скачать книгу бесплатно
– Я н-не п-понимаю, о чем в-вы, – пролепетал, чуть не плача, несчастный владелец трактира.
Абнер отпустил мерзавца и, брезгливо отряхнув руки, сказал, обращаясь к Эрролу и Вэйланду:
– Вчера, когда мы выезжали из столицы, мне показалось, что кучка местных головорезов больно пристально на нас смотрит, но я списал это на излишнюю подозрительность. К счастью, трактирщик не знал, что мы поселились в другой комнате, а негодяи, видать, в темноте не поняли, кого режут.
Все трое заглянули в комнату, где лежали как раз три трупа, одним из которых был вчерашний паренек, совсем мальчишка.
– Все комнаты были заняты, и он позвал этих двоих переночевать у него, – с грустью сказал Эррол.
– Кажется, кто-то в столице явно точит на тебя зуб, и очень серьезно, а вот богиня на твоей стороне, коли мы еще дышим, – сказал Абнер Вэйланду, закрыл дверь и направился к выходу.
Вэйланд почти не сомневался, что это был Фергюс, который собрал первое попавшееся отребье и направил за ним:
– Сейчас он думает, что все удалось, но слухи быстро разлетаются, и вскоре этот мститель отправит еще кого-нибудь, а, значит, нам стоит поспешить.
Абнер же спокойно сел и продолжил завтрак.
– У нас достаточно времени. Сейчас все думают, что ты мертв, а когда поймут, что это не так и соберут еще кого-то в путь, мы уже будем далеко, едем ведь налегке, – сказал он спокойно, не спеша пережевывая кусок цыпленка.
Подкрепившись на дорогу сытным завтраком, они покинули трактир и двинулись по главному тракту к границе.
Вэйланд молчал, а его сопровождающие вяло и, похоже, привычно перебрасывались мыслями на извечную и неисчерпаемую тему добра и зла, будто не желая говорить о том, что случилось ночью.
– Пойми, Эррол, – говорил Абнер, – если ты не изменишься, то рано или поздно, и, думаю, что, скорее, рано, Офрус Губитель заберет тебя в свое подземное королевство, где ни одна из богинь не сможет тебе помочь! И прислужники его будут измываться над тобой до тех пор, пока душа не будет уничтожена. А это целая вечность!
– Да не верю я в это, – кривясь от головной боли, но, впрочем, без раздражения или злости отвечал Эррол, – я хочу петь, пить, веселиться и наслаждаться всем, что создали для нас богини! Ведь для чего-то все это создано? И не хочу я верить божествам, которые так жестоки, что готовы уничтожить мою душу только за то, что я люблю выпить и покуражиться!
– Если ты хотя бы иногда, в перерывах между своими развлечениями, ходил в храм и приносил небольшие жертвы богиням-прародительницам, ты смог бы избежать жестокой кары, – не сдавался Абнер.
– Эти холодные и мрачные храмы построили люди, а не боги, – неожиданно твердо и серьезно парировал его напарник, – а богини-прародительницы живут в лесах, горах, озерах – под ясным солнцем!
– Изгнанник, ты ведь обучен грамоте и прочему, – неожиданно обратился Абнер к Вэйланду, – растолкуй хоть ты ему, что он не прав!
Вэйланд был удивлен, что его пригласили поучаствовать в этой беседе, но отказываться не стал, ибо каждому известно, что за интересным разговором дорога кажется короче. Немного подумав, он решил рассказать предание…
«Давным-давно на всех землях нынешней Эрдейи жили животные и одичалые люди, которые и говорить-то толком не умели, а общались жестами. Люди вели трудную войну за выживание, ибо не умели добывать, укрощать и сохранять огонь. Им приходилось сражаться с отвратительными тварями, которыми было наводнено все вокруг.
Когда они окончательно уверились, что обречены, что в этом противостоянии им не победить, с небес сошла богиня Асцелина, окруженная солнечным светом.
И пали перед ней люди на колени, потому что была она удивительно красива, и исходила от нее такая сила, что можно было напитаться ею, как от живого источника.
И дала им Асцелина разум не животный, а человеческий, и научились люди взаимодействовать между собой.
А вслед за Асцелиной на землю сошли сестры ее, богини Эйбл, Альенора, Сибилла, Мариатта и Эстрильда.
Богиня Эйбл научила людей земледелию и умению извлекать пользу из укрощения и одомашнивания животных. Теперь ей поклоняются и считают своей верховной богиней-прародительницей в Эндории.
Богиня Альенора дала людям искусство, научила людей слагать поэмы, играть на музыкальных инструментах. Ей, как вы знаете, поклоняются в Рейвуде.
Богиня любви Сибилла даровала людям чувства искренние и настоящие, и теперь ей поклоняются в королевстве Ноланд.
Богиня знаний Мариатта научила писать книги, изучать все сущее и изобретать новое. Ей поклоняются в Андалионе.
Богиня войны Эстрильда дала людям непоколебимую храбрость, стремление к воинской славе и искусное умение создавать боевое оружие. Эстрильде поклоняются в королевстве Холунд, считая, что она поможет им в боях.
Однако еще в доимперские времена люди стали забывать Асцелину, первую из богинь, а ведь это она даровала им самое важное: она научила человека быть человеком! Но так уж устроены люди – то, что дается им даром, они, увы, не ценят…
Разгневалась на людей Асцелина и призвала на землю Офруса Губителя – огромное смертоносное существо, имевшее сходство с человеком и способное перевоплощаться в вихрь, который, опустившись на землю, убивал все живое на своем пути… И не было от него спасения, ибо мог он становится то огненным, то водяным, а то становился ветром неукротимым, и гибли люди и животные в страшных мучениях, а Асцелина спокойно наблюдала, как они страдают.
Сестры богини Асцелины уговаривали ее отказаться от этой беспощадной кары, прекратить уничтожение рода людского и всего живого на земле, но та лишь хохотала в ответ и вновь приказывала верному Офрусу убивать…
Объединившись, сестры-богини смогли опутать Офруса своими чарами и запечатать глубоко под землей.
Асцелина, не дожидаясь суда над собою, сбежала. В прежние времена она смогла бы противостоять сестрам, но не теперь, когда большую часть силы она отдала Офрусу. Ведь давно известно, что жажда мщения и злоба опустошают и делают слабее и уязвимее даже богинь.
Вот так из богини, положившей начало разумной жизни, она превратилась в богиню хаоса и разрушений. Существует даже такое поверье, что Туманные земли – это ее рук дело.
А после распада империй так вышло, что все, кроме кочевников Шифлиса, поклоняются кому-либо из сестер-богинь, почитая их память и взывая о помощи, когда это необходимо», – завершил свой рассказ Вэйланд.
Оба стражника внимательно слушали рассказ, ни разу не перебив и не отвлекаясь на окружающее, из чего Вэйланд заключил, что рассказчик он, как видно, неплохой. «Ну, хоть что-то я делаю хорошо, – горько усмехнувшись, подумал он про себя. – Только бы не вздумали спрашивать, как я сам отношусь к этим преданиям глубокой старины».
Из задумчивости его вывел голос Эррола:
– Все это, конечно, интересно, но при чем тут моя жизнь и моя душа? – он с интересом смотрел на Вэйланда, ожидая ответа.
– Вот же, дуб еловый, все тебе разжевывать надо! – вскричал Абнер. Вэйланд не узнавал его: насколько невозмутимым и спокойным был тот перед лицом неведомой опасности, настолько же горячился и распалялся в обычном философском споре.
– При чем здесь жизнь и душа? – переспросил Вэйланд, – так ведь о том и речь, собственно. Да, Офрус навсегда запечатан в подземном вместилище и выйти наружу не может. Хочется верить, что, не может, – задумчиво пробормотал он и продолжил, – а люди, совершающие преступления против других людей или даже животных (например, убивая их без особой в том нужды), попадают к Офрусу Губителю, в его владения. Он мучает преступившего законы до тех пор, пока душа его от нескончаемых мук не переродится в темную сущность. Эта темная сущность обречена вечно страдать от невыносимых мук, и, зная, что боль эта связана с дурными людьми, старается навредить им. Люди прозвали их Темносами. В отличие от Офруса, Темносы могут на какое-то время покидать владения своего господина – Офруса Губителя и, незримые, бродят по земле, высматривая жертву…
– Никогда не слышал об этом, – заинтересованно перебил его Абнер, – и кто становится их жертвой? И что Темносы с ней делают?
– Как говорят жрецы при храмах, те, кто злобится без причины, обманывает и предает доверившихся им, а также посвящает жизнь свою жажде наживы и проливает кровь невинных, те, рано или поздно, становятся сосудами Темносов. Темная сущность поселяется в них, усугубляя те мерзкие качества, которые человек проявил однажды, и подталкивает на новые и новые преступления. А затем утаскивает к Офрусу. Дальше вы знаете.
– И что, спастись от них никак нельзя? – с некоторым испугом спросил Абнер.
– Можно. Но только если человек не зашел слишком далеко в своих преступлениях, если на его совести нет крови невинных жертв, предательств и клятвопреступлений. В противном случае, спасения ему нет, и ждет его дорога в мир Офруса, – ответил Вэйланд, становясь все мрачнее и жестче.
– Выходит так, что Темносы – это как бы войско Офруса? – уточнил Абнер.
– Так и есть, – подтвердил Вэйланд. – И чем больше на земле злых людей с преступными помыслами и деяниями, тем больше Темносов, а, значит, тем сильнее Офрус Губитель…
– А если человек не совершает преступлений, с ним что происходит? – спросил вдруг молчавший до сих пор Эррол.
– Тех, чья жизнь была наполнена добром и справедливостью, после смерти забирают к себе богини-прародительницы. Они уносят их в чудесные сады, которые находятся высоко-высоко, так высоко, что и не добраться до них ни одному живому! – все больше воодушевляясь тем, как внимательно и заинтересованно слушают его провожатые, рассуждал Вэйланд.
– Что, дошло до тебя, наконец? – проговорил Абнер, обращаясь к Эрролу, – ты же душу свою сам к Офрусу гонишь! Вот не удивлюсь, если прямо сейчас вокруг тебя Темнос кружит и вот-вот поселится в тебе. Эх ты…
– Моя душа принадлежит только мне, и никуда я ее не гоню, и нет тут никаких Темносов. Сказки это все! Не верю я в эти россказни жрецов: они это говорят, чтобы в узде нас держать. Офрус, Темносы, ага… Я слышал о том, что как только человек умирает, так душа его вырывается из тела и находит себе новое пристанище. Может в другого человека переселиться, а может в мильта. Или – воруса, – серьезно говорил Эррол, однако лицо его было настолько распухшим и являло собой настолько комичное зрелище, что принимать на веру то, что он говорил, было сложно.
– Да-да, – немедленно отреагировал с нескрываемым сарказмом его напарник, – а может – в червяка. Или в камень. Ай, да что с тобой, олухом, говорить. Только время терять попусту!
Вэйланд не без удовольствия следил за их беззлобной перепалкой.
– Если я олух и ничего не смыслю, чего ж ты так сердишься? – улыбаясь, спросил Эррол. – Старики в нашей деревне говорят, что оскорбления и ругательства – это доводы как раз тех, кто не прав.
– Можешь говорить, что хочешь, – отозвался Абнер. – Не стану больше ничего обсуждать. Вырастешь – поймешь сам.
– Вот как? – расхохотался Эррол. – Да ты всего-то на два года меня старше! И не возражай: это я знаю так же точно, как и то, что мы родились и выросли в одной деревне!
Абнер, вопреки ожиданиям, никак не отозвался, и путники надолго замолчали. Каждый думал о своем.
Глава 11. Страшная находка
Углубился в себя и Вэйланд. Слышен был только мерный и дробный стук копыт по тракту, все дальше и дальше уводившему его от города, где он родился и вырос, где был счастлив, пусть и недолго, с любящими и заботливыми родителями, где обрел единственного друга… От города, который принес ему также и страшное несчастье, – лишив его всего в одночасье, а затем и прогнав навсегда.
Дружное молчание, продолжавшееся примерно до полудня, прервал Эррол:
– Что, каково оно? – непонятно спросил он, взглянув на Вэйланда.
– Отлично! – бездумно ответил изгнанник, абсолютно не понимая, к чему этот вопрос.
– Эх, а я бы не смог вот так спокойно ехать, легенды рассказывать, и даже не пытаться сбежать.
– Ах, вот ты о чем! Понятно, – отреагировал Вэйланд. – А куда мне здесь бежать? И, главное, зачем? Семья давно уничтожена, я – изгой, а с недавних пор еще и злобный убийца. С такой дурной репутацией не найдешь приюта даже в крестьянской лачуге.
– Нет у тебя дурной репутации, Вэйланд, – немного помолчав, сказал Абнер. – Даже самые темные крестьяне понимают, что ты не виноват в грехах своего отца, а за убийство этого мерзавца – сынка банкира, тебе только спасибо скажут: все знают, что он грабил и насиловал в компании со своими приятелями, но благодаря его папаше-банкиру, им все с рук сходило. – Стражник опять ненадолго умолк и продолжил, глядя в глаза Вэйланду:
– Здесь другое. Все боятся, что если отнесутся к тебе с добром и вниманием, то власти подвергнут их семьи гонениям. Думаю, тебе не надо объяснять, что это значит.
Сказать, что изгнанник был удивлен этой неожиданной откровенностью стражника – ничего не сказать.
Вэйланд, пребывавший до сих пор в полной уверенности, что его если не ненавидят, то уж точно презирают все граждане Эндории, задумался над словами Абнера.
Неужели это правда, и к нему, сыну несостоявшегося убийцы короля, люди и впрямь не испытывают неприязни? Но ведь он очень хорошо помнит эти презрительные и насмешливые взгляды горожан, когда он в лохмотьях бродил по городу, ища пропитания и ночлега. А может, они вовсе и не были презрительными и насмешливыми? Может, это его гордыня приписывала людям то, чего на самом деле не было? Он сам себя презирал тогда, стыдился своих лохмотьев, был обижен на весь белый свет за кажущуюся несправедливость к его семье и к нему самому, потому и видел в глазах людей отражение собственных чувств и эмоций? По-видимому, так и было. Он закрывался этим, как щитом, чтобы не впасть в отчаянье и не сломаться от жалости к самому себе, ибо уже тогда интуитивно понимал, что стоит только начать себя жалеть, и все, конец, – ты ослабеешь и погибнешь. А погибать в его планы вовсе не входило.
Из этих невеселых раздумий его вновь вывел голос Абнера:
– Мы тебя и к кровати привязали только для того, что, если бы какой проверяющий вдруг нагрянул из столицы, так вопросов лишних не возникло бы. Сам понимаешь, отъехали мы вчера не очень далеко, их тут кишмя-кишит, – продолжал откровенный разговор Абнер, и было заметно, что ему уже давно хотелось все это высказать.
– Ничего страшного, я понимаю: служба, – немного рассеянно ответил Вэйланд и задал вопрос, который его, действительно, интересовал:
– А что насчет Гарета? Кто он?
– О нем мало чего известно. Говорят, что прибыл откуда-то с севера, чем там занимался – неизвестно толком, но деньги у него водились. Его часто видели в трактирах и, похоже, там он и сдружился с сыном Фергюса и его придурковатым приятелем. Если в каком-то кабаке драка затевалась – ищите Гарета, не ошибетесь. В этой троице он верховодил. А недавно еще и титул аристократический прикупил по случаю, так и вовсе важным стал. Однако от виселицы это его не спасет: покушение на жизнь принца карается смертью, будь ты хоть член королевского суда! Если найдут, конечно, – добавил Абнер. – Выход у Гарета теперь один – бежать подальше из Эндории.
Все трое опять помолчали.
– А матушку твою, кажется, отправили в один из храмов за пределами Эндории? – неожиданно и осторожно заговорил Эррол, как будто боясь обидеть ненароком или брякнуть что-то лишнее.
– Да, – спокойно отозвался Вэйланд, – но где находится храм, мне неизвестно. Ходили слухи, что – в Андалионе, но кто знает?.. Ясно одно: не в Рейвуде. Вряд ли ее отослали бы на родину. Двэйн не стал бы облегчать ей жизнь, в этом я уверен.
– Значит, ты отправишься в Андалион? – поинтересовался Эррол.
– Да. Начну поиски оттуда. Я давно об этом подумывал, но не хотел бросать Генгрэда. Его высочество, – тут же поправился он. – Теперь моя жизнь принадлежит только мне.
Этот разговор все изменил. Больше не было арестанта, которого два королевских стражника конвоируют к границе. Это, скорее, напоминало прогулку трех приятелей.
Оказалось, что спутники Вэйланда родом из той деревни, в окрестностях которой бродил пресловутый ворус, с охоты на которого и начались злоключения пажа и принца. Оба стражника с облегчением выдохнули, узнав, что мерзкая зверюга, долгое время державшая в страхе родную деревню, наконец, убита.
На вопрос, как они оказались в столице, парни ответили, что подались туда за хорошим заработком, чтобы потом вернуться назад, купить землю, поставить хороший дом, открыть свою торговлю, да мало ли – были бы деньги!.. Десять лет прошло с той поры. Чем только они ни занимались, лучше и не вспоминать! Наконец, благодаря хорошим физическим навыкам и умению держать рот на замке, попали в королевскую стражу. Пусть не караульные у королевских покоев, но тоже вполне почетно.
Абнер уже был женат и имел троих детей, Эррол же о женитьбе и не помышлял, а в свободное время шлялся по трактирам, пил вино и цеплял доступных девиц, из тех, что не задают лишних вопросов вечером, а утром молча исчезают с первыми лучами солнца, забрав свой честно заработанный фолькон. Удивительно, но, являясь почти полной противоположностью друг другу, земляки прекрасно ладили.
Поразмыслив, все трое пришли к выводу, что продолжать путь по главному тракту не стоит, так как участились нападения разбойников. Конечно, что-то подсказывало, что нападать на трех всадников без поклажи дорожным грабителям нет никакого резона, и все же… Кто его разберет, этот разбойный люд? Поговаривали, что на грабежи и убийства их толкала не столько жажда наживы, сколько желание показать свою власть, покуражиться вволю, наслаждаясь тем, какой ужас они нагнали на несчастных путников. А то и вовсе, не показываясь на глаза, могли перестрелять их из кустов, как зайцев. Зачем? Да просто так. А нечего тут ездить. Пытаться искать логику в поступках людей, которые выбрали путь беззаконный и безнравственный – труд нелегкий и неблагодарный. Поэтому решение свернуть с тракта и продолжить путь по старым дорогам, которыми мало кто пользуется, было принято единогласно. Правда, в народе ходили очень разноречивые слухи об этих заброшенных дорогах, но, когда вы в пути уже четвертые сутки, глупо не воспользоваться той дорогой, которая позволит существенно сократить расстояние.
Отъехав подальше от наезженного тракта, путники поняли, почему старая дорога не пользуется популярностью у путников: первое же селение, которое им встретилось, было разрушено до основания. Общий ландшафт второй деревеньки так же не радовал глаз: полная разруха, лишь кое-где остались небольшие обугленные остовы домов.
Остановившись на привал неподалеку от этих навевающих тоску руин, Вэйланд и Эррол решили пройтись и осмотреться, пока Абнер разводил небольшой костерок.
Продираясь сквозь заросли густой травы, Вэйланд пнул попавший под ногу камень, который откатился к небольшому деревцу. Приглядевшись, Вэйланд увидел, что камень уставился на него пустыми глазницами. Эти пустые провалы притягивали его взгляд, заставляя оставаться на месте, несмотря на то что легкий холодок заструился вдоль позвоночника. Да, перед ними лежал проломленный и обуглившийся череп, а продвинувшись еще на несколько шагов вперед, они увидели целые кучи костей и черепов. Несомненно, это были человеческие останки, и принадлежали они, судя по разным размерам, и взрослым, и детям.
– Богини милосердные, что же это? – пролепетал обычно уверенный Эррол, поднимая череп, который размером был не больше крупного яблока.
Переглянувшись, они попятились, затем развернулись и, не сговариваясь, поспешили к лошадям.
Удивленному Абнеру было сказано, что надобно срочно убираться отсюда. Повторять не потребовалось. Вскочив в седла, они молча поскакали прочь от страшного места. Абнер поглядывал в напряженные лица спутников и, наконец, не выдержал:
– Да что там случилось-то?
– Не место там для привала, да и вообще – проклято там все, – тихо, будто опасаясь накликать беду, прошептал Эррол.
– Я слышал, что около полувека назад в одной из здешних деревень разразилась страшная болезнь, которая вскоре перекинулась и на соседние селения. Крестьяне ждали помощи из столицы, но вместо лекарей сюда прислали несколько отрядов солдат. Их лица были укутаны в плотную ткань, от которой пахло уксусом. Копьями и алебардами они загоняли жителей деревни в самый большой дом в деревне, а после заколачивали его и поджигали. Тех, кто пытался увернуться и бежать, настигала немедленная смерть от копья или стрелы. Не щадили никого, ни стариков, ни детей, ни женщин, – проговорил Вэйланд с мрачным видом.
– Эти сказки я не раз слышал в трактирах от местных пропойц, – заметил Абнер, – они рассчитаны на ребятню, которую хлебом не корми – дай послушать страшную историю.
– Это не сказки, – отрезал Вэйланд, – я слышал, как об этих событиях говорил мой отец, а ему это стало известно от его отца – моего деда, в период правления которого все и произошло.
Болезнь выкосила огромное количество людей, а тех, кто оказался в очагах заражения, безжалостно уничтожали, ибо не видели другого выхода остановить эту смертельную напасть. Участвующие в побоище солдаты присягали королю, что никогда и никому не откроют того, что видели и в чем участвовали. Тех, кто отказался присягнуть, в короткие сроки казнили под самыми разными наспех состряпанными предлогами.
Все трое вновь умолкли. Одна и та же мысль сверлила их мозг: отца короля Двэйна считали храбрым и мудрым полководцем и сильным королем, железной рукой правившим в королевстве. Во времена его правления ни один разбойник и носа не смел высунуть на главном тракте. Но то, что они увидели…
И вновь какое-то время они скакали в тишине, пока их путь не преградила небольшая, но бурная горная река. Они пошли вдоль берега, высматривая брод, чтобы не утопить лошадей, да и самим не погибнуть.
– Думаете, король поступил жестоко, приказав сжечь зараженные деревни? – прервал затянувшееся молчание Вэйланд.
– Конечно! Как можно было просто взять и сжечь разом несколько селений! Беспомощные, ни в чем не повинные люди: женщины, дети, старики ждали помощи, а их взяли и безжалостно уничтожили, как скот, – возмущенно ответил Эррол. Абнер же хранил молчание, глубоко задумавшись.
– Его поступок выглядит бессмысленной жестокостью, но, думаю, это было единственно возможным способом остановить распространение страшной заразы, – стараясь не смотреть в глаза своему товарищу, проронил Абнер.
