скачать книгу бесплатно
Неполное собрание сочинении?. 1979—2024
Владислав Ларин
Любезный читатель, перед тобой книга, которая объединила основную часть моих литературных произведений, написанных между восемнадцатью и шестьюдесятью тремя годами. Здесь вы найдёте упражнения в прозе, путешествия, экономические заметки, стёртые из памяти события недавней истории. В течение этих сорока пяти лет был очень продолжительный период, когда я писал исключительно статьи и книги по экологии, о проблемах сохранения природы и среды обитания человека. Их до сих пор можно найти и прочитать
Неполное собрание сочинений
1979—2024
Владислав Ларин
Посвящаю Татьяне Лариной – моей замечательной жене, с которой мы вместе уже 25 лет и благодаря которой стали возможны многие мои достижения
© Владислав Ларин, 2024
ISBN 978-5-0064-1702-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Владислав Ларин – исследователь, аналитик, эколог, профессиональный путешественник, эко-дизайнер, литератор, научный журналист, фотограф. Автор десятка книг и сотен статей, опубликованных в разных странах, преимущественно посвящённых проблемам антропогенного воздействия на окружающую среду. Проработал 33 года в журнале Президиума РАН «Энергия: экономика, техника, экология», где возглавлял отдел изучения экологических проблем. Имеет степень M.Sc. (Master of Science) in Environmental Sciences and Policy, Diploma of Manchester University, UK, 1998.
От автора
Любезный читатель, перед тобой книга, которая объединила основную часть литературных произведений, написанных между моими восемнадцатью и шестьюдесятью тремя годами. В течение этих сорока пяти лет был очень продолжительный период, когда я практически не писал литературную прозу. Я писал статьи и книги по экологии, о проблемах сохранения природы и среды обитания человека. Если вас интересует эта тематика – можете почитать мои книги «Архив «экологической гласности», «Комбинат «Маяк» – проблема на века», «Русские атомные акулы», «Охрана природы России от Горбачёва до Путина» и некоторые другие. Я был занят этими работами и у меня не оставалось времени, чтобы написать что-то новое или хотя бы разобрать свой литературный архив.
А сейчас нашлось свободное время, я перебрал свой архив, и решил, что он содержит немало интересных вещей. Я систематизировал свои опубликованные и не опубликованные работы, в результате чего получился основательный том, который было решено назвать «Неполное собрание сочинений». Неполное – потому, что есть ещё немало материалов – дневники, письма, размышления, которые могут оказаться интересными для читателей, но которые пока не разобраны и не систематизированы. Этой работой я намерен заняться в ближайшее время.
Книга, которая сейчас перед вами, объединила пять тематических разделов – прозу, описание времени, в котором я жил, мои путешествия, экономические и аналитические статьи и ещё – записки Чёрной Дыры, которой я себя вижу.
Желаю интересного чтения!
Благодарности и Авторское право
Книга подготовлена в рамках издательской программы секции Документальной литературы (ДокЛит) Московского союза литераторов.
© Владислав Ларин, 2024
По вопросу о приобретении книги в бумажном или электронном виде обращайтесь к автору:
larin.vlad@gmail.com
Глава 1. Опыт прозы
Из сборника «Сержант»
ДМБ-84
Стены той комнаты, в которой их держали на сборном пункте, были выкрашены зелёной краской. На длинных лавках сидели остриженные наголо парни. Одни молча смотрели перед собой, другие – собравшись небольшими группами, вспоминали проводы, громко смеялись и пытались грубо острить. Но по тому, как быстро все взгляды вскидывались на дверь, когда кто-то заходил, было видно, что им не по себе от всего происходящего. Их недавно остригли и голову непривычно холодило. Удивительно, до чего беззащитно выглядит только что остриженный наголо человек. Кажется, что вместе с волосами у него забрали чувство достоинства и уверенность в себе. Хорошо, что сейчас их не могут увидеть девчонки, которые провожая их, плакали вчера. А некоторые смеялись. И всё это было похоже на большой плохо поставленный спектакль. Первое действие закончилось, но сколько их ещё будет впереди. Хорошо, что они пока не знают всего, что ждёт их через месяц, через год, через полтора.
Комната производила странное впечатление. На фоне её зелёных стен всё происходящее было похоже на сложную биллиардную комбинацию, в которой шары напряжённо ожидают удара кия, чтобы перегруппироваться или выйти из игры. Но вместо этого открылась дверь и вошёл аккуратный солдатик в новой парадной форме с погонами младшего сержанта. Его отличную службу подтверждали многочисленные значки, за которыми почти не были видны блестящие пуговицы. Он сурово оглядел притихшие ряды растерянных призывников и громко спросил, кто хочет попасть в ВДВ. Несколько будущих десантников стали проталкиваться к выходу. Остальные молча смотрели на них. Дверь захлопнулась.
К нему подошёл солдат, которой прохаживался между лавками и вроде как следил за порядком. Форма была ему заметно велика и вообще на отличника службы он не походил. Но значок отличника то ли ГТО, то ли «боевой и политической» криво приколотый слева на груди у него был. Были у него ещё какие-то нелепые круглые очки и торчащие в разные стороны из-под пилотки уши. Он чувствовал своё превосходство и оттого был снисходителен.
– Как думаешь, куда повели этих чуваков? – Спросил тот.
Он внимательно посмотрел на солдатика и промолчал. В голосе у того появилось презрение.
– В наряд по кухне их повели, вот куда. Чтоб дураками не были. Ты кем был раньше?
Он опять промолчал. Ответ был ему известен. На сострадательный вопрос старшего по сроку службы: ты кем был на гражданке, ответ должен быть – студентом. После чего следовал плевок в сторону и фраза: а теперь ты – говно. Солдатику с ушами ответил сидящий рядом парень в очень старых джинсах и в телогрейке.
– Студентом. Я три дня назад закончил институт. А что?
Парень с улыбкой смотрел на солдата. Но тому уже надоел этот разговор. Поддерживать надменный тон у него не получалось, а как ещё он мог говорить с этими «призывниками».
– А то, что теперь вы все – дерьмо.
– Сам-то сколько служишь?
– Четвёртый месяц.
– Тебе уже ушиваться можно и дембельский чемодан покупать. Ты вот что – исчезни отсюда. Я присягу ещё не давал. Могу тебе и зубы выбить, дедушка.
– Ну, ты своё в войсках ещё получишь! – Солдатик кричал уже от двери. – Я тебе устрою службу!
Сержант рассмеялся. Ничего ему тогда тот солдат не устроил. Сам, правда, куда-то исчез. Сержант вспомнил, какие грязные и грубо пришитые были у того голубые петлицы и погоны. И ещё он вспомнил, как от скуки вырезал на лавке среди прочих памятных надписей свою – «ДМБ-84». И как это кто-то увидел, после чего штабной сержантик забрал у него нож. А потом почему-то вернул. Вспомнил ночи на городском сборном пункте где-то в районе Таганки или на Волгоградке, когда они спали на нарах – без матрасов и одеял – так тесно, что перевернуться на другой бок было невозможно. Потом их долго везли по июльской жаре в душном общем вагоне, и он помнил, сколько стоила у проводницы бутылка водки, которую они покупали, проматывая напоследок взятые из дома деньги – поскольку кто-то достоверно знал, что всё равно деньги отберут на месте. Они приехали и началась служба.
Сержант лежал спиной на лавке, положив под голову ремень и пилотку. Лавки стояли между плацом и полосой препятствий, и над ними шумели тополя, разбрасывая по плацу сухие жёлтые листья. Завтра утром их придётся собирать и, завернув в дырявую плащ-палатку, уносить куда-нибудь за территорию. Но это будет завтра. Он уже научился не думать о том, что заставят делать завтра. Достаточно того, что на сегодня занятия закончились, они прошагали по плацу сколько надо километров и теперь до вечерней поверки можно полчаса полежать здесь, слушая шелест листьев и следя за тем, как на остывающем небе появляются низкие сентябрьские звёзды.
Владислав Ларин и Игорь Фетисов, Волгоград, в/ч 12670, 18 сентября 1983 г.
Осень только начиналась, но в этом климате – сухом и жарком – деревья начинают желтеть и осыпаться уже в середине лета. Особенно тополя. Наверное, их здесь для того и посадили, чтобы солдаты не скучали. Сначала надо собирать лохматые тополиные серёжки, которые падают в начале лета, а чуть позже начинается листопад. От жары листья высыхают прямо на деревьях и постепенно осыпаются – до самого октября. Вроде и немного их на плацу и дорожках, но попробуй не убери – сразу это заметит какой-нибудь командир. И его нагоняй будет спускаться из верхних инстанций, пока не доберётся до самого главного виноватого – до солдата. И уж тогда только держись – получишь расписдонов на полную катушку.
Сержант закрыл глаза. Всё-таки сейчас стало посвободнее, можно даже полежать немного на лавке и подумать обо всём этом. Первые месяцы строевых и классных занятий было столько, что некоторые курсанты засыпали вечером перед телевизором – пытаясь при этом смотреть в экран, где шла обязательная для просмотра программа «Время» – новости с полей, со строек коммунизма и из дружественных африканских держав. В проходах стояли старослужащие наставники – командиры отделений. Если кто-то опускал глаза от экрана – один из них срывал пилотку с ближнего к нему бойца и швырял в уснувшего – стараясь попасть в голову. После этого следовал окрик: передать сюда пилотку! Многие передавали, но можно было и швырнуть её обратно. Тогда сонный просмотр программы «Время» заканчивался и начиналась вечерняя прогулка по плацу с песней. Отбой мог быть отложен на час или два – всё зависело от того, насколько солидарны были бойцы с тем, кто швырнул пилотку обратно в командира. И до «ДМБ-84» было ещё как до луны.
1986 г., Индийский океан, НПС «Фиолент»
Клуб независимых интеллектуалов
Дуло автомата было огромное. Оно закрыло собой весь мир, тупо глядя в лицо обрезом глушителя. А там, в дали, на другом конце этого огромного ствола стоял маленький человек. Эрик даже не попытался встать – ему показалось, что из кустов выехал танк.
– Лечь на землю, руки за голову. И без глупостей, – сказал обладатель автомата. – Где оружие?
– У меня нет оружия. Могу я одеться? – Эрик лежал на камнях в одних плавках. Он только что выбрался из воды и не успел обсохнуть
– Сможете. Только сперва короткое сообщение. Человек с автоматом быстро обшарил рюкзак Эрика и его одежду. Не найдя ничего интересного, он отошёл в сторону. Его тяжёлые, разбитые ботинки оказались в трех шагах от головы Эрика.
– Вы находитесь на территории, контролируемой боевыми дружинами Клуба независимых интеллектуалов. Сюда может пройти каждый, подтвердивший свои добрые намерения и согласный с основными идеями. Клуб представляет собой свободное объединение людей, ищущих способы исправления перекосов нашей цивилизации. Клуб принимает любые формы содействия от честных граждан. Наказанию на нашей территории подлежат только любые формы диверсий против работающих здесь людей
– У вас что, каждый интеллектуал имеет такую игрушку для вытряхивания мозгов из своих ближних?
Ботинки исчезли из поля зрения Эрика.
– По праву вооруженного человека, вопросы буду задавать я. Кто вы?
– Мне неудобно разговаривать в таком положении.
– Можете встать и одеться. Только не делайте резких движений. Эрик не спеша поднялся и натянул штаны защитного цвета. Рубашка была вся изорвана об кусты, поэтому он натянул свитер и присел на рюкзак.
– Меня зовут Эрик. Эрик Янссон. Некоторые называют меня научным журналистом. Но это не совсем точно. Мои интересы намного шире. Сейчас я согласился на предложение администрации вести с вами переговоры относительно возможного взрыва на заводе п/я-12670. Поэтому прошу проводить меня к вашим людям, которые могут влиять на принятие подобных решений.
– Это ты зачитываешь выписку из протокола?
– Нет, пытаюсь быстро и понятно сформулировать цель моего появления у вас.
– Мне кажется, я тебя знаю. Читал что-то твоё.
– Вряд ли. Меня уже давно не публикуют.
– Я недавно листал подшивку «Зелёного еженедельника». Кажется, мне там встречалась твоя фамилия. Точно! Рассказ про старика который уходит по лунной дороге.
– Может быть. Но давай сперва о деле. Мне нужно поговорить с кем-нибудь из ваших руководителей.
– Тогда можешь говорить со мной. Я буду проводить эту акцию. А руководителей в твоём понимании у нас нет. Решения принимаются коллективно. Клуб проведёт этот взрыв. Это решено и говорить об этом бесполезно.
– Там работают люди.
– Они предупреждены.
– Зачем вам это?
– Вопрос диалектический. Это нужно всем. Просто пока не все это понимают. Фирма платит людям деньги и берёт на себя их грехи в обмен на прибавочную стоимость. Они пьют воду из озера, хотя все знают, что на его середину выведена труба, сбрасывающая двадцать кубометров отравы в секунду. Они дышат воздухом, от которого болеют их дети. Они вредят себе и другим, но у них нет другой работы. За попытку сменить работу и уехать они остаются на том же заводе, только в качестве заключённых рабов. Они знают, на что идут. Им за это хорошо платят. Кроме того, им говорят, что их работа необходима для безопасности государства. Государства, у которого нет других целей, кроме завоевания всего цивилизованного мира. И таких заводов тысячи. Но те, кто на них работают, этого не знают. В их газетах об этом не пишут. Мы знаем больше поэтому нам приходится действовать за них. Я достаточно ясно излагаю?
– Весьма.
– Мы дали администрации срок двадцать дней, чтобы остановить производство. Пока это не сделано. Видимо, нам придётся это сделать своим способом.
– Послушай, а не слишком ли это грубый способ излагать свою точку зрения для независимых интеллектуалов?
1987—1988 гг., нашёл этот набросок в машинописном виде в своём архиве
Сказка об игре и оружии
Наверное, это всё-таки не сказка, а что-то другое. А может быть и сказка. Во всяком случае я именно так представлял в детстве сказочные события. И почему-то я был уверен, что они обязательно когда-нибудь сбудутся, хотя для этого не было никакого повода. Но ведь сказки для того и существуют, чтобы людям было к чему стремиться. Сначала нет никакой надежды, но проходит время, и вот…
Замысел рождается осенью. Конечно, он может возникнуть и летом, и зимой, и, наверное, даже весной. Но этот замысел рождается осеню, когда ветер обрывает с деревьев оставшиеся листья, а из серых туч сыпется что-то холодное, мокрое и липкое. В такую погоду, конечно, даже надежды не может быть на то, что какие-нибудь замыслы могут когда-нибудь сбыться. Поэтому сперва недоверчиво и немного печально рассматриваешь эту мысль со всех сторон и думаешь: эк тебя занесло, бедняга. А потом, вдруг, вопреки логике и неожиданно для себя самого садишься за стол, достаёшь пачку белых листов, оранжевую ручку – ту самую, которая уже приносила удачу, и несколько книг. Конечно, дело совсем не в ручке. Толку от неё не больше, чем от кроличьей лапки в кармане. Тем более, удачу приносила не только ручка, но и другие предметы. Хотя, скорее всего удачу приносишь себе сам, а всякие амулеты и талисманы приносят пользы не больше, чем заклинания – они имеют силу лишь тогда, когда веришь в них и чувствуешь себя под их защитой. А защиты-то как раз и нет. Только вера в себя и в осень, которая всегда с тобой. Но этого оказывается достаточно.
День за днём, а точнее – вечер за вечером на бумагу ложатся строки. Сначала они радуют, но это быстро проходит, и на них становится неприятно смотреть. Чувствуешь, что ввязался в какое-то тёмное дело, бросить которое мешает осень. Потом осень заканчивается и вдруг видишь, что уже есть несколько страниц, на которые можно смотреть без горечи, но с удивлением – надо-же, получилось! Хотя, какой в этом толк? Об этом уже так много написано, что невозможно сказать что-то новое. Отлично понимая это, всё-таки отдаёшь рукопись людям, которые, как считается, разбираются в таких делах. А на улице лежит снег.
Потом начинает светить солнце. Как хорошо в это время спускаться с горы на тяжёлых, широких лыжах и чувствовать свою власть над ними, и падать вниз, разбрасывая снежные фонтаны на поворотах. А потом сидеть на открытой деревянной веранде, и не снимая мокрых ботинок есть горячее жареное мясо, пахнущее дымом, с луком и перцем, запивая его холодным красным вином. И смотреть на яркие одежды лыжников, на их красивый спуск по последнему, самому разбитому и облизанному солнцем участку трассы. А потом самому скользить по сырому, зернистому снегу, не спеша обрабатывая бугры и посматривая на пики гор, особенно на одну из них, напоминающую гигантский зуб с длинным и непонятным, но явно нелатинским названием.
Такая зима иногда даже бывает не хуже осени. Но она постепенно превращается в весну, а это значит, что пора возвращаться к столу, на котором уже лежат те самые страницы в плотном конверте. На конверте вместо марки стоит штамп, и это не обещает ничего хорошего. Появляется какое-то предчувствие… Хотя, какое к чёрту может быть предчувствие после того телефонного разговора. Академик долго, устало и сердито объясняет своему молодому и наивному оппоненту, что чёрное – это белое. Он ещё не знает, что жизнь очень скоро всё расставит по своим местам, и тогда все сами увидят, что чёрное – это действительно чёрное. И тогда сам академик вспомнит своё студенчество и, кажется, начнёт что-то понимать. Жалко, что телефонный разговор случился до этого.
Неаккуратно напечатанная рецензия не оставляет камня на камне от того здания, которое было с трудом построено осенью. Всё кажется очень логичным, и ты понимаешь, что это дело надо бросить. И когда эта мысль уже укореняется в сознании, ты назло себе садишься и пишешь всё заново. Человек рождается для того, чтобы побеждать. Эта мысли надёжно сидит в голове и не позволяет отступить или свернуть.
Рукопись рождается вновь. Но в другом виде, да и название у неё теперь другое. Откуда-то появляется новая рецензия и летом становится ясно, что, кажется, события складываются благоприятно. Но ведь это уже бывало. Ты научился не доверять не только некоторым хорошим людям, но даже благоприятно складывающимся обстоятельствам. Так легче, когда эти самые обстоятельства, против всяких законов природы опять поворачиваются задом.
Потом рукопись режется на части и составляется вновь. Странно – от этой операции она ничего не теряет. Даже, вроде бы, становится интереснее… Но это уже не имеет значения. Слишком сильно всё это надоело. И вдруг – готовые, чисто напечатанные на машинке красивым шрифтом страницы лежат на столе. Ничего не было, и вдруг – пожалуйста. Это как во сне, когда не удивляешься самым невероятным событиям. Нисколько не волнуясь, ты опять относишь рукопись, красиво отпечатанную на машинке туда, где решится всё.
Лето заканчивается. Снова подкрадывается осень и опять подбрасывает своё подмётное письмецо – новый замысел. Ты берешь пачку чистых листов… и уезжаешь очень далеко, забыв обо всём. Как хорошо оказаться опять в лете, обманув тем самым осень со всеми её замыслами и прочими химерами. Вокруг море – целый Океан. Солнце. Волны. Дальние страны, которые можно увидеть только во сне – вот они – справа и слева. Трудная, важная, а главное – интересная работа. Но ты чувствуешь, как по вечерам руки всё настойчивее ищут ручку и тянутся к белым листам. Значит, это начинается опять, и осень здесь не при чём. Она, как кроличья лапка лежащая в кармане, рождает веру в себя. И в успех тоже. Значит, это не осталось на том берегу, и теперь никуда от этого не деться. И перо всё быстрее бежит по бумаге, оставляя за собой неровные ряды коротких и таких трудных слов. И всё начинается сначала. Только теперь рецензентом являешься ты сам, и непонравившиеся страницы не возвращаются обратно в конверте из плотной коричневой бумаги с штампом в правом углу, а летят в волны. И ничего не понимая, над ними потом долго кружатся огромные океанские чайки.
Ты начинаешь понимать, что кажется, слова становятся смыслом жизни. Это придаёт им цену, и ты более придирчиво отбираешь их, складывая потом между страницами – чтобы они всегда были под рукой. Ты учишься обращаться со словами не как с легковесными игрушками, а как с точным инструментом, или даже как с оружием. И понимая это, они начинают сами тянуться к тебе, отсеивая по дороге мусор и хлам, чтобы сразу было видно их достоинство.
Потом откуда-то появляется радиотелеграмма. «Поздравляем публикацией тчк. Очень рады тчк. Здорово получилось тчк. Молодчина». А в это время мимо борта на безопасном удалении проплывает огромный сине-зелёный айсберг, до блеска облизанный волнами и солнцем – в Антарктике сейчас стоит полярный день. Поэтому проходит ещё много дней, прежде чем можно взять в руки журнал, и среди фотографий и ярких рисунков увидеть те самые строки, которые рождались прошлой осенью, на кухне, по вечерам, когда свет лампы ярким кругом лежал на первых исписанных листах. Обыкновенный журнал. Трудно рассказывать об этом тому, кто не испытывал подобного. А тому, кто это испытал – говорить об этом незачем. К тому же, это сказка.
Хорошо, что если очень захотеть, сказка может оказаться вовсе не сказкой, а журналом со знакомыми строчками. И увидев их, впервые понимаешь по-настоящему, что все неприятности – это мелочи для человека, родившегося побеждать. И это чувство остаётся с тобой навсегда, хотя, пожалуй, особенно приятно его испытать осенью.
18 февраля 1987 г., Антарктика, море Космонавтов, НПС «Фиолент»
Лунное диво
Мы бежим к лесу. Лыжи посвистывают по крепкому насту, а в лицо дует ветер. Позади осталась светлая комната, музыка, смех. Мы сбежали оттуда ради зимней ночи.
Дышится легко, от бега в темноте – ощущение полета. Мчусь по ледяной корке, пригнувшись и наслаждаясь скоростью. Позади папа. Он не отстает и край леса быстро приближается. Вот и первые сосны. Сбавив скорость, не спеша идем по просеке. Справа и слева – стена леса. Останавливаемся.
Удивительная тишина, нереальная для Подмосковья. От нее начинает звенеть в ушах. Это абсолютная тишина. Изредка, резко разрывая ее, треснет дерево на морозе, но после ночного звука тишина лишь усиливается. Становится жутковато. И только то, что я не один, успокаивает. Подобное было у меня однажды на Севере. Я сидел один в избе и писал. Неожиданно что-то заставило меня оторваться. И я услышал ее. Она была та самая, до звона в ушах. Никаких грубых и нелепых звуков. Только она. И только редкий стук капель, падающих с оттаивающего окна в лужу на полу. Только силой воли я отогнал ужас, захолодивший спину.
Пройдя лес, мы выходим на поле. И снова бег. Отталкиваюсь и лечу под гору. Свист ветра в ушах, а вокруг – серебряное безмолвие лунной ночи.
По иссини-черному небу плывет огромная, холодная, чуть желтоватая луна. А в его глубине мерцают крупные голубые звезды. Над нами действительно свод неба – купол черного бархата с рассыпанными по нему бриллиантами, переходящий за горизонтом в серебряную тишину.
Мы останавливаемся и молчим, пораженные. Среди безмолвных снегов, под лунным дождем и черным небом слышен звук. Наверное, этот хрустальный звон издает свет луны, медленно льющийся на снег. Несколько минут мы не можем прийти в себя – мы слышим лунный свет! Привыкнув, медленно идем дальше. Звук чуть усиливается. И исходит он уже не с неба, а из-под ног. Проходим еще немного и видим ручеек. В этот мороз его заковало в ледяное русло, но неутомимая вода промыла маленькое окошко и, на мгновение выскочив на мороз, снова скрылась под настом. Весело журча и играя лунной рябью, ручеек в окошке улыбался. И казалось, что он радуется нам, двум бродягам, нашедшим его в эту лунную ночь. Я нагнулся и глотнул из него. Такого чуда я не пил никогда. Это была вода, настоянная на лунном свете, морозе и тишине.
17 декабря 1979 г., Москва
Сеанс спиритизма
Глухая ночь. Тесная деревенская горница. Мерцают две оплывшие свечи. Вокруг круглого столика, по краю которого мелом написаны буквы алфавита, сидят пять человек. Они не сводят глаз с движущегося по его поверхности перевернутого чайного блюдечка с черной меткой на краю, сделанной копотью свечи. Их пальцы слегка касаются краев блюдца, которое все быстрее перемещается по столу. Сидящие люди завороженно следят за ним.
Блюдце замедляет свой бег и останавливается в центре круга.
– Полночь. Сейчас мы попробуем вызвать дух Пастернака, – говорит пожилая хозяйка дома, сидящая в халате на диване. – Борис Леонидович, вы здесь?
Блюдце медленно начинает перемещаться по кругу. Оно плывёт не спеша, как бы рассматривая и выбирая одну из букв алфавита, написанных по краю стола. Постепенно скорость движения блюдца увеличивается, оно начинает просто метаться по кругу.
– Не хочет говорить. Наверное, мешает какой-то местный дух, – предполагает молодая женщина-художница и меняет руку, лежащую на блюдце.
– Кто вы? – Спрашивает она неведомого духа.
Блюдце не отвечает. Оно перемещается по кругу – то замедляя, то ускоряя свой бег. Тишина. Только слышен шелест от движения блюдца по столу и напряженное дыхание участников. На стенах качаются тени. За окнами – темень деревенской ночи. В окна начинает стучаться осенний дождь. Слышен вой собаки.
