Горькое молоко – 1. Золотой брегет. Тюремный шлейф

Иван понял, что его грубый старт сработал и что его старый знакомый струсил. Все дружки Монтёра недоумённо смотрели на колючий разговор незнакомца и не понимали, как им действовать. Их дружок никаких сигналов не подавал, но что незнакомец был не из простых пассажиров, им этого объяснять не надо было. Один из компании Монтёра даже с восторгом смотрел на Ивана. Беда понял, что этот эпизод он выиграл. И не меняя своего пыла, запихнул недоеденную булочку в бутылку кефира, протянул её Монтёру:

– Это всё, чем я тебя могу угостить. Больше ты с моих рук ничего не заслуживаешь. И как тебе в голову Монтёр пришло, что я с тобой буду пить? Ты же на зоне и рядом со мной не стоял. В прачке работал, штанишки стирал, разношёрстной лагерной публике, а там были и авторитеты, и мужики, и козлы, и даже извращенцы с голубеньким цветом.

Монтёр понял, что его опозорили при дружках, и сквозь зубы процедил:

– На грубость нарываешься, законник? Я тебе объявляю Пат! Ни бежать, ни идти тебе не куда, ты в капкане!

– Не я на грубость нарываюсь, – поставил бутылку на стол Иван, – а ты ищешь себе приключений на свой худосочный зад!

…Беда взял в руки спортивную сумку. Решительно отстранив Монтёра, он направился к выходу. В это время объявили посадку. Он шёл по многолюдному переходу, когда почувствовал острую боль в бедре и тёплое ощущение стекающей по ноге крови. Обернувшись, он увидал, только убегающую спину парня в зелёной куртке и серую кепку. Лица его он не видал, – но это был не Монтёр. Иван похромал до поезда, придерживая рукой, место, откуда у него сочилась кровь. В вагоне он вытащил футболку и перевязал рану, но кровь сочиться не переставала. Иван чувствовал, что силы покидают его, прилёг на полку и сразу поплыл. Он провалился в неизвестность. Очнулся он в больничной палате:

– Оклемался? – спросила его медсестра.

– А где я есть? – спросил он.

– В больнице города Сызрань. Рана у тебя не опасная, но ты много крови потерял. Лежи и не волнуйся. За тобой скоро приедет жена. Она уже звонила. Просила передать, что выехала на машине с твоим крёстным. А около палаты в коридоре всю ночь дожидается следователь из милиции. Всё ждал, когда ты придёшь в себя.

Иван вспомнил буфет. Встречу с Монтёром, а затем острую боль в ноге и убегающую спину, исчезнувшую в толпе.

Следователю он ничего не сказал, кроме того, что приехал на футбольный просмотр, с другой области. Никого в этих местах не знает, и что нож получил в переходе возможно по случайности. Но следователь ему не поверил:

– Случайно ножи не вонзают, – сказал следователь.

– Я имею в виду, что меня могли перепутать с кем – то. Обознались и пырнули. Я вам помочь ничем не могу. Народу много шло на посадку. Я никого не видел, – отмежевался он от следователя.

После обеда в белом халате появилась Манана.

Она обвила голову Ивана и прижалась к его щеке:

– Зачем, ты поехал сюда? Ты же не собирался играть в этой команде?

– Для самоутверждения и проверить свои силы, – ответил он.

Иван лежал бледный и был очень слаб. Губы его еле шевелились.

– Ну и как, самоутвердился? – спросила она.

– Да, и удачно, мне предложили место в команде. – Он тяжело вздохнул. – Я попросил, чтобы вопрос о моём зачислении оставили открытым до начала сезона.

– Никуда больше я тебя от себя не отпущу, – строго сказала Манана.

– А ты зачем приехала сюда? Дорога дальняя, а тебе рожать скоро, – возмутился Иван.

– Твои родители не знают ничего. Я им не стала сообщать. Побежала к дяде Грише, он сразу машину нашёл, и мы с ним через Мордовию поехали. Какие страшные места, – покачала она головой, – но доехали быстро. Аркадий, хороший водитель. Ехал без отдыха. Я поехала потому, что в пути тебе потребуется медицинский уход.

Они вышли из больницы. У входа стоял автомобиль «Волга». На переднем сиденье, рядом с водителем сидел дядя Гриша:

– Что крестник, очухался? – вместо приветствия спросил он, – кто, тебя пописал?

– Есть одна сявка из Куйбышева. Монтёром обзывают. На железке промышляет мелочью. Вспомнил старые лесные обиды и по шушарски ударил.

– Сейчас подождём немного, друг мой Керн подъедет. «Этот абориген «Карты мне свои покажет», – сказал Часовщик.

…Керн подъехал на такси. Это был жилистый мужчина, с железными зубами во рту и с разрубленной пополам губой.

Он поприветствовал всех сидящих в машине и сказал:

– Поезжайте за мной, перекусить сытно надо.

Волга устремилась за такси.

Такси остановилось около добротного бревенчатого дома:

– Машину загоняйте во двор и проходите в дом, отдыхайте, а утром со свежими силами тронетесь в дорогу.

Волга заехала во двор, где у забора возвышалась большая поленница дров, и рядом стояли неказистые козлы для распилки дров. Двор был небольшой и ухоженный. Он был очищен, полностью от снега и на земле не валялось ни одной соринки. Даже около забора, где были сложены дрова, следы метлы невозможно было не заметить. Ясно было одно, что в этом доме присутствует хозяйская рука.

Дверь им открыла женщина с большой косой, собранной в пучок на голове. Все прошли в дом, кроме дяди Гриши и Керна. Они остались на крыльце.

Дядя Гриша, прикатил на своей тележке, когда стол дымился от наваристых горячих щей. Домна, – так звали хозяйку дома, суетилась около стола, не разрешив Манане помочь ей:

– Кушайте всё, что стоит на столе, и отдыхайте. Пиво и водка в холодильнике, если что надо будет, позовёте меня. Я пойду во времянку к себе, прилягу.

– А почему она с нами не осталась? – спросила Манана, когда дверь за Домной закрылась.

– Сытая она, – засмеялся Аркадий, – в этом доме не положено много вопросов задавать, как понимаю я.

– Правильно Аркаша понимаешь, – отстёгивая свою коляску, вторил ему Часовщик, и ловко подтянувшись за спинку стула, он занял сидячую позицию.

Они все выпили и плотно поели. Иван уснул на коленях Мананы, на старой кушетке. Аркаша устроился спать в соседней комнате. А дядя Гриша сидел за столом и смотрел телевизор, не забывая периодически наливать себе водочки.

Проснулся Иван от грохота падавших стульев. Он подумал, что Часовщик перебрал и свалился на пол, но когда открыл глаза, то увидал валявшего на полу Монтёра и парня, который был с ним в буфете. Манана тоже проснулась и встревожено смотрела на новых гостей дома.

Из другой комнаты вышел заспанный Аркадий.

– Вот и мясо привезли? – сказал он.

Монтёр, увидав на кушетке бледнолицее лицо Беды, подполз к нему на коленях:

– Беда прости, я не хотел тебе за падло делать.

– Убери свои руки от меня ишак паршивый, – прохрипел спросонья Иван.

На Монтёра противно было смотреть, но Ивану приятно было, как он перед ним унижается. Это чувство непередаваемое, когда приходит час расплаты подонка и врага. Это чувство стирает полученные раны от злодея, придаёт новые силы. А главное вкачивает в человека веру в справедливость и уверенность, что зло неминуемо будет наказано, – так в эту минуту думал Беда.

– Дочка, – обратился Часовщик к супруге Ивана, – подожди нас в соседней комнате, а мы здесь потолкуем.

Манана встала и прошла в другую комнату.

В это время Монтёр получил удар ногой в бок от Аркадия.

Второй парень лежал на полу, не поднимая головы:

– Их можно не долбить уже, мы по дороге несколько раз привал делали для профилактики почек, – сказал Керн. – А этот, – кивнул он лежавшего на полу парня, – в штаны наделал сволочь. Это он соизволил ножичком побаловаться по указке Монтёра.

– Ты знаешь, про сволота противный, сколько стоит его нога? – спросил Часовщик у Монтёра.

– Я всё возмещу, я работать буду. Простите меня? – плакал Монтёр.

– Ты говорят, пат объявил моему крестнику, а мы тебе мат объявляем, – соскочил Часовщик со стула на свою коляску. Закрепив её ремнями, он подъехал к парню, распластавшему на полу. Взяв его за волосы, дядя Гриша приподнял не голову, а хорошую отбивную с кровью.

– Полюбуйся на своего самурая, – сказал он Ивану.

Услышав шум, в комнату вернулась Манана:

– Ему надо помощь оказать, – проявила она сердоболие.

– Домна окажет, – сказал Керн.

– Аркаша ты выспался? – отпустил Часовщик голову парня на прежнее место.

– Я как вновь на свет народился, свежий и блестящий, – ответил Аркадий.

– Тогда собираемся, поехали домой, – сказал Часовщик, – а с этими чехами Керн, знаешь, что делать. Дай им работу денежную. Пока за покалеченную ногу не отработают, из кабалы их не выпускай. Будут знать на кого ножички запрещено точить.

– Куда вы на ночь, глядя, поедете Григорий? – сказал хозяин дома, – отдохнули бы, а утром отправились.

– Ночью ехать лучше. «Дорога свободная, – сказал Аркадий, – к утру будем дома».

Керн открыл окно, выходящее в сад.

– Домна, – крикнул он, – собери гостей в дорогу. – А мы давай Григорий с тобой со свиданьем и с отъездом по чарке выпьем, – сказал он.

– И я с вами выпью, – неожиданно изъявила желание Манана.

Появилась заспанная Домна. Она достала из холодильника продукты и сложила в сумку Ивана.

– Водку не забудь и вина для женщины, – напомнил Керн Домне.

– Не учи, сама знаю, – проворчала Домна.

Перед дорогой все сели за стол, выпили, закусили. После чего гости сели в машину и уехали. Иван всю дорогу не спал. Он, то лежал на коленях Мананы, то вставал и долго смотрел в окно. А Манана, запустив свою ладонь в густые волосы мужа, нежно массировала его голову.

– Проезжаем «всесоюзную здравницу», в которой меня лечили до войны, – сказал дядя Гриша, когда подъехали к Потьме. Сейчас, где – то километров восемьдесят до станции ЯВАС будут тянуться одни лагеря. Вся Мордовия – это громадный памятник Сталинским лагерям, – печально изрёк он.

– Дядя Гриша, а что с теми подлецами сделают ваши знакомые? – спросила Манана.

– Работать заставят. За грехи надо платить, а у них бабок нет. Отработают ножичек, – получат вольную. А иначе этих тупоголовых барбосов не перевоспитаешь.

– А в этих ваших здравницах, разве их не перевоспитывают?

– Если у человека мозг изуродованный, то это на всю жизнь. В лагерях большая часть заключённых сидят оступившиеся люди, их перевоспитывать не надо, но нередко бывает, что спрятали молодого парня за решётку, а его мозг, в процессе изоляции прогнил на нарах. Примерная история получилась и с этим Монтёром. Керн рассказывал, что в прошлом он работал продавцом в универмаге. Пройдёт время, он забудет про этот случай и вновь начнёт обирать пьяных на вокзалах, пока ему мозги не вышибут.

Утром они подъехали к дому. Иван, прихрамывая, забрался на третий этаж. Длинный коридор, когда – то бывшего женского общежития предрекал нежелательную встречу со вторым тренером команды Шелеховым, который жил с ним на одном этаже.

«Обычно в жизни так и бывает, чего опасаешься, с тем обязательно столкнёшься», – подумал Иван, и Шелехов как по заказу вышел с перекинутым через плечо полотенцем. Он направлялся в санитарную комнату. Увидав Ивана с женой, подошёл к ним, поздоровался и спросил:

– Вы куда исчезли? – Я в вашу комнату по несколько раз в день стучу, ни ответа, ни привета. Глухая тишина. – Он перевёл взгляд на Ивана, – все с ног сбились. Ни тебя, ни Лёни, какой день нет на тренировке.

– Боря я ещё недельку отдохну. У меня на бедре такой большой фурункул вырос. Если сегодня не прорвётся, то завтра резать будут, – не стал Иван посвящать тренера в истинные причины его отсутствия на тренировках.

– На пороге весна, обычное дело. Нехватка витаминов. Авитаминоз не дремлет. Пропей поливитамины, – посоветовал тренер.

– Борис Григорьевич, я его пою всеми необходимыми препаратами. Скоро я поставлю Ивана на ноги, – пообещала Манана.

– И поскорей бы, – Шелехов повернулся и направился к своей двери. Затем вновь повернул голову в сторону Беды, добавил: – Чуть не забыл Иван. Больничный лист можешь не оформлять. Вы с понедельника до осени только тренируетесь и играете. От работы освобождена вся команда.

– Я знаю, – ответил Иван, и открыл дверь своей комнаты.

Он сразу упал, не раздеваясь на диван, и проспал так до обеда. Его разбудил Сериков.

За чаем, Иван рассказал всю правду его отсутствия, скрыв только истину полученной травмы:

– Ну что же, этого следовало ожидать, – высказался тренер. – У меня было предчувствие, что Савельев нас покинет. Плохо, что он не очень красиво ушёл, а по – подленькому сбежал.

– Он не сбежал, а поехал на просмотр, не думая, что отбор будет удачным, – оправдывал Лёню Иван.

– Приличные люди подобные вопросы в первую очередь решают с тренером. Я четыре года с ним занимался, неужели человеческого «Спасибо» и «До свидания» не заслужил? Скажу тебе по секрету: у моего второго тренера Шелехова большие связи в футбольном мире. Мы с Борей не раз обговаривали тему вашего перехода в команду мастеров, но форсировать не стали. Хотели понаблюдать за вами ещё годик.

Сериков был, безусловно расстроен, хотя виду и не подавал:

– Ладно, бог ему судья. Приживётся в том коллективе, в чём я искренне сомневаюсь, будем считать это нашим общим успехом. А тебе большое спасибо, что не бросил команду в решающий момент. Задачи перед нами в этот сезон поставлены великие. Если станем чемпионами области, директор завода даёт деньги на участие в Чемпионате страны класса «Б».

Тренер поблагодарил за чай Манану, попрощался и ушёл, сказав перед уходом, что у Савельева будущего в футболе нет, и не будет в чужой команде.

…Лёня Савельев, появился на стадионе через две недели.

Он был в спортивном костюме с эмблемой клуба Крылья Советов и модных чехословацких кроссовках фирмы «Бота»

Радостный и весёлый, рассказал команде, как он устроился в чужом городе, как проводит тренировки команда мастеров.

После он подошёл к Ивану, увидав, что тот последним идёт в раздевалку с поля:

– Кто тебе сейчас пасы выдаёт? – спросил Лёня.

– По твоему краю играет мой родственник, ветеран Дима Беркутов, он неплохо справляется со своими функциями, так – что твоего отсутствия я с ним пока не ощущаю.

– Иван, что ты думаешь о Крыльях? – Тебя ждут там, – шептал Лёня. – Меня отпустили сюда, с условием, что я должен возвратиться назад непременно с тобой. Тренер сказал, без Стрельцова не приезжай. Это он тебя с Эдиком сравнивает.

– Нет, Лёня я никуда не поеду, – отказался твёрдо Иван, – я через месяц отцом стану, поэтому никаких разговоров о моём отъезде не может быть и речи.

– Ты понимаешь, от чего отказываешься? – от славы и жизненного комфорта. Ты кощунственно относишься к себе и к футболу, – нервно дергался около Ивана Савельев.

– Лёня, я не девушка, не надо меня уламывать. Сказал нет и баста. Завязывай эту тему, а то у меня во рту от твоих слов кисло стало.

Савельев был обижен отказом Ивана и, не прощаясь, ушёл со стадиона. И что у него было на сердце в этот час Беде оставалось только догадываться.

…В этом сезоне, Лёня в основном составе новой команды не играл. Слух был, что своё мастерство он шлифует в дубле. Иван летом стал отцом, у него появился сын Альберт. В этот день Часовщик пригласил Ивана к себе, обмыть сына.

Иван пришёл к нему с выпивкой и закуской, позже к их компании присоединились родители Ивана, спустившись со второго этажа на первый.

Иван знал, что праздновать они, возможно, будут всю ночь, и собрался уходить к себе, но его остановил Часовщик:

– Погоди, открой верхний ящик комода, там свёрток в розовой бумаге. Возьми его, – дома откроешь, – Монтёр прислал с извинениями, – сказал он.

Дома Иван порвал склеенную бумагу. По столу скользнули гладкие купюры. Он пересчитал деньги, их оказалось полторы тысячи рублей.

«Кстати, – подумал Иван, – на эти деньги можно купить автомобиль Победу. Неплохой подарок для семьи»

Иван положил деньги в сервант и вслух сказал:

– Манана придёт и сама найдёт применение этим деньгам, но на ружьё я себе обязательно выделю из этой суммы.

Он удовлетворённый завалился на диван, но спать ему не дали. В двери раздался настойчивый стук. Иван открыл дверь. Шумно в комнату ввалились Шелехов, вратарь Гена Бекетов и левый нападающий Миша Марзанов. Это были ветераны команды, которые играли последний год, и за последнее время часто нарушали режим. В руках у них было вино, свежие огурцы и пучки с редиской:

– Ты чего так рано на ночлег устроился папаша, – сказал Миша, – на улице ещё светло. Мы специально поздравлять пришли к тебе домой. Знаем, что ты не любишь публичной пышности.

Он открыл дверь и с порога вкатил детскую коляску, в которой лежали все необходимые вещи для будущего ребёнка:

– Это тебе от профсоюза и от команды, – сказал Боря Шелехов, – а сейчас давай стаканы, сына твоего будем обмывать.

Когда они выпили всё вино, Гена Бекетов предложил взять ещё вина и всем скопом идти купаться на Волгу. Все безоговорочно поддержали это предложение. По пути нарвали кислых неспелых яблок для закуски.

– Ребята, поехали на речном трамвайчике? – предложил Миша, – сядем на корме и там выпьем. Последний рейс делает он.

Возражать никто не стал и против этого предложения. Взяв в буфете печенье и бутылку крюшона, они расположились на корме, откуда как на ладони просматривалась вся Волга и ночной светившийся огнями областной центр. Волга походила на огромную речную – судовую улицу. Несмотря на позднее время, по реке проплывали важные аристократы – современные дизеля: теплоходы, крылатые метеоры, корабли типа река – море и буксиры, тянувшие за собой гружёные баржи. Размеренный ритм навигации заметно ощущался. Чайки вечные альбиноски, летали небольшими стаями, издавая звуки кликушества, как бы говоря, есть хотим. И периодически с соколиной сноровкой камнем кидались на брошенное им футболистами печенье.

По левую сторону на возвышенности раскинул город свои исторические памятники с древним кремлём и знаменитой многоступенчатой уникальной Чкаловской лестницей. Купола Рождественской – Строгановской церкви царственно смотрели, одаряя город своим благолепием. Картина города и ночной Волги была неописуемой, от неё веяло ужасно чем-то родным, от чего душу разворачивало как свадебную гармонь.

…Обратно ехали уже без вина. Побросав пустые бутылки, и остатки печенья за борт Миша Марзанов и Гена Бекетов решили до берега добраться вплавь, заключив при этом пари на две бутылки вина, кто к берегу приплывёт первым. Боря после выпитого вина, находился в полнейшей абстракции, а Иван разбил руки спорщиков и дал команду на старт.

Они разделись и махнули через борт. До берега проплыть нужно было двести пятьдесят метров. Когда трамвайчик пристал к дебаркадеру Иван взял одежду пловцов, подхватил тренера, и с ним вышли на берег смотреть финиш друзей.

Шелехов сразу уснул, развалившись на прибрежном песке,

а Иван ходил вдоль берега, вглядываясь в полутёмную гладь Волги, и кричал:

– Гена, Миша, плывите сюда мы здесь.

Голос его уже сорвался до хрипоты, но они не появлялись. Прошёл час, как они сошли на берег. Иван забеспокоился. Оставив спящего на песке Бориса, он побежал на спасательную станцию.

Там он встретил знакомого мужчину с их двора Эдика Крестова, который работал водолазом:

– Эдик выручай? – кричал Иван, – Мазан и Бекет Генка пропали. Уже больше часа прошло, как они с трамвайчика нырнули.

– Боюсь Иван, что поздно, – десять минут назад диспетчер сообщила, что спасатели с того берега подобрали два изуродованных тела, попавших под лопасти дедушки речного флота, парохода Ушинский.

Иван моментально отрезвел от услышанной горькой вести.

– Может это не они? – задал он глупый вопрос, не веря, что страшная трагедия произошла с его друзьями.

– Иван, у нас днём пьяные не заплывают на середину Волги, а ночью тем более. Если ты говоришь, нырнули через борт, значит они. Сейчас буду звонить диспетчеру, сообщу информацию о них. Жалко ребят, как людей и как футболистов. Команда наша теперь оголилась. Где теперь такого вратаря найдёшь, как Бекет? – причитал Эдик.

Футболистов хоронили пол завода. Для команды это был коллективный стресс. Шелехов считая себя ответственным за происшедшее, покинул от стыда город. Иван, тоже с себя вины не слагал, так, как разбивал им руки и давал команду старта.

– Виновато во всём вино, – говорил Сериков. – Утрата большая, но жизнь продолжается. Необходимо мобилизовать свои силы и вперёд. Надо решать поставленные перед нами задачи. А если нюни будем распускать, то грош нам цена.

Как невелико было желание команды выйти в лидеры, но потеря опытных футболистов сказывалась, особенно много прорех было у молодого голкипера Геры Носкова.

Водник был третьим в Чемпионате области на этот сезон, пропустив впереди себя команды «Радий» и «Чайку». На спартакиаде они не играли в этот год. Силы были измотаны.

И вновь некоторые болельщики забыли дорогу на стадион, что задело за живое, как команду, так и дирекцию завода.

КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ

…Отец Ивана Роман вышел на пенсию. Его родители осуществили свою заветную мечту. Купленный ранее близ города в деревне Осинки небольшой дом, который со временем превратился во дворец огромных размеров, привёл их к постоянному месту жительства. Родители переехали туда жить, оставив квартиру сыну Ивану и его молодой семьёй. Иван помогал отцу в свободное время делать пристройку к дому и баню. Часть денег, которые ему передал Часовщик, ушли на реставрацию дома.

В выходные дни, он с семьёй постоянно навещал родителей. Иногда приезжали и старшие сёстры со своими семьями. Тогда маленький домик превращался в сплошной муравейник.

Четыре месяца прошло, как Манана принесла Альберта из роддома, и вновь запланированная беременность округлила её живот. Иван очень счастлив был с женой, о такой жене можно было мечтать. Она была ему не только супруга, но и мать. Ходила и убирала за ним, как за маленьким ребёнком разбросанные им вещи. Тщательно следила за его гардеробом, а главное придирчиво смотрела за его здоровьем. Когда приезжали в деревню к родителям, она в первую очередь делала медицинский осмотр, пенсионерам.

– Здоровый, я как бык, говорил ей отец, – что меня смотреть каждый раз.

– Я должна постоянно вас наблюдать, – объясняла она родителям. – Чем дольше проживёте вы, тем дольше я буду счастливо жить с вашим сыном. Он же ваши гены носит.

– Ну, если так, тогда валяй, смотри. Мне не жалко, – довольно отвечал отец.

За месяц до нового года на своей машине приехали её родители с Абхазии, посмотреть на самого младшего внука. Они неделю гостили у дочери и зятя. За это время вся квартира пропахла мандаринами и грецкими орехами, которые они привезли с собой целый багажник. Затем они забрали дочь с внуком к себе на родину, обещав, что на новогодние праздники обязательно привезут её поездом.

…Иван остался в одиночестве. Вечерами он ходил на тренировки и посещал школу мастеров. Скучать было некогда. Иногда спускался на первый этаж к Часовщику, где они играли с ним в карты терц или третями. Нинка любительница подсказывать дяде Грише, всегда получала хорошего тумака от него. Тогда она переходила на сторону Ивана и начинала лезть в его карты, после чего Иван постоянно проигрывал и шёл домой к телевизору.

Однажды после очередного проигрыша он вышел из квартиры дяди Гриши и увидел в темноте чей-то мужской силуэт около окна. Но в глаза в первую очередь бросилась большая спортивная знакомая сумка, взгроможденная на подоконник. Это была сумка Лёни Савельева:

– Ты никак с вещами приехал? – протягивая руку, спросил Иван.

– На праздники я новогодние прибыл, но завтра утром уеду, – ответил он и протянул Ивану руку. – С поезда зашёл к родителям, повздорил с ними и прямо к тебе.

– Тогда пошли в гости чайку попьём? – Расскажешь, как тебе живётся и играется в дивизии мастеров.

Иван открыл дверь, пропустив вперёд себя гостя.

– Это чего у тебя так мандаринами пахнет в квартире? – спросил Лёня.

– Родичи жены привезли цитрусов и орехов грецких – завалили всю квартиру ими.

– А у меня к твоим фруктам напиток имеется хороший, – доставая из сумки две бутылки армянского коньяка, сказал Лёня.

– Я, по правде сказать, очень разозлился на спиртное после несчастного случая с нашими ребятами, – произнёс Иван. – И выпил последний раз на их поминках. Но такой коньяк грех не выпить. Пять звездочек! – восхищённо покрутил Иван бутылку в руке. – В любом количестве, для меня это будет не яд, а лекарство!

– Слышал, я про вашу беду, которая сказалась на результате областного Чемпионата, – произнёс мрачно Савельев.

– Лёня, не надо в моём присутствии упоминать слово беда, ты забыл, что я не люблю, когда близкие мне люди часто употребляют это слово.

– Извини, действительно забыл? – оправдывался Лёня.

Они пропустили по рюмке и принялись очищать мандарины, целиком засовывая их в рот:

– В детстве я их ел дольками, а сейчас не могу, – сказал Иван. – Мандарин у меня ассоциируется с футбольным мячом, и варварски уничтожать его по кускам я не могу.