Выходной апрель

1

Всю ночь хулиганил северный ветер, пел отвальную песню, разгонял остатки льда вдоль залива, бился листом выкрученного кровельного железа по крыше котельной, шнырял между занозистыми бортами рассохшихся баркасов, свистел в трещинах закопчённых окон лодочных мастерских, но словно испугавшись, первого алого луча, взлетевшего из-за Василисиных островов, северяк мгновенно трусливо стих.

На арках металлических ангаров и бетонных цехов появилась узкая полоса света, задержалась на минутку и медленно поползла, расширяясь вниз по стенам, обращенным на восток. Ярко-красный сгусток вылупился из-за горизонта в прозрачное небо.

У края причала замер человек, он смотрел, не мигая на восходящее солнце и улыбался. Подходил к концу апрель, цеха давно опустели, жизнь в городе замерла после объявления властями режима строгой самоизоляции. Люди закрылись по домам в страхе перед неведомой болезнью, полученной в секретных лабораториях, как говорили по телевизору, от скрещивания тлетворных вирусов свиньи, броненосца, ящерицы и летучей мыши. Каждый день в сводках новостей обновлялись графики с количеством покойников, и велись прямые репортажи из переполненных больничных палат.

Дворник Гена телик не смотрел, не слушал радио, и каждый день приходил работу, стоял в тишине и наблюдал за восходом, светлоглазый, большеголовый и высокий, неуловимо похожий на подростка, то ли сутулой длинной фигурой, то ли романтично задумчивым выражением лица с гладкими румяными щеками, никогда не касавшимися бритвы.

Этот странный человек помнил ещё дни, когда над водой в это время галдели чайки, но после прихода «тучных» времён, помойки переполнились заплесневевшим хлебом, и прилетавшие с юга крикливые суетные птицы, даже после схода льда по привычке оседали в жилых районах и на городских свалках – там проще добывалось пропитание.

Сколько было лет Гене, никто не знал, может сорок, а может семьдесят. Бывают такие люди, стареющие без морщин и с детской улыбкой на лице. Работал он, не оформляя трудовой книжки, только на основании личной договоренности с хозяином фирмы по производству пластиковых лодок, грузным кавказцем с воздушно-художественным именем Рафаэль, которому сердобольная древняя тётушка его русской жены, привела Гену много лет назад.

Первое, что сказал тогда Гена, протягивая руку своему благодетелю:

– Здравствуйте, а вы где работаете?

Рафаэль схватился за голову: – Тётя Рая, зачэм? А-апасна, грузы, станкы, мэханыка-а!

– Он хороший и работящий, у нас двор убирал…, слушай, – Тётя вдруг удивленно посмотрела на своего протеже. – Так долго.… Сколько времени прошло, годов пятнадцать?

Гена счастливо кивнул.

– Неделю, как новый начальник ЖЭКа пришёл, жулик страшный, своего шурина подметать тут же пристроил, – продолжила тётя Рая. Не пожалеешь Рафик, возьми вместо бездельника твоего, забыла как зовут, с «шахматной» фамилией, а Гена не подведёт.

Тётушка оказалась, права. Гена, выгодно отличался от предыдущего запойного дворника, бывшего прапорщика Алёхина, а всем известно, что прапорщики знают толк в чистке снега, правда, имея в запасе десяток срочников с лопатами, и ещё, из «кусков» на гражданке получаются отличные завхозы. Поскольку солдат в его подчинении не было, он плохо справлялся со своими обязанностями. Летом и осенью, ещё туда-сюда, Алёхин изредка появлялся на работе, заметал мусор по углам, а вот с приходом зимы, прапор изменился, словно дикий зверь, он чувствовал приближение снегопада, и уходил в эти дни в запой, а снег чистили мастера-лодочники, отрываясь от производства. Кстати, занимались они этим с большим удовольствием, с шутками и игрой в снежки.

Рафаэль был добрый человек, а разве может быть злым, человек с именем «Рафаэль»? Вот «Махмуд» может, и «Игорь» может, а «Рафаэль»? Конечно, нет! Он так и не уволил Алёхина, прапор сам нашёл «достойную» для себя вакансию охранника на вино-водочном заводе, именно так он и сказал: «достойную», получил расчёт и с гордо поднятой головой ушёл в закат, то есть в ближайшую пивную.

Наступил черёд Гены, показать, на что он способен. Новый дворник делал всё исключительно качественно: в сухое время ни одного листика или окурка, а зимой, даже в страшные снежные бураны успевал расчищать территорию у цехов до прихода рабочих.

Сутулый пожилой ребёнок оказался самым дисциплинированным и аккуратным дворником, которого видел когда-либо Рафаэль, единственно, к чему он долго не мог привыкнуть, так это к ежедневному приветствию Гены:

– Здравствуйте, а вы где работаете?

Дворник, каждое утро, как будто первый раз в жизни видел его. Иногда Рафик думал, что он над ним издевается. Ведь Гена прекрасно понял свои должностные инструкции и даже однажды, очень выручил хозяина, сэкономив кучу денег и проявив недюжинную наблюдательность и умственные способности.

Несколько лет назад, по осени на предприятие приехала группа спецов из столичной проектной фирмы и инженерами городских служб, снаряжённые бумажной простынёй генплана, сообщили Рафаэлю, что по его территории придётся рыть траншею, тянуть канализацию и водопровод в будущий микрорайон на берегу. Когда-то, еще в Союзе, его уже хотели построить и провели в 90-х коммуникации, но увы.… Прошло время, стройку законсервировали. Специалистов, знающих, расположение погребённых линий, не осталось. За два с лишним десятка лет на территории понатыкали сараев и будок, навалили строительного хлама, корабельного мусора, и чёрт ногу сломит, где искать заветные трубы. Возможно, придётся расчищать территорию и разобрать пару ангаров. «Ведь, скорее всего они поставлены незаконно?» Сердце Рафаэля сжалось только от мысли о сокращении производства и финансовых потерях. Он отошёл в сторону, чтобы позвонить прикормленным знакомым из мэрии.

В это время инженеры, покурив, достали из багажника своего джипа невиданный прибор с экраном как у ноутбука и две большие жёлтые пластиковые коробки на синей палке, чем очень заинтересовали выходящего с территории мастерских Гену. Он подошёл к коммунальщикам улыбнулся и спросил:

– Здравствуйте, а вы где работаете?

Инженеры переглянулись, но на всякий случай представились и показали удостоверения, которые Гена долго и с интересом разглядывал, пока не вернулся грустный Рафик, в мэрии ему сказали, что в деле серьёзные столичные ребята, и защитить в городской управе его бизнес не могут. Он аккуратно взял дворника за плечо, отвёл в сторону и сказал:

– Слюшай и-ыды домой, люды работают.

Гена улыбался и смотрел в сторону загадочных жёлтых коробок. Рафик махнул рукой и вернулся к совещавшейся группе.

Специалисты подошли к ближайшему канализационному люку:

– Вот вход, на свежем плане это последний колодец, – они обратились к Рафику. – На территории есть люки, канализация, водопровод?

– Э-э, да, я покажу.

– Витя сходи, посмотри, – сказал пожилой бородатый дядька, молодому усатому товарищу.

Рафик ушёл с Витей. Через четверть часа вернулись. Всё это время Гена стоял с мужиками и слушал их разговор.

Витя отметил карандашом точки на бумаге: – Только три колодца нашли: один канализационный и два не наши, – ливнёвка.

– Маловато будет, – вздохнул пожилой, он был главный у проектировщиков. – Поработаем с георадаром, для начала протянем антенну вдоль берега, потом нарежем поперечные профиля. Чувствуя я без толку, столько железа кругом, провода, помехи для картинки, придётся новые трубы кидать.

Гена в это время стоял за спиной Вити и изучал план, для неподготовленного человека, представлявший собой хаос прямых и ломаных линий, непонятных буквенных сокращений и цифр. Внезапно, дворник взял карандаш у Вити, и на глазах непонимающих людей начал ставить кружочки на схему и соединять их прямыми, как по линейке линиями.

– Канализация, – сказал он громко, закончив рисование. Посмотрел на крупную фигуру бородатого, вытянул руку и вытащил у него из кармана пиджака золотой паркер.

– Э-э, Гэна, ты что дэлаеш? – вмешался, было Рафик, но бородач осадил его: – Пусть продолжает…, а потом обратился к дворнику: – Геннадий? Рисуйте, рисуйте…

Гена нарисовал синие квадратики и также соединил их: – Водопровод, – улыбнулся он и вернул дорогую ручку главному.

Тот посмотрел на план, – Очень интересно, похоже на правду. Вот отсюда мы выведем к домам, тут подключим…. Витя сходите ещё по плану, и откройте, если найдёте.

Проследив, все отмеченные Геной на схеме люки и замерив глубину колодцев, проектировщики с коммунальщиками вернулись довольные, похлопали по плечу дворника:

– Молодец, мужик.

Инженеры закинули в машину оборудование, бородач пожал руку Рафаэлю и Гене: – На днях приедут геодезисты, подснимут колодцы, вы Рафаэль, направьте, пожалуйста, с ними Геннадия, чтобы они не запутались, – он сел рядом с водителем, на прощание опустил стекло и сказал Рафику: – Повезло вам, обойдёмся малой кровью, скажите спасибо Геннадию, таких внимательных поискать.

Когда гости уехали, Рафик достал большой потёртый бумажник, ловко выцедил из толстых кожаных недр две красноватые новенькие купюры, секунду замешкался и вернул одну бумажку на место. Повернулся к Гене, сунул ему пятитысячную ассигнацию в ладонь и приобнял его, растрогавшись от своей доброты и щедрости:

– Спасытэл мой!

Гена, действительно избавил хозяина мастерской от значительных убытков. Рафаэль воспылал к дворнику братской нежностью, периодически угощал его фруктами и восточными сладостями, но всё равно каждый раз морщился от традиционного ежедневного приветствия:

– Здравствуйте, а вы где работаете?

2

Семён жил в коммунальной квартире на втором этаже стандартного дома серии 1-335А в самой высокой точке района. Ему повезло, комната у него была хоть и небольшая, зато с балконом, на котором он любил покурить ранним утром, после пробуждения и вечером, прежде чем лечь спать.

Сегодня было особенно красиво. Кумачовое солнце поднималось над заливом, преображая серые жилые кубики, расставленные твёрдой рукой московского архитектора на ступеньках морских террас. Фасады пятиэтажек сложенные из бетонных блоков с добавлением мелкой щебёнки из молочного кварца и слюды-мусковита, сверкали в рассветных лучах, переливались оттенками красно-розового.

Семён задержал дым в легких и выдохнул в торжественную утреннюю тишину.

Выше этажом, на балконе распахнулась дверь, и в пустынный карантинный русский двор вырвались Калифорнийские зимние мечты – знаменитая песня California Dreamin' от The Mamas & The Papas.

В воздухе раздалось внезапное и пронзительное:

– Бля!

Мелькнула чёрная тень, ударилась о перила, в живот Семёна отскочил стоптанный войлочный тапок и упал к ногам, параллельно с глухим шмякающим звуком снаружи. Он осторожно высунулся и посмотрел на небо, а потом на землю. Выше ничего интересного не было, а вот внизу, на узком свежевскопанном газоне лежал без движения человек – Семён узнал Анатолия Жиганова, или, просто Толяна, соседа, живущего на третьем этаже.

Толян работал грузчиком в магазине строительных товаров, магазин на время эпидемии закрыли и он, на самоизоляции, утомившись от водки, решил накануне начать заниматься йогой и как уверенный в своих силах мужчина с крепкими руками, сразу перешёл к сложным членосплетениям. С бодуна, немного запыхавшись, приподнял себя в Титтибхасане – позе Светлячка, на йога-сайте было гарантировано, что упражнение это даёт ясность в сознании, и, главное – укрепляет половую функцию. Он стоял и дышал по инструкции, мечтая, как похвастается новым модным увлечением Ритке из отдела фурнитуры. Руки задрожали, и он рухнул на грязный палас. «Ну её, эту йогу», подумал Толик, лёжа на полу, он расслабился, сам не подозревая вытянулся в Шавасане – поза Трупа. Вечером Толян опять напился, а сегодня едва проснувшись, врубил хорошую музыку, он любил американские хиты 60-70-х, выйдя на балкон, взялся за поручень и поднялся навстречу солнцу в позе Журавля – Бакасане. В голове потемнело, и Толя полетел вниз, вскрикнув, как подбитая птица, зацепившись ногой за балкон Семёна, смягчив тем самым падение.

The Mamas & The Papas красиво пели о Калифорнийской зиме, которая наверно, теплее чем наше лето:

All the leaves are brown and the sky is grey

I've been for a walk on a winter's day….

Толян лежал в мягкой земле, в Шавасане и вдыхал запах перегноя.

Хорошо, баба Люба с первого этажа вчера вскопала кусок газона у окна. Обычно, она в это время уже начинала дачный сезон, но общественный транспорт, в связи с эпидемией прикрыли. Душа и руки тянулись к садоводству, она не выдержала и вышла на улицу с лопатой. Ценою оформленного протокола за нарушение режима самоизоляции, баба Люба удовлетворила свою потребность к земле и благодаря этому спасла человека. Ведь, чистая рыхлая вскопанная почва гораздо мягче, чем слежавшийся за зиму грунт с обломками стёкол и камней.

Семён продолжал курить, он поймал себя на мысли, что ужесточился и даже не переживает за распластанного человека, обнимавшего газон внизу.

– «А что ему будет, это же Толян, легендарный долбоящер, наш ответ Хэнкоку, по его историям надо фильмы снимать о супергероях», – подумал Семён. – «Полежит, отдохнёт и ещё не то выкинет».

Будто в подтверждение его мыслей, тело вздрогнуло, и судорожная волна пробежала по его членам. Версия, что Толян это не похмельный грузчик из строймаркета, а Антей – реинкарнация сына Посейдона и Геи, только что, лежавший замертво, вдруг получивший заряд энергии от своей матери-земли, в наше-то безумное время, тоже имеет право на существование. Толян, кстати, в любой драке, падая на землю, тотчас вставал как новенький и в своём неповторимом стиле «мельничного колеса» с новыми силами кидался в схватку.

California dreamin' on such a winter's day…

California dreamin' on such a winter's day…

California dreamin' on such a winter's day…

Песня закончилась и Толян-Антей открыл глаза.

– Живой? – крикнул Семён.

– Да, вроде, – Толя пощупал голову, и осторожно встал, посмотрел на босую ногу.

– Тапок у меня, – помахал искомым предметом одежды, Семён.

– Кинь, пожалуйста.

– Держи.

Толян встал, покачиваясь, нащупал ногой тапок, отряхнулся и поковылял к подъезду. На газоне остался след от тела, похожий отпечаток, оставляют дети на снегу, когда лёжа в сугробе машут руками, изображая ангела.

Через приоткрытую дверь в комнату, было слышно, как сосед дядя Валера закричал:

– Вы чё там, охренели совсем, мракобесы? – … и что-то ещё неразборчиво.

Скорее всего, ругался с телевизором.

Семён прошёл в ванную ополоснул лицо и почистил зубы, взял полотенце. – «Блин», – махровая ткань было влажной. – «Это гандон задолбал, честное слово», – Опять Саша с утречка мылся и вытерся его рушником.

Семён жил в четырёхкомнатной квартире с двумя соседями: пенсионером Валерием Ивановичем, и сорокалетним недорослем Сашей, с подходящей фамилией Осинин.

– «Дерево и есть дерево, сколько можно ему говорить…?» Семён брезгливо бросил мокрое полотенце в таз. У двери Осинина он прислушался, в комнате тихо. – «Дрыхнет сука»… – Опять всю ночь дрочил и комменты строчил, – продекламировал Семён, проходя на кухню.

Саша Осинин работал интернет-троллем, писал комментарии, ставил лайки, провоцировал виртуальные скандалы.

– Я не какой-то школоло-бот, «рубль за лайк», я – уважаемый специалист, боец невидимого фронта, – так хвастался Осинин по-пьяни.

У этого человека не было чётких политических убеждений, как и совести. Он брал деньги с левых и правых, топил за власть, и за оппозицию, главное чтобы платили.

– Моя норма – сто комментов за смену, чих-пых, пару штук в кармане, сорокет в месяц не напрягаясь. Сижу пивасик пью. Вот ты Сёма, сколько должен восьмёрок за станком отстоять, на свой прожиточный минимум? – самодовольно разглагольствовал карантинным вечером Осинин, попивая на кухне пиво, приспустив на подбородок замызганную самодельную марлевую повязку, как будто не замечая неодобрительного хмыканья Валерия Ивановича и презрительного взгляда Семёна.

– И врагу страны бы продался? – прищурившись, спросил дядя Валера.

– За хорошие бабки, почему бы и нет, и вообще всему есть цена, чем я хуже этих крикливых ведущих с центральных каналов, «враг», как вы говорите им заплатит больше, и они запросто развернут говномёты на 180 градусов. Поверьте мне, Валерий Иванович, я спец со стажем, иногда у меня складывается ощущение, что большинству во власти и очень многим людям из оппозиции, наплевать на страну, на людей, им главное бабло… Единственное отличие меня от них, количество получаемых денег, – невозмутимо отвечал Саша Осинин.

***

– «Что же ты, «уважаемый спец со стажем», полотенца себе не купишь?», – подумал Семён, наливая чайник.

Он действительно работал оператором фрезерного станка с ЧПУ в фирме того самого Рафаэля, заказов было много и Семён проводил за станком по десять часов за смену, получал приличные деньги, откладывал на счёт в банке, мечтал купить квартиру, но всё хорошее когда-то заканчивается. Эпидемия внесла коррективы. Президент отпустил страну на бессрочные выходные. Фирма Рафика работала тайком несколько дней, пока кто-то не сообщил о нарушении изоляционного режима. В пятницу хозяин собрал мужиков, выдал по десять тысяч рублей, развёл руками:

– Что нам дэлат? – спросил он, прекрасно зная ответ, виновато всматриваясь в глаза хмурых работяг, увязших в ипотеках и кредитах. Люди молчали.

– И-ыдыте домой братыя… Будэм ждат.

3

Семён не знал, что ему делать. Он не привык бездельничать и в отпуск никогда не ходил, максимум, что мог позволить, это взять в мае у Рафика к выходным сутки за свой счёт, съездить к родителям в деревню, посадить картошку, и в сентябре – собрать урожай.

Первые дни в изоляции, он лежал на диване, перечитывал немногие бумажные книги, купленные, когда было свободное время, днём, после обеда ложился спать на пару часов, просыпаясь, долго курил на балконе, наблюдая за редкими прохожими нарушителями. Ему поначалу понравилось это состояние неопределенности: «Наверно, ничего и не будет впереди, а может всё изменится к лучшему и встретится та единственная и неповторимая…»

Время утекало, и он должен был что-то сделать, «может помыться, или поесть, а может обои переклеить, да магазины закрыты… ну и ладно».

Семён жил последние годы как автомат: на работу и обратно, в выходные отсыпался, в комнате у него не было компьютера, телевизор он смотрел редко, новости узнавал по радиоточке, чудом сохранившейся от прежних хозяев, и сейчас он ничего не мог придумать нового для себя, взамен той размеренной жизни.

– «Вот докурю и обязательно возьмусь за изучение английского языка», – Семён вставал с табурета, тушил бычок, проходил на кухню и разбивал два яйца на сковородку.

В один из таких бесконечных дней вынужденного безделья ему постучал в дверь сосед Валерий Иванович:

– Здарова, рыбина, чего такой кислый?

– Да, нормальный, вот думаю чем бы заняться?

– Пойдём ко мне, компанию составишь, винца попьём, а то чего-то припекает, давит в душе, а излить некому.

Дядя Валера заселился в свою комнату с момента постройки дома, жена от него ушла ещё при Андропове, слишком много было вахтовой работы, а детей он с ней завести не успел. Валерке, а потом Валерию Ивановичу, предлагали переехать, когда подходила очередь на отдельную квартиру, он отказывался, пропускал вперёд молодых и семейных, а сам на всякий случай вставал в начало. Большую Страну столкнули под поезд истории, государственное предприятие «Трубтрестстрой», на котором он трудился, приватизировали, и каждому работнику досталось по сотне акций. После дефолта 1998 года, зарплату перестали выплачивать, под предлогом отсутствия заказов. В администрации треста появились, какие-то мутные типчики, с модной щетиной, в галстуках и с кожаными портфелями, а в один прекрасный день, директор собрал рабочий коллектив и предложил выкупить их акции по цене годовой зарплаты. Большинство согласилось, кроме дяди Валеры и нескольких старожилов. Через пару дней, после работы его встретили за проходной технической базы, три амбала, недолго, но сильно, с удовольствием и знанием дела били на глазах у мимо проходящих, опустивших глаза работяг.

На следующий день, с утра, дядя Валера, с перемотанной бинтом головой, прорвался в кабинет главного через слабый заслон молодой новенькой секретарши.

– Подавись, сволочь, – он кинул скомканный комок, испачканных в крови, гербовых бумажек и заявление об уходе на стол испуганного директора, громко хлопнул тяжёлой дверью, оббитую дорогим, когда то модным дерматином. Надо отдать должное руководителю, тот знал Валерия Ивановича ещё вихрастым и безотказным Валеркой и, возможно, сам не имел понятия, как решаются дела у него за спиной. Трудовую книжку и толстую пачку денег принесли дяде Валере домой этим же вечером. Остальные упрямцы, усвоив урок, быстро сдали свои активы и предприятие, поменяв вывеску на ЗАО «Тресттрубстрой», вдруг обрело выгодные контракты и госзаказы.

Директор через год ушёл на почётную пенсию. Дверь в его кабинете поменяли на новую, дорогую, из натурального дерева. По этому поводу, очень любил рассуждать молодой начальник, из тех самых модно ощетиненных подбородков, с кожаным портфелем, угощая французским коньяком представителей заказчика: – Вот господа, этот напиток содержался долгие годы в бочках из лимузенского дуба, но не от слова «лимузин», а от «Лемузен» – лесного массива в центре Франции.

Потом он вставал и подходил с бокалом к двери, постучав стеклом по дереву, выдерживал паузу и продолжал: – Из этого самого лемузенского дуба я заказал дверь в свой кабинет, не спрашивайте, сколько это мне стоило. Мы любим хорошо сделанные вещи, и уверяю вас, качество нашей работы на рынке трубопроводов, как эта дверь, уникальное в своем роде.

Страна поднималась с колен, нефть и газ дорожали, опять требовались трубопроводы, по договорам исправно платили, так что, вахтовикам хватало на еду и ипотеку, ну а новым руководителям и акционерам треста, – на покупку и содержание вилл в более подходящем для здоровья и воспитания детей, средиземноморском климате.

Дядя Валера залечил физические и душевные раны, нашёл работу в ближайшем автосервисе, натаскал молодых жестянщиков в своём деле, открыл секрет фирменного варочного шва, а они его подковали в сортах пива, и приучили к песням Гражданской Обороны.

В благополучные десятые он вышел на пенсию. Тогда, трубы, сшитые в одну длинную кишку его руками, не стояли без дела, они гудели от напряжения, переполненные вязкой маслянистой жидкостью, поднятой из недр промороженной сибирской земли. Чёрное, когда-то народное золото, катилось без остановки, через тундру и тайгу, на запад, к красным черепичным крышам и пожилым тихим бюргерам, туда, где чисто и тепло. Северные углеводороды были нужны миру, как никогда, благодаря усилиям Большого Брата и западным демократиям, расшебуршившим сонный Магриб и устроившим хаос, романтично названный «арабской весной». Цена на нефть вышла на «стодолларовое» четырёхлетнее плато, и миллиардеров в нашей стране стало, как поганок в лесу тёплой влажной осенью. Но что-то пошло не так…

Дядя Валера достал бутылку крымского портвейна из серванта и два тонкостенных хрустальных стакана. Кряхтя, наклонился и вытащил блюдо с яблоками из тумбочки, заметив, как бы извиняясь:

– На кухне не оставляю, чтобы не сожрал «супертролль». Дал бог соседа….

Осинин, брал не только чужие полотенца, не брезговал и воровством продуктов.

Семён, знавший это, понимающе хмыкнул и пригляделся к старинному девятнадцатидюймовому тумбообразному монитору, стоившему двадцать лет назад целое состояние. На экране мерцала трагическая картина: график цены на нефть марки «WTI», сползающий, в немыслимую ещё в феврале, отрицательную область.

Надо сказать, что Валерий Иванович ничего не забыл, на деньги, полученные при увольнении, купил компьютер, который периодически обновлял, подключил интернет и собирал базу данных на новых хозяев ЗАО «Тресттрубстрой», которому он отдал полжизни. В последнее время, особое удовольствие, ему доставляло, следить за кривой падения стоимости акций нефтегазодобывающих и трубопроводных компаний.

– По радио передали, бочка нефти уже около ноля стоит, – заметил Семён.

– Бочка сама, стоит триста рублёв, пустая, а нефть, чтобы туда залить, тебе должны ещё сорокет зелени доплатить. Прочитал, тут одного аналитика японского, хорошо сказал жёлтопузый: «Никто не хочет, хранить у себя на заднем дворе вонючую грязную лоханку с нефтью, и вы заплатите не только сто, но и триста долларов, чтобы её вывезти». Вот мы и дожили, Сёма, до конца нашего, доморощенного капитализма.

– И что, дальше? Ведь горючкой страна живёт.

– На телеке кричат, что шахматная партия за нами, мол, погодите. Обманули уродов Опековских, нагнули и гордо нагадили всем этим нефтяным королям на головы, но что-то мне подсказывает, насрать, то мы насрали, только штаны снять забыли, – сказал с нескрываемым удовлетворением дядя Валера, разливая ароматный напиток. – Шучу, конечно, отыграет ещё нефть, отскочит, слишком много игроков заинтересованных, но нашим управленцам надо учиться жить с другой ценой на сырьё.