Проект «Амброзия». Я мыслю, следовательно, существую

Цавалас не до конца все понял, но что-то в голове стало проясняться. Он вспомнил, как управлял челноком, но не помнил ничего до этого. Помнил, что он сеятель и его задача —дойти до воды.

– Где остальные? – стараясь говорить спокойнее, спросил он у юноши.

– Не знаю, – честно признался он.

– Вон след, видишь? – Цавалас указал рукой в сторону каменистой гряды, от которой тянулась россыпь осколков.

– Да.

– Сходи туда, посмотри. Их часть челнока, наверное, там.

– Хорошо, а вы?

– Иди и по пути собери все полные баллоны с воздухом, он пнул один из них, что валялся на земле.

– Хорошо, вы только никуда не уходите, присядьте, я сейчас, я быстро, я…

Его голос удалялся. Цавалас смотрел, как скрылась фигура юноши за выступом огромных камней. Он устал, сел. «Что теперь делать?» Он соглашался с тем, что корабль мог взорваться, иначе он бы тут не оказался. Согласен с тем, что спасательный челнок разбился и соглашался с тем, что могли выжить только они вдвоем. Но что теперь делать? Идти к морю? И как далеко оно?

Голова болела, но это уже не важно. Вернулся юноша, сел рядом с ним и молча уставился на него.

– Ну? – не выдержав молчания, спросил у него.

– Они погибли, – обреченно ответил юноша.

9

– Я хотел бы тебя обнадежить, но не могу. Извини, но за нами никто не прилетит. Некому. У нас осталось мало времени и нам пора.

– Куда? – растеряно спросил Хати.

– К морю, к воде. Собирай баллоны, ты крепкий, сильный, возьмешь четыре, я три. Нам пора идти.

– Куда? – опять спросил юноша, поднимаясь и засовывая в ранец баллон.

– Мы сеятели, и наша миссия на этой планете не завершена.

– Я никуда не пойду.

– Пойдешь, или я тебя поволоку. А ну, быстро встал, потом нюни будешь распускать, а теперь взял еще три баллона и быстро за мной.

– Какой смысл куда-то идти, нам все равно крышка, – проныл он.

– Нет, не крышка, наше спасение там, у воды, – он с трудом поднял баллон с жатым воздухом, голова продолжала трещать, – нам туда, он указал в сторону восходящего солнца, скоро будет жарко, некогда.

Парень лениво что-то пытался делать, наконец его рюкзак был укомплектован.

– А поесть, что взять поесть? – странно спросил он.

– И как ты будешь есть? – не смотря на него, спросил Цавалас, – тут атмосфера ядовита, ты и минуты не протянешь.

– Что нам еще взять?

– Ничего, пошли, – он с трудом надел ранец и, повернувшись к парню, прикрикнул на него, – не стой же, время поджимает.

– Но вы же сказали, что миссия не завершена, какое оборудование надо взять?

Цавалас посмотрел на наивного юношу: он и правда не понимал, что от него требовалось или же притворялся.

– Вон видишь? – указал на лежащий под грудой обломков ящик, юноша подошел и с трудом нагнулся, – да-да, именно его и возьми. Ну все, а теперь пошли.

Пыхтя под весом груза, они тронулись в путь. Идти было тяжело, гравитация тянула вниз, на звездолете присутствовало постоянно притяжение, но оно было ниже того, что было на этой планете. Они быстро уставали, не садились, поскольку вставать трудно. Стояли несколько минут и шли дальше.

Надо было идти равномерно, не спеша, так меньше расходуется воздуха. Уже минут через тридцать поднялось солнце и стало припекать. Душно, хотелось открыть скафандр и вдохнуть свежего воздуха, но Цавалас знал обманчивое состояние своего организма, надо еще немного постоять.

«Как же оно палит, ужасно, ужасно». Твердил он и шел дальше. По лицу стекал пот, трудно смотреть, да еще эта голова, она все еще ныла.

– Как ты? – спросил он у юнца, что плелся за ним.

Тот подошел, лицо все красное. Во время падения челнока он ударился и из носа потекла кровь. Сейчас он облизывал губу и старался понять, что это у него.

– Кровь. Она засохла, все нормально, – пояснил Цавалас, – отдохни, а сам посмотрел на прибор, что показывал остаток воздуха в баллоне.

Осталось мало, а они прошли не более километра. Минут через десять они поменяли баллоны, пустые бросили, стало легче идти.

– Нам далеко еще идти? – спросил парень.

– Да, далеко, – сухо ответил он и, не останавливаясь, продолжил путь.

– А как далеко?

– Береги воздух, поменьше говори, – попросил он его.

И правда, как далеко им еще идти, он и сам не знал, километр, десять, сто? На сколько хватит воздуха. «Мало, очень мало воздуха», причитал он и шел дальше.

Первым на каменный холм поднялся Хати и сразу остановился.

– Что там такое? – спросил он и подошел поближе.

Вся долина, что лежала внизу, дымилась. Лава медленно текла, застывала, переваливалась через наросты и дальше ползла. Он замер от увиденного.

– Что нам теперь делать? Повернем обратно? Там еще есть баллоны, их много.

– Нет, пойдем дальше.

– Куда?

Цавалас присмотрелся к горизонту. С правой стороны, почти до самого горизонта, дымилась земля. Там было извержение, магма все заполняла, однако с левой стороны было вроде тихо. Все равно, что бы он сейчас ни делал, он должен попробовать добраться до воды, вот только где она, он не знал.

– Идем туда, – и он указал рукой влево.

– Точно?

– Да.

Один раз он упал и ужасно ударил ногу, теперь шел и хромал, но не останавливался.

– Я не могу, – минут через сорок сообщил Хати, – я устал, не могу, – он сбросил ранец и сполз на землю.

– Хорошо, давай отдохнем и пойдем.

– Зачем мы идем? Там ведь никого нет.

– Верно, – он не мог ему врать, – там никого нет.

– А этот зачем, – он толкнул ящик, что все это время тащил на себе.

– Ах да, спасибо, – и сел на него, – это вместо кресла.

– Что? – тяжело дыша, спросил юноша, – что?

– Он нам не нужен, извини, без него бы ты не пошел.

– Что? – Хати не верил своим ушам, – я его тащил ради того, чтобы вы на нем посидели?

У него появились силы, он соскочил и со всего маха толкнул старика, тот шлепнулся на камень.

– Да будь вы… – он не договорил, схватил ящик, швырнул как можно дальше, – я возвращаюсь.

– Никуда ты не пойдешь, – поднимаясь, сказал Цавалас.

– Вы мне не начальник, там баллоны с воздухом, – он показал рукой назад, откуда они пришли.

– И что? Много ты на них проживешь? День, два, а что дальше?

– Я ухожу, – обреченно сказал юнец.

– У тебя остался один запасной баллон, три уже израсходовано, ты даже не дойдёшь.

– Не дойду… Я не хочу умирать… – И он заплакал.

– Не думай об этом как о чем-то плохом, что это конец…

– Старик, ты прожил свою жизнь в полете, но я мечтал о другом, о своей жизни, – он плакал.

Цавалас взглянул на прибор, его баллон кончался, оставался последний.

– Идем, все будет хорошо, нам пора, – он отвернулся от него и пошел. Тащить на себе юнца он не мог, может сам сможет добраться, хотя уже и не верил в это.

Через минуту, видя, что старик ушел, Хати двинулся в путь. Он шел, опустив голову, ненавидел себя, старика, своего отца, что поддержал его в этом полете. Его жизнь оборвется через два часа, ровно на столько хватит воздуха.

В этот раз они ушли далеко, начался спуск, а там в полукилометре начинался опять пологий подъем.

Цавалас думал, что ему не дойти, он только зря расходует воздух.

– Тебе надо вон туда, – указал уставшей рукой старик.

– У меня заканчивается баллон, – обреченно сказал мальчишка.

– Знаю, тебе придется взять мой, в нем еще больше половины.

– А как же вы? – тяжело выдохнул он.

– Я свое отходил, тебе надо идти, не теряй время, скоро появится спутник, будет светло, – он встал и повернулся спиной к юноше, – сделай милость, отсоедини его.

– Я не могу, – тихо ответил тот.

– Можешь. Ты должен, ты сильный. И спасибо тебе, что помог старику дойти сюда, я бы один точно не добрался.

– А что мне делать? – спросил он.

– Вспомни параграф 8 в инструкции посева, сделай все правильно. Ну же, давай, я сам не могу дотянуться.

– Нет, – тихо сказал Хати, – мы дойдем вместе.

– Как знаешь, – ответил старик и быстро нажал на рычаг, и его шлем отстегнулся.

Его тело вздрогнуло, он глубоко вдохнул ядовитый воздух, колени подкосились, и тело рухнуло на голый камень.

– Что ты наделал старик, что? – обреченно сказал Хати и присел, чтобы быстро отстегнуть последний баллон.

Он шел не оглядываясь, твердил наизусть пункт 8 из инструкции посева. Буквально минут через пять он поднялся на каменный холм и резко остановился. Внизу был океан. Он замер, не веря глазам, цель была так близка. Повернулся и посмотрел на тело старика, что лежало чуть ниже склона.

Не мешкая, он вернулся обратно, судорожно стянул с умершего тела комбинезон, воздух уже кончался и стало тяжело дышать. Взвалил его на себя и, стараясь идти более ровно, стал подниматься на вершину холма.

«Еще чуток, еще немного», твердил он себе, «я все сделаю, сделаю правильно, я сеятель, сеятель», твердил он, уже не видя, куда идет. «Я сеятель» последний раз сказал юноша и рухнул на землю.

Его баллон уже давно был пуст. Тело Хати покатилось и застряло между камней. Он не успел выполнить пункт 8 инструкции посева. Его тело герметично, сегодня или завтра его поглотит лава и на этом будет все кончено.

Погода изменилась, подул ветерок. На планете Кассид это был бы морской бриз, но тут ветер нагнал тучи, и с неба упали тяжелые капли. Легкий комбинезон, куртка, что была на Цавалас, задымился. Упала еще одна капля, и вот над погибшим телом старика поднялось облако испарений. С неба пошел кислотный дождь. Он разъедал одежду, кожу, плоть. Дождь усилился, и уже через несколько минут пошел настоящий ливень.

Вода смывала со скалы останки одежды, а вместе с ней и частички плоти еще живого организма. В каждом теле находится более трех килограмм бактерий, активных и спящих. Некоторые участвуют в симбиозе жизни, а некоторые просто ждут своего часа, чтобы активироваться.

И все же Хати выполнил пункт 8, он произвел посев планеты. Тело старика таяло. Через час от него ничего не останется, первичный бульон планеты активирован, осталось лишь ждать.

10

Ангел сидел на своем золотом льве Изир, а тот не спеша, ступая по острым камням, двигался вдоль каменистого утеса. Тут недавно прошел сель, он снес все на своем пути, оставив после себя первозданный хаос.

Лев перепрыгнул через бетонное ограждение и ступил на потрескавшийся асфальт. Дома были пусты, тут царила тишина. Люди давно покинули эти земли, шахты были истощены, реки высохли. Тут некому жить.

«Сколько еще времени осталось до момента, пока человечество вымрет», думал ангел, рассматривая проржавевшие машины.

Эволюция длится миллиарды лет, человек существует лишь мгновение. Его жизнь подобна цветку, что цветет только один день в году и только в момент восхода солнца. А после, выбросив свои споры, он увядает.

Ангел сидел на своем золотом льве и слушал, как поют цикады.

Проект Амброзия

Боль

Когда одна дверь закрывается, открывается другая. А мы часто с таким жадным вниманием смотрим на закрывающуюся дверь, что совсем не замечаем открывающуюся…

Александр Белл

Кажется, Светлана запомнила на всю жизнь этот странный писк рвущегося металла. Не было скрежета, только глухой удар, который сразу затих, а после все изменилось. Вчера выпал снег, и он сразу начал таять, а вечером ударили морозы. Она шла осторожно, ступала неуверенно, боялась поскользнуться, да еще эта сумка с отчетами вечно норовила утянуть ее в сторону. Светлана уже подошла к перекрестку, когда… нет, не услышала, а только краем глаза заметила в витрине, как что-то огромное мчится, перепрыгнуло через бордюр и врезалось в столб ограждения. Ее инстинкт выживания не подвел. Тело как на пружине резко выпрямилось и отскочило в сторону. Чего испугалась, ведь авария произошла на другой стороне улицы, и вот теперь она лежала на грязном льду и думала о своей потерянной сумке.

Падение было неудачным: сдвиг позвонков, боль в спине и это странное состояние, когда твои ноги тебя не слушаются. А после – месяцы на больничной койке, нельзя встать, сесть. Ты лежишь и пялишься в этот разноцветный потолок. Его специально разрисовали для таких больных как Светлана. Десятки операций. Хирурги буквально по крупинкам собирали рассыпавшийся позвонок, и эта изнуряющая боль. С ней она засыпала, с ней и просыпалась. Говорят, боль – это источник жизни, он защищает тебя, сообщает о повреждениях в теле, но сейчас Светлана уже не могла ни на что смотреть, она ждала, когда придет медсестра и поставит очередной обезболивающий укол.

– Ну, вот и отлично, прекрасно, прекрасно, – с широкой улыбкой говорила Галина Николаевна, ее лечащий врач. – Еще немного и начнем ходить.

Она уже сама мечтала, только боялась об этом думать, а вдруг уже не получится. Сейчас Светлана чувствовала ноги, сгибала их в коленях и шевелила пальцами. И все же было страшно. Месяцы бездействия сказались, теперь ей надо начинать все с самого начала, опять учиться ходить. Каково это – сделать первый шаг? Сидела на кровати, поясница ныла. То вдруг все пропадало, боль растворялась, и тогда Светлана, блаженно улыбаясь, смотрела в пол.

– Не спешим, держимся, я подстрахую, вот так, так… – Медбрат потянул за лямку, что уходила к роликам в потолке и уже оттуда спускались к специальному корсету Светланы. – Все будет хорошо, держимся за поручни и тело чуточку вперед.

Она смотрела на свои болтающиеся ноги, которые не знали, что им делать. Медсестра помогла поставить ступни на теплый пол. Светлана верила, что будет бегать и даже танцевать, вот только надо опять научиться ходить. Шаг за шагом, неделя за неделей, она повторяла одно и то же.

Через месяц ее выписали. Как Светлана радовалась, что может уже не лежать как калека, у нее опять вся жизнь впереди. Уже глубокая осень, изредка идет снег, снова зима, а там и Новый год, праздник детства. От этих мыслей ей становилось приятно, даже радостно.

Максим подсаживался поближе и начинал массировать ее худые ноги. Она вышла замуж всего пару лет назад, даже не успела родить. Чуть попозже, обязательно. Он заглядывал ей в глаза и старался поцеловать в губы, Светлана отвечала, но как-то холодно. Не то воспоминания о боли не давали покоя, не то странное чувство, а зачем все это?

Галина Николаевна захлопала в ладоши, когда Светлана самостоятельно зашла к ней в кабинет.

– Милочка, вот это да! – ее глаза по-детски горели. Если бы все доктора были такими, то одной улыбкой можно лечить.

Несмотря на то, что операции прошли успешно, боль не отпускала. Она могла появиться внезапно, и тогда ее тело мгновенно замирало как парализованное, она только и могла моргать глазами. Светлана часами плакала, успокаивала себя, что это временно, а Макс все пытался ее поцеловать.

Шли месяцы, но боль не отпускала, она преследовала, шла по пятам, то отходила чуть в сторону, но стоит расслабиться, как она тут как тут. И опять Светлана плакала, глотала обезболивающее, старалась найти часик, чтобы вздремнуть, а после опять…

– Я могу предложить один метод, он не новый, но достаточно эффективный. После повреждения позвоночника много нервов пострадало, сейчас все восстановлено, но фантом боли остался.

Да, Светлана знала, что такое фантомные боли, когда нет источника, но мозг помнит состояние боли и постоянно его прокручивает. И с каждым разом эта стимуляция становиться все тяжелее и тяжелее. Мозг запутался и не может выйти из зацикленного состояния.

– Операция несложная, мы установим чип, который будет посылать сигналы в твой мозг, что у тебя болит спина.

– Что? – удивилась Светлана.

– Наши нервы уникальны, – продолжила Галина Николаевна, – они похожи на трубы, по которым сигнал может двигаться только в одном направлении: вверх или вниз, но одновременно в оба направления не может. Поэтому сигнал, что будет посылаться чипом, будет блокировать сигнал, который говорит тебе о боли. И ты начнешь петь, – на этих словах она развела ладони в стороны, как будто уже сделала операцию.

Светлана не могла не согласиться, она должна попробовать. Жить так, как она сейчас живет, уже не могла, невыносимо, это просто пытка. Через пару месяцев ей в позвонок вживили тот самый чип и вдруг все сразу изменилось. Сперва было покалывание, не то от швов от операции, не то к ней и правда иголочками прикасались. Ноги несколько раз вздрогнули, и наступила тишина. Она сидела, а после прошлась по палате, взглянула на улицу: уже начало лета и птицы так громко поют… И вдруг осознала, что чувствует тепло, хочет прогуляться и скушать как в детстве мороженое. Боль… Ее не было.

– Я ее не чувствую, – боясь, сама себе тихо произнесла Светлана.

Теперь она поняла тот радостный взгляд своего врача. Она наклонилась, повернулась, коснулась колен, а после осторожно присела, боли не было, только слабое гудение в позвонке, будто приложили трансформатор.

– Я ее не чувствую, – опять повторила она и сама себе заулыбалась.

– Поздравляю, ты заново родилась, – сказала Галина Николаевна и притронулась к проводкам, что скрывались под лейкопластырем. – Потом все снимем и уберем.

Но это было уже не важно, она опять чувствовала жизнь и опять как в юности захотелось целоваться и обниматься. Что это? Удивилась она сама себе, когда вышла на улицу. Она и правда заново родилась. На все смотрела иными глазами. Вот лужи, вчера был дождь, а запахи, какие запахи, липа, цветущая липа. Ах, говорила сама себе Светлана и, осторожно ступая, шла домой.

Маленький микрочип все изменил, вернул ее к жизни. Боль никуда не делась, но этот маленький кусочек пластика ее блокировал, не давая возможности боли опять проникнуть вглубь мозга. Светлана радовалась и в то же время боялась. Ее тело дало сбой, мозг запутался. Если бы не чип, она опять бы глотала свои таблетки, а что потом…

Первый раз за последние полтора года она сама поцеловала своего мужа, Максим удивился и осторожно ответил ей. Это были сладкие поцелуи, как в первый раз, как тогда, на берегу реки, где они остались одни. Губы, так все просто, прикасаешься, но столько оттенков, сладких, жгучих и удивительно нежных.

– Ты что? – увидев, как Светлана заплакала, спросил Максим.

Он не понимал, что к ней вернулась жизнь, как прежде она опять хотела петь и рисовать, а еще, да, еще она хотела к нему прижаться и…

Все изменилось. Все… Она не знала о чем думать. Вроде все как прежде, но все уже не так. Светлана хотела его, хотела как женщина и с нетерпением ждала вечера, когда муж придет с работы, и они опять уединятся. Она хотела его и радовалась, когда руки Максима начинали гладить ее тело. Светлана вздрагивала, жалась к нему и тянула губы для поцелуев.

Все изменилось. Просыпалась и просто улыбалась, заваривала чай, возвращалась в кровать. Максим спит, пусть, ему еще работать. Она нюхала аромат свежезаваренной травы и думала о себе. Что не так? Мысли не давали покоя. Все изменилось. Раньше было не так, все как-то серо, как обычно, а этот секс… Она пыталась понять, что случилось, но не могла найти на них ответов, вспоминала вчерашнюю ночь, улыбалась, клала руку мужу на спину, и вот опять… в животе все заурчало.