Искра

Как ни мимолётна была встреча с таинственным странником, обернулась эта встреча для Искры, для всех нас предвестником той перевернутой жизни, что обрушилась на нашу деревню вместе с войной.

ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ

С того времени, как молча пробрели по Речице отступающие войска, и безвестный красноармеец, поставив пулемёт на взгорье, в траншейке, вырытой ещё в мирное время для школьной военной игры, полдня стрелял, не давал подняться вражеской колонне и погиб под немецким танком, после того, как заугрюмевшие немцы захоронили, на бугре у леса много убитых своих солдат и ушли дальше, по дороге к Смоленску, и пришли другие, тоже военные и тоже немцы, хмурые, строгие, и объявили жителям нашей Речицы о новом порядке жизни, мы почувствовали, как вроде бы надвинулась непогодь, такая непогодь, какая глухой осенью нависает над полями, над домами, над улицей и придавливает хуже, чем наказание. Вроде бы всё на месте: и лес, и речка, и тропки-дорожки, а всё не в радость, ждёшь в унылости, что солнце, наконец, проглянет сквозь нависшую хмарь, а света всё нет и нет, и сидишь, будто неживой.

Как прежде, мы собирались, купались, в омуте под черемухами, ковырялись в огороде, на картошке, помогая матерям и страшась бесхлебья – всё вроде бы то же. Но что-то изменилось в нашем отношении ко всему, что было вокруг: лес, дорога, небо с ненашими самолётами – всё будто зачужало, и сами мы сделались вроде бы другими, беспокойными, настороженными, какими-то даже злыми – тянуло нас всё ломать, крушить.

Серёга однажды не выдержал, вытащил два креста из немецких могил, утащил в лес, разломал, за что расстроенная Искра при всех нас долго его корила.

– Только беду накличешь, Серёжка ты, Серёжка! – переживала Искра. – Надо не так, так не надо…

Как надо, никто из нас не знал.

С упорством мы стали собирать окрест побросанные винтовки, патроны, гранаты, штыки – всё, что, как казалось нам, может пригодиться для какого-то еще неясного для нас случая.

Среди собранного оружия, укрытого в нашей штабной, как мы называли её, землянке, вырытой в крутом лесном берегу Соженки и тщательно замаскированной, был немецкий автомат и немецкий пулемёт на сошках, с прилепленной к нему круглой коробкой и торчащим концом пустой металлической ленты. Пулемёт мы нашли в коляске мотоцикла, Колька-Горюн набрёл на разбитый мотоциклет в перелеске, недалеко от дороги. В коляске упревал под солнцем немец, придавив головой с насунутой на лоб каской пулемёт. Прикасаться к мертвому никто не решился. С опаской, словно змею из норы, мы поочередно дергали за ребристый ствол, пока не высвободили пулемёт из-под страшной головы с вздувшимся синим лицом.

Пулемёт и три коробки с лентами с вставленными в них красивыми медными патронами мы с плохо скрываемой гордостью преподнесли Искре. Искра внимательно оглядела ненашенский пулемет, спросила озабоченно:

– Хоть кто-то стрелял из него?..

Мы пожали плечами: мы не знали, как подступиться к диковинному оружию.

Пулемёт перетащили к землянке, выставили в дозор Кольку-Горюна, с любопытством, азартом, страхом возились, разглядывая затвор, коробку, споря чуть не до крика, в то же время понимая, что случайный выстрел может опасно насторожить деревню.

Искра, возбужденная общим нетерпением, измазанная смазкой, плавящейся от жары, сама взялась оттянуть рукоять затвора. Серега осторожно отстранил её руку.

– Погоди, Искра. Кажется, я догадал, – сказал он, дольше, чем надо, удерживая в своей руке нетерпеливую руку Искры. – Тут рычаг есть…

Он опустил рычаг, коробка отпала вместе с пустым, отстрелянным концом ленты.

– Теперь верти и пробуй, как хочешь, – сказал он, удовлетворенный своей догадливостью.

В пулемёте в конце концов мы, разобрались. Дело было за тем, чтобы опробовать его в стрельбе.

Песчаный карьер, годный для нашей задумки, был, возле лесной дороги, выходящей на Смоленский тракт. Был он хотя и за высоким бугром километрах в двух от деревни, да выстрел, он и есть выстрел, да ещё пулемётная очередь. Уловит чьё ухо, заговорят об окруженцах. До немцев дойдёт, тут же пожалуют из Сходни. А от каждого их появления жуть от дома к дому перекидывалась, вся деревня замирала, будто не жила.

Искра, сдерживая себя и нас, сказала:

– Мальчики, научимся обязательно. Только всему свой срок.

Каждый день ждали грозы, ветра, грома, какой-нибудь оглушительной невероятности, чтобы своими руками заставить пулемёт заговорить.

Июль стоял душный. По ночам полохались за лесом зарницы. Но скучивающиеся к полудню облака вечером расходились в тягостном безветрии. Мы собирались на берегу, усохшей до мелкоты речки, с унынием смотрели на непонятно осторожную Искру.

Искра изменилась после того, как понаехавшие с райцентра немцы собрали сход и к великому изумлению всех собравшихся объявили старостой того Дедушку-Седенького, которого ещё в начале лета мы встретили на дороге за мостом и к которому Искра так безоглядно расположилась. Искра теперь часто задумывалась, в задумчивости щурилась, глядя куда-то мимо нас, как будто хотела и не могла понять, что случилось с людьми и с самой жизнью. Мне казалось, она переживает за былую свою доверчивость и мужественно молчал, оберегал Искру от ненужных теперь оправданий. Нo, как открылось потом, всё было много серьезнее, чем думалось мне в ту ещё неопределенную пору.

Искра понимала, что изнываем мы не столько от жары, сколько от бездействия, и в конце концов решилась.

– Всё, мальчики, – сказала она однажды. – Сегодня сбор. Как стемнеет – перетаскиваем пулемёт в карьер.

В ответ на наше удивление добавила:

– Пора начинать…

Она не сказала, что пора начинать, но под сердцем каждого из нас испуганно и сладостно ёкнуло.

В сумерках, скрываясь за придорожными кустами, путаясь ногами в некошеной траве, задыхаясь не столько от тяжести, сколько от страха попасться на глаза Тимке-Кривому, который был приставлен к Дедушке-Седенькому полицаем, мы перетащили в карьер пулемёт, завёрнутый в мешковину, и коробку с пулемётной лентой. Всё старательно упрятали в откосе под нависшей дерниной.

Искра на всем пути к карьеру казалась спокойной и деловитой, но голос её напряженно зазвенел, как-то даже сорвался, когда нам, возбужденным первым настоящим делом, она сказала:

– Теперь, мальчики, скоро!..

Искра и на этот раз оказалась вещуньей. Не прошло и двух дней – загрохотало над Речицей ясное небо. Всё окрест заполнил гул тяжелых немецких самолётов. Самолёты с широкими крыльями поднимались с нового аэродрома, со стороны Сходни, низко шли над лесом, не сразу одолевая тяжесть загруженных в них бомб.

Когда один за другим тяжело вползали они в небо, рёв стоял такой, что не только воздух, земля дрожала – из пушки пали, не услышишь.

Под самолётный гул мы и опробовали пулемёт. Первым стрелял Серёга. С какой-то даже снисходительностью, как мелкашку в тире, он придвинул к себе пулемёт, и пулемёт послушался – горсть пуль, сбивая наставленные колышки, вонзилась в откос так густо, что потревоженный песок заструился, как ручеек.

Очередь была за Ленькой-Лёничкой. Надо сказать, что, хотя Ленька-Лёничка и был всегда с нами и общий азарт вовлекал его во все наши проделки, мы чутко улавливали какую-то его особинку. Не потому, что был он по-девчоночьи застенчив и не по-мальчишески уступчив и выделялся среди нас совершенно белыми, будто от роду выгоревшими волосами, мягкой шапкой насунутыми ему на лоб и уши. Особинка была в другом – он был какой-то мечтательный. Бывало, вдруг он как бы забывал про нас, откидывался на спину и, подсунув руку под голову, нездешним взглядом залюбовывался облаками. Мы знали, он выглядывает в облаках только ему видимых птиц, зверушек, всадников, коварных похитителей красавиц. Порой, отзываясь на наше любопытство, он начинал показывать нам сражения всадников с крокодилами, горюющую среди белоснежного дворца принцессу, бородатого злодея, крадущегося к жар-птице. Мы прищуривались, смотрели, пожимали плечами: облака как облака, плывут себе за поля, за леса. Ленька-Лёничка замечал наши ухмылки, стеснительно замолкал, украдкой досматривал в небе неведомую нам жизнь.

Лепил он из глины всякое зверьё, из полен вырезал старичков-лесовичков. Однажды вылепил петуха, украсил перьями, посадил на крышу своего дома. Петух так был похож на живого, что мужики пришли с шестом сгонять петуха с крыши: что это, мол, за дурень – третий день сидит на дому, не клюет, не поет!..

Таким был Ленька-Лёничка, и казалось, уж что-ничто, а пулемёт совсем не для его рук. С любопытством, с каким-то даже сочувствием смотрел я, как Серёга уступал боевое место Лёничке. Но Ленька-Лёничка, на удивление, выказал и другую свою особенность. Поудобнее лёг на живот, переставил пошире сошки, неторопливо, как всё делал, прицелился и напрочь прострелил навешенную на кол каску.

– Ловко! – похвалила Искра.

Третьим стрелял я под пристальным взглядом Искры. Мне хотелось показать себя и оттого, что мне хотелось себя показать, получилось плохо: пули россыпью ушли в песок, даже не звякнув по каске. Искра промолчала, пощадила мое самолюбие. Передвинулась, сама легла за пулемёт, решительно приставила к плечу приклад.

Глаза она не прикрывала, напротив, глаза её расширились, зелень их как будто потемнела, брови от напряжения переломились. Она целилась в только ей видимую точку и прострочила, словно на швейной машинке – две доски, поставленные рядом, брызнули щепками. Искра молча поднялась, пошла, утопая босыми стопами в песке, к упавшим доскам, не трогая, долго глядела, как будто оценивала силу удара только что испробованной немецкой придумки.

Колька-Горюн отказался стрелять. Рукавом рубахи отёр постоянно сопливящий нос, сказал, поёживаясь:

– Я, ребята, лучше доглядывать буду! Без догляда – тоже нельзя.

Искра молча приняла Колькину отставку, перекрывая гул пролетающих над лесом самолётов, крикнула:

– Доски, колышки и каску закопай. И поглубже!..

Нам она показала на россыпь стреляных гильз. Мы поняли, всё быстро собрали, завалили песком.

С давящим землю рёвом проходил над нами очередной "Юнкерс", он летел так низко, что видны были заклепки на матово-зелёном его фюзеляже. Искра, сощурив глаза, проводила бомбовоз внимательным взглядом.

Мы с Серёгой переглянулись. То, что задумывала Искра, было уже серьезно.

ЧЁРНЫЕ ПТИЦЫ

– Здесь, – сказала Искра. Я почувствовал, как оторопело потекла по моей спине холодящая струйка пота: мы приготовились умереть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.