Гипноз

Связь между внушаемостью и восприимчивостью к гипнозу была установлена еще в прошлом, и этот вопрос продолжает вызывать интерес у ученых. Например, Бернгейм, один из ранних исследователей, утверждал, что гипноз в своей сути является проявлением внушаемости. Однако, с течением времени, взгляды на эту тему изменились. Жан Мартен Шарко и его последователи, такие как Пьер Жане, выступали с альтернативной точкой зрения. В своей работе «Психологический автоматизм» Жане подчеркивает, что феномены внушения не обязательно зависят от гипнотического состояния. Он заявляет, что внушаемость может проявляться даже вне состояния гипноза, а также может отсутствовать в условиях полного сомнамбулизма. Это означает, что внушаемость и гипнотическое состояние не всегда идут рука об руку и могут изменяться независимо друг от друга. В более современных исследованиях, таких как работа Куби в 1961 году, была предложена еще одна интересная гипотеза. Куби утверждает, что внушаемость не является причиной гипнотического состояния, а, напротив, является его следствием. В своих экспериментах он использовал специальные аппараты для введения пациентов в гипнотическое состояние, не прибегая к словесному внушению. Это открытие показало, что пациенты, загипнотизированные таким образом, начинают воспринимать слова гипнотизера как нечто, исходящее от них самих. Это приводит к размыванию границ между гипнотизером и гипнотизируемым, что указывает на то, что восприимчивость к гипнозу во многом зависит от способности человека интегрировать внешний стимул в свою внутреннюю реальность. Таким образом, можно заключить, что восприятие и внушаемость – это сложные и многогранные процессы, которые требуют дальнейшего изучения. Исследования в этой области продолжают развиваться, открывая новые горизонты для понимания психологии человека и механизмов, лежащих в основе гипноза. Важно отметить, что каждый индивидуум уникален, и его восприимчивость к гипнозу может варьироваться в зависимости от множества факторов, включая личные особенности, эмоциональное состояние и даже культурные аспекты.

Несколько слов о том, стоит ли упорствовать в достижении гипнотического транса. Некоторые исследователи считают, что достаточно сделать три-четыре попытки, в то время как другие продолжают свои усилия гораздо дольше. Например, немецкий ученый Вогт (1894) смог добиться успеха лишь на 300-м сеансе. На наш взгляд, первый сеанс имеет особое значение, хотя это не является универсальным правилом. В нашем опыте мы смогли вызвать транс у одной госпитализированной пациентки уже со второго раза, который был проведен через три месяца после первой попытки. Также стоит отметить, что некоторые люди, которые не поддаются гипнозу в индивидуальных сеансах, могут успешно погружаться в транс в группе. Групповая обстановка может выполнять защитную функцию, помогая преодолеть бессознательные страхи у таких пациентов.

Давайте более подробно рассмотрим тему гипнотизера, затрагивая две ключевые проблемы: гипнотические техники и личностные характеристики гипнотизера. Важно отметить, что опыт и мастерство гипнотизера играют значительную роль в процессе гипноза. Эффективная техника гипноза должна быть гибкой и адаптированной к индивидуальным особенностям каждого пациента, поскольку разные люди по-разному реагируют на гипнотические воздействия. Для тех, кто легко поддается гипнозу, можно использовать различные методы, но для тех, кто проявляет сопротивление, необходимо тщательно продумать подход и выбрать наиболее подходящую технику. В этом контексте стоит упомянуть, что первая попытка гипнотизирования имеет особое значение. Возможно, именно поэтому в психиатрической клинике Вены на первый сеанс приглашали так называемых «профессиональных» сомнамбул, то есть людей, уже имеющих опыт в состоянии гипноза. Для начинающего гипнотизера успешное завершение первой сессии имеет огромное значение, так как это может задать тон для дальнейшей практики. Теперь обратим внимание на личность гипнотизера. В отличие от изучения характеристик гипнотизируемого, вопрос о том, какие личностные качества должны быть у гипнотизера, исследован значительно меньше. У нас есть лишь несколько наблюдений от различных исследователей, которые касаются этой темы. Например, уже в эпоху животного магнетизма считалось, что гипнотизер должен сохранять спокойствие в процессе сеанса, так как пациент в состоянии сомнамбулизма способен чувствовать любые его внутренние переживания и тревоги. Это подчеркивает важность эмоционального состояния гипнотизера во время гипнотического сеанса. Тем не менее, нельзя однозначно утверждать, что способность к гипнозу зависит от какой-то специфической структуры личности гипнотизера. Существует множество различных видов гипноза, таких как отцовский и материнский гипноз, и причины, по которым человек может быть загипнотизирован, могут варьироваться. Мотивы терапевта также могут быть разнообразными. Например, по мнению исследователя Шильдера, гипнотизер должен бессознательно стремиться к магической власти и сексуальному господству над своим пациентом. Это утверждение открывает дополнительные аспекты, которые могут влиять на процесс гипноза и восприятие гипнотизируемого.

Страх, возникающий у некоторых пациентов перед сексуальными импульсами, оказывал значительное влияние на их сопротивление гипнозу. В истории медицины имеется известный пример, связанный с доктором Брейером, который был вынужден прервать лечение мадемуазель Анны О. по причинам, связанным с контртрансферентными чувствами, а также из-за ревности своей супруги. У мадемуазель Анны наблюдалась мнимая беременность, и символические роды произошли именно в тот день, когда Брейер объявил ей о завершении терапии. В биографии Фрейда, написанной Джонсом в 1958 году, также упоминается, что будущая госпожа Фрейд испытывала страх перед тем, что может оказаться в аналогичной ситуации, как и госпожа Брейер, что вызывало у нее сильное беспокойство. Ее супругу приходилось убеждать ее в том, что подобное не произойдет. Несмотря на свой интерес к лечению мадемуазель Анны О., который возник у Фрейда еще в 1882 году, он не решался активно использовать гипноз вплоть до декабря 1887 года. В течение этого времени Фрейд применял гипноз лишь эпизодически, начиная с лета 1885 года, однако с весны 1886 года, когда он начал свою практику, в основном использовал методы электротерапии. С декабря 1887 года до мая 1889 года он сосредоточился исключительно на гипнотическом внушении, а затем стал применять и метод катарсиса. Джонс указывает, что задержка в использовании гипноза была связана с довольно сдержанным отношением Шарко к методу Брейера, о котором Фрейд ему сообщил. Возможно, в этом контексте также сыграла роль проблема контртрансферентных отношений. В дальнейшем произошел инцидент с одной из пациенток, которая неожиданно бросилась на шею Фрейду. В своей автобиографии он описал свои чувства и реакцию на это событие, отметив: «У меня был достаточно ясный рассудок, чтобы не воспринимать это как результат своей неотразимости, и я осознал природу мистического элемента, который присутствует в гипнозе. Чтобы устранить его или хотя бы изолировать, мне пришлось отказаться от гипноза». Этот отказ оказался весьма плодотворным, так как он привел Фрейда к открытию психоанализа, который стал основой для дальнейших исследований в области психологии и психотерапии.

В связи с важностью проблемы взаимодействия между врачом и пациентом в контексте гипноза, мы считаем необходимым уделить этому вопросу особое внимание. Отношения, возникающие в процессе гипнотерапии, представляют собой интересный и многогранный аспект психотерапии, который требует глубокого анализа. Одним из ключевых моментов является так называемый ангажемент, то есть эмоциональная привязанность и вовлеченность врача в процесс лечения. Сопротивление терапевтов к этому ангажементу до сих пор замедляет развитие психотерапии, однако, несмотря на это, оно также привело к определенным положительным результатам. С одной стороны, это сопротивление способствовало более активному развитию химиотерапии, а с другой стороны, неожиданным образом привело к важным открытиям в области психотерапии, таким как концепция переноса. Если рассматривать историю научной психотерапии, то ее начало можно отнести к эпохе мезмеризма, когда впервые началось экспериментальное изучение отношений между врачом и пациентом. Это происходило в период, когда ученые, в частности академики, проводили свои знаменитые исследования, посвященные так называемому животному магнетизму. Их целью было доказать наличие физической причины магнетизма, которую они обозначали как флюид. Однако, не обнаружив такой причины, ученые пришли к выводу, что животный магнетизм не имеет под собой оснований и осудили его как ненаучное явление. В своих официальных докладах академики описывали различные феномены, возникающие в процессе магнетизма, однако не углублялись в их детальное изучение. Тем не менее, в секретном отчете, который был опубликован одновременно с официальным докладом, акцентировалось внимание на эротическом аспекте этих феноменов. Это подчеркивает, насколько сложными и многослойными были отношения между магнетизером и его жертвой, что также является отражением динамики между врачом и пациентом. В этом секретном отчете можно было прочитать, что «всегда мужчины магнетизируют женщин», и что возникающие при этом отношения имеют много общего с теми, которые складываются между больным и его врачом, который чаще всего является мужчиной. Важно отметить, что, как бы ни проявлялась болезнь, она не лишает человека его половой принадлежности и не освобождает его от влияния другого пола.

Сеанс магнетизма можно представить следующим образом: мужчина, находясь рядом с женщиной, часто проводит своей правой рукой за её спину. В этот момент они оба наклоняются друг к другу, чтобы облегчить это прикосновение. Близость между ними становится максимально ощутимой, их лица почти касаются, дыхание начинает смешиваться, и все физические ощущения мгновенно становятся общими. Это взаимное притяжение между полами начинает действовать с полной силой, и нет ничего удивительного в том, что чувства начинают разгораться. В этом процессе активно участвует воображение, которое вносит элемент беспорядка, затмевающего здравый смысл и подавляющего внимание. Женщины в таких ситуациях часто не могут осознать, что именно они испытывают, и не понимают своего эмоционального состояния. В результате этого взаимодействия возникает вывод о том, что магнетическое лечение может представлять собой определённую опасность для нравственности. Месмер, основоположник этой практики, также осознавал те узкие связи, которые связывали его с пациентами. Он даже описывал их эмоциональную сторону, утверждая, что «животный магнетизм» должен в первую очередь передаваться через чувства. Именно чувства позволяют сделать теорию более понятной и доступной. Например, он упоминает о своём пациенте, который, несмотря на свою привычку подвергать сомнению его действия, проявляет к нему большее расположение, чем другие мужчины. Тем не менее, Месмер не прибегал к каким-либо психологическим объяснениям своих методов и всегда придерживался теории флюидов. Эта теория подразумевала, что терапевт не является единственным источником воздействия, а скорее выступает в роли посредника, через которого проходит некая «третья сила». Эта сила, находящаяся в терапевте, тем не менее, существует вне его. Таким образом, терапевт становится лишь вектором этой универсальной силы, что позволяет ему оказывать влияние на своих пациентов. Такое понимание магнетизма и его воздействия на людей поднимает множество вопросов о природе взаимодействия между терапевтом и пациентом, а также о возможных последствиях такого рода практик. Важно отметить, что несмотря на положительные результаты, которые могли бы быть достигнуты в процессе лечения, необходимо учитывать и моральные аспекты, связанные с подобной близостью и эмоциональной зависимостью, возникающей между людьми. Месмер, будучи осведомлённым о таких рисках, тем не менее продолжал развивать свои идеи, оставляя за собой право на интерпретацию и понимание того, что происходит в рамках сеанса магнетизма.

Месмер, выдающийся врач и основоположник магнитной терапии, придерживался уникального подхода в своей практике, отказываясь от вербального общения с пациентами в состоянии сомнамбулизма. Этот метод можно рассматривать как бессознательное проявление защитной реакции, которое позволило ему создать особую атмосферу взаимодействия. Важно отметить, что первый, кто начал использовать словесное внушение в качестве терапевтического инструмента, был Puysegur. Однако, возможно, его открытие имело бессознательные корни, так как для него слово, как форма общения, создавало определенную дистанцию между ним и его пациентами. Это может рассматриваться как еще одна форма защиты, позволяющая врачу сохранить эмоциональную дистанцию. Интересно, что и в современности специалисты, работающие в области психоанализа, подчеркивают, что использование слов может иногда увеличивать эту дистанцию между врачом и пациентом. В частности, исследование, проведенное Nacht в 1962 году, подтверждает эту точку зрения, указывая на то, что слова могут быть как средством, так и препятствием в процессе терапии. Тем не менее, некоторые современники и последователи Месмера начали проявлять скептицизм по отношению к концепции флюидов, которые он считал основой своей практики. Эти так называемые «волюнтаристы» открыто признавали, что для достижения положительных результатов в лечении необходимо не только знание и опыт врача, но и искреннее желание помочь пациенту, а также любовь к нему. В качестве примера можно привести книгу одного из учеников Puysegur, Charles de Villers, под названием «Влюбленный магнетизер». В этом произведении автор в художественной форме излагает свои идеи о магнетизме и лечении. Он утверждает, что гипотеза о флюидах не является необходимой для понимания процесса исцеления. Вместо этого, по его мнению, магнетизм заключается в «решительном желании» врача помочь своему пациенту, а истинная сила воздействия врача на больного основана на сердечности и любви.