Жилец

скачать книгу бесплатно


– Нет такое впервые, но ты не волнуйся, я откуда-то знаю, что сейчас все пройдет.

Дод молча внимательно смотрел на меня и, докурив очередную папиросу, спросил:

– Ты кому-то кроме меня такие произведения читал?

– Нет, ты первый.

– Я думаю, что эти стихи адресованы только тебе одному, зачем я не знаю, но думаю, что ты впредь вообще не должен их никому читать.

Дод опять закурил. Я обессиленный сидел, прижавшись спиной к теплой поверхности старого террикона. Самочувствие быстро улучшалось. Я встал на ноги и стоял слегка покачиваясь.

– Саша, а ты сам стихи пишешь? – спросил Дод.

– Нет! – растерявшись от неожиданности, ответил я, а затем уточнил: – Иногда сочиняю, но не записываю, даже вслух не произношу.

– Это все равно, прочти что-нибудь.

– Нет, не сегодня, потом, – и извиняясь за резкость, я добавил, – еще немного кружится голова и на ум ничего не приходит.

– Ну ладно, потом, значит потом. Пора спускаться, так можно и на автобус опоздать.

На темном небе появились первые звезды.

– Сочиняю ли я стихи, почему ты об этом спросил? После непродолжительного молчания поинтересовался я.

– Хочу понять, почему ты. Что в тебе такого, почему на тебя пал выбор?

– Что за выбор?

– Я сам толком не понимаю, но чувствую, а чувство – это же не ум, его не обманешь. Ладно, пусть жизнь все расставит по местам и как пела Анна Герман: «Надо только выучиться ждать!». Выучиться ждать – банальная, но, по сути, очень важная мысль, мало кто умеет по-настоящему ждать, особенно в наше время, когда: «Подавайте сейчас и все сразу». Нет, врешь, так ничего стоящего не получится. Учись, Сашок, ждать, научишься и жизнь тебе воздаст сполна, – заплетающимся языком окончил Давид свою сентенцию.

Автобус уже стоял на остановке, светился всеми окнами и как только Давид вскарабкался по ступенькам в салон, заурчал, захлопнул двери и уехал. Складывалось впечатление, что он специально каждый вечер ждет именно Давида, к тому же в салоне, кроме него, не было никого.

* * *

Отца своего я не помню. Когда была маленькая, помнила, а потом забыла, хотя помню себя лет с четырех, мы тогда жили в шахтерском поселке, а рядом возвышалась огромная гора, которая постоянно дымила. Дым имел резкий запах, как потом я узнала, это был запах горящей серы и еще время от времени по горе катились вниз огромные камни. Гора росла и постепенно подвигалась в сторону поселка, и когда она подступала настолько близко, что катящиеся по ней камни почти достигали домов (это я их так сейчас называю, раньше их называли по-разному: конура, хибара и еще как-то, я уже не помню) эти дома либо переносили в безопасное место, либо просто бросали. Я это знаю, потому что немного помню, как переносили наш дом, тогда еще был жив мой отец. А потом отца не стало. Я несколько дней жила у родственников, а когда вернулась, его уже не было. Мама еще долго носила черное платье и черный платок.

После, когда я стала старше, мне рассказали, что произошло.

Итак, по порядку. Отец приехал сюда на заработки откуда-то то ли из Курской, то ли Орловской области, устроился на шахту запальщиком, так шахтеры называли подрывников. Работал хорошо и зарабатывал немало, но почти все пропивал, каждый раз после получки несколько дней пил беспробудно. В это время у него было много «друзей», он всех их угощал. Эти друзья по пьянке часто дрались между собой, а инициатором драк почти всегда бал мой отец. Звали его Леонид, но это по паспорту, а так его все называли Ленькой и у него была кличка Баламут. Так и звали – Ленька Баламут, личность в то время известная на поселке, да и на шахте. Обычно еще до окончания запоя у него наступала депрессия – он жаловался на судьбу, что его никто не понимает и он никому не нужен, при этом часто «пытался» покончить с собой. Это были попытки вскрытия вен, но, как правило, он резал ножом руки совсем не в тех местах, где были вены, а еще он вешался, но всякий раз неудачно, то падал с табурета и по пьянке не мог подняться, то веревка обрывалась, или еще по каким причинам, но самоубийства не получались. Как он познакомился с мамой и как у них все сложилось, мне неизвестно, но я знаю, что незадолго до моего рождения отец со своими друзьями за несколько дней построил на краю поселка немаленькую по тем меркам лачугу с перегородкой и печкой.

Стали они с мамой там жить-поживать и меня ожидать, а потом родилась я. Отца как подменили, он не то, чтобы совсем бросил пить, нет, пил, но гораздо меньше и без загулов. Прошла пара лет и все вернулось как прежде, отец пил по-прежнему и так же пьяный буянил, но добавились к этому еще и скандалы с мамой, которые заканчивались тем, что он обиженный уходил в общежитие, из которого не выписывался (кстати они с мамой не были расписаны), жил там несколько дней, а потом смущенный возвращался домой. Вернулись его «самоубийства» только всякий раз перед ними он находил меня, обнимал, обливался слезами, говорил, что он уходит навсегда и целовал на прощание. Я, маленькая, не понимала, что происходит, почему папа плачет и перепуганная ревела сама. Так было несколько раз, потом меня мама загодя отводила к знакомым, а когда все затихало, возвращала назад.

Однажды, не найдя меня для очередного прощания, разгневанный отец обмотал себя взрывчаткой, которую он зачем-то принес с работы и со словами «Я вам всем покажу!» взорвал себя посреди двора, так мы остались с мамой вдвоем. На тот момент мама, как большинство шахтерских жен с маленькими детьми, нигде не работала, никакой специальности у нее не было и особых сбережений тоже не было, а те, что были, быстро закончились. От безысходности мама стала пить, часто оставляла меня дома одну и случалось забывала обо мне. Тогда сердобольные соседки забирали зареванную меня к себе и понемногу подкармливали. Со временем мама образумилась, нашла для себя занятие, которое приносило определенный доход, пусть не очень большой, но стабильный. А начала она работать на терриконе. Смысл этой работы, как я потом узнала, состоял в следующем. Действующий террикон постоянно растет, а происходит это так: на самую верхушку террикона проложены рельсы и по этим рельсам на специальных тележках вывозят шахтную породу, которую вынуждены добывать вместе с углем, с породой в тележки попадает сросшийся с ней уголь, части отработанной деревянной крепи и прочий хлам.

Так вот, наверху террикона тележки опрокидываются и их содержимое скатывается вниз, но не все это докатывается до основания, часть остается на склонах террикона и там его перебирают люди, которые делают это нелегально, выбирают все, что можно продать, сортируют и складывают у подножия террикона в определенных местах, отдельными кучами. В основном это уголь, дрова и камень-песчаник.

Работа эта не только тяжелая, но еще и опасная. Тележки вывозятся партиями с небольшими интервалами, вот в эти промежутки и происходит работа на терриконе, иначе нельзя, велик риск попасть под летящие глыбы, а тогда уж как повезет.

Уголь и дрова покупались на топку печей, а камень-песчаник – для постройки фундаментов домов, подвалов и стен. Все это продавалось по приемлемым ценам и пользовалось спросом. Нужно сказать, этот бизнес имел очень строгие, хотя и неписаные правила. Например, просто так взять и заняться им нельзя, не позволят, в лучшем случае новичка просто прогонят, а если кто-то от безысходности всё-таки захочет работать на терриконе, максимум, на что он может рассчитывать, – это работать на кого-то по найму, по договоренности. Работодатель, у нас их называли барыгами, в конце дня принимает у работника результаты его труда, ведет учет и рассчитывается с ним, другими словами, эксплуатирует этого рабочего. Чаще всего работодатель рассчитывался самой ходовой валютой, – самогоном и к нему чем-нибудь закусить. Основная масса работала за такую оплату, реже работали за деньги. Я была совсем маленькая и не знаю, как и за что мама стала барыгой, но ею она была долго, пока действовал террикон. Вечером к нам в дом приходили мамины работники для расчёта, они вместе со мной сидели в передней комнате и по очереди заходили за перегородку в другую комнату, там, собственно, и происходил расчет. Оттуда работники выходили чаще всего довольными, мама платила справедливо, но иногда и со скандалами, но это бывало редко. Я всех их знала, и они были очень разные. Кто-то сидел молча, ждал своей очереди, кто-то рассказывал разные истории, а в основном все обсуждали прошедший день, как работалось, или делились планами на вечер. Среди них был один парень, который стал частью моей жизни, причем значительной частью, звали его Сашей. Я каждый день ждала вечера, чтобы, забраться с ногами ему на колени и рассказать свои накопившиеся за день детские новости. Саша всегда очень внимательно меня слушал, кивал головой, задавал вопросы, а когда я выговаривалась, рассказывал мне сказки, или читал стихи, я мало что в них понимала, но слушала с открытым ртом, их музыка уносила мое детское воображение в фантастические края, где все красиво, всегда тепло и светло и мама там никуда не уходила от меня и всегда была трезвая. Я обычно крепко прижималась к Саше, закрывала глаза и под звуки его голоса у меня перед глазами возникали различные картины. Часто я так и засыпала у него на руках. Картины были яркие и красивые, совершенно не похожие друг на друга и прошествии стольких лет я не могу их вспомнить, но общее у них было то, что там присутствовал Саша.

Одну из картин я видела часто, она даже снилась мне несколько раз, в этом сне мы с Сашей летели по небу, солнце садилось за горизонт, небо играло различными красками, было тепло и тихо. Откуда-то звучала красивая музыка. Саша держал меня за руку, а другой как бы дирижировал невидимым оркестром. Радость заполняла меня, хотелось от восторга петь и плакать.

Со временем эти видения прекратились, и я никогда больше не испытывала такого состояния, наверное, это было мое детское счастье.

Обычно, когда наступала Сашина очередь, он прощался со мной, уходил в другую комнату, был там недолго, возвращался смущенным, с красными щеками, и быстро уходил из дома, помахав рукой на прощание. Оттого, что он уходил, у меня портилось настроение и я часто плакала, а потом ждала следующего вечера, чтобы встретиться с ним, и он всегда приходил, но однажды я напрасно прождала целый вечер, он не появился и, как потом оказалось, ушел навсегда. Через несколько лет мы с ним встретились, но это уже другая история.

* * *

Тот день начинался как обычно. Фура возвращалась с грузом, ребята сменяли друг друга и к концу дня, когда большая часть пути была пройдена, как всегда неожиданно забарахлил движок, похоже, забился топливный фильтр, а может нет в любом случае разобраться со всем эти ночью на трассе с таким-то грузом было проблематично пришлось останавливаться на ночевку. Кое-как машина съехала в знакомом месте с трассы и, проехав по пролеску несколько километров, остановилась на опушке.

Пока Марина готовила ужин, а это были бутерброды и сваренный на газовой плите чай, Виктор поставил палатку для Марины и занялся осмотром двигателя. Тем временем Андрей бесшумно скрылся в лесу, обследовал местность вокруг их стоянки. Конечно, острой необходимости в этом не было, но военное прошлое братьев давало себя знать. Виктор довольно быстро нашел неисправность и вместе с подоспевшим Андреем произвели необходимый ремонт. Была глубокая ночь. Поужинали. Можно было продолжить движение, но решили расположиться на ночлег.

Марина залезла в спальник, с удовольствием вытянулась во весь рост и быстро уснула. Мужчины установили между собой очередность дежурств.

Утром, после завтрака, на обследование местности так же бесшумно исчез Виктор. До передачи товара оставалось несколько десятков километров и пара часов. В оговоренном месте их должен будет ждать заказчик. По отработанной схеме он должен был обеспечить перегрузку товара в свой транспорт, проверить его соответствие документам и расплатиться. Так всегда было с постоянными партнерами, но на этот раз заказчик был новым и со слов Хозяина – от него можно ожидать всего.

Андрей, как начальник штаба в военном прошлом, предложил план действий на крайний случай, т.е., если возникнет конфликт и он перейдет в фазу боевых действий, а исходил из того, что численный перевес наверняка будет в пользу заказчика, поэтому в плане он отвел значительную роль Марине. Она должна была изображать из себя современную дурочку с куриными мозгами, и всем своим видом вызывать к себе снисходительное отношение. Другими словами, противоположная сторона не должна ее принимать всерьез, а тем более опасаться. В случае заварушки, учитывая ее решающее действие в разборке с Кругляком, Марина должна будет сыграть роль джокера, но это на самый крайний случай.

Чтобы блокировать элементарное кидалово требовалась предельная осторожность, и по плану процесс должен начаться с денежного расчета, а потом – передача товара и разъезд.

Марина долго возилась в палатке, и когда выбралась из нее ребята застыли от удивления: перед ними стояла ярко накрашенная блондинка с длинными черными ресницами, в короткой облегающей юбке и глубоко декольтированной майке с абстрактным рисунком, изображающим, похоже, не иначе, как конец света. На ногах красовались босоножки на высоких каблуках, на пальцах рук сверкали перстни и кольца, а завершали их длинные разукрашенные ногти. Через плечо был перекинут тонкий ремешок маленькой сумочки цилиндрической формы, в которую можно было поместить разве что пачку сигарет и зажигалку. Выражение лица блондинки было недовольно-капризным. Такое создание можно было встретить где-нибудь в ночном клубе или возле него, но никак не в глухом лесу на трассе.

– Ну шо скажете, пацаны? – Марина, развязно покачала бедрами.

Андрей с Виктором придирчиво осмотрели новоявленную блондинку.

– Сигареты взяла?

– Обижаешь, начальник!

– Покажи.

Марина с подчеркнутой пренебрежительностью достала из сумочки запечатанную пачку сигарет. Андрей вскрыл пачку достал несколько сигарет и выбросил их в догорающий костер, остальное вернул Марине.

– Вопросов нет!

Мужчины быстро свернули лагерь, Виктор обошел стоянку. Все было в порядке.

– Ну, можно ехать.

Несмотря на то, что уже давно наступило утро, субботняя трасса была пустой и ехать по ней было легко и приятно. Через полчаса езды, за очередным поворотом показался стоящий на обочине черный «Порше Кайен», рядом с ним стоял мужчина в белом летнем костюме, в черной рубашке и черной шляпе. Пуговицы на пиджаке и рубашке золотом блестели под солнцем, скорее всего, они и были золотыми. Увидев эту голливудскую картину, Марина невольно улыбнулась: «Нелепо, но работает».

– Приехали! Витя, объезжай и тормози. Ждем. – Распорядился Андрей

Мужчина в шляпе, демонстративно не торопясь, подошел к кабине и, ни к кому не обращаясь, произнес:

– Для вас я – Барон. С кем мне тереть?

– Груз в поряде, – ответил Андрей, давая понять, что он в машине главный.

– Поедешь за мной, – обращаясь непосредственно к Андрею, как бы нехотя проговорил Барон, – метров через сто свернем с трассы, а через пять километров будет старая ферма, там и поработаем.

Действительно, у старого, полуразрушенного строения стоял большой грузовик с тентом, в кабине которого сидел водитель, возле машины стояла группа из четырех человек, очевидно, грузчики. Андрей и Виктор молча оценивали обстановку.

– Судя по внешнему виду, грузчики не в теме, так, наемные работяги, поэтому если что и начнется, то скорее всего после их отъезда. Лишние свидетели ни к чему.

–Тогда останется Барон и те, что сидят в «Порше», а их там не более четырех человек вместе с водителем, итого – пятеро, – вслух произнес Виктор. – Ну что ж, пора начинать.

Из автомобиля вышел Барон. Андрей направился ему навстречу, они о чем-то переговорили, затем Андрей повернулся к фуре, махнул рукой приглашающим жестом и под его управлением Виктор подогнал фуру задним бортом почти вплотную к грузовику, выключил двигатель, но остался в машине. Дверь кабины открылась и из нее появилась Марина. Вид блондинки в короткой юбке, неловко спускающейся по ступенькам лицом к машине, привлек внимание мужчин, они заулыбались, а двое поспешили к ней на помощь. Небрежной походкой Марина подошла к Андрею с Бароном и, направив указательный палец в разрез майки на своей груди по кукольному хлопая накрашенными ресницами, с серьезным выражением лица наигранно капризным голосом произнесла:

– Приветики! Я Марина, но Буся зовет меня Лясик, – и, обращаясь к Барону, с наивно-глупой улыбкой добавила: – И ты тоже так можешь меня звать.

– Это что ты за блядь привез? – громко обратился к Андрею возмущенный Барон.

– Не обращай внимания на ее вид, на самом деле отличный специалист, к тому же ходячий калькулятор ее поставил хозяин груза, тот самый Буся. Она, кстати, будет передавать тебе товар по документам, это ее дело, так что еще раз говорю, не обращай внимания.

– Какое ее дело? Дело как мне дать, или как у меня взять? Что это за херня, бабы еще тут не хватало! – продолжал возмущаться Барон, но, похоже, он подумав вынужденно смирился

Марина достала из сумочки сигарету и, жеманно держа ее в своих длинных пальцах, молча ожидающе посмотрела на Барона. Не скрывая недовольства, Барон достал из кармана зажигалку, щелкнул и протянул ее девушке. Марина прикурила сигарету и выпустив тонкой струйкой дым, наигранным детским голосом спросила у Барона:

–Ты кто, хач или азер?

– Цыган. – не скрывая недовольства, пробормотал Барон.

– Ой, как интересно! Мой Буся говорит, что азеры и хачи, черножопые, а про цыган он ничего не говорил, вот интересно, а ты тоже черножопый? – наивно поинтересовалась блондинка.

– Что ты сказала?! Гневно рванулся к ней Барон, но его перехватил Андрей, – да я тебя, блядь, за такие слова…

– Ой! Ну что тут такого, я же не сказала, что ты черножопый, я просто спросила, а это не одно и то же, как говорит Буся: «Это большая разница, как у Лясика задница».

Марина засмеялась своей шутке, повернулась к Барону спиной и слегка нагнулась.

– Вот видишь, на самом деле моя жопа не такая уж большая, но красивая, а ты, глупенький, завелся, а будешь обзываться, я скажу Бусе, что ты меня за сиськи трогал, а Буся говорит, что если меня кто-нибудь будет лапать, он тому яйца оторвет, или глаз на жопу натянет. Марина опять засмеялась и видя гневное выражение багрового лица Барона успокаивающе добавила:

– Да ты не бойся, я думаю, это он так шутит, хотя....

Злость в глазах, подрагивающие губы – все говорило о том, что Барон потерялся и вместо контроля ситуации еле справляется с собой. После последних слов Марины у него невольно дернулась рука за полу пиджака, где, вероятно, находился пистолет.

Братья со скрытым восхищением смотрели на Марину: «Молодец! Это надо, за несколько минут показала себя дурой и кроме того довела Барона до состояния, как говорят китайцы, потери лица, что может послужить причиной его будущих ошибок».

«Самое время перейти к делу!» – решил Андрей и обращаясь к Барону, сказал:

– У этой блондинки все бумаги на груз, и она в них разбирается, как в своей сумочке, по этим разным спецификациям, накладным и прочей белиберде. Она передаст их тебе, а ты передашь ей бабки и устроишь переброску товара. Кстати, где бабло?

– Не ссы, на месте, у пацанов в машине. – пренебрежительно ответил Барон.

– Скажи им, пусть несут деньги сюда, я хочу их видеть. Вот с этого и начнем. Потом ты примешь груз по бумагам, я предлагаю сделать это в нашей кабине, а пока то да се, бабки останутся под моей охраной.

– Зачем в кабине, давай ко мне в салон, там удобнее. – успокоившись предложил Барон.

– Можно и в салон. Ты как думаешь, Марина?

– Конечно, в салоне у Барончика приятнее, чем лезть в вашу вонючую кабину. Скажи Вите, пусть принесет сюда кейс с документами.

– Точняк, пусть принесет и останется здесь, я хочу его видеть. – Оживился Барон.

– За документами я схожу сам, Виктору с его ногой трудно карабкаться по ступенькам, – возразил Андрей, и обращаясь к Барону добавил: – Да, в твоей машине, кроме вас двоих, никого не должно быть и работать вам лучше на заднем сиденье – продолжил. А ты постарайся, чтобы к моему возвращению бабло было здесь.

– ОК! – После непродолжительной паузы нехотя ответил Барон.

* * *

Домой Саша пришел поздно, просто раньше не хотелось. Перед этим он бесцельно побродил по парку, сидел на лавочке, о чем-то думал, фантазировал. Вспомнил Дода. «Надо какое-нибудь стихотворение подобрать, чтобы интересное и недетское, а то как-то неудобно, да и неплохо бы узнать его мнение», – неожиданно для себя подумал Саша. Потом подошли ребята, двое из тех, кто был сегодня на ставке.

– Ты чего сидишь? «Кадришь кого-то?» – спросил один из них.

– Да, нет! Просто так сижу, был в одном месте и иду домой.

– А мы сняли двух пэтэушниц, с одной Валек пошел, сейчас, наверное, шпилит, а другая сказала, что сегодня не может, у нее, видите-ли, краски. Проводили ее до общаги, вот и весь вечер коту за задние лапы, – с досадой проговорил второй, швырнул щелчком окурок. – Ладно, давай, а мы пойдем по домам, может, по пути кто подвернется, так охота кому-нибудь морду набить.

«Валек шпилит! Как это у них получается? Надо узнать, как и что, а то как-то неловко, да и пора уже. Все когда-то начинают. А может, я не знаю как, потому что мое время еще не пришло? Надо выучиться ждать?» – Саша улыбнулся, встал и не спеша пошел домой.

На столе стоял накрытый полотенцем ужин. Саша запер дверь на замок и сел за стол. Из соседней комнаты раздался мамин голос:

– Саша, это ты пришел?

– Мам, ну а кто еще? – раздраженным тоном ответил Саша, – наверное злодей, зашел, разулся и запер за собой дверь на засов и сел ужинать.

– Да это я так, просто хотела услышать тебя, – виноватым голосом ответила мать. – Ты поешь, посуду оставь в раковине, я завтра помою, что-то устала сегодня.

Саша молча поел, отнес посуду в раковину, постоял минуту и начал ее мыть.

Засыпая, мать услышала шум воды в раковине, улыбнулась: «А всё-таки он у меня хороший! Все образуется, жаль, что отца у него нет!» Утром, перед тем как уйти на работу, подошла к кровати спящего сына, посмотрела на его в ссадинах лицо. Потом не удержалась и погладила по голове. Саша улыбнулся во сне и зачмокал губами. «Все будет хорошо!» – подумала мать, стараясь не шуметь, вышла и тихонько заперла за собой дверь.

Незаметно, без особых событий окончилось лето и начались занятия в школе. Перед началом учебного года по традиции все собрались по классам на школьном дворе. Как всегда, девочки стояли отдельно от мальчиков, окружив нашу классную Марфу Макаровну, которая вдруг стала меньше ростом, а мальчики стояли невдалеке и во все глаза смотрели на девочек. Как они изменились за лето! Еще недавно невзрачные девчушки превратились в девушек с талиями, бедрами и уже хорошо заметной грудью. Некоторых Саша узнал с трудом, его соседка по парте Наташка, оказывается, красавица, мало того, что у нее все формы в порядке, так она еще надела такую короткую юбку, короче не бывает, а если бывает, то это уже не юбка. Пацаны с ухмылками украдкой посматривали на ее ноги и смущенно отводили глаза. Безусловно, Марфа Макаровна тоже заметила, и подчеркнуто тихо, но так, чтобы все девочки слышали, сказала Наташе:

– Не вздумай в таком виде явиться на занятия, отправлю домой.

– А что мне, юбку до пят надеть? – дерзко ответила Наташа. – Сейчас все так ходят.

– Ну что ты! До пят не надо! Ни в коем случае! – притворно возмутилась Марфа Макаровна, – ты надень что-нибудь такое, чтобы в отличии от твоей юбки срам прикрыло.

Девочки не очень дружественно засмеялись, а Наташа обиженно отвернулась.

Начались занятия. В первые дни учебного года мне всегда было трудно заставить себя учиться, потом постепенно втягивался и все образовывалось. В этом году это было не так. Мало того, что учиться не хотелось вообще, ни дома ни в школе, так еще и трудно было сосредоточиться, приходилось по нескольку раз перечитывать чуть ли не каждое предложение, чтобы уловить смысл прочитанного, и такое творилось не только со мной. Мы даже внешне стали другими, на уроках в основном сидели тихо, но безучастно. Часто на вопросы преподавателей отвечали невпопад, с трудом дожидаясь перемен между уроками. И тут наше поведение резко менялось, пацаны не носились как угорелые, не орали и никаких потасовок, это все осталось в прошлом, на переменах мы собирались смешанными группами из мальчиков и девочек, о чем-то разговаривали, шутили и смеялись.

Как образовывались эти группы, по какому принципу, трудно сказать, но они были относительно постоянными и редко кто-то переходил из одной в другую. В группе были общие интересы, был общий разговор и нужно сказать пацаны редко перебивали девочек и вообще отношения к ним стали более уважительными. Также группами мы собирались вечерами. Встречи происходили в парке или возле клуба и продолжались до сумерек. Как только начинало темнеть, девочки расходились по домам, мы их тогда еще не провожали, это будет потом, пацаны еще какое-то время болтали, в основном, хвастались вымышленными победами на любовном фронте, а потом и мы расходились, но только не по домам, а кто куда. В это незабываемое время я влюбился и, естественно, в Наташку, в нее были влюблены все пацаны класса и не только нашего, но это было напрасно, Наташа была влюблена в Димку-баскетболиста из выпускного класса, и как это часто бывает, ему она не нравилась вообще. Несмотря на это, Наташа не давала Диме прохода, пыталась завести разговор, передавала через подружек записки, в которых объяснялась в любви, назначала свидания, короче, надоедала ему еще и в письменной форме. Для меня Наташа, с которой я учился с первого класса, все эти годы была просто соседкой по парте, но вот вдруг она стала для меня образцом девичьей красоты, короче, я влюбился в нее и не представлял свою дальнейшую жизнь без нее. Мы и в этом году по традиции сидели с ней за одной партой. Только я вот стал приходить в школу раньше нее, на уроках сидел неподвижно, как истукан, вдыхал ее запах, косил взглядом на ее голые коленки, норовил как бы случайно прикоснуться к ней локтем. Эти коленки и локти давали пищу моему воображению, и оно рождало такие фантазии…, короче, тут было не до учебы. Кстати, я редко стал ходить на глей, мне это перестало интересовать, правда, часто вспоминал Дода, но откладывал встречу на потом. Стал много сочинять стихов, бывало даже по нескольку в день. Естественно, они все были про Наташу и мою огромную любовь к ней. Так продолжалось до конца первой четверти, которую я окончил с такими поразительными результатами, что Марфа Макаровна не доверила мне табель, а сама лично отдала в руки маме, в надежде чтобы та приняла соответствующие меры.