Абсурд

скачать книгу бесплатно


– Дурень ты, Петька, наслушался брехни бабьей, – увещевал Павел мужика.

– Брехни, говоришь… Виляешь, Артюха, падла, – злобно наступал тот, – знаю – ты мою бабу грел, пока я лагерной баландой кишки полоскал. – И взвизгнул: – Не прощу, понял! Лыбишься, с-сука…

Павел не замечал, а мы увидели из-за угла дома, как Цыган, стоявший к Павлу левым боком, вынул из-под пиджака правую руку с зажатым в ней коротким ножом. А затем этот нож по рукоятку вошёл в тело Павла. Тот охнул и, скорчившись, привалился к поленнице. Мы, перепуганные, бросились в дом с криком: «Дядю Пашу убили!». Однако только лишь мы начали наперебой рассказывать, что видели, как в двери появился сам убийца. «Вяжите меня, я Пашку Артюхова зарезал!», – крикнул он дурным голосом, вошёл в избу и застыл, затравленно глядя. Пока хмельные головы осмысливали увиденное, за спиной Цыгана появился Павел. Держась обеими руками за бок, откуда торчала рукоятка ножа, тяжело шагнул за порог:

– Ты что ж так… не веришь, Пётр… За шкоду меня принял. Эх, ты… – и медленно обломился на пол.

Сейчас, невольно любуясь Павлом, я подумал: чуть в сторону тот пьяный удар и не довелось бы слушать этот неторопливый, мягкий голос. Павел не то чтобы спорил, – скорее, уговаривал, и было интересно видеть, как этот большой, очень сильный и смелый человек, мягко убеждает, боясь войти в запальчивость и обидеть собеседника.

– Зря ты говоришь, Гриша, что всё это россказни бабьи – про домовых, про всякие исцеления, – рассказывал Павел. – Бабы тоже не всегда врут. Насчёт исцеления я тебе могу доподлинный случай поведать. Три года назад было. Тимохе, двоюродному моему, – вот, Коля его хорошо знает, – деревом на валке спину повредило. Не согнуться совсем было человеку. Куда мы его только не возили: в область, в Москву, – всё худо, полный инвалид. Так и сказали нам врачи: надежды никакой. Я уж не помню, кто надоумил к Чубасихе везти, есть такая баба в Вознесенье, тридцать километров от нас по реке. Я, надо сказать, веры не держал, а вот тимофеева Зинаида загорелась: повезём, вылечит Чубасиха. Ну, сели в лодку, поехали. Дом у Чубасихи на отшибе, чуть не в лесу, но нашли скоро – в Вознесенье её всякий знает. Дом-то и не дом, так, избушка, передок чуть не по окна в землю врос. Зашли с Зинаидой, так со свету и не разберём ничего, в избе хоть глаз выколи, окна завешены. Да и дух такой, что с ног валит. Встали мы около порога, тут она и голос подала: «Чего рты разинули, садитесь на лавку». Сели, присмотрелись – стоит она сама возле плиты, плита аж докрасна, на плите чугун полуведёрный, там какое-то варево бурлит, а Чубасиха это варево прямо рукой размешивает…

– Ну, это ты уже сбрехнул, Артюха, – спокойно сказал Князь. – Давай ближе к теме.

– …Так вот, размешивает это варево, – тем же ровным голосом продолжил Павел, – а сама как есть ведьма: космы седые, растрёпанные, нос крючком, во рту два клыка торчат, на голове тряпка какая-то завязана, как у пирата. А вокруг ней поросёнок бегает, ещё грязнее Чубасихи. Зинаида прямо в ноги к бабке кинулась, чуть порося не задавила: «Спаси, Кузьминишна, пропадает мужик». Чубасиха расспросила, какого мы роду-племени. Оказалось, деда моего она ещё пацаном хорошо знала. Прикинул я тогда, сколько ей годов – получилось ближе к ста. А когда она прадеда моего вспомнила, да сказала, как он выглядел, – тут уж я понял, что мало годов бабке дал. Ну, она долго не рассусоливала, приговорила: «Хорошие у вас в роду мужики были, а бабы стервы», потом пнула порося, он залаял…

– Опять брешешь, – вставил Князь.

– …Истинный бог, говорю, – залаял дурным голосом да прыгнул на лежанку. «Тащите, – говорит бабка, – Тимоху вашего, посмотрю. Уважу Никиту, прадеда твоего, да и Егора, деда тоже. А то я нынче редко кому хворь вывожу: мелкий и паскудный пошёл народишко, хоть все перемрут – не жалко». Принёс я Тимофея. Чубасиха велела раздеть его совсем и на лавку животом положить. Мы с Зинаидой сделали то, ну и стоим, ждём, когда выхаживать начнёт. А она как зыркнет: «А вы чего стали? Чтобы духу вашего в избе не было!». Выгнала. Как вышли мы, то сразу двери не закрыла, а взяла веник из какой-то травы, окунула его в то варево на плите и ходила по избе, веником тем махала. Вроде как в самом деле дух наш выгоняла. Потом закрыла дверь с той стороны на засов. Только и слышали мы после того, как Тимоха там покрикивал. Я около крыльца на бугорок сел, курю, Зинаида рядом ходит, сама не своя баба, последняя надежда ведь. Может, с полчаса прошло, я на время-то не смотрел, – слышу, брякнул засов и дверь заскрипела. Оглядываюсь: в дверях Тимофей наш – в одних портках, рот раскрыт, и глаза сумасшедшие. Постоял, и на нас пошёл. Зинаида на радостях в рёв бросилась. Я, по правде, тоже слезу пустил. «Тимоха, – кричу, – ожил, чертяка!». И от счастья такого – хрясь его по плечу, голова моя дубовая. Он – кувырк через бугорок, и ноги кверху. Меня в пот бросило: только излечился, думаю, человек, а я его опять нарушил. Однако, гляжу – встаёт он, как ни в чём не бывало, и хохочет во всю глотку. Потом рассказал, как его Чубасиха лечила. «Лежу, – говорит, – а она в меня какую-то мазь втирает. Долго втирала. Потом отошла чуток и стала что-то шептать, быстро так. А затем как крикнет: чего разлёгся, вставай, – и кастрюлю воды горячей на меня выплеснула. Я и вскочил…». Вот такие дела бывают. Ежели мне не верите – Николая сейчас спросите, он Тимофея знает, – закончил Павел своё повествование.

– Точно, мужики, – подтвердил Рыжик. – На моих глазах было: Тимофея туда недвижимого увезли, а обратно сам лодкой правил. Я осинесь в бригаде был с ним – тянет за двоих, не подумаешь, что спина ломана была.

– М-да, чудеса… – протянул Фёдор.

Глава 4. Чумной и Галя

Григорий отмахнулся:

– Да чего вы разговор завели: ведьмы, колдуны… Других тем нету. Хоть про баб, что ли. Вон, Володька на лавке лежит, улыбается, – не иначе девок вспомнил. Дед, а, дед, у тебя невесты нету? А то сразу и женим парня. Зря, что ли, он в вашу Ляльму попал. Давайте, хозяева, невесту!

– Была невеста, – вздохнув сказала Федосья. Да и жених был, ладный жених, Серёжа наш… Теперь вот только одна фотокарточка осталась, – посмотрела она поверх часов, туда, где в самой нарядной рамке висела фотография широколицего, улыбающегося парня.

– А что с ним? – проследив за взглядом Федосьи, спросил Князь.

– Да как что? Убили сыночка в армии. Уж пятый год тому пошёл…

– Где?

– Известно, где… В заграницу посылают, смерть-то искать. Было у нас горя… – голос Федосьи дрогнул, она отвернулась, обиженно скривившись. – Письмо прислали, что сын наш погиб, долг какой-то там исполняя, и наградили, мол, его… И привезли нам сыночка – в гробу… Потом орден этот пришёл…

Помолчали.

– Какой орден-то? – поинтересовался Князь.

– Да я что – знаю, – нехотя ответила Федосья.

– Посмотреть можно, мать, награду?

Федосья молчала, глядя в пол. Еремей заёрзал, как бы желая что-то сказать, но не решаясь.

– Да выкинула я орден этот, – равнодушно сказала, наконец, Федосья.

– Как выкинула!?

– Точно, выкинула, – ответил за Федосью Еремей.– Она каждый день ревела, как узнала про смерть Серёжи. А уж как убивалась на могиле-то, эх… А тут этот орден пришёл. Смотрела, смотрела на него Федось моя, да как накатило на неё: «Это, говорит, для железки такой сына моего на смерть послали? Да глаза бы мои на неё не смотрели!». Окно открыла, да и выкинула орден на дорогу. Дождь как раз о ту пору лил, а у нас на дороге по осени глины до колена. И трактор ещё гусеничный по дороге прошёл, пока я хватился, да побежал… В общем, не нашёл я орден.

– Может, зря это так, – тихо сказал Фёдор. – Всё же боевая награда.

– Зря, говоришь? – напевный голос Федосьи стал каменным. – А ответь ты мне: что нам – своей земли мало, что в чужую ползём? Орденом, вишь, за сына откупились…

– У нас первый-то сынок помер в малолетстве, – тихо сказал Еремей. – И когда Серёжа народился – боялись мы очень, как бы опять такое не случилось. Да слава Богу, вырос парень на загляденье. И дочка хорошая росла. Уж жить бы да жить, да вот…

Снова все замолчали. Князь разлил ещё по одной. Выпили молча.

– Да-а, – неопределённо протянул Князь. – Ну, а дочка? С ней что за беда приключилась?

– Да беда не беда, а горя воз, – вздохнула Федосья. – Как замуж два года назад вышла, у неё не жизнь, а каторга настала. Галя у нас тихая из себя, слабая. И чего она за Чумного пошла? Хуже волка мужик. Как в Ляльме жил, так только и знал, что вино да драки. Доброго слова от него не услышишь. А пристал к Гале – не отвяжется. Поженились, увёз в Кержу. Мы с отцом отговаривали, так ни в какую. Он меня любит, говорит, он только с виду такой. Любит…На Новый год приехала, в баню пошли. Она как разделась, я так и ахнула. «Чем бил?» – спрашиваю. Молчит. Но я всё же выпытала. Оказалось, гад такой, плётку специальну завёл, с женой говорить. Это после того, как она нонешним летом с маленькой у нас была: Оленьку показать, да так чем помочь. Кержа ведь недалёко, за рекой, по прямой километров сорок, не боле.. Только что дороги прямой нет, в окружную надо. Так вот, Чумной прознал, что к ней как-то летом Толя приходил. Хороший парень, раньше ухаживать за Галей начинал, да Чумной перебил. То правда – приходил: поговорили да и разошлись. А тот, дикарь, приревновал. Вот и завёл плётку. Да и раньше бил. А после того совсем ополоумел. Я как про всё это узнала, сразу сказала: не езди к нему, оставайся дома. А она: куда я теперь денусь? Не поеду – он приедет, вас побьёт, да ещё и дом сожгёт – он ведь бешеный. Уехала. За это время рубцов-то Гале добавил, идол, – всхлипнула Федосья.

Мужики дружно и возмущённо загалдели – видно было, что их сильно тронуло горе стариков.

– Слушай, Федосья, – сказал Князь, когда поутихла разноголосица, – а этот, Толик, без рук, что ли, – не может Галину защитить? Или не любовь больше?

– Любит, наверное, – вздохнула Федосья. – Да толку что? Не велела ему Галя даже показываться в Керже. Боится она.

– Что значит – боится? Что мы – в Турции, что ли… – пробурчал Фёдор.

– Вы, Федосья Павловна и Ермак Поликарпович, забирайте дочь – обязательно. Не будет у неё жизни с этим Чумным, не будет, я вам говорю, – Рыжик, заметно было, ближе остальных принял к сердцу рассказ Федосьи и всё порывался высказаться, пока, наконец, не уловил минуту. – Если он её бьёт, то человека в ней не видит. Врут, когда говорят: бьёт, значит, любит. Забирайте, забирайте Галину…

– Рады бы, да как? – вздохнул Еремей.

– Эх, вездеход бы сюда, что у нас в экспедиции был, – стукнул по столу кулаком Князь. – Рванули бы напрямую в эту Кержу. Па-адъехали бы под окна – встречай, Чумной, гостей! Самого бы его плёткой этой, Гальку вашу с барахлом в кабину – пишите… Эх, красиво бы было!

– А зачем вездеход? – гулко выговорил до сих пор молчавший Павел. – У нас самолёт есть.

Все разом стихли и посмотрели на Фёдора. Тот, поперхнувшись, перестал жевать и испуганно обвёл взглядом смотревших на него:

– Вы чего, мужики!?

– Так что, поможешь, Фёдор, человека из беды выручить? – с надеждой спросил Рыжик.

– Помоги старикам, Федя, – поддержал Павел.

– Помоги, браток, на тебя вся надёжа, – загорелся Князь. – Завтра с утра заправим самолёт – и рванём до Кержи. Морду набьём Чумному, Гальку заберём – и обратно. Всё будет в лучшем виде, не робей!

– Да вы что, чудаки! Вы что… Да… Вот… Ну… – Фёдор от возмущения потерял речь. – Да я же в тюрьму сяду, чудилы!

– Да кто узнает-то, – робко попытался возразить Рыжик.

– Во даёт! Он собирается посреди бела дня на деревне из самолёта десант высаживать, и чтобы никто не заметил…

Снова все замолчали, теперь как-то неловко, не зная, что сказать.

– М-да, не получается. А было бы лихо, – поскрёб небритый подбородок Князь.

Налили ещё. Фёдор угрюмо смотрел в угол.

– Эх! – вдруг ударил по коленке он. – Где наша не пропадала! Полетим. В случае чего, выкручусь как-нибудь.

Все разом оживились, особенно Рыжик.

– Только, чур, мужики, поутру решений не менять. А то сейчас вроде как выпивши. Давайте всё по совести делать, – раздельно проговорил Павел.

– Гадом буду, если не полетим, – заверил Фёдор, со стуком поставив на стол пустой стакан. – Как, Павловна, не передумала дочку вызволять?

– Да я-то нет… Лишь бы у вас худо не было…

– Не будет. Аэродром, я слышал, там есть, функционирует. А больше нам не надо ничего. Только такие дела на свежую голову делаются. Так что спирт оставим – пошли спать.

Глава 5. Риск

На сон расположились кто где. Впрочем, с достаточными удобствами: у Федосьи в запасе оказалась куча тюфяков, одеял, полушубков – было что постелить и чем укрыться. Погасили свет. Мужики быстро засыпали. Даже Князь, поначалу заведший разговор с Фёдором, потихоньку замолк и вскоре негромко захрапел. Я уснул позже всех, взволнованный предстоящим приключением. Последнее, что отложилось в утомлённом мозгу, это долетевший сквозь дремоту вздох Еремея: «Эх, судьба, судьба…». Старики не спали, ворочались, шептались о чём-то и, думаю, долго ещё не смыкали глаз, вслушиваясь в тяжёлое дыхание крепко спящих, незнакомых им до сегодняшнего дня случайных людей, которые завтра собираются круто вторгнуться в жизнь их семьи.

– … А где может быть Толик этот, который с Галиной вашей знался? Если у него серьёзный настрой, то, думаю, его надо с собой взять, – голос Князя был первым, который я услышал, пробудившись.

– Да где ему быть? Дома, наверное, сегодня же воскресенье, – ответила Федосья.

К стыду своему я обнаружил, что все уже давно встали.

– А-а, студент вольной жизни проснулся. Вставай, Владимир, чай стынет, – Князь поставил на плиту подогреваться большой чайник. – А ты, Федосья, сходи-ка до Толика. Пусть придёт, потолкуем.

Пока Федосья ходила за Толей, в дом вкатился запыхавшийся мальчуган лет шести-семи со сбившейся на глаза шапкой:

– Дедушка Елемей велел сказать, что самолёт плилетит в девять солок пять, – выпалил он радостно с порога.

– Герой, мужик, вовремя сообщил. Угощайся, – протянул ему горсть конфет Князь.

– Не, я лутсе молока, – сказал посыльный, шмыгнув носом.

– Как хочешь. Наше дело предложить, – Григорий подвинул ко краю стола почти полную литровую банку молока.

– Я сичас, – мальчуган зубами снял рукавички, подошёл к столу и почти без передыху выпил всю банку. Поставил пустую на стол, важно вытер рот рукавом. – Пасибо, я пошёл.

– Важнеющий пацан, – засмеялся Князь. – Слышь, Артюха, тебе замена растёт – видел, как он эту банку боднул?

– Пускай себе, – Павел был более обычного задумчив, как и сидящий рядом Рыжик.

– Ну, я пойду к самолёту, вы тут с парнем без меня разбирайтесь, – сказал Фёдор.

Вскоре пришла Федосья с Толей, который оказался круглолицым невысоким крепышом лет двадцати пяти.

– Та-ак, это, значит, ты Анатолием будешь? – окинул его изучающим взглядом Князь. – Это как же ты, друг милый Толя, допустил, что Галину твою какой-то Чумной плёткой ласкает? Ты мужик, или как? Боишься Чумного?

– Кто боится? Я? Не брехал бы… – растерянно набычился Толя.

– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал Князь, – давай о деле. Тебе Павловна, я думаю, по дороге обстановку объяснила?

Анатолий кивнул.

– Так летишь?

–Да.

– Ну и добре. Теперь так: кто ещё полетит?

– Я лечу! – я постарался придать своему голосу как можно больше твёрдости.

– Да все летим, – сказал Рыжик, – сила может пригодиться. А Володя – он грамотный, в случае чего – знает, куда и как писать.

– Ясно. Я думаю, и деда надо взять. Он там по-свойски с начальником аэропорта договорится, чтобы шуму лишнего не было. Да и отец всё же.

Послышался нарастающий гул самолёта. Из окна было видно, как он приземлился и подрулил к машине Фёдора, как выходили пассажиры, разгружалась почта, как беседовал Фёдор с прилетевшими лётчиками. Меня оставили помочь Федосье: принести воды, дров и когда я пришёл на поле, прилетевший самолёт уже разбегался для взлёта.

– Ну что – порядок, мужики. Горючее есть, можно на штурм! – бодро пригласил на посадку Фёдор.

Мы – все шестеро – вошли в самолёт, закрыли дверь. Фёдор запустил двигатель и машина долго надрывно выла на месте. Ждали, когда тронемся и начнём выруливать для взлёта. Но вместо этого мотор стих. Фёдор, от дверей в кабину пилота, глядя в сторону, сказал:

– Мужики, что-то с машиной не в порядке…

– Вот те раз! Опять двадцать пять… – сплюнул Князь. И исподлобья глянул на Фёдора. – Лётчик, ты, часом, не сдрейфил? Так и скажи, что лететь не хочешь.

– Ты из меня шута не делай! – голос Фёдора сорвался на крик. – Говорю – машина не в порядке!

– А что: что-нибудь случиться может? – осторожно спросил Рыжик.

– Случиться, – хмыкнул Фёдор. – Может, Коля, может. Гробануться можем, вот что может случиться.