – по-дружески обняв Билла, пояснил тот, – салют Родине.
– И что сейчас будет?
– Салют, Билл, настоящий салют, смотри…
Роббер вышел вперед и поклонился присутствующим, а те ответили ему аплодисментами. Он открыл ящик и достал оттуда шашку осветительного патрона.
– Ты слышишь меня? Ты скучаешь по мне мой безбашенный штат Вирджиния?! – крикнул Роббер. – Салют тебе и салют Америке! – Он выстрелил в ночное небо под дикий вой и улюлюканье окружающих.
Яркий свет залил черное, холодное небо, в одну секунду заставив отрезветь всех наблюдающих за салютом. Высоко над землей, прямо над ними беззвучно и медленно плыл огромный черный диск. Он не имел ни единого огонька и мог бы казаться просто фантазией подвыпивших вояк, если бы не две очереди трассирующих пуль, выпущенных по нему солдатами на постах. Они, как видно, тоже видели НЛО и, не зная, как им реагировать на подобное, просто открыли огонь.
Диск загудел, словно мощный электрический трансформатор и резко стартовав, исчез в холодном мраке ночи.
– Лаплан? – Желязны побледнел. – Значит, комендантская рота, тогда под Леснинском на самом деле видела его взлет, – Феликс подошел к окну, – и это не плод их фантазии, дабы списать на что-то неудачу в задержании человека, выкравшего документацию. Что ж, …у них есть лаплан. Черт побери, должны же они его где-то прятать?
– Я распорядился найти и прочесать все ангары заброшенных военных городков и баз, благо список их и точные координаты имеются. Гунич отрядил на это дело по два батальона СОЛОДа в каждой области, моторизировал и вооружил их как надо. Сорок минут назад они начали операцию. Если не сильно помешают партизаны…
– Партизаны?! Ваш Гунич, уж простите, Валентин Анатольевич, просто профан, если до сих пор с таким аппаратом не смог найти базы «Бацькаyшчыны» и «Ваyкоy». Такие большие формирования нелегко спрятать. Но, – Желязны отвел взгляд от окна и, повернувшись, продолжил, – меня сейчас больше беспокоят некие «дедушки», иногда входящие в контакт с вашими подчиненными.
– Зеленько рассказал?
– Да, Валентин Анатольевич, вынужден был рассказать. Мне и спрашивать не нужно. Я запечатлел в памяти след энергетического поля, оставшегося в мозгу мистера Зеленько после контакта со «стариком». Что ж, теперь выбирайте, или вы расскажете мне все, что знаете об этом, или мне придется неким насильственным способом войти и в ваше подсознание и все прочесть самому? Знаете, подобные вещи отнимают очень много сил и отвлекают от концентрации сознания. Мне бы не хотелось сейчас отвлекаться, слишком много сегодня прорисовалось отрицательных векторов информации. Итак…
– Это происходит, – доверительным тоном, будто рассказывал врачу о курортном романе, приведшем к гонорее, начал повествовать Пристрек, – со многими, вернее с некоторыми. Это странно, загадочно, пугающе. Эти дедушки появляются из ниоткуда и пропадают безследно, поучая, наставляя, а порой просто ругая тех, с кем разговаривают.
– И что? – Феликс болезненно скорчил физиономию, и стал массировать занывшие суставы рук.
Это заставило Пристрека прерваться.
– Что случилось, мистер Желязны?
Феликс недовольно откашлялся:
– Давние болячки. Можете считать это «подарком» из какой-то из моих прошлых жизней. Это у меня …с детства. Чуть посильнее психологическая или физическая нагрузка, и любая рука запросто может выскочить из сустава. Все бы ничего, так они еще и ноют в определенные периоды времени.
– Может, врача?
– Я снабдил Зеленько нужными адресами и номерами телефонов моих знакомых белорусских светил медицины. Вы не отвлекайтесь…
– Так вот, – Пристрек, выражая нервоз, стал комкать в руках бумажную салфетку, – становится страшно, стоит только представить Силы, которые за ними стоят.
– Хм, – криво ухмыльнулся Желязны, – вам страшно? А пробовали вы хотя бы предположить, что за ними вообще никто не стоит?
Глава 3
Бог мой, маки. Целое поле маков. Горы будто сошли с ума. Ранее серые, безжизненные, неприглядные, ныне щедро светились влево голубым, вправо розово-фиолетовым, а в центре кроваво красным. И везде сочно, нежно и жизнеутверждающе проявлялась зелень. Да разве глядя на все это великолепие могут возникать некие ассоциации с опиумом и наркодилерами? Верно – нет.
Впрочем, и то, что поля цветущих маков не так безопасны тоже было видно невооруженным глазом. У самого края этого красного озера, в том месте, где оно обрывалось у пропасти, лежал черный, полуразложившийся труп мелкого животного. В другое время в скудных пищей горах Ирана его мясо не залежалось бы, став лакомством для кружащихся в высоте птиц, а так даже они не рисковали приближаться в этот утренний час к росным маковым полям. Смердящий комок шерсти, чернел, будто напоминание всем ? в этом райском месте легко уснуть, но очень трудно проснуться…
Краем макового поля шел человек. Горная тропа спускалась вниз и уходила под острый выступ. Отвалившись тысячи лет назад от скалы, он нависал, как застывший на полпути, огромный, окаменевший шлагбаум.
Путник остановился. Что-то привлекло его внимание. Сделав несколько шагов к основанию каменного «зуба», он вдруг согнулся и стал рассматривать цветы. Без сомнения, любой из его земляков, которому так же бы довелось обратить на них внимание, посчитал их не более чем странными, синими гвоздиками, но он, Асид Фарахани, закончивший в 1989 году закрытую кафедру Ленинградского «Военмеха» имени Устинова точно знал: эти цветы растут в России и называются «васильки».
«Надо же…, – рассуждал, умиляясь увиденному ныне уже не студент, а главный военный советник Президента, – как они сюда попали? Кто знает, а может быть, они растут и в наших краях, просто я никогда не обращал на них внимания?»
И в самом деле, в неспокойной стране, где сошлись интересы многих сильных мира сего ему, человеку, ответственному за все секреты обороны Ирана, есть ли время бродить в полях и отыскивать какие-то васильки?
Воспоминания о молодости подхватили искры его памяти, и со свежим горным ветром и унесли в холодный, суетливый город, где он когда-то провел пять самых ярких лет своей жизни. Осторожно огладив ладонью покачивающиеся на ветру цветы, Асид вздохнул. Черт побери, ему вдруг нестерпимо захотелось вернуться в ужасный мороз, постоянную сырость, к вечно пьющим алкоголь и никогда не унывающим друзьям, к прелестным, открытым до умопомрачения девушкам, туда, где все было так спокойно, и так мирно.
Вспомнилась и преддипломная практика на военном заводе в Витебске. Вот же! Вот, где он видел эти васильки! Там. Так и есть. Тогда вместо ожидаемого погружения в высочайшие технологии военного производства их, иностранных студентов «Военмеха», как было сказано: «в качестве поощрения», отправили помогать убирать хлеб в место, название которого уже давно вылетело из головы господина Фарахани.
Целый месяц непрерывного, кипящего счастья. Сады благоухали зеленью, поля желтели созревшим хлебом, леса, будто не замечая щедрого августовского солнца, были все так же свежи. Они работали на просушке зерна, свозили в огромные сараи сено, купались в холодной, но такой тихой реке… А как он любил Аню. О, Боги всех Небес и поднебесной, как же он тогда любил!
Она училась на педагога и тоже, как и они, военные инженеры, со своими сокурсницами была откомандирована на уборку. Как потом узнал Асид, эти работы были обычным делом для всех студентов в СССР, но для его молодого и открытого сердца в то время эта поездка явилась просто каким-то божественным промыслом.
Род Фарахани уходил своими корнями к Дартам, он был Калаши[1 - Калаши (Википедия) – небольшой дардский народ, населяющий три долины правых притоков реки Читрал (Кунар) в горах южного Гиндукуша в о?круге Читрал провинции Хайбер-Пахтунхва (Пакистан). Родной язык – калаша – относится к дардской группе индоиранских языков. Уникальность народа, со всех сторон окружённого исламизированными соседями, заключается в том, что значительная его часть до сих пор исповедует языческую религию, сложившуюся на базе индоиранской религии и субстратных верований.], а потому имел непривычные на его родине глаза глубокого, голубого цвета, но что был их цвет в сравнении с синими, словно озерная вода глазами Ани? Она казалась ему нереальной, инопланетянкой или даже божеством. Асид – потомок знатного Рода и от рождения имел сердце льва, но в то время, скромная улыбка девушки из Белой России заставляла его быть скромным, несмелым ягненком и постоянно молчать, краснея в ее присутствии.
За недолгое время «практики» он сумел полюбить всем сердцем, но так и не нашел времени признаться Ане в своих чувствах. Потом была защита диплома. Как-то все закрутилось, завертелось…
Теперь ему тридцать шесть. Он наполовину седой, весьма уважаемый в стране человек, заботливый отец, горячо любимый муж, но сейчас стоит на коленях у нависающей над тропинкой скалы, рассматривая синие, неведомо откуда взявшиеся тут северные цветы. Смешно.
Опомнившись, он поднялся. Сверху по откосу все так же колыхались маки, светились весенней зеленью цветущие горы. В этом безлюдном клочке мира царили мир и красота. Совершенно не верилось, что где-то эту благодатную землю обжигает пламя тлеющей войны, и что вокруг границ рыскают те, кто в состоянии еще долгие годы разжигать ее разрушительный огонь.
Нужно было идти. Фарахани вздохнул и широко зашагал вниз по изгибающейся каменной тропе. Вскоре вдали показались хорошо знакомые ему отвесные стены с чернеющими окнами древнего храма Митры. И вдруг внизу из-за скалы навстречу ему появился Хосров-мирза. Почтенный, седовласый старец тоже заметил гостя и издалека, жестом попросил того подождать на месте, не спускаясь к храму. Асид не мог ослушаться своего Учителя. Он терпеливо дождался, когда Жрец поднимется наверх и поприветствовал его:
– Мир Роду твоему, – мягко прошелестел в ответ слабым голосом старец. – Это даже хорошо, что ты задержался здесь, наверху. Поговорим у тропы, а лучше…, – мирза указал своим почерневшим от времени посохом на площадку, что располагалась в десяти шагах выше, – там. Присядем на камушек…
Они поднялись. В тени природной ниши было заметно холоднее. В этот уголок за отвесным каменным уступом весна еще не добралась. Асид, понимая, что кровь старика не столь горяча, не стал откладывать в долгий ящик намеченный разговор:
– Учитель, отец сказал, что ты хотел меня видеть?
– Да, – будто нехотя ответил Хосров-мирза, – так и есть. Мне нужно было тебя увидеть. Догадываюсь, Асид, чего тебе стоит выбраться вот так: куда-то, посидеть, одному, без охраны. Знаю, Он ценит тебя и неохотно отпускает. Но, слава Всевышнему, я позвал, и ты услышал, пришел, а это значит, что ты так и остался отзывчивым и добрым человеком.
Фарахани в ответ только вздохнул, будто говоря: «Нет, я уже далеко не такой», но вслух произнес:
– Что тебя безпокоит, почтенный? Чем я могу тебе помочь?
Хосров-мирза беззвучно пожевал сухими губами, отчего-то не решаясь начать разговор:
– Мы долго не виделись, – наконец, произнес он, – года три?
– Пять…
– …давно, – с сожалением продолжил старец, – и все это время я мало о тебе слышал. Наверняка, это Он делает так, намеренно, чтобы о тебе зря не судачили? Ты Его меч, последний рубеж, Его трон. Знаю, будет после него другой и тот тебя не обидит, ведь все они без тебя беззащитны. У меня есть просьба, Асид, – наконец, перешел к делу Учитель, – просьба странная, непростая…
– Что нужно тебе, Хосров-мирза?
– Ты знаешь тюрьму «Абу-Грейб» в Ираке?
– Знаю. Это самое гиблое место на всей земле. Там теперь прячут …много разных секретов.
Старик огладил бороду и тяжело произнес:
– Вот об одном из них я и хочу поговорить.
Фарахани задержал дыхание. Отказать в просьбе Учителю он не мог, но и вникать в сферы, не имеющие отношения к обороне страны, ему не очень-то хотелось. Его узкая стезя лишь военные технологии, а тут…
– «Абу-Грейб», – уклончиво ответил он, – не входит в мои интересы, интересы обороны. Скажу больше, ходят слухи, что сейчас у них там сидят только политические. Как оно на самом деле, толком не знает никто. Казематы этой тюрьмы отстроены еще в древности, поэтому сложно сказать, кто и где в них томится? Знаю только одно: в самых глубоких норах сидят не только местные неугодные. Правительство Ирака, даже сдавая в аренду камеры этой душегубки, умудряется получать немалую прибыль. Только не спрашивай, Учитель, откуда я это знаю.
– Я и не спрашиваю, – едва заметно улыбнулся мирза, – хотя мне о том тоже кое-что известно: там достаточно и наших с тобой соотечественников, и европейцев.
И снова пришлось Фарахани сделать паузу. Как он не остерегался этого, а разговор все же выворачивало именно в то русло, куда совсем не хотелось бы. Ходить «вокруг» да «около» не имело смысла, пора было переходить к делу:
