Холодный Дом

Сегодня стало совсем холодно. Окно уже начало покрываться льдом по краям. Если так пойдёт дальше, скоро все окна замёрзнут, и всякая связь с внешним миром прервётся окончательно. Тоненький слой снежной краски покроет холст стекла и отгородит две вселенные друг от друга.

Ольга услышала, как мать зовёт её. Она продолжала сидеть в надежде, что ничего срочного не случилось, и матери скоро надоест её звать: Ольге совершенно не хотелось отрывать взгляда от зелени потустороннего мира. Но мать всё звала и звала, и Ольге ничего не оставалось, как соскочить с подоконника, оставив после себя только отпечатки лба и левой ладони на холодном стекле.

Раиса с самого утра была не в настроении. Как говорится, встала не с той ноги, хотя какая нога была для неё той самой – загадка. Вчерашний день был катастрофическим: все вокруг только и думали, как его испоганить, и у них это успешно выходило. Даже дочь! Ах, на Ольгу Раиса сетовала больше всего. Понятно – муж, от него она уже давно ничего хорошего не ждёт, он будто для того только и существует, чтобы портить ей жизнь. Про соседей и говорить нечего: этим за радость насладиться чужим несчастьем. Со свекровью тоже всё понятно, на то она и свекровь, чтобы кровь её пить. Все они заодно, все хотят её изжить. Но от дочери Раиса такой подлости не ожидала: так её подставить! Вся в отца, негодяйка. Ещё и с этим мальчишкой соседским связалась. Да, всё началось с того момента, как она к этому затворнику начала ходить. Чем они там только с этим умником занимаются. Нужно прервать эту порочную связь. Обязательно, непременно. Кто знает, какими пакостями они занимаются. Да, нужно запретить им общаться. Но как это сделать? Девчонка-то непослушная егоза, только наперекор пойдёт, если прямо запретить, а целый день она за ней следить не может. Но об этом Раиса решила подумать позже. Сейчас были дела поважнее: Раиса всё утро думала, как наказать глупую девчонку за непослушание. Целое утро у неё ушло на эти размышления. Пока наконец на неё не снизошло озарение: раз девчонка напортачила с пирожками, пусть она новые и приготовит. Пусть узнает, как это тяжело, какой это нелёгкий труд. И так её распустила, слишком много воли дала, оттого и все беды, нужно было держать её в ежовых рукавицах. Ничего, она ей покажет. Она всем покажет. Думают, можно над ней издеваться, думают, можно её унижать, оскорблять. Он покажет свои зубы, всем им.

Раиса позвала дочь: раз, другой, третий… Вскоре девчонка явилась, явно выражая недовольство. Это ещё больше взбесило мать, и она сразу же перешла на повышенные тона. Но Ольга на удивление спокойно приняла наказание, даже как будто заинтересовано, что насторожило Раису, и она не получила полного удовлетворения от воплощения наказания в жизнь.

А Ольга и вправду была заинтересована. Отчего-то ей полюбились матушкины пирожки и ей хотелось научиться их готовить. И непросто научиться ради того, чтобы уметь – Ольге хотелось, чтобы именно мать её этому научила, дочь хотела что-то перенять от неё, и таким образом почувствовать родство или хотя бы родственность. Ольге казалось, что так может найтись давно потерянная связь: возможно, за общим делом они смогут прийти к пониманию друг друга, хоть немного сблизиться.

Но никто из них не получил желаемого. Мать, как ни ворчала и ни ругалась, не почувствовала удовлетворения от наказания. А дочь, хоть и научилась печь пирожки, но толи из-за пассивно-агрессивной (а то и активно-агрессивной) атмосферы, толи по другим причина, так и не смогла почувствовать никакой связи. И даже включенная печь не смогла растопить лёд родственных сердец. Только ближе к концу наказания, когда мать просто-напросто устала сердиться и немного смягчилась, как будто промелькнула искорка былой нежности, как это было в далёком детстве. Но момент уже был беспощадно упущен. Каково это чувствовать себя сиротой при живых родителях? Каково это чувствовать себя бездетным при живом ребёнке? У одиночества много воплощений. И эти – одни из самых ужасных. Хотя многие могут и не согласиться и назовут своё собственное воплощение одиночества самым ужасающим.

Мать благодушно позволила дочери взять несколько пирожков и съесть их тут же, при ней, чтобы они не попали в чужой рот. Ещё пара пирожков была оставлена для Бабушки. Один был положен в блюдечко на серванте – подношение для домового. Остальные мать сложила в кастрюльку и унесла с кухни прочь, дабы избежать на них очередного покушения. Ольге же было поручено убраться и помыть посуду. Она, как и все, небрежно относилась к уборке общественного места (если другим не нужно, то зачем ей?), сейчас же она совсем всё делала впопыхах: ей не терпелось похвастаться перед Матвеем пирожками, приготовленными своими руками. Конечно же Ольге удалось припрятать незаметно от материнских глаз парочку пирожков для своего друга.

Но сначала нужно было ещё занести посылку Бабушке. Ольга летела на крыльях воодушевления сквозь извилистые лабиринты коридоров, пока не наткнулась на человека, которого сейчас (да в прочем всегда) хотела видеть меньше всего: Младшего Ивана, брата Матвея. Он был ей противен своими ужимками, комплиментами, намёками, тем, что, как и его отец, вечно пытался её коснуться, ущипнуть – любыми способами потрогать.

– Куда спешишь, красавица? – Младший схватил Ольгу за руку.

– К Бабушке нужно, – Ольга попыталась вырваться, но куда ей было сдюжить супротив этакого богатыря, весившего в два раза больше неё.

– Ничего, подождёт, никуда она не уедет, – рассмеялся Младший.

«Вот уж кто родственные связи точно не потерял, яблоко от яблони, как говорится», – подумалось Ольге.

– Ну куда ты вырываешься, Олечка, давай поговорим.

– Ольга я, не Олечка.

– Ну пусть будет Ольга. Не сердись. Дай слово сказать. Ох, какая ты сегодня красивая.

– Пусти меня.

– А дашь слово, что не убежишь?

– Конечно.

Прежде чем отпустить, Младший притянул Ольгу поближе к себе и как бы ненароком коснулся её бедра. Ольга молча стерпела, но как только обрела свободу, мгновенно бросилась к двери, нарушив своё слово. Ольга об этом не жалела, было, конечно, неприятно, но «с волкам жить по волчьи выть»: этот дурак её бы вечность продержал, если бы она ему не соврала. Забавно, что он всегда верит данному слову. Как будто рудименты какого-то загадочного кодекса не позволяют ему не поверить. Он и сам каждый раз, когда даёт слово, искренне верит, что сдержит его, ибо так будет по чести. Правда, из-за плохой памяти он зачастую забывает о данном слове, но это уже нюансы.