Костюм Человека

ПРОВОДНИЦА (коренастая женщина, лет тридцати пяти, в форменном берете, съехавшим на бок, и с круглым «матрёшечным» лицом, раскрасневшимся от картофельного спарринга):

– А я говорю: НЕ ПУЩУ!.. Мужчина!.. Уберите ваш мешок! В конце концов, это не товарный вагон!..

БАТЯ (продолжая напирать мешком на Проводницу):

– Пусти, я тебе говорю! У тебя же вагон полупустой! Да у тебя по вагону «Камаз» картофеля можно распихать… И ещё место для пассажиров останется.

ПРОВОДНИЦА (упираясь в мешок голой коленкой похожей на спелую дыню):

– Ай!.. (больно шаркнув коленкой по грубой мешковине) Мужчина!.. Таня!.. Вызывай милицию!..

МАМАНЯ (оттаскивая Батю от проводницы):

– Стойте!.. Стойте!.. Женщина!.. Не надо милицию! (и шёпотом в сторону Вовки ) Батю отведи куда-нибудь на минутку.

Вовка что-то шепнул Бате, и они вдвоём торопливо пошли в сторону вокзальных ларьков…

А Маманя подошла к Проводнице с ласковой улыбкой… Но взгляд!.. Взгляд её был похож на взгляд голодной только что ощенившейся волчицы. И начала неслышно для зрителя о чём-то разговаривать с упрямой «вагоновожатой», энергично жестикулируя, иногда складывая руки ладошками вместе, как в мольбе… Потом, попыталась что-то положить в руку Проводницы. Рука Проводницы сжалась в кулачок и уверенно отстранилась от мамкиной руки… Мамин кулачок с зажатой в него какой-то бумажкой не сдавался и продолжал преследовать кулачок проводницы, сопротивление которого делалось всё слабее и слабее… Эта игра продолжалась около минуты. И!.. Наконец! Кулачок Мамани, совершив обманный вираж, ловко юркнул в карман кителя на животе Проводницы, что-то там оставил… и торопливо сбежал под защиту своей хозяйки… Туда же, правда с некоторым опозданием, просунулась рука Проводницы… И во время всего дальнейшего разговора пухлые пальчики Проводницы чем-то неторопливо шелестели в обитом синим атласом кармане!.. Проводница мирно кивнула, в знак положительного исхода переговоров с Маманей, и опустила подножку вагона.

МАМАНЯ (обращаясь к возвратившимся Бате с Вовкой):

– Быстро загружайтесь… Скоро отправление…

Вся троица с поклажей прошла в вагон, протискиваясь в узких проходах к Вовкиному купе. Вовка с билетом шёл первый с сумкой через плечо, чемоданом и авоськой с банками. За ним, пыхтя, протискивался в узком коридорчике Батя, с «драгоценным» мешком картошки и замыкала шествие Маманя с корзинкой… Проходя мимо Проводницы, Батя, не удержавшись, бросил в её сторону пару слов в продолжение их недавнего спора.

БАТЯ:

– Вот!.. Сразу нельзя было так!.. По-человечески к людям надо относится!.. По-человеч…

Короткий и уверенный удар мамкиного кулачка по спине прямо промеж Батиных лопаток не дал ему договорить фразу…

Тут же она повернулась к Проводнице, уже вдохнувшей для выдачи достойного ответа на Батин выпад. Сложенные на груди мамкины руки и мольба в глазах смягчили проводницу… и она, тяжело выдохнув, ничего не ответила.

Вскоре весь скарб был распределён по полкам, углам и багажным ящикам Вовкиного купе, в котором действительно ему (по крайней мере «пока») предстояло путешествовать в одиночестве.

АВТОР:

– Вообще-то, Батя был прав… Вернее, отчасти прав… Или!.. Отчасти неправ?!.. Хотя!.. Всё же!.. НЕТ!.. Он был вообще НЕПРАВ!.. И вагон был не просто «полупустой». В вагоне Вовка был ОДИН!.. Этот факт имел несколько объяснений. Но все они сходятся водной меркантильно-финансовой точке. Во-первых, поезд был «Скорым» и «Фирменным», что сразу сильно увеличивало стоимость билетов и отсеивало в «Пригородные» и в «Почтово-багажные» поезда колхозников, возвращающихся в родные сёла после городской ярмарки и многих жителей маленьких, но уютных провинциальных городков, разбросанных вдоль железной дороги по пути из Сибири в Москву. Во-вторых, вагон был купейным, что ещё довольно существенно увеличивало стоимость проезда и отсеивало в плацкартные и общие вагоны большую долю командировочных, студентов и работяг, отправляющихся в Москву на заработки… Вовка попал в это вагон лишь потому, что на «плацкарт» билетов не было. А послезавтра он уже должен был быть в институте… И поэтому Вовкиным родителям ничего не оставалось кроме, как отправить своего любимого студента на учёбу, как говорится, «со всеми удобствами». В общем, ПОВЕЗЛО Вовке!

Вся троица присела «на дорожку». До отправления оставалось ещё минуты три. Помолчали секунд тридцать…

Тихо разговаривают… При этом звуки их голосов как обычно в вагоне поезда перед отправлением, полностью поглощаются облицовкой стен и потолка. От этого тональность разговора получает какой-то приглушённый характер… и голоса собеседников звучат как-то по-волшебному мягко, по-домашнему.

БАТЯ:

– Ты смотри, как доедешь, картошку куда-нибудь в прохладное место поставь. А то…

МАМАНЯ (прерывая Батю, но не повышая голоса и как-то по-доброму).

– Да надоел ты уже со своей картошкой!.. (обращаясь к Вовке) Ты смотри, сумку с деньгами и документами всегда при себе держи! Даже в туалет с ней ходи!.. Слышишь!..

ВОВКА:

– Ладно…

МАМАНЯ (передразнивая Вовку):

– …Ла-а-дно!.. (и легко, по-матерински, толкнула Вовкину вихрастую голову).

БАТЯ:

– Осенью тебе тётя Света из Волгограда сала пришлёт…

МАМАНЯ:

– Позвони, как приедешь.(тяжело вздохнула) Ты уж там с соседями по общежитию постарайся не ссориться.

БАТЯ:

– В обиду себя не давай никому…

Мать опять тяжело вздохнула

ПРОВОДНИЦА(громким звенящим, противным голосом):

– Провожающие!.. Выходим! Отправляемся!..

Мама и Папа бросились обнимать и целовать сына… Вовка пошёл провожать их к выходу, они продолжали одновременно говорить, давая сыну последние наставления.

БАТЯ и МАМАНЯ(вместе):

– Даже в туалет с сумкой!.. Картошку в прохладное место!.. Позвони сразу!.. Тётя Света… сало… В Партию… С соседями…

АВТОР:

– И вот!.. Вовка остался один в купе… За окошком стоят Батя и Маманя… Что-то говорят… Но он их не слышит… Окно не открывается… Батя смахнул слезу… Маманя держится… Она никогда не плачет…

Поезд с лёгким рывком тронулся… И Вовка почувствовал, как в момент этого рывка как будто разорвалась какая-то домашняя мягкая, тёплая шерстяная ниточка, связывающая его с этими людьми. Мать и Отец долго вели его по жизни, заботливо привязав его этой ниточкой к себе… И вот они привели его, как котёнка, к поезду, посадили в купе… И ниточка порвалась… А что дальше?!.. А дальше сам!.. Всё САМ! Каждое решение, принятое им в жизни, будет ТОЛЬКО ЕГО РЕШЕНИЕМ… Каждая ошибка – ТОЛЬКО ЕГО ОШИБКОЙ… И теперь он САМ должен идти по дороге жизни безо всяких ниточек и верёвочек. И такая тоска сжала Вовкино сердце, что он уронил свою голову на ладошки и горько заплакал… «Фирменный» набрал скорость и всё дальше и дальше уносил его от Бати и Мамани, которые всё ещё стояли на перроне… Он сидел один в пустом вагоне поезда… Сидел и плакал… И как же одиноко ему было в эту минуту…

– Бутуп-бутуп, бутуп-бутуп – настукивали колёса…

– Бу-туп, бу-туп, бу-туп, – вторило им Вовкино сердце…

ПРОВОДНИЦА (зашла без стука в купе с постелью в одной руке и чаем в мельхиоровом подстаканнике в другой):

– Да ты не переживай!.. Приедешь в Москву, знаешь, какая интересная жизнь у тебя начнётся!.. Так что не плач! Всё у тебя будет хорошо!..

ВОВКА (поняв, что проводница застала его в момент минутной слабости):

– А я и не плачу… С чего вы взяли!.. Вовсе я не плакал!..

ПРОВОДНИЦА (скрывая добрую улыбку):

– Конечно, не плакал! Я и не говорила, что кто-то плакал!.. (уходит, выложив на стол перед Вовкой из кармана белого передника ещё парочку сахарных кубиков и ржаную печенюшку).

АВТОР:

– Бутуп-бутуп, бутуп-бутуп -, стучали колёса…

– Бу-туп, бу-туп, бу-туп, – отвечало Вовкино сердце…

Яичко, отварная курочка и солёный огурчик окончательно подняли ему настроение.

Вовка лёг на верхнюю полку (хотя мог выбрать любую полку и любое купе вагона). За окнами уже стемнело… Он смотрел в окно… Огромная полная луна сопровождала поезд, не отставая и не обгоняя его… В какой-то миг Вовке показалось, что в лесу рядом с путями сверкнули глаза какого-то животного… Прогрохотал встречный поезд… Сверкнули огни придорожной ветхой деревеньки… Свет фар на переездах… Лампа в будке стрелочника…

…И...

И он уснул! И снилась ему Москва… Он в институте, на лекции… И почему-то рядом с ним… стоит… Мешок картошки… Смена картинки… Он ходит по институту из аудитории в аудиторию, не расставаясь со своим мешком… Что-то ищет… Зашёл в какую-то комнату… Там сидят люди почему-то в военной форме… Молчат… Он с мешком стоит посреди комнаты… Все строго и вопросительно смотрят на него… Он не может набраться сил, чтобы задать главный вопрос… И тут он понимает, что не помнит какой же вопрос главный… и… вообще, зачем он здесь… да и где это «ЗДЕСЬ»?!.. Но,неожиданно ситуацию спасает… МЕШОК!.. Мешок, вдруг ожил, немного по-стариковски покряхтел…, по-солдатски оправился, хрустнув картофельными внутренностями…, откашлялся, отчего в комнате запахло молодым картофелем и вежливым голосом, немного картавя, спросил:«Пкрошу пкрощения, тут мой дгруг интехресуется,– и неожиданно, перестав картавить,чётко и уверенно закончил фразу, – СКАЖИТЕ, А ЗДЕСЬ В ПАРТИЮ ПРИНИМАЮТ?!»

КОНЕЦ

ЗАНАВЕС

Глава 3

– …Занавес… Когда откроют занавес, я увижу только самый край сцены!.. М-да!.. Угораздило же меня достать билет на такое неудобное место… И стоило ли ради этой контрамарки целую неделю «корячиться», разбирая архив «Большого», – так рассуждал молодой Студент – Театрал, попавший впервые в жизни в «Большой Театр»… Со своего места, находящегося в максимально верхней и в максимально правой точке зрительного зала, он видел (да и то, если при этом стоял) только оркестровую яму и совсем незначительную часть сцены…

Это был молодой человек лет двадцати. Одет он был в достаточно неплохой серый костюм «тройка», правда рукава пиджака и рубашки были ему несколько коротковаты… Из рукавов сантиметра на два торчали его белые узкие запястья, на которых, будто на шарнирах, болтались как у Буратино, огромные ручищи… Смотрелось это несколько несуразно и даже, можно сказать, как-то «по-клоунски». На шее у молодого человека красовалась огромная фиолетовая бабочка. Ну и, наконец, копна тёмно-русых волос на его голове, напоминающая ёршик трубочиста, нос картошкой и бровки «домиком» окончательно завершали его комический образ.

Молодой человек, уже давно привык, что его вид часто вызывал улыбки у окружающих. Но он не видел в этом ничего дурного, и совсем не обижался. Ведь это были ДОБРЫЕ улыбки. А разве можно обижаться на доброту?!..

Милый мой Читатель. Пока музыканты оркестра продувают мундштуки, подтягивают струны и смазывают канифолью смычки, а зрители занимают места в зале, листая либретто и откашливаясь, я предлагаю тебе сделать ещё один шаг в сторону более обстоятельного знакомства с главным героем нашего повествования и плеснуть в сосуд понимания его образа ещё немного ингредиентов…

Да!.. Да!.. Я уже чувствую, как Ты, мой дорогой Читатель, хватаешь меня за рукав и придерживаешь, не давая уйти в нескончаемые описательные дебри! Постараюсь покороче!..

Итак!.. Молодого человека звали Владимир. Был он студентом одного из Московских технических вузов. Учился он достаточно прилежно… Настолько прилежно, что даже получал повышенную стипендию. Благодаря этому ему удалось скопить небольшую сумму на довольно неплохой, почти не ношенный костюм-«тройку», пусть немного не по росту, но в нём уже можно было идти в Театр.

…А Театр Владимир обожал.

Обожал… Ну, прямо по – Белинскому!

А именно: Всеми фибрами своей души.

Его любовь к Театру была, можно сказать, ВСЕПОГЛАЩАЮЩЕЙ. Всё своё свободное время он отдавал занятиям в студенческом Театре. И если бы он с треском не провалился на первом же туре при поступлении во ВГИК[i], то, не раздумывая изменил бы свою судьбу и бросил свой технический ВУЗ, на третьем курсе которого он в то время учился.

Он не пропускал ни одной более или менее значимой премьеры во всех Московских театрах… Ради вожделенной контрамарки он мыл полы в театральных подсобках, разбирал архивы с объеденными мышами сценариями, подметал близлежащую территорию. И!.. Участвовал в «Ломках»…

ЛомкаОчеркИз жизни студентов конца восьмидесятых годов

…Ломка!..

Это словечко прочно входило в жаргон студентов конца восьмидесятых годов… Я попытаюсь тебе, мой Друг, вкратце объяснить смысл этого необычного понятия.

Для того, чтобы купить билеты на какой-либо модный спектакль в те времена необходимо было совпадение нескольких факторов.

Во-первых, нужно было быть у окошка театральной кассы уже в момент её открытия, что проблематично, ибо студенческие общежития, как правило, находились далеко от центра Москвы, а метро открывалось только в полшестого. В то время как некоторые кассы начинали работать с семи часов утра.

Во-вторых, нужно было быть у кассы вместе с председателем студенческого профсоюзного комитета, который имел право покупать билеты, что называется оптом (сразу партию билетов, в несколько театров), и, к тому же, существовала специальная, профсоюзная бронь, на которую мог претендовать этот профкомовский студенческий благодетель…

И, наконец, в-третьих, нужно было иметь прочную одежду с «намертво» пришитыми пуговицами, и быть при всём при этом ещё и физически развитым человеком…

Итак!.. Как это работало?..

В определённый день, Владимир с друзьями договаривались со студентами МИИГА (Московского института инженеров гражданской авиации), общежитие которого стояло по соседству с общежитием МАТИ (Московского авиационного технологического института), института, в котором учился Владимир… Набирали компанию человек десять – пятнадцать и добирались на последнем поезде Метро до центра Москвы (а их общежития находились в районе конечной станции «Речной вокзал», что на зелёной ветке). Затем они ночевали на площадке в одном из подъездов элитных домов, которые в те времена не закрывались на ночь. А площадки в этих домах, по советским меркам, были просто огромными. Они раскладывали прямо на полу очень прочные форменные синие шинели «Миигашников», спали на них часов до пяти и рано утром шли к ближайшим театральным кассам, которые, как правило, находились в подземных переходах… Около кассы к этому времени уже стояла парочка таких же, как у них групп со своими «профкомовцами»…

И начиналась непосредственно «Ломка»!..

Каждая группа, выстроившись в плотную фалангу (нечто вроде шведской «свиньи»[ii]) медленно, пытаясь оттеснить соперников, начинала пропихивать своего представителя к окошку кассы. Причём, происходило это без агрессии. Каменные ничего не выражающие лица… В абсолютном молчании… Без рукоприкладства… Давка была жуткая. Но, при этом всё это происходило в абсолютной тишине, которая изредка нарушалась звуком оторванного рукава чьего-нибудь плаща или треском отлетевшей пуговицы… Во всём этом действии уже было что-то «театральное»…, происходящее походило на какой-то сюрреалистический фарс или зловещую, абсурдную, парадоксальную буффонаду…

И вот, когда окошко кассы открывалось, то первый профсоюзный счастливец снимал «сливки» из билетов в самые знаменитые столичные театры. Второму профкомовцу доставались билеты «поскромнее», ну и, наконец, третий получал то, что оставалось от первых двух.

***

В общем, способов попадания студентов на популярные спектакли модных Московских театров было множество…

Но мы отвлеклись, Читатель… Возвращаемся в театр, к нашему герою! Я слышу уже второй звонок, нужно поторопиться, ведь нам с тобой ещё нужно добежать до самого верхнего этажа «Большого театра».

Место Владимира находилось на балконе под самым потолком театра, на самом правом краю четвёртого яруса… Даже знаменитая люстра «Большого» висела ниже этого яруса… И поэтому Владимир, недолго думая, попросту лёг грудью на широкий бордюр своего балкона так, чтобы в зоне его видимости была вся оркестровая яма. В бинокль, который он зачем-то взял на входе вместе с либретто, он мог разглядеть листы с нотами на пюпитрах музыкантов, баночки с канифолью, блестящую заколку на голове женщины с виолончелью и залысину на седой голове дирижёра, который уже подходил к своему пульту под аплодисменты зрителей и оркестра.

…Тсссс!.. Тихо!.. Дорогой Читатель!.. Ни звука!.. Не будем отвлекать нашего героя от чуда, которое сейчас произойдёт…, от волшебства, ради понимания которого и писалась эта глава нашего повествования…

Дирижёр расположился около пульта… Повернулся к зрителям… Лёгкий поклон… Повернулся к музыкантам… Взял в правую руку палочку, постучал ею по краешку пульта, как будто проверяя её на прочность…, пальцы же левой руки соединил так, будто держал в них щепотку соли… Развёл руки немного в стороны…

И!..

Замер!..

И ВСЁ вокруг замерло!.. Казалось, музыканты, зрители и женщина контролёр, сидящая на табуретке у плотно зашторенного входа… ВСЕ! Остановили дыхание на вдохе и перестали дышать… Взмах рук!..

…И!..

В какой-то момент Владимиру показалось, что его подбросило над залом. И он словно лёгкое пёрышко, подхваченное потоками музыки, завис над оркестром.

Музыканты играли увертюру…

Всё, что до этого Владимир называл музыкой, перестало существовать… В некоторые кульминационные моменты, когда весь оркестр в полном составе брал потрясающий по красоте аккорд, Владимира словно выдавливало в параллельное измерение… Прекрасное!.. Сказочное измерение!.. Измерение, в котором все счастливы!.. И радостная музыка звучит в каждой человеческой душе!

***

Дорогой Читатель!.. Не будем мешать Владимиру наслаждаться увертюрой в исполнении потрясающих музыкантов «Большого Театра». Оставим его наедине с прекрасной музыкой.

Выйдем в фойе!

Я угощу тебя чашечкой ароматного кофе, который, к слову сказать, в буфете «Большого» варят просто превосходный. Поболтаем!..

Ты знаешь!.. Как-то я смотрел на телеканале «Культура» интервью с одним достаточно известным итальянским композитором. И на вопрос: «Что вы считаете самой большой проблемой в популяризации классической музыки?» он ответил, что Мировую музыку губит МП3[iii]формат…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.