Рай с видом на ад

– Я имел в виду свою жену. Приезжала, смотрела, баб искала. А нашла бы Рафаэля, что бы я ей сказал?.. Вот что ты подумал… Кстати, ты не назвался. Как тебя зовут?

Ипполит освоился на новом месте, взял бутерброд с сыром и колбасой, улыбнулся Полине в знак благодарности, откусил маленький кусочек.

– Не важно.

– Ну как это не важно? Мы же соседи!.. Вот свет сейчас погаснет, а у меня генератор!

– У меня тоже.

– А бензин?

– Что?! – вскипел Борис.

Если этот гоблин смог зайти к нему в дом, ему ничего не стоило вскрыть хозблок, вынести оттуда весь запас бензина. И даже из бачка генератора слить.

– Откуда я знаю, есть у тебя бензин или нет?

– Не пойдем мы к вам, – покачала головой Полина, усаживаясь в кресло через столик от него. – Даже если не будет света. Но и вы можете побыть с нами. И жену позвать.

– Жена уехала, она у меня в Волгограде осталась, работа у нее там. Так, приезжает иногда… А можно я с другом у вас останусь?

– Останешься?! – вскинулся Борис.

– Ну побуду.

– Может, вам в гостевой постелить? Место вы уже, я смотрю, нагрели!

– Да ладно тебе! – Ипполит с обидой глянул на Бориса. – Помнишь фильм «Я – легенда»? Ни одной живой души, с ума сойти можно, одни только манекены… И я тут один-одинешенек. Нет, я не жалуюсь, мне одному хорошо…

– Чай, кофе? – спросила Полина.

– Мне бы водочки! – Ворокута прижал к груди ладони в знак благодарности.

А ладони у него крупные, пальцы толстые, сильные, грубые. Сермяжные от природы руки, привычные к физической работе.

– Водочки нет, коньячок есть!

– Вот это по-соседски! Вот это я понимаю!

– А друга твоего куда посадить? – с издевкой спросил Борис.

– Да пусть лежит… – Ворокута даже не глянул на манекен.

– А ему не обидно?

– Не надо со мной как с идиотом, я вполне нормальный мужик, ну одичал немного от одиночества. Как в сентябре вселился, так безвыездно тут живу, только в магазин и обратно хожу… В декабре норд-ост был, все заледенело, ваш дом, кстати, тоже, вдруг трубы размерзлись, ходили, смотрели.

– Ходили? С Рафаэлем?

– Ну а кто дома строил? Шляхов переживал, звонил.

– Шляхов? Андрей Иванович. – Борис нарочно назвал неправильное имя.

– Игорь Иванович.

– Игорь Иванович не знает, что трубы в доме пластиковые и в них антифриз?

– Правильно говорят, не делай людям добра.

– А где взял ключи?

– Так Шляхов дал. Вы же даже замки не сменили, как въехали, так и живете. Даже в третьем доме сменили. Во втором нет, не успели. В прошлом году купили, приезжали… А с вами я даже познакомиться не успел, вы у нас первые ласточки, да?

Полина поставила на столик бокал, при госте откупорила коньяк, налила. Ворокута смотрел не на бутылку, он любовался Полиной. Смотрел на нее и как будто сравнивал с кем-то. С женой сравнивал или со своей мечтой, Борису все равно.

– Эй! – Он толкнул Ворокуту в плечо.

Но тот как будто этого не заметил. Зато у Бориса возникло ощущение, как будто он толкнул какую-то энергетическую оболочку весом с черную дыру, настолько же твердую, насколько и тяжелую. Не человек перед ним, а танк бронированный.

– Ну да, мы сразу купили, как узнали, – сказала Полина, глянув на мужа и с укором, и с пониманием.

Застройщик нисколько не сомневался, что дома у моря раскупятся, как горячие пирожки, поэтому не спешил, сначала довел все до ума, даже мебелью обставил, набив этим цену, затем уже пустил в продажу. И Борис не смог отказать себе в удовольствии стать счастливым владельцем четвертого по нумерации дома.

– Это правильно, быка нужно брать за рога, а мужа… Ну да ладно!

Борис и хотел толкнуть Ворокуту в плечо, но не решился. В конце концов, он же обошелся намеком. К тому же он действительно сосед, если знает Шляхова. А личинки замков Борис зря не заменил, хотя и собирался. И как-то из виду упустил, и в Москву они уехали раньше времени.

– А вы здесь в Кривой Балке зимовали? – спросила Полина.

Не было такого географического пункта, во всяком случае Борис отсмотрел кучу карт, но ничего не нашел. Но балка была, причем кривая, отсюда и название. Дорога неважная, горная, от шоссе далеко, летом народу немного, хотя пляж просто прелесть. На машинах приезжают, палатки ставят, место под бивуаки еще осталось, хотя Шляхов площадь общего пользования сократил как минимум втрое. Четыре дома построил, Борис оказался в числе счастливчиков, купивших дом. С соседом, правда, не повезло. Странный он, этот Ворокута, очень странный.

– А что, зима здесь мягкая, море не замерзает, на Крещение купался.

Ипполит вроде как не заметил толчка в плечо, но пялиться на Полину перестал. Так, посмотрит на нее и шарится глазами по комнате, хотя ничего удивительного здесь для него нет. Дом у него почти такой же, полутораэтажный шале двести квадратов площади.

– В море?

– Отличная вода! В марте купальный сезон открыл. Завтра на пляж приглашаю!

– Да как-то рано еще завтра, – поежилась Полина.

Она тоже смотрела на Ворокуту, но как на забавную зверушку. А как она еще могла относиться к человеку, который прячет от жены мужской манекен? Мог хотя бы с женским прототипом дружить.

– Рано будет, если море не успокоится, штормом столько водорослей нанесет, а убирать некому. Если мы не уберем, будет лежать, гнить, блохи заведутся. Морские блохи такие кусачие! – улыбнулся Ворокута.

– Борис у нас по водорослям специалист, я больше по дому, – Полина выразительно глянула на мужа.

И он кивнул, соглашаясь с ней. Не царское это дело, водоросли с пляжа убирать, тем более в компании с липким навязчивым типом. Но субботник – дело если не святое, то полезное, отлынивать Борис, в общем-то, не собирался, но Полину отпустит на пляж только для того, чтобы загорать и купаться. А солнце может выглянуть уже завтра. Двадцать четыре градуса обещают и переменчивую облачность.

– В доме у вас уютно, – с завистью заметил Ипполит. – Красивой женщине даже убираться не надо, красивая женщина сама по себе создает домашний уют. Полный страстного огня.

– В камине, – качнула головой Полина, предостерегая Ворокуту от непрошеных фантазий. – Тихий домашний огонь.

– На берегу моря. С тихой домашней женщиной… Я, наверное, такой зануда!

– Может, вам уже пора! – одними губами улыбнулся Борис.

И Ворокута вдруг резко повернулся к нему, казалось, вонзив взгляд прямо в его душу. Как будто ледяную иглу воткнул. Острую иглу, твердую, но хрупкую. Развалилась игла, остатки вмиг растаяли, но прежде она успела оставить в душе сквозную рану. А Борис успел почувствовать, как у него отнимаются ноги.

– Хороший коньяк! Я бы не отказался от повторения! – Ипполит мило улыбался, протягивая пустой бокал.

Коньяк налила ему Полина, он в знак благодарности ей кивнул и вдруг так же резко подался вперед, но за руку взял мягко. И ткнулся губами в костяшки пальцев, быстро, но неловко.

– Вы уж меня извините, одичал я тут без людей, – виновато улыбнулся он.

Полина кивнула, себе взяла бокал с белым вином, Борису протянула с красным.

– Ничего, на носу лето, – сказала она. – Соседи подтянутся. Туристы… В прошлом году были туристы. Но это скорее плохо, чем хорошо… Давайте выпьем за хорошо!

– С удовольствием!

Ворокута потянулся к ней, как будто хотел снова поцеловать руку, но Полина отступила на шаг, выражая недовольство, качнула головой. Во всем нужно знать меру, тем более в глупости.

Ипполит выпил, Полина подала ему блюдо с бутербродами, вопросительно глянув на мужа. Почему она должна ухаживать за гостем, тем более за мужчиной?

– А кто у нас во втором доме живет? – неохотно спросил Борис, снова наполняя бокалы.

– Зайцев Роман Артемович, жена Калерия… Отчество вылетело из головы, – сначала сказал, а затем задумался Ипполит.

И на Бориса озадаченно глянул.

– А в третьем доме?

– Марковы, муж, жена и дочь, – уже не так бодро проговорил Ворокута.

– И по именам их знаешь?

– Ну где-то записано.

– Шляхов сказал?

– А что, не имеет права?

– И как нас зовут, знаешь… Все про всех знаешь!

– Потому что скучно. Но мне нравится такая скука. И одиночество нравится. Мне сорок девять, всю жизнь как проклятый работал, люди, люди, голова кругом, сколько людей.

– А работал где?

– Речное строительство, нефтяные, зерновые терминалы, очень хорошо поднялся. Удержаться не смог, опустили. Но денег поднял, живу, ни в чем себе не отказываю. И так хорошо здесь. Как в отдельно взятом раю.

– А это твой ангел? – Борис кивком указал на манекен.

– Честно? Туристов купил пугать, чтобы они по ночам не шарились. Знаю, что вы на лето собирались приехать, ключи есть, решил пошутить…

– Ну и шутки у вас, я скажу, Ипполит Матвеевич! – улыбнулась Полина.

– Вообще-то, Георгиевич! Но в принципе, вы правы, Полина Ильинична, шутки у меня как у Ипполита Матвеевича.

Борис хмыкнул в кулак. Ну конечно, этот жук знал их по именам и отчествам. Шляхов мог все рассказать. И ключи дать. А собаки во дворе нет. И не будет, пока они с Полиной не примут окончательное решение переселиться сюда навсегда. И камеры поставить не догадались. Да и смысла в том не было. Если дом будут грабить, камеры первым делом снесут вместе с жестким диском. И на охрану дом не поставишь, до ближайшей вневедомственной охраны двадцать километров, пока доедут, все уже вынесут и вывезут. Да и не возьмут дом на охрану… Может, правда манекенов накупить, приодеть, вооружить бутафорскими автоматами, пусть стоят по углам?..

– Ну что, на посошок? – Полина подняла бокал, выразительно глядя на Ипполита.

Тот правильно все понял, выпил, поблагодарил за гостеприимство. На прощание хотел поцеловать Полине ручку, но встретился с ней взглядом и передумал.

– Друга забыл! – напомнил Борис.

Ипполит пресно глянул на него, забрал своего Рафаэля, обулся и вышел на ярко освещенную террасу.

– Калитку сам откроешь?

В ответ Ворокута протянул ему связку из четырех ключей, от двух калиток, основного и запасного выхода из дома.

– И номер запиши, но телефон хорошо, а рация не помешает. Завтра занесу, мало ли что. Люди, если честно, не беспокоят, а медведь заглянуть может. Они здесь спать почти и не ложатся, но все равно по весне голодные и злые. Я на всякий случай карабин держу.

– Медведи всегда злые. Добрые только в сказках.

– Не знаю, в балке с одним в ноябре столкнулся, увидел меня, убежал. Сказочный, наверное!.. Все, давай!

Ворокута говорил степенно, голос его звучал серьезно, дурацкие шутки, казалось бы, в сторону, но на прощание он подал руку манекена.

– Извини, ошибся! – засмеялся он.

– Ничего! Спокойной ночи!

Ворокута подал ему руку, но Борис, мило улыбаясь, этого не заметил. Открыл калитку и указал на выход.

Странный сосед ушел, он запер за ним, по прямой пересек участок, вышел к задней калитке. Заперто там, нет никакой проволоки… Все-таки странные шутки у этого Ворокуты. И от них совсем не смешно.

Глава 3

Ночью Борис проснулся от выстрелов. Где-то за балкой щелкал автомат или карабин. Из ружья вряд ли стреляли, слишком частые для него выстрелы.

– Что там такое? – проснулась и Полина.

Она пугливо шарила глазами по комнате, то ли живого злодея ожидала увидеть, то ли пластикового. Рафаэля забрал Ипполит, но манекен мог и вернуться.

– Ворокута что-то про медведей говорил… И про карабин тоже.

Выстрелы прекратились, на душе полегчало.

– А почему так поздно? – спросила супруга.

Часы показывали половину четвертого.

– Или слишком рано.

Борис поднялся, снял с вешалки спортивные брюки.

– Ты куда? – забеспокоилась Полина.

– Пойду гляну!

– Куда ты пойдешь глянешь?

Полина стремительно поднялась, смахнула со спинки стула халат, подошла к двери, повернулась к Борису спиной, только тогда стала одеваться.

– С ума сошел?

– А если Ворокуте помощь нужна? – пожал плечами Борис.

Ипполит, конечно, не подарок, но все-таки сосед, а места здесь дикие, хотя и курортные. Дикий курорт, одним словом.

– Ты пойдешь к нему, а он придет ко мне! Ты оставишь меня одну?

Полина умела ставить вопрос ребром, Борис задумался. Ворокута пялился на его жену, неизвестно, что у него на уме. Вернулся вчера домой, добавил коньячку, поймал белку, слетел с катушек, но не настолько, чтобы мозг совсем отключился. Сподобился на отвлекающий маневр, отстрелялся, заманивая Бориса, а сам сейчас уже находится на пути к его дому. А ключи у него могут быть, дубликат снять не так уж и сложно, если есть желание. И нечего делать.

Но в то же время Борис мог ошибаться, и Ворокута не строил коварных замыслов. Мог просто напиться, выйти в ночь и устроить пальбу. Выстрелы отзвучали, сейчас Ворокута мог возвращаться домой, через балку, а спуск сложный, можно подвернуть ногу и даже сломать шею. Будет лежать, не в силах подняться, а на помощь никто не придет. Потому что соседи у него бездушные.

– Я осторожно, даже со двора выходить не буду.

Борис оставил пистолет Полине, сам вооружился топором, обулся и вышел во двор. Тишина нереальная, ни птиц не слышно, ни сверчков, как будто боятся голос подать, чтобы ветром не накрыло. Ветер успокоился, но страх перед ним остался. Этот страх держал тишину в напряжении.

Фонари горят, мотыльки вокруг них не кружат, создавая мистические мерцания теней, и медведи по участку не ходят, спокойно все. И не холодно, хотя и не тепло. Под легкой ветровкой на футболку в самый раз.

Борис повернул к балке, к дальней калитке вела мощенная плиткой дорожка, огибая гараж и летнюю баньку за ним. Что бы ни говорил Ворокута, а на кавказском побережье снег явление редкое, поэтому гаражи можно ставить хоть в самом дальнем конце участка, а подъезд к нему хорошо накрывать навесом из виноградника. Жара уже на подходе, без тенька в этих местах туго. И виноград уже посажен, года через два будет полноценная беседка с выходом на террасу перед главным входом. И бассейн Борис построит, и не каркасный, который еще нужно будет собрать, а полноценный, углубленный. Шляхов извинялся, что не догадался поставить бассейн сразу, думал, он не понадобится – море рядом, пляж чудесный… Хотя, может, и не нужен стационарный бассейн, каркасного хватит, так, сполоснуться в жаркий день.

А жаркие дни будут, Борис весь в предвкушении их. Отличное место они выбрали, еще бы соседа заменить…

А сосед признаков жизни не подавал. От дома Ворокуты их отделяли два участка, так что не видно, горит свет в окнах или нет. А со двора Борис выходить не хотел. Слово Полине дал, а она стоит у окна, смотрит, в глазах тревога.

Гараж, совмещенный с ним хозблок справа, банька из тонких бревен – слева и в самом конце участка. Свет, понятное дело, в окнах не горит, дверь на замке… Или нет, что, если дверь открыта? И в бане кто-то мог находиться. Но кто? Пьяный, полоумный Ворокута с карабином?

До калитки оставалось всего три-четыре метра, но Борис до нее не дошел, свернул к бане, плитка на дорожке лежит хорошо, плотно и крепко, молодец Шляхов, толково к делу подошел, жаль, с бассейном прогадал. Но в то же время бассейн – это серьезные деньги, три, а то и четыре миллиона к стоимости дома.

Борис остановился, тряхнул головой. Ситуация непростая, в бане мог затаиться враг, а в голову досужие мысли лезут, мешают сосредоточиться.

Он продолжил путь, поднялся на крыльцо под широким с колоннами козырьком, взялся за ручку двери.

С Ворокутой все ясно, человек немного не в себе, купил манекен от нечего делать, но эта забава быстро наскучила, решил соседям устроить сюрприз, а заодно дружбу с ними завести. Стрельбу вот ночью устроил, возможно, для того, чтобы завтра было о чем поговорить. Странный тип, чудак, но вряд ли он опасен. Во всяком случае в бане он прятаться точно не станет.

Борис уговорил себя, дернул за ручку двери, уверенный в том, что не сможет открыть ее. Но дверь вдруг распахнулась, сердце сжалось, а душа скользнула в пятки.

Но из темноты никто не вынырнул, на Бориса не набросился, душа, устремившаяся вдруг в пятки, встала на место. Он включил свет, зашел в предбанник, нарочно оставив дверь нараспашку. В бане пахло березовыми дровами, ощущение такое, что печь топили совсем недавно. И в парилке теплая сырость, хотя полы совершенно сухие. И в поддоне душа ни одной капли. Но если кто-то и мылся здесь вчера-позавчера, все давно бы уже высохло.

Борис уже собирался выходить, когда его внимание привлек прозрачный колпачок от тюбика с кремом или шампунем. Колпачок лежал под скамейкой в предбаннике, находка, казалось бы, и не заслуживала внимания, но Борис все же нагнулся, поднял. Колпачок прозрачный, закругленный, на кончике небольшой выступ, как на головке презерватива. Странная какая-то конфигурация, у них с Полиной такого колпачка точно не было. Да и не валялось у них ничего на полу, когда они уезжали… Или все-таки валялось, просто они не заметили. И колпачку не придали значения. Ну выступ и выступ, это же не точная копия презерватива. Или копия?

В поисках ответа Борис задумался и вдруг понял, что может прозевать момент нападения со спины, вздрогнул от дурного предчувствия, обернулся, но никого не увидел. Из бани вышел, забыв щелкнуть выключателем. Или это подсознание не захотело гасить свет.

Он подошел к калитке, открыл, осторожно выглянул, тишина. Глаза снова привыкли к темноте, он вышел за ограду, под ногами зашуршали мелкие камешки. Странно, кто-то посыпал дорожку щебнем, и не известковым, а гравийным. Не удивительно, что Ворокута не испачкал ноги, когда шел к ним. А идти он действительно мог этой дорогой вдоль оврага. И сегодня мог, и позавчера, и неделю-две назад. Не для того ли он посыпал дорожку, чтобы ходить и ходить по ней?.. А щебень отсыпан до самой калитки, дальше обычная тропинка, глинистый, размокший от дождя грунт с вкраплениями горной породы. Спокойно можно дойти до густых зарослей ежевики, за которыми начиналась отвесная скала. И где летом кишмя будут кишеть гадюки. Не зря застройщик закрыл мелкой сеткой зазоры между полотном забора и лентой фундамента. Шляхов уверял, что ни один гад во двор не проползет, а если вдруг все же пролезет, бояться не надо. Кавказские гадюки никогда не нападают первыми. В отличие от медведей.

А медведя не слышно, не ревет, не бежит вверх по горной тропке, сотрясая кустарник. Ветерок легкий поднялся, по кронам молодых дубков пробежался, и кустарники недовольно зашептались, ночь еще, спать и спать, а их будят. А может, это Ворокута крадется, с карабином наперевес. Может, уже взял соседа в прицел, с него станется.

Борис еще раз вслушался в шуршащую тишину, на помощь вроде бы никто не зовет, не стонет, не ругается матом. Может, и выстрелов не было никаких. Может, это над поселком фейерверк запустили. Это окольными путями до Дельты двадцать километров, а по прямой, через горы, пять-шесть километров. А в трех-четырех километрах по берегу моря база отдыха, там тоже могли что-то праздновать.

Молчит лес, молчат горы, шакалы не воют, медведи не рычат, и самых опасных хищников, людей, не слышно. Можно уходить.

Полина встретила его в коридоре, торопливо заперла за ним дверь, задвинула засов, эту надежную страховку от родных ключей в руках посторонних.

– Может, это салют был? – спросил Борис.

– Может, и салют, – пожала плечами Полина, прижимаясь к мужу.

Страшно ей стало. В подмосковном доме она так не боялась. Там и собака, и ружье в сейфе, и соседи дружные, если что, поддержат. И таких откровенных придурков, как Ворокута, в их местах не водилось.

– Ложная тревога.

– Плохо, что тревога, – улыбнулась женщина, отрываясь от Бориса. – Хорошо, что ложная.

– Плохо, что халатик на тебе. Хорошо, что под ним ничего нет.

Как-то не сложилось у них с продолжением банкета: долгая дорога, хлопоты, больной сосед на тяжелую голову – в общем, ночью они едва добрались до спальни, легли, разделись, но до главного так и не добрались, на полдороге вырубились. Но ведь они еще молодые, не важно, сколько им лет, главное, что кровь в жилах не сворачивается, а иной раз так закипит, что пар голову туманит. И совсем не обязательно сдерживать порывы. Сегодня все хорошо, а завтра будет еще лучше, спи, сколько влезет, отсыпайся. А потом на пляж, загорать и плести венки из водорослей.

Борис дернул за тесемку халата под возмущенно-насмешливый взгляд жены, полы разошлись, обнажая коричневые соски, тонкую полоску волос внизу живота. Не столько полоска, сколько стрелка, сейчас это просто указатель, но соски уже твердеют под пальцами, очень скоро Полина будет требовать секса. Борис улыбнулся. Если Ворокута вдруг рядом, пусть слушает, как она стонет под натиском законного вторжения в недоступные для него глубины. Ни для кого не доступные, только для мужа…

Утром Борис проснулся один в постели, и снова на ум пришел Ворокута. Полина в постели стонала в голос, никого не стесняясь, этот гад мог стоять за дверью и слушать. А потом зайти в дом… Что, если Полину похитили?

Но с кухни доносился запах жареной ветчины, Полина снимала яичницу со сковороды, по два желтка на тарелку.

– Если не умылся, я не виновата, раньше надо было просыпаться!

Шортики на ней пляжные, грудь закрывала только короткая футболка, соски призывно топорщатся. Настроение резко поднялось. Может, ну его к черту, этот завтрак?

– Потом умоюсь. – Борис провел пальцами по щеке, измеряя длину щетины. Как позавчера с вечера побрился, так больше за станок не брался. – Куда спешить?

Полина поставила сковороду на плиту, он подошел сзади, запустил руки под футболку.

– Ну, если твоя душа приказывает!

– Некрасов, отвали!

После завтрака Борис побрился. Хотел пойти на пляж, но повернул к оврагу. Пистолет оставил Полине, с собой взял только топор. Вдруг ветки на пути рубить придется. На пути к чему, Борис толком не знал.

Он шел на звуки ночных выстрелов. Искривляясь, балка выныривала из-за скального выступа, в который упирался его дом. В этом месте овраг пересечь невозможно, нужно немного спуститься к первому дому. Там тропинка, теряющаяся в зарослях молодых дубков, дальше колючий терновник, но в нем проход, можно спуститься к ручью, не задев ни одной ветки. Под ногами скальная порода вперемешку с грунтом, камни крупные выступают, можно идти только по ним, репья на штанины нахватаешь, а ноги только намочишь, но в грязи не испачкаешь. В некоторых местах сплошная глина, Борис обратил внимание на свежие следы ног, кто-то спускался вниз и поднимался обратно, причем не так давно, возможно, ночью. Возможно, Ворокута. Туда и обратно. Сейчас спит, наверное, без задних ног.

Тропинка сбежала вниз, у ручья стало темно и даже холодно, но Борис задерживаться не стал, продолжил путь. Относительно пологий спуск сменился крутым подъемом, порой, чтобы не сорваться вниз, приходилось цепляться за корни деревьев. Но вскоре подъем закончился, Борис вышел на полянку, сплошь поросшую мать-и-мачехой. Там он и увидел примотанный к дереву манекен.

Рафаэлю стреляли в голову и в пах, Борис насчитал четыре дырки вверху и шесть внизу. Еще три пулевых отверстия над головой. Стрелок мазал, и нетрудно понять почему. На большом камне, откуда, судя по гильзам, бил карабин, стояла разбитая бутылка с остатками коньяка на донышке. Видимо, Ворокута выстрелил в нее в последнюю очередь, когда уходил. А кто еще мог казнить Рафаэля, как не Ипполит? Напился как свинья, схватил под мышку манекен, взял карабин и пошел выпускать пар. Ну не идиот! И ведь соображала голова, манекен скотчем к дереву примотал.

От полянки тропинка уходила дальше в горы, Борис и не прочь бы пройтись, погулять, но только не сегодня. Трава такая мокрая, что в кроссовках уже хлюпает, еще и тучи тень на ясное небо наводят, похоже, снова гроза собирается. Ветер поднялся. Уходить пора.

Дождь лил дня два-три, ливни хлестали, море из берегов выходило, а ручей и не думал превращаться в бурный поток, спокойно струился к бурлящей сейчас реке, по камешкам, в пугающем сумраке шатра из сцепившихся над ним крон деревьев. Сумрак этот, казалось, хватал за ноги, пытался держать за руки. Борис облегченно вздохнул, когда вышел на солнце. Бегом поднялся к своему дому, открыл и запер за собой калитку. Сердце в груди билось не только от физической нагрузки, но и от эмоций. Ладно, живой шатер над ручьем, а расстрелянный Рафаэль? Что это нашло на Ворокуту, что он за сволочь такая?

Полина в своем репертуаре, уже вывесила одеяло на просушку. Стоит, смотрит на солнце, думает, как скоро небо затянет тучами, уж не погорячилась ли она? Увидела Бориса, обрадовалась и удивилась одновременно.

– А разве ты не к морю пошел?

– А тебе не интересно знать, кого сегодня там в горах расстреляли?

– Расстреляли?

– Рафаэля. Он, конечно, манекен, но я почувствовал его боль, – и в шутку, и всерьез сказал Борис.

– Ворокута его расстрелял?