Пленённый надзиратель

Из спальни через коридор доносились голоса. Громкость повышалась с прохождением секунд, но не прошло и пары минут, как до Виктора донеслись шаги. Отчётливый цокот направлялся к нему, и мальчик гадал, что так расстроило маму.

Дверь распахнулась и ударилась о стену. Виктор отпрянул и ударился о подоконник. Мамино лицо приближалось и сквозь румяна горело красным, будто по нему тоже пришёлся удар. Вплотную подобравшись к мальчику, женщина схватила его за руку. Мягкие и нежные ладони сомкнулись на нём как клешни, а кожу опалило как после крапивы, той, что растёт возле складов, и которой называют мальчишки скручивание кожи на предплечье. Только неприятное ощущение в этот раз было в стократ хуже, и мама не собиралась отпускать руку Виктора скоро.

– Кто это сделал?!

Её голос не был похож на то нежное воркование, что мальчик привык слышать на улице. Не был он похож даже на ту тихую трель, какой она говорит по вечерам, заставляя Виктора внимательно прислушиваться. Этот голос был режущим, он пенопластом прошёлся по ушам и оставил неприятное послевкусие.

– Отвечай, кто это сделал?! Кто разрешил?!

Мать трясла мальчика, как флаг трясёт на флагштоке порывом ветра; он не мог устоять на ногах и мог только безуспешно вырываться. Где-то позади отец старался образумить женщину словами, а потом и вовсе стал вырывать мальчонку из её рук. Виктор не мог понять, почему мама злится, кто расстроил её, и почему он не получил в этот прекрасный день то, чего хотел. Всё обернулось кошмаром, а в голове у ребёнка появилась мысль, что мама злится за украденный и разбитый им флакон.

Нет, он не крал! Он вовсе не делал ничего плохого! Он делал как лучше!

Заметив отца, что пытался остановить маму, Виктор догадался – дело не в нём, наверное, это папа что-то сделал. Может потому, что он ел конфеты, которые ему нельзя? Но он обещал молчать об этом!

Мальчик сжал губы как можно сильнее и зажмурил глаза, чтобы не расплакаться. Мать, даже под давлением отца не отпустившая ребёнка, распалялась только сильнее. Она кричала что-то про духи, про дедушку и бабушку, память и прочие вещи, которые Виктор не понимал.

В следующий момент он уже не мог слышать, что мама кричит ему. Рука неожиданно стала свободна, а правое ухо вдруг озарила горячая вспышка боли, пронёсшаяся сквозь его голову. Раздался глухой звон и мальчик оказался на полу, а глаза его и рот распахнулись. Виктор не мог контролировать себя, рот искривился сам собой и из него понёсся вой, пока глаза застилали слёзы. Удары стали прилетать по всему телу, будто стараясь прервать поток его излияний, прекратившись довольно скоро.

Там, лёжа на полу и чувствуя себя очень плохо, маленький Виктор больше не чувствовал радости от того, что сумел сдержать обещание.

IV

Скоро вой исчерпался, а слёзы уже не так мешали смотреть. Мужчина огляделся вокруг и увидел знакомую обстановку бедно оснащённого подвала. Тот же тусклый свет, стол и та же девушка, в этот раз смотрящая на него по-другому. С выражением.

– Слава богу, прекратил.

Очнувшись, она закрыла рот и подошла к столу. Взятые за край окровавленные тиски очутились на нём, а Мария с опаской села на стул и заговорила.

– Зачем вам терпеть это? Ведь этого всего можно избежать, можно ведь обойтись без боли и насилия. Я всего лишь прошу поговорить со мной.

Тон её был таким непривычным, с мольбой и надеждой на кончике языка, что брови Виктора сами собой поспешили наверх. Ему казалось, что её стиль игры в покер это не показывать эмоции и оставаться нечитаемой, но в этот миг она показала актёрское мастерство, от которого мужчине стало завидно. На жалкую долю мгновения он даже попался в этот обман, а такое не нравилось его профессиональной гордости.

Слегка в раздражении, но в большей части из безразличия к её словам, Виктор игнорировал девушку и рассматривал свои пальцы. То, что появилось на их месте. Розовато-красное месиво с пропажей в виде ногтей; отставленные в отдалении щипцы действительно имели бурые подтёки. Отметив их краем глаза, мужчина ещё раз убедился, что пострадали оба больших пальца. По всему выходило, что его приступ занял достаточно много времени, оставив его наслаждаться только остатками боли. Следовало понять, будет ли Мария продолжать с пальцами ног, и сможет ли заключённый избежать новой боли.

– Вы думаете, за вами придут? Пожалуйста, посмотрите правде в глаза. никогда не приходят. Они

Мария судорожно поправила рукава вязаной кофты, через секунду вновь устанавливая зрительный контакт с мужчиной.

– Родине плевать на вас. Для неё вы уже не существуете.

Она не права. Для Родины его никогда не существовало. никогда не существует. Их

– Но это лишь значит, что вы свободны от них. Вы можете просто уйти, куда только захотите. Помогите мне, а я помогу вам сделать это, помогу вам открыть дорогу куда угодно.

Виктор понимал, о чём говорит девушка. А также, о чём она молчит. Единственный путь наружу, не ведущий к казни собственными людьми, отправиться к ней, к её Отечеству. Там он, возможно, смог бы остаться в живых, но стал бы кем угодно, но не свободным человеком. И всё равно окончил бы в руках таких, как она, работников Отечества. Впрочем, это девушка должна была отрицать. Виктор бы отрицал. А с этого места становилось понятно, что выбор был не лучший. Конечно, предавать ему было некого, но идея внимательно следила за ним, и он предпочёл бы не сердить её сомнениями.

Видя, что мужчина на её слова не отвечает, Мария глубоко вдохнула и уставилась на канистру. Подходило время главного блюда. Виктор будто со стороны почувствовал, как участилось дыхание; осознавший следующее бедствие мозг пытался вдоволь насытиться кислородом.

Девушка медленно открутила крышку канистры, но тряпку со стола сдёрнула чересчур резко. Инструменты задребезжали по столешнице, а Мария задрала Виктору голову, пытаясь положить тряпку на лицо. Мужчина не остался в долгу: вырвался из хватки девушки и сбросил тряпку вниз. Победа была мимолётной и незначительной. Неожиданно из-за спины на лоб опустился ремень, что крепко прижал голову к спинке стула, заставив заключённого выгнуть спину и шею. Оказавшись в незавидном положении, Виктор не мог больше сопротивляться. Покрывшаяся пылью ткань опустилась на лицо, отрезая происходящее от его глаз. Тьма в который раз оставила его воображению додумывать мерзкие подробности. Мужчина услышал быстрые шаги, кряхтение где-то над ухом и почувствовал холод стали обессиленными пальцами. Звуки копошения продолжались ещё некоторое время, но потом прохлада металла исчезла из зоны руки и проявилась уже морозным адом обрушившейся на тонкую ткань водой.

Будто оказавшись в реке с сильным течением, Виктор ощущал, как вода хлещет почти прямиком в лицо. Отличием от известного ему опыта сплава по быстронесущейся реке была невозможность вдохнуть. Не существовало промежутка, где мужчина мог бы глотнуть хоть каплю воздуха. Тряпка моментально облепила его лицо, став второй кожей, приклеилась к некогда сухим губам, открывшимся в бесплотных потугах, а глаза силились прорвать сплавившиеся с тканью веки. В груди стало до мути пусто, а гортань ходила ходуном, пока крепко закреплённая голова нарушала законы материи и кружилась в хороводе планет. До того, как кислородное голодание отключило сознание Виктора, хоровод отправил его в далёкие закоулки космоса, навстречу новому, что оказывается хорошо забытым старым.

V

Лето в год десятилетия мальчика выдалось сухим и, по заверению любого, самым жарким за последние несколько лет. Для Виктора это был вовсе не повод не выходить на улицу или не заниматься активными играми. Скорее наоборот, он наматывал круги на своём новеньком велосипеде, со сверкающей рамой, голосистым звонком под рукой и выменянной карточкой в спице заднего колеса, проводя так целые дни. Прожарившись до костей, он приходил домой, захватив дозу солнечных лучей, достаточных для солнечного же удара, но каким-то образом умудрившимся его избежать. Возвращался он поздно, не покидая дом только на выходных, которые неизменно проходили в семейном кругу. Так ему казалось по началу.

Через пару недель после установленного мамой правила, по которому мальчик практически находил себя запертым в четырёх стенах по выходным, в квартиру стали приходить гости. Видеть кого-то другого в их доме, кого-то чужого, было странно для Виктора. Но мама сказала, что это нормально, что так принято во всех хороших семьях. Мальчик задавался вопросом, почему тогда они не ходят кому-нибудь в гости. Например, в гости к одному из его друзей. Тогда Виктору не нужно было бы сидеть со скучными взрослыми с их скучными разговорами или играть с их скучными детьми. Нет, иногда встречался кто-нибудь нормальный, кто умел играть с солдатиками, придумывать истории и любил шпионские рассказы. Но такие встречались редко, а показавшись в первый раз, так и не появлялись во второй.

Поэтому, после выходных прокатиться на велосипеде было особенно приятно. Будто выдавливая из себя события предыдущего дня, мальчик рвался навстречу ветру, пуская педали в бесконечный вихрь. А с ними от головокружительной скорости кружилась голова Виктора, пока ветер жадно играл с его волосами. Такие дни не хотелось заканчивать, оставлять позади солнце, дорогу, бриз на лице и свободу. И идея одного бесконечного летнего дня становилась привлекательнее от раза к разу.

Вместо этого единственным, что длилось бесконечно, оставались выходные, как тот, что стал последним, на который Виктор жаловался. Мама засуетилась, оббегала кухню на несколько раз: от холодильника к столу, к раковине, опять к столу, в зал, вновь к холодильнику и повторить. Отец, в свою очередь, представлял собой монолит или приросший к креслу булыжник. Смотря на него, мальчик думал, что папа уж точно не знает, что такое ветер в волосах, – у него и волос-то нет, – скорость или даже свобода. Расслабленный папа-булыжник совершенно не понимал, что променял на разговоры о цене за бензин, реформе образования и вкусности котлет в той или иной столовой.

Конечно, мальчик знал и интересные разговоры, как те, в его любимых книжках. Но те разговоры имели смысл, они раскрывали преступника или его сообщников. Разговоры родителей с гостями раскрывали Виктору только то, насколько гости скучные, и мальчик мечтал, чтобы кто-нибудь из них всё-таки оказался преступником. Тогда он мог бы рассказать друзьям интересную историю. Конечно, перед тем, как вновь сесть за руль и отдаться ощущениям.

Дети в этот раз попались особенно скучные. Две девочки, наряженные как на праздник, вовсе не интересовались шпионами, тайнами или будущим. В будущем они собирались только выходить замуж, в настоящем же играли его солдатиками и делали это совершенно неправильно. Вместо того чтобы драться и делать крутые вещи, они разговаривали ими, танцевали и целовались. Вот кто, понял тогда Виктор, становятся чьими-нибудь гостями.

Вечер проходил в такой монотонности, что мальчик стал прислушиваться к взрослым. Со временем это стало приносить плоды. Сквозь множество незнакомых слов и тем, Виктор услышал несколько знакомых упоминаний, когда разговор плавно перетёк на детей. Там, среди всего многообразия приятных слов гостей о нём, – мальчику они даже стали немного нравиться, – и родителей о двух девочках, – с которыми Виктор был вовсе не согласен, – проскользнула пара деталей. Оказалось, у гостей был ещё один ребёнок, мальчонка лет десяти, который безобразно вёл себя в последнее время. Он, представьте себе ужас его мамы с папой, не ел, что дают, не ждал там, где ему говорили, и даже общался с теми, с кем ему было запрещено. Виктор поразился, ведь гости описывали его, но тот мальчик оказался с другим именем. Не успел парень выдохнуть, как понял, что имя ему кажется подозрительно знакомым. И точно ведь, у него был друг с таким именем, что разделял его интерес к езде на высоких скоростях. По интересному стечению обстоятельств, он как раз рассказывал недавно, как начал не есть, что дают, уходить оттуда, где сказано было стоять, и общаться с теми, с кем общаться было запрещено, ещё больше, чем обычно.

Поразительное совпадение не оставило Виктора равнодушным. Он стал лучше прислушиваться к разговору, но глупые взрослые вдруг свернули его в другую сторону. Приняв это близко к сердцу, мальчик решил узнать, тот ли это друг, о котором он подумал, во что бы то ни стало.

Сначала, мальчик стал вспоминать всё, что он знает о шпионаже, но оказалось, что он не может украсть информацию. Он не знает, какая ему нужна и есть ли она у гостей. Виктор не мог проследить за ними, поскольку уходить они никуда не собирались, к тому же он подслушал всё, что можно было подслушать. Тогда оставалось вывести разговор на нужную тему. Достаточно было узнать фамилию, и миссию можно было считать успешно выполненной.

Начало не задалось.

– Рассказать про мальчика?

Гости слегка нахмурились, когда Виктор прервал их разговор, но быстро смягчились под его взглядом. Он сказал, что они с их мальчиком, быть может, подружатся, и тогда их ребёнок будет общаться с тем, с кем ему не запрещали, плюс Виктор проследит за всем остальным. Казалось, даже мамин взгляд, которым она наградила мальчика, слегка смягчился, и он понял, что ей понравилось сказанное. Гостья наклонилась к нему и потрепала волосы.

– Конечно, милый, конечно подружитесь. В следующий раз мы обязательно его приведём, и будет вам возможность пообщаться.

Гости обычно не возвращались, так что Виктор не рассчитывал на встречу с их другом в этой квартире. Мальчик уже хотел продолжить, но был остановлен мамой.

– Ты же не оставил девочек одних? Это не красиво, пойди, проведай их.

Виктор не успел даже нахмуриться, потому что понял, что это идея. Неосознанно, но мама помогла ему, поэтому мысленно поблагодарив её, мальчик быстрым шагом направился в комнату.

Там его ждало испытание в лице двух «очаровательных» – Виктор всё ещё был не согласен с родителями – девочек, которые синхронно повернулись к вошедшему в комнату мальчику. Не обращая внимания на внезапную дрожь, он подсел на пол к ним, выдерживая подозрительные взгляды. Не успел он рта раскрыть, как одна из девочек воспользовалась заминкой.

– Ну и что ты здесь делаешь? Ты же сбежал!

Виктор тяжёлым усилием сдержал возглас о том, что это его комната, лишь наградив обеих девочек вымученной улыбкой. Как писали в книге, улыбка обезоруживает женщин. Мальчик не был уверен, обезоружила ли она девочек, потому что они скорее выглядели удивлёнными, но Виктор списал это на то, что они ещё не женщины, а значит эффект не такой сильный.

Недолго думая, он спросил об их брате: кто такой, как выглядит, как зовут. Одна из девочек, что уже успела разозлить мальчика, вздёрнула нос.

– Так тебе и сказали! Зачем тебе знать про этого дурака, чтобы вместе с ним над нами издеваться?!

Виктор дёрнулся от громкости её возгласа, на который мог и сбежаться кто-нибудь. Не помогало ещё и то, что их брат, казалось, не в хороших отношениях с сёстрами. Не то чтобы мальчик не понимал его, но сейчас ему нужно было как-то выкрутиться.

Выпустив на волю обиженное лицо, Виктор не менее громко, опасливо поглядывая на дверь, заявил, что никогда бы такого не сделал. И даже больше, раз их брат такой плохой, что смеет обижать девочек, им срочно нужно сказать ему кто он, чтобы Виктор мог преподать ему урок.

– Хм, так я и поверила!