Когда нечаянно нагрянет. Рассказы о разновозрастной любви

Вечером в квартире Дугиных долго звучала музыка, несколько друзей Дуги и их подружки танцевали, малость выпивали, словом, громко веселились на каникулах.

Соседям это, видно, сильно не нравилось, кто-то капнул по мобиле папаше… В разгар вечеринки неожиданно для шумной компании Дугин-старший досрочно вернулся с дачи. Видимо, проверить, чем занялся сыночек. Полковник тихо открыл дверь своим ключом, увидел, что творится в квартире, вытащил из брюк свой добротный, кожаный ремень, тихо двинулся к Андрюхе. Сынок как раз танцевал с Анжелкой медляк, кайфуя с закрытыми глазами. Мечтал, видно, что в этот вечер недоступная девушка все же позволит хозяину вечеринки себя поцеловать… Тут-то, похоже, батя ему и врезал.

При виде отцовского ремня и его применения гости мгновенно испарились. Музыка как раз закончилась. Андрей в своем кайфе удар не шибко ощутил, принял его, возможно, за чью-то дружескую шутку, быстро оглянулся и… «Здравствуй, папа!» С минуту трое смотрели друг на друга молча. Первой заговорила девушка.

– Добрый вечер, Петр Николаевич. Извините за беспокойство. Мы просто пришли потанцевать. Рада вас видеть. Всего доброго, я ухожу. Спокойной ночи.

Анжела вежливо кивнула на прощание суровому родителю и плавно направилась к выходу. Отец с сыном проводили девушку взглядами…

– Кто такая? Из твоей школы? – строгим, но почему-то не слишком грозным тоном спросил Дугин-старший.

– Из медучилища. Приезжая. Мы правда, папа, потанцевать… – отрапортовал Андрей, смекнув, что основная гроза миновала.

– Ну, так что стоишь. Одной по городу такой красотуле шастать по ночам ни к чему. Беги, провожай и обратно. Быстро!

Дуга рванул из квартиры. Анжела поджидала у подъезда.

– Я почему-то знала, что ты выйдешь. Сам решил или отец отправил?

– И сам хотел, и отец поддержал, ты ему понравилась.

– Он мне тоже. С отцом тебе повезло.

Девушка взяла парня под руку, и парочка бодро зашагала в сторону общежития.

Состоялся ли у Андрея с Анжелой при прощании у общежития первый поцелуй осталось неизвестным ни Гару, ни Виту. Но заядлый книгочей Виталька Грибов, верный Тине П., убедился на примере Дуги, что есть на свете удивительные девушки! Задолго до купания и разговора на Узком наблюдательный Вит замечал, что Дуга стал вести себя и в школе, и на вечерах иначе, чем раньше. Гораздо скромнее. Виталька засек, как Андрей Дугин в день вручения аттестатов подошел к Тимуру, стоявшему с Альбиной в коридоре, что-то сказал обоим. «Похоже, поздравил с ударным финишем школы?»

И точно! – в ответ Юрка протянул и пожал Дуге руку.

Браво незнакомка Анжела! Превратившая Дугу в нормального Андрея. Смягчившая его папу – настоящего полковника! Как хорошо, что такие девушки есть не только в книгах!

1.3 СОЛИСТКА И ГИТАРИСТ

Выглядели «ГНОМЫ» потрясно. Сам Сергей Жуков поверх свободной, красной рубахи, заправленной в фирменные джинсы, надел бордовую жилетку из тонкой кожи. Наряд главного гнома довершала изящная кремовая бабочка, сидящая на мускулистой шее так, словно школьный маэстро с ней родился.

– Ветка, я тащусь! – приветствовал Жуков солистку Иветту. Его семнадцатилетняя одноклассница выглядела вообще феерически. Генка, не скрывая восхищения, скользнул взглядом по гибкой фигуре, плотно обтянутой ярко-розовым, плюшевым комбинезоном. Высокие сапоги кончались гораздо выше колена. На шее Иветты полыхала всеми цветами радуги искусно повязанная косынка. Заметив Генкин взгляд, девушка дружески взлохматила его шевелюру.

– Бобрик, как я тебе?

Ответить Генка как-то не сумел, только поднял вверх большой палец. Да Иветта, собственно, все уже прочла в глазах начинающего музыканта. Скромнее выглядели два других участника группы. Бас-гитарист Андрей Пробкин, которого вся школа звала Гривой за соответствующую прическу, пришел в той же коричневой рубахе, что носил уже несколько дней. Правда, необходимую праздничность долговязому музыканту придавал широкий ярко-красный галстук, вызвавший одобрение маэстро: «Годится».

Совсем иную реакцию вызвал у Жукова ударник Дятлов. Этот угрюмый музыкант явился на осенний бал в своей обычной черной водолазке и в мятых брюках.

– Ты что не слышал, Дятел? Мы же «Гномы» – яркие, праздничные ребята. Мы на дискотеку пришли, народ развлекать, а не «жмурика» провожать. Не нашел чего посветлее?

– Не нашел, – мрачно отрезал невысокий, жилистый парень с пристальным, немигающим взглядом маленьких, коричневых, тараканьих глаз. Затем привычными движениями, с небрежной ловкостью забрался за ударную установку, взял палочки, умело прошелся дробью по малым барабанам, ногой поставил точку на большом.

– Ладно. После разберемся… все готовы?.. Гена, полшага вперед, не стесняйся, сегодня – твой день!.. Грива, ты, наоборот, отступи… вот так… Антракт кончается, встречаем народ. Начали!

Привычно подчиняясь могучей, творческой воле маэстро, «Гномы» ринулись в музыкальное плавание. Стихия звуков трех электрогитар и нескольких барабанов, сразу приняла стройную, музыкальную форму. Одна за другой менялись дивные мелодии, рожденные незаурядным талантом семнадцатилетнего композитора.

Большая толпа старшеклассников быстро заполняла просторный, спортивный зал, подготовленный для дискотеки, пока в актовом шла официальная часть школьного вечера. Диск-жокеем выступал, как обычно, сам Жуков. После музыкального вступления маэстро произнес слова, которые Генка ждал всю необыкновенно долгую субботу.

– Внимание, дорогие друзья! Милые леди и крутые мены! Минуточку внимания!.. Сегодня группа «Гномы» приготовила для вас два сюрприза. Два приятных сюрприза осенней дискотеки в нашей мировецкой школе. Знакомьтесь! Перед вами мой ученик, ритм-гитарист Геннадий Бобров. Пятнадцать лет! Первое публичное выступление! Многообещающий дебют! Вчерашний «гномик» сегодня становится полноценным гномом. Гена, дай ритм!

Под улюлюканье и приветственный шум зала Генка взял несколько эффектных аккордов, отобранных Жуковым накануне. Слушатели одобрили их бурными аплодисментами, но жокей быстро погасил овацию, подняв руку.

– Отлично! Спасибо, друзья! Вы чувствуете, какой способный парень? Девятый класс. Наша смена! Браво, браво! Не красней, Гена. Скромность и талант – основные качества нового гнома. Приветствуем дебютанта – Геннадий Бобров!!!

Хорошо заведенный музыкой и опытным жокеем зал опять грохотнул аплодисментами, свистом и визгами девушек. В ответ на первое в жизни публичное признание Генкино мальчишеское лицо засияло белозубой, восторженной улыбкой. А маэстро уже вел послушную массу дальше.

– Внимание! Еще минуту внимания, леди и джентльмены, дамы и господа! Второй сюрприз от «Гномов», подарок номер два! Следующим номером нашей неисчерпаемой программы прозвучит моя новая мелодия. Наша очаровательная, всем известная солистка Иветта Резцова дает премьеру песни «Я сведу тебя с ума!» Такое простенькое название. Вам нравится?

– Да-а-а! – слились в мощном реве две сотни молодых глоток.

– Сейчас вы ее услышите. Слова и музыка, как обычно, мои, но Иветта сумела стать подлинным соавтором. Она может свести с ума кого угодно, не правда ли? Встречайте лучшую певицу нашей школы – Иветта Резцова!

Вступительные аккорды тонут в рукоплесканиях, криках и свисте. Иветта, эротически протанцевав припев, точно начала мелодию. Зал притих. Песня оказалась на редкость лиричной. Пары слились в долгом, томительном «медляке». И лишь после заключительной, продолжительной ноты нежного и сильного голоса певицы раздались дружные, нарастающие и долго несмолкающие аплодисменты. Маэстро не скрывал авторского удовольствия.

– Спасибо, спасибо!.. спасибо, дорогие друзья! Спасибо, Иветта… бас-гитара Андрей Пробкин… ударные Александр Дятлов… ритм Геннадий Бобров…

– Автор песни, руководитель группы «Гномы», композитор и певец Сергей Жуков! – подала маэстро крупным планом в нужный момент Иветта. Затем она спела еще несколько песен, и по команде маэстро музыканты освободились от инструментов.

– Антракт, всеобщий перекур под звездами! – весело сообщил в свой микрофон басовитый Грива. И сразу живая, танцевальная масса разбилась на множество групп, пар, одиночек. Кое-кто потянулся к выходу. Грива с Дятлом, доставая пачки сигарет, тоже отправились «под звезды» покурить.

С видом полководца, выигрывающего сражение, Жуков стоял посреди эстрады. Танцующей походкой к нему подплыла Иветта.

– Курить не идешь?

Маэстро отрицательно качнул головой и бросил солистке:

– Отлично выдала, Ветка. А как принимали!.. В Японии, крошка, ты стала бы классной гейшей. Миллионеры записывались бы к тебе в длинную очередь.

– Ну тебя, Серенький, скажешь тоже.

– Верняк. Нежный голос, томный взгляд, гибкое тело… Все, что надо, чтобы завлекать, развлекать, всем все обещать и почти ничего не исполнять.

– Тебе-то грех жаловаться, Сереженька, – выдохнула солистка прямо в ухо жокея. – Но, если маэстро против… Встану пряменько и все!

– Маэстро не против. Крути всем, что крутится. У тебя есть чем…

Ошеломленный происходящим, Генка стоял на своем месте, совершенно не зная, чем заняться.

– Бобер, по-моему, вообще погиб. Доконала ты его своими вращениями. Кстати, ты знаешь, он парень с квартирой.

– Да-а, – живо отреагировала «гейша». – А мама-папа?

– Отца давно нет. Мать – медсестра. Дежурит днем и ночью. Летом мы пару раз заглядывали. Сейчас Бобер почему-то сопротивляется. Но если ты ласково попросишь…

– Момент!..

Школьная звезда двинулась кошачьей походкой в сторону дебютанта. Увидев ее приближение, Генка, как лунатик, шагнул навстречу.

Иветта подошла вплотную, закинула гибкие руки на шею гитариста, коснулась губами виска ошалевшего мальчишки.

– Ты что… смотрят же все, – с трудом просипел Генка. Его лицо стало одного цвета с ярко-красной рубашкой. К счастью, большого света в зале не было. Уже два года Генка был влюблен в солистку «Гномов», о чем не знала ни любимая мама, не подозревали два близких друга, ни сама Иветта. Два года Генка учился играть на гитаре, мечтая попасть в «Гномы», когда Жуков будет проводить кастинг. И вот бывший ритмач окончил школу в прошлом году, Генка участвовал в конкурсе на его замену и Жуков выбрал именно его!

– Пусть смотрят, – пропела Иветта на ухо. – Это просто моя благодарность тебе.

– За что? – искренне не понял дебютант.

– С тобой петь легко и приятно, – входила солистка в роль гейши.

– Сочиняй! – из последних сил пытался твердо стоять на слабеющих ногах Генка.

– Клянусь, Геночка. Ты замечательный партнер. Грива стоит фонарным столбом, глаза стеклянные. Дятел сидит каменным сфинксом, весь в себе. Маэстро недоступен для простых смертных, витает в небесах искусства. Так что ты, Бобрик, моя главная опора теперь. Гляжу на тебя, вспоминаю, как первый раз на публику вышла, года три назад. Коленки подгибаются, сама себя не слышу. Как ты-то, дебютант?

– Нормально, – едва выговорил девятиклассник. Больше всего ему хотелось сейчас очутиться с Иветтой на необитаемом острове и прожить с ней вдвоем всю оставшуюся жизнь. Певица, однако, вернула парня в действительность.

– Ты следишь за группами? Записи «Парашютистов» знаешь?

– Нет, не слышал даже, – честно мотнул головой Генка.

– Их еще мало кто знает. Хочешь, вместе послушаем? У меня есть кассета. Только вот где? На улице уже не климат… Там у них что-то такое…

Иветта напевает, крутится перед Генкой, качая бедрами.

– Нравится?

Генка вдруг притянул солистку за руку, прошептал ей на ухо: «Завтра вечером… ты можешь завтра?.. Мать на дежурство уйдет…».

Довольная гейша поймала мячик на лету, быстро чмокнула его горячую щеку.

– Бобрик, ты просто клад! За мной настоящий поцелуй.

Танцующей походкой Иветта направилась к маэстро. Вскоре в зал вернулись Грива и Дятел, маэстро подал команду, и дискотека понеслась дальше.

Следующий, воскресный день показался Генке не короче премьерной субботы. Перед ним неотрывно стоял вчерашний облик Иветты. Он ощущал прикосновения ее упругой груди, ласковых губ, снова и снова в ушах звучали дивные слова: «За мной настоящий поцелуй». Сегодня она придет одна…

Буквально через пять минут после ухода матери на дежурство раздался звонок. Генка полетел открывать… Первой за дверью стояла Иветта. Но обрадоваться хозяин не успел. За девушкой стояли все остальные гномы.

– Бобрик, салют! – заметив, как застыла и сползла с лица хозяина улыбка, громко заторопилась солистка. – Шла к тебе, как договорились, одна-одинешенька. Вдруг своих встретила, увязались. Не возражаешь?

«Возражаю!» – громко крикнул где-то в мозжечке внутренний голос. Но внять ему Генка не смог. Он шире распахнул дверь, отступил:

– Проходите. Куртки на вешалку.

Гости с трудом уместились в крошечной прихожей. Жуков протянул руку: «Привет, Гена. Мама на дежурство ушла?» Генка машинально кивнул. Волшебный домик, наполненный музыкой, танцами… просуществовал в его воображении меньше суток.

– Мамочка у тебя еще в порядке, – сообщил Грива. И, схохотнув, добавил:

– Я бы не отказался.

Бас-гитарист весело заржал своей шутке, но его никто не поддержал. Дятел не проронил ни слова, а Жуков жестко посоветовал:

– Закрой пасть, Грива. И вытри хорошенько ноги.

Маэстро показывает пример. Иветта тоже старательно потопталась аккуратными сапожками по дерюжке в прихожей. Грива неуклюже шаркнул пару раз длинными ногами. Дятел обошелся без обувной процедуры. Он деловито прошел в комнату, вынул из сумки две длинных бутылки марочного вина, полбатона колбасы, кусок сыра, батон хлеба, развернул на столе газету. Из заднего кармана джинсов ударник извлек складной нож-лисичку, ловко нарезал крупными ломтями хлеб, колбасу и сыр. Лишь после этого обратился к Генке.

– С тебя стаканы, хозяин.

Музыканты вели себя раскрепощенно. Грива уселся на диван, включил миниатюрный магнитофон. Полилась протяжная мелодия. Жуков взял Иветту за руку, они танцуют, тесно прильнув друг к другу. Совсем, как представлялось бедному Бобрику. Впрочем, взглянув на него, Иветта что-то шепнула партнеру, и маэстро сразу ослабил хватку. Между танцующими возникло пространство, и Генке сразу стало легче дышать.

Убрав лезвие и оттянув перпендикулярно «лисичке» штопор, Дятел умело вскрыл обе бутылки, налил четыре стакана ровно по половинке в каждый. Булькал он не глядя, но уровень на глаз практически не отличался.

– Маэстро, нолито! – провозгласил Грива.

Убедившись, что внимание всех Гномов, включая Генку, приковано к мастерскому наполнению стаканов, Жуков на мгновенье опустил руки на ягодицы Иветты, крепко прижал ее к себе, тут же отпустил, и как ни в чем не бывало направился к столу.

– Раз, два, три, четыре… Нас же пятеро, Гена. Почему четыре стакана?

– Больше нет, – сухо отрубил хозяин. И решительно отойдя от стола, Генка уселся на диван, только что освобожденный Гривой.

– Обеднел, Бобер, – схохотнул жизнерадостный Пробкин. – Притащи хоть какую-нибудь чашку. Он привычным жестом сгреб стакан, почти целиком исчезнувший в крупной лапе. Второй стакан придвинул к себе умелый разливальщик. Жуков медлил, переводя вопросительный взгляд с Иветты на Генку.

– Без меня, Сережа, – сказала вдруг девушка. – Мне сегодня нельзя.

– Вчера было можно, сегодня нельзя. Темнишь, Козочка, – заржал длинный Гном. Жуков попытался закрыть тему:

– Если женщина говорит нельзя, значит, нельзя.

Однако дурашливый музыкант тут же продолжил:

– А если очень хочется?

– Можно. – Без малейшей улыбки мрачно подытожил Дятел.

«Фонарный столб» еще громче заржал. «Сфинкс» оскалился. Маэстро сокрушенно пожал плечами: «Что с них возьмешь» и доброжелательно пригласил.

– Подходи ближе, Гена.

– Я не буду.

Генка пытался говорить низко и твердо, но голос предательски дрожал. «Молодец», – похвалил мозжечок, и Генка заявил почти спокойно.

– Пейте без меня.

Впрочем, гостям не было никакого дела до его переживаний. Грива хохотнул: «Тоже нельзя, Бобер?» Дятел коротко бросил, едва приоткрыв широкий, лягушачий рот:

– Обижаешь, хозяин.

Отдаленная, неясная угроза в интонации Сфинкса явно прозвучала. Иветта быстро взяла один из двух оставшихся стаканов.

– Я начну, Сережа.

– Начни, – согласился Жуков. Он поднял свой стакан.

– Дорогие коллеги! Друзья! – начал маэстро несколько патетически. – Вчера в наши ряды вошел, влился, стал полноправным участником…

– Соучастником, – процедил Дятел, вызвав бурный гогот Гривы.

– Стал полноценным Гномом! – повысил голос главный музыкант. Пробкин замолк, дурашливо ухватив себя свободной пятерней за нижнюю челюсть.

– Геннадий Бобров! – поставил точку Жуков в нужной атмосфере. И продолжил в уже лирическом ключе. – Что я хочу тебе сказать, Гена! Ты способный парень. Отлично освоил гитару. Вчера ты это доказал.

– И душа! У Бобрика чуткая душа! – искренне вставила Иветта.

– Я рад, Гена, – продолжил маэстро, – что не ошибся в тебе. Взял в группу. Одного из десятков претендентов. Довел до выступлений. Мы скоро уйдем…

– Из жизни, – без эмоций обронил Дятел.

– Из школы! Из жизни пусть уходят добровольцы, – небрежно отпарировал Жуков. – Появятся новые гномы. И ты будешь у них лидером, новым маэстро, почему нет. Вполне возможно. Если ты всегда, Гена… во всем… будешь с нами. Сегодня. Завтра. Всегда.

Что-то скрывалось за, вроде бы, такими простыми и лестными словами музыкального авторитета. Но тревога лишь неясно стучалась на уровне мозжечка. Сознание же принимало похвальный тост с большим энтузиазмом.

– За будущего маэстро Геннадия Боброва! – провозгласил Жуков. Стаканы сошлись в середине. Парни быстро осушили до дна. Грива тут же подставил пустой стакан Дятлу, тот налил, и Пробкин повторил, предварительно провозгласив: «За способного Бобра!».

Иветта, чуть пригубив, протянула свой стакан Генке. От девушки хозяин не может его не принять.

– Первый раз, Бобер? – добродушно поинтересовался Грива. – Не торопись. Если не пойдет, ты не все сразу. Оставь на второй заход.

Неожиданно и Сфинкс протянул бутерброд.

– Закуси сразу, Гена.

Левой рукой Генка принимает бутерброд. Правая по-прежнему сжимает стакан, но вверх не поднимается. Компания выжидательно затихла.

– Лей полный, – твердо обратился к ударнику вчерашний дебютант.

Грива весело заржал: «Другое дело. Притворялся, Бобер?» Дятел добавляет вина, Генка продолжает держать стакан неподвижно над столом.

– Полный, говорю!

Со словами: «Наш человек!» невозмутимый Сфинкс доливает доверху.

– Не много, Гена? – тревожится Иветта.

– В самый раз. Для начала, – отрезает Генка. Он чувствует себя свободно и раскрепощенно. Большими глотками, не отрываясь, Генка выпивает стакан до дна. Компания дружно аплодирует. Дятел подает руку, и Генка охотно ее пожимает. Грива заключает «будущего маэстро» в медвежьи объятья, Генка вырывается.

– Иветта!

– Что, Геночка?

– Где твои… «Пару… парашютисты». Будем слушать?

– Обязательно, Геночка. Андрей, поставь, пожалуйста.

Грива быстро находит нужную запись. Звучит темповая музыка. Иветта начинает танцевать, увлекает остальных. Сильно опьяневший хозяин не может держать равновесие. На ровном полу родной комнаты юного гнома кидает, как на небольшом судне в океане при шестибальном шторме. Вскоре Генка тормозит и падает на диван. Глаза слипаются…

Разгулявшимся гномам не до хозяина. Жуков с Дятлом, не чокаясь, потягивают из стаканов вино. Грива облапил Иветту и изображает танец, не двигаясь с места.

– Кончай, Грива! – уловил тонкий слух хозяина протестующий возглас Иветты. Генка с трудом разлепил глаза. В фокусе появилась танцующая пара. Но разве это танец? Левой рукой Грива крепко держит прелестную солистку, а правая бесстыдно гуляет по всему телу. Сзади, спереди…

Генка почти протрезвел. Он резко поднимается, подходит и вырывает Иветту из лап Пробкина. Длинный гитарист не согласен. Он угрожающе предупреждает:

– Исчезни, Бобер, не встревай.

– Ща, Грива его сделает, – лениво предполагает Дятел.

– Бобра надо беречь, – осторожно реагирует Жуков.

Генка решительно смахивает с плеча враждебную руку:

– Она хочет танцевать со мной. А с тобой не хочет.

– Правильно, Геночка, – ласково промурлыкала Иветта.

– Энто мы еще поглядим, кого она хочет! – Грива крепко ухватился за девушку.

– Она пришла ко мне! – тянет в свою сторону Генка.

– Она пришла с нами. Не буди во мне зверя, Бобер.

Грива поднял вверх мощный кулак, удар предотвратил жесткий окрик Жукова:

– Не заводись, Грива!

Кулак разжался в пятерню, и соперники снова ухватились друг за друга.

– Не трогай мою девушку! – заявил вчерашний дебютант.

Грива схохотнул:

– Ты на кого прешь, киндер? Давно по фейсу не получал?.. Кыш под лавку.

– Сам кыш, – не сдавался Генка. – Ты зачем ее… лапами… в моем доме!

Терпение Пробкина иссякло. Он обхватил Генку, приподнял, донес до дивана, бросил как мешок с картошкой.

– Отдыхай, Бобер… мой дом!.. моя девушка!.. Буржуев мы не любим.

– Не уважаем, – разжал тонкие губы мрачный ударник.

Грива направляется к Иветте: «Продолжим, Козочка».

– Не хочу, – отрезала солистка.

– А мы через не хочу… – снова лапает певицу длинный гитарист. Генка пружинисто вскакивает и громко орет, перекрывая «Парашютистов»:

– Всё! Хватит! Убирайтесь!.. Слышь, Жук? Уходите! Все!

Грива отпускает Иветту, смотрит на Жукова. Невозмутимый Сфинкс медленно поднимается со словами: «Перебрал пацан… успокою». Жуков выключает магнитофон. В резко наступившей тишине звучит его голос:

– Чем ты недоволен, Гена?

– Я сказал, уходите. И Гриву-подонка, вообще… видеть не хочу!

Грива и Дятел надвигаются на Генку. Маэстро буквально орет, не щадя талантливых связок: «Стоять!.. Руки!.. Убрали руки!.. Сели!»

У агрессивной пары включились тормоза. Жуков перешел на спокойный тон:

– Сели, говорю. Быстро… Вот так. Сдурели совсем? Мы же друзья. Одна команда. Ну-ка, настроились…

Маэстро берет Генкину гитару, начинает песню. Первым подхватывает мелодию отходчивый Грива, следом начинает постукивать по столу ладонями укрощенный ритмом Дятел. На припеве вступает Иветта. Несколько минут звучит согревающая, сплачивающая, задушевная песня. Жуков написал эту пронзительную мелодию в пятнадцать лет. Он тогда бредил «Битлами», и однажды ночью пришли и стихи, и музыка.

Стихает последний гитарный аккорд. Жуков ласково смотрит на соратников.

– Ну вот, другое дело. Самое время выкурить трубочку дружбы, веселья и любви. Располагаем, Саша?

После общей песни и Дятел бодро отзывается в тон:

– На трубочку наскребем, Сережа.

С этими словами ударник достает из кармана сумки красивую трубку, напоминающую голову Мефистофеля с рожками и бородкой, и небольшой мешочек-кисет. Вынимая по щепотке табак, аккуратно набивает трубку. Внимательнее всех следит за его манипуляциями Иветта. Она даже приговаривала от нетерпения: «Давай, Саша… скорее… все же готово».

Наконец, Сфинкс взял трубку в зубы, чиркнул спичкой, долго раскуривал, зажимая отверстие в голове большим пальцем.

– Сейчас, Бобер, узнаешь в чем радость жизни… исторический момент! – басил Грива. Дятел, сделав несколько полноценных затяжек, протянул трубку Жукову. Маэстро затягивается один раз, передает Иветте. Девушка поспешно, с жадностью курит. Грива длинной рукой вынимает голову черта из ярких, красиво черченных губ. От него Мефистофель попадает опять к ударнику. Потом маэстро, выпустив дым пару раз, вдруг предлагает Генке, молча следящему за процессом «дружбы, веселья и любви»:

– Попробуешь, Гена?

Он дружелюбно тянет руку в сторону хозяина. Генка, однако, упрямо набычившись, мотает головой: «Не курю… и не буду».

Грива весело реагирует:

– Молоток, Бобер! Нам больше достанется.

Музыканты курят по очереди, игнорируя Иветту… Девушка жалобно хнычет: «Моя же очередь». Ударник что-то негромко говорит ей на ухо. Девушка, чуть поколебавшись, кивает и сразу получает Мефистофеля. После нескольких затяжек, она подсаживается к Генке.

– Ну, что пристали к Бобрику… Он такой хороший… не понимает пока кайфа… я тебя научу, малыш. Сначала я… теперь ты… немножко, не бойся, чуть-чуть… вот так… снова я… теперь ты… Тебе приятно? Отдыхай.

Она кладет голову разомлевшего Генки себе на грудь, поглаживает его волосы свободной рукой.

– Сейчас у тебя закружится голова… Сладкое такое головокружение.

Грива подходит к парочке, забирает трубку, возвращается к столу. Троица курит по кругу… Иветта что-то шепчет на ухо Генке, гладит его рукой по щеке, потом жадно целует в губы.

– Ох и вмазал бы я Бобру сейчас, – мечтательно басит Пробкин.

– По разочку надо. Для профилактики, – поддержал Дятел.

– Охренели оба. Зима на носу. Где нас еще примут? На Бобра молиться надо, пылинки сдувать, – гасит их агрессивность Жуков.