Покидая страну 404

скачать книгу бесплатно


– Посижу немного на свежем воздухе, – сказал он бабушке Риве и, накинув тулупчик и придерживаясь за стены, отправился в беседку. Нужно было собраться с мыслями.

Не прошло и десяти минут, как скрипнули ставни, и из окна своей комнаты во двор тихо, чтобы не разбудить прабабушку, вылезла Маргоша в байковой пижаме.

– Это же не страна, а сплошная пустыня, как там люди живут? – поинтересовалась девочка, впечатлённая фильмом.

– Ну, во-первых, снимали зимой, когда там совсем пусто и грустно, а во-вторых, ты замёрзнешь, пока я буду рассказывать. Прыгай сюда, заяц, – Лёнька приподнял полу тулупчика.

– Дядь Лёнь, это только тебе холодно, – возразила племянница. – На улице двадцать градусов тепла.

– Меня всё время морозит, – грустно признался Лёнька. – А Афган – это на самом деле просто сказка и фантастика.

Именно в ту ночь Маргоша впервые поняла, что такое любовь: Лёнька любил эту далёкую, странную, бесплодную страну. Он рассказывал ей о инопланетных пейзажах с лысыми, лишёнными даже намёка на растительность, горами, о безрадостной глинисто-каменистой почве, о камнях и пыли, о глиняных кишлаках, об арыках с грязной водой и о красивых, рано стареющих от сурового климата и непосильного труда людях, которые ухитряются выращивать в этой горной пустыне даже дыни и арбузы. Он умел хорошо говорить. Речь, звук, мелодия, тона и полутона – это была его стихия. Удивительно, но светловолосого Лёньку, неплохо владеющего местными языками пушту и дари, афганцы нередко принимали за пакистанца, представителя таинственного народа калаши, который до сих пор в окружении соседей-мусульман исповедует преимущественно собственную языческую религию, и среди которого встречается много светловолосых и светлоглазых людей. О своей национальности Лёнька предпочитал помалкивать, хотя на территории Афганистана евреи жили веками, а в Кабуле всё ещё существовала синагога.

– Чего не спите, полуночники? – прошаркала мимо бабушка Рива, направляясь в свой любимый резной сортир. – Может, вам горячего чая заварить? – спросила она, возвращаясь обратно.

Рассказывая о прабабушке, нужно сделать ещё одно небольшое отступление. Вместо запретов, которые удобны для взрослых, но для детей лишены смысла и кажутся необоснованными, Рива в воспитании младших поколений пользовалась методом разумных ограничений. Так Маргошке было популярно объяснено, что гулять на улице можно только от дома тёти Клавы до дома дяди Пети, с Бобиком из двадцать седьмого номера не играть, потому что он дурной и кусачий, а с Тузиком из двадцатого можно, потому что он хоть большущий и лохматый, но умный и добрый, и к канаве на перекрёстке не ходить, потому что там «вот такие» (Рива изобразила руками внушительную величину тушки) крысы.

Если завтра на учёбу и работу никому не нужно, то пусть молодёжь сидит хоть всю ночь, делится впечатлениями. Какие проблемы? Разве что завтрак проспят.

Прежде чем отправиться спать, Лёнька попросил племянницу сбегать с утра на соседнюю улицу к телефону-автомату и попросить дядю Абдула заехать в гости. Ничего срочного со здоровьем, просто поговорить.

Абдул приехал в субботу к обеду, захватив с собой сына Саню и, как он это называл, «чего-нибудь к чаю».

– Будем шашлык кушать, – объявлял обычно дядя Абдул за столом и скромно отрезал себе пару кусочков мяса.

– А теперь можно и чая выпить, – радовался он, как ребёнок, и на столе появлялись пиалы с зелёным чаем и килограммы сладостей – от обычных конфет до самодельной пахлавы разных видов.

– Ничего сложного в пахлаве нет, – пожимал он плечами в ответ на комплименты его кулинарному искусству. – Только порезать надо правильно. Я же хирург, мне положено уметь резать.

Соскучившиеся друг по другу Санька и Маргошка с визгом убежали на улицу, а Лёнька, убедившись, что бабушка занята своими делами, в сопровождении товарища поплёлся в беседку.

– Ну какой может быть прогноз? – недоумевал Абдул. – Ты живой, хвала Аллаху. Встаёшь, ходишь, соображаешь. Воспалительный процесс идёт на убыль. Считай, что легко отделался, без операции и без дренажа в боку.

– А с причиной разобрались?

– Слушай, дорогой, ты сам видел, какая там клоака, – Абдул стал загибать пальцы. – Малярия, гепатиты, тиф, гельминтозы, амёбная дизентерия, неизведанная фигня… К тому же симптомы известных заболеваний «за речкой» могут сильно отличаться от того, чему нас учили. Полная антисанитария, канализации нет, медицина за пределами городов – на уровне знахарства. А чем, к примеру, женский пол в дальних селениях болеет, мы и не догадываемся.

Лёнька кивнул. Военнослужащих предупреждали: женщин, особенно за пределами Кабула, нужно полностью игнорировать и относиться к ним, как к проходящим мимо козам или овцам. Если он ловил на себе любопытный взгляд из-под сетки паранджи, то демонстративно отворачивался.

– Что касается того телевизионщика, то не бойся, это не твой случай. «Ака» сказал, что у парня был молниеносный сепсис и септический шок как ответ организма на какую-то инфекцию. У тебя реакция организма совершенно другая. Я бы на твоём месте сейчас больше беспокоился об организационных вопросах. Сам знаешь, те, кто в тылу, считают, что война фигня, главное – манёвры. Хоть братья тебя и «выкупили» на амбулаторное лечение, но, если ты хочешь без проблем продолжать карьеру, реши вопросы с госпиталем.

– Лёнчик, ты… странный! – кричал в воскресенье Пашка, осторожно оглядываясь на бабушку, чтобы не сказать плохого слова. – Ты еле ползаешь, а уже собрался обратно в Афган? Не.., – он покосился на Риву. – Не морочь мне голову. С твоим дипломом тебя с руками и ногами возьмут на работу в школу, отчитаешь свой французский – и полдня свободен. Или переводчиком в порт, на один завод, на другой…

– Паша, ты представляешь мою жизнь учителем в школе? – попытался пошутить Лёнька. – Ко мне будут клеиться все учительницы, старшеклассницы и их мамаши.

– Ой, какой нашёлся грозный.., – Пашка покосился на бабушку. – Какой нашёлся герой-любовник, который в туалет по стеночке ходит! Ну катись в свой Афган, в тесную и тёплую мужскую компанию. Говорят, там и коз.., – он оглянулся на Риву. – И коз доят.

Проведя, с учётом некоторых отлучек в госпиталь, около трёх месяцев в цветочно-пряничном домике, более-менее живой Лёнька отбыл к месту прохождения службы в Москву, а в конце осени позвонил Яшке, что уезжает обратно, в Афган.

В начале следующего, восемьдесят четвёртого, года в командировку «за речку» по собственному рапорту отправился и Абдул, высказавшись перед отъездом в том смысле, что военный хирург, имеющий опыт работы только в мирных условиях, чем-то напоминает морскую свинку, которая не имеет никакого отношения ни к свиньям, ни к морю.

***

В следующий раз Лёнька попал домой в августе чернобыльского восемьдесят шестого. Из еженедельных писем мамы Фани он знал, что Яшка давно развёлся с Раечкой, а бабушка Рива умерла, и её пряничный домик наследники по сходной цене продали продолжающей разрастаться семье соседей-баптистов. Иногда в том же конверте он находил несколько слов от самого Яшки, а несколько раз там же оказывались рисунки от Маргоши: очень похоже нарисованный шариковой ручкой портрет Фани, уютный большой кот, какой-то фантастический пейзаж.

В трёхкомнатной квартире, где теперь жил Павел с семьёй, царили беспорядок и постоянное движение, часто приходили гости с детьми, в том числе и благополучно вышедшая за какого-то партийного чиновника Таня, старшая дочь Абрама, с двумя мальчиками-близнецами. Ночевал Лёнька в однокомнатной квартире мамы Фани, на которую когда-то выменяли, существенно доплатив наличными, его наследственную каморку в «шанхайке», а днём, когда к знаменитой и недорогой портнихе Фане чередой шли престарелые заказчицы, уходил к Раечке, которая жила в соседнем доме в точно такой же, как Пашкина, трёхкомнатной квартире.

Рая и её мама Мария Васильевна целыми днями работали, дома оставались Маргоша, постоянно чем-то расстроенная и злая, и куча бытовых проблем. За несколько дней Лёнька, у которого руки всегда росли из правильного места, починил разваливающуюся Маргошкину тахту, перетянул пару старых кресел и вкрутил дюбеля для книжных полок в стены хрущёвки, построенной из особо прочных бетонных блоков.

Вернувшись с работы, Мария Васильевна невольно сравнивала Лёньку с умным, но не особо рукастым Яшкой и вздыхала:

– Мне бы такого зятя!

Когда в конце августа Мария Васильевна отбыла на отдых в крымскую здравницу, Лёнька взял быка за рога.

– Рая, – объявил он. – Ты умная женщина. Постарайся понять то, что я тебе скажу. У тебя в ванной пора менять трубы. Проводка в прихожей скоро рассыплется. В зале треснуло оконное стекло, и его нужно менять, в окне на кухне я с трудом заделал замазкой щели, а мамаша контролирует твою сберкнижку и имеет тебе мозги из-за любой мелочи. Какой пример ты показываешь дочери? Через три-четыре года она сбежит из этого дурдома, и ты будешь рада, если она будет тебе слать телеграммы хотя бы раз в месяц. Рая, тебе нужен мужчина! Настоящий мужчина, а не те фраера, которые вьются вокруг тебя. Скажи, зачем тебе этот, извини за выражение, глухой музыкант Олег или учитель литературы Назар? О чём можно разговаривать с этими шлемазлами? Тебе нужен крепкий хозяйственник, Рая! Желательно с экономическим образованием и крепкими нервами, чтобы, как сказал бы Яшка, таки выдержать твою мать.

– Лёнчик, я всё понимаю, – грустно сказала Раечка. – Но что я могу сделать?

– Накрутить кудри и испечь яблочный штрудель с корицей в субботу к трём часам дня! – распорядился тот командным голосом.