скачать книгу бесплатно
Инсургент
Владимир Максимович Ераносян
Для найма зэков в частную военную компанию "Девять Одинов" в ИТК строгого режима прибывают скауты из Санкт-Петербурга. Отрицавший ранее любую связь с государством и тем более военную службу в его интересах авторитетный "положенец" Сицилиец неожиданно подписывает контракт. Он преследует свои цели, и оказавшись в зоне специальной военной операции, находит в стане врага компаньонов для ведения трансграничного преступного бизнеса. Вскоре Сицилийцу предлагают сорвать куда больший куш. Для этого требуется его содействие готовящемуся в России государственному перевороту. Колонна боевой техники выдвигается на Кремль и в Ростов-на-Дону. Противник не только не мешает развитию событий, но и усиливает натиск на фронте на лояльные президенту части, начиная свой "контрнаступ". Рейд в тылу способен разделить страну. Препятствием на пути криминального путча становятся сотрудники ФСБ и морские пехотинцы, оказавшиеся по воле судьбы в составе мятежников.
Владимир Ераносян
Инсургент
Глава 1. Счеты
Любое совпадение с реальными событиями случайно. Персонажи вымышлены и гипертрофированы. Жанр «имперский байопик», рожденный воображением автора, предполагает мистический реализм в стиле Петербургского нуара, не претендуя на достоверность…
По зоне уже третий день катился ропот. Шушуканья о том, что проект «К» о наборе зеков в частную армию Зиновия Година – не «утка», а чистая правда, распространились по баракам еще в выходные.
Слухи были тревожные. В то же время именно в них таилась внезапно открывшаяся надежда, воля случая или Божественного Проведения.
Если полагать, что Проведение и есть псевдоним Бога, то открывающийся для тысяч зэков внезапный шанс выскользнуть из казематов действительно «нарисовался».
Блатные никого не трогали, не напрягали даже низшую касту. «Вор в законе», смотрящий по зоне с прозвищем Царь, в субботу перед вечерней поверкой отшутился от любопытных, чтоб ничего не объяснять, заявив в узком кругу: «Не будет у арестантов больше погонял, только позывные…».
А в воскресенье он и вовсе исчез с людских глаз. Слова пахана, возраст которого соответствовал его подорванному «кичей» и наркотой здоровью, передали по баракам.
Все знали, что в «хате» у Царя есть «шхера» прямо на территории колонии, в пристройке к лагерному храму. Там хранился «грев» с воли. Там же он «чифирил» со своей свитой, обсуждая дела и рассылая «малявы» по этапам и на волю. Там Царь и уединился в эти окаянные дни…
Один он там был ночью перед построением или нет – неизвестно, но в понедельник ближе к вечеру Царь ненадолго «засветился» на лагерном плацу, правда, быстро «свинтил». Его мимолетного появления оказалось достаточно, чтобы все поняли – Царь «в курсах» и «при делах».
Гастролеры из Северной Пальмиры его как-то подмаслили: либо пообещали индульгенцию за старые грешки, либо убедили, что скостят срок по парочке статей, либо и вовсе гарантировали полную свободу по УДО!
Судя по тому, как они хозяйничали даже в режимных зонах, на воле они обладали неограниченными возможностями и протекцией на самом что ни на есть верху.
Того и гляди, в силу вскрывшихся новых обстоятельств по уголовным делам Царя и отправке их на апелляционный пересмотр, как водится – с дорогим адвокатом и новыми присяжными, вор мог быстро быть «отбелен» и реабилитирован. Видно, тяжко было там – на проклятой Украине…
За содействие в агитации и рекрутинге добровольно согласившихся пойти на украинский фронт заключенных Царю посулили многое. И он помог, как мог, «настрополив» на сотрудничество с «приезжими фраерами» добропорядочных арестантов, отбывающих наказание по «экономическим» статьям, «домушников», семейных деспотов, «пьяные рули» и сидящих по 228 с «малым весом» – ясно, что не наркобаронов, а бедолаг-курьеров, оставивших «закдадку» для «клиента». И многих, многих других – сидельцев по более тяжким статьям.
Не забыл Царь про себя и свои интересы…
…На плац вывели всех осужденных. Появился «козырный фраер» лет шестидесяти с морщинистой мордой шарпея, хотя нет… мастифа, с глазами на выкате и отвисшей губой.
Чуть поодаль стояли двое бритоголовых поджарых вояк с безупречной выправкой в хаки и зашнурованных тактических ботинках. Худые, жилистые, с одинаковыми стеклянными взглядами.
Прожектор подсвечивал митинг со смотровой вышки. «Кума» – начальника ИТК, да и конвоя с собаками не было. «Вертухаев»-инспекторов присутствовало немного. Некоторые вообще переоделись в робы и не маячили, чем вызвали зубоскальство осужденных. Прям шпики из «охранки» времен царя-гороха.
Обычные арестанты точно не знали, откуда свалились «пришельцы». То ли из Первопрестольной столицы, то ли из Северной, то ли телепортировались с иной планеты, что по сути являлось для местного контингента одним и тем же.
Гастролеры-скауты, занимающиеся массовым отбором пехотинцев, условились с администрацией: чтобы было все «по людски», «чин-чинарем», а не «по-совковому».
«Фраер» складно и без бумажки, без пустой бадяги «толкал» речь перед неровным строем «зеков», хотя слегка шепелявил… Вроде, «не гнал беса, базарил ровно».
– Меня зовут Зиновий Годин! – с паузами и расстановкой вещал «шарпей», – Я здесь, чтобы сделать вас свободными, и только я могу это сделать! Родина дает вам шанс искупить свою вину за содеянное и начать жизнь с чистого листа. Я набираю штурмовиков в частную военную компанию, покрывшую себя неувядаемой славой и в доблести сотрудников которой никто не сомневается! Вы о ней, уверен, слышали! Слышали!?
– Да, слыхали, слыхали… – забубнили в неровном строю.
– После окончания моей речи у вас будет ровно пять минут, чтобы принять решение. – продолжил «шарпей» с трясущейся губой, – Потом собеседование и запись в добровольцы на стандартном фирменном бланке ЧВК «Девять Одинов». Одна бумажка на руки, вторая подшивается к делу. Поставив свою подпись на контракте, вы вверяете нам свою жизнь и душу! Контракт заключается на полгода. Полгода ада! И с вас, если останетесь живы в этом пекле, снимаются все судимости. Стряхнете прошлое, станете новой элитой этой страны! Неважно, за что вас закрыли: за разбой или грабеж, за убийство из ревности или по неосторожности, фармазонщики вы или черная масть – там на передке вы будете абсолютно одинаковыми! Чтобы не стать мишенью, вы должны будете убивать, и за это вам не только ничего не будет, вас щедро вознаградят! Вы станете бойцами и будете подчиняться приказам ваших командиров, спецов высшего уровня. Недолгая подготовка на полигоне, максимум – один месяц! Для тех, у кого навыки уже есть, из красных зон – мы даем гораздо меньше времени. Получите азы военной подготовки, научитесь стрелять из «калаша», «покемона» и «мухи», окапываться, двигаться в составе штурмовой группы в двойках, тройках и пятерках, освоите минно-взрывное дело, и в бой. Расшаркиваться перед вами никто не будет! В плен «девятые» не сдаются! Сдался в плен – предатель! Не выполнил приказ – расстрел! За малодушие – расстрел! Дезертиров найдем и казним! Ваша участь – умереть как герой или выжить героем и начать новую жизнь, уважаемым человеком.
– Кто ж ссученного уважит? – шепотом буркнул кто-то, опустив тут же взгляд, чтоб не вычислили.
– Подписавший контракт вписывает в него родственников для получения ежемесячного жалования в 250 тысяч кэшем и место своего предполагаемого захоронения в случае гибели на поле боя! – вещал «шарпей», не обращая внимания на реплики, коих он не слышал, ибо завелся от собственного спича. А может делал вид, что никого не слышит, ведь вступать в прения со старта означало сорвать вербовку… – Для желающих покинуть зону, но имеющих статьи сексуального характера, естественно, пока не опущенных и не кукарекающих, а так же для бывших наркоманов или наркобаронов – детектор лжи. Они под особым контролем! Не офоршмачили – значит не петух! Нет синдрома абстиненции – значит соскочил. Верно?
– Кто не успел, тот опоздал. Записываюсь! – буркнул из строя субтильный зэк. И все засмеялись. Видно, висела над ним дамокловым мечом «экзекуция». И только контракт являлся спасительной соломинкой.
– За изнасилование и мародерство – у нас не куток петухов и дырявая ложка, а смерть путем расщепления черепа в тисках или кувалдой. У меня все… – закончил главный оратор, – Остальное объяснят вот эти два парня, оба герои России, на собеседовании.
…К библиотечной коморке и клубу выстроилось две очереди из добропорядочных и не очень арестантов. Оба помещения питерским скаутам выделил «кум», предварительно приказав выдраить все до блеска и поменять везде, включая свой кабинет, рамки репродукций картины с Верховным главнокомандующим, которого «шарпей» называл не иначе, как своим другом. Вероятно так оно и было, коль его наделили такими полномочиями. Хотя – кто тут мог это проверить?…
На столах, накрытых зеленой скатертью, лежали стопки с личными делами осужденных с подшитыми копиями приговоров суда.
Столпившиеся за дверьми зеки ждали на выходе первых прошедших собеседование. Чем-то это напоминало экзаменационный мандраж.
– Чего дознаватели спрашивали?
– Как обычно. И не дознаватели, а ГРУшники бывшие, как пить дать.
– Что сказали?
– Что-что! Автозак, аэродром, полигон и на фронт. Рожок боевой отстрелял, чеку выдернул, гранату бросил – не подорвался, значит – готов!
– А точно на полгода?!
– Не гони ерша! Там черным по белому в контракте шесть месяцев прописано от звонка до звонка. Не фуфло! На «шерстяного» не похож. Разуй зенки, если грамотный! Вот смотри, один экземпляр дают на руки. Фирма веников не вяжет!
– Ага, и печать с черепом и перекрещенными костями. Точно в ад отправляют! Ты там и недели не протянешь, Конь, – подшутил над соседом по «шконке» зек в черной робе и толкнул дверь в библиотеку ногой.
– Гляди-ка, и Сицилиец в добровольцы записываться. – пошептались меж собой мужики, обсуждая зашедшего без очереди приближенного к Царю зека-положенца, осужденного за вымогательство, – Видать, из блатных не только Конь когти рвет. Странно! Может Сицилийца пахан настрополил, как остальных из рецидивистов, а может он сам решил свинтить на этапе? Только не в курсе, что бегунков эти частные вояки «мочат» на месте, без предупреждений и выстрелов вверх. И глазом не моргнут! Мне рассказывали. Там не забалуешь. Подчиняться надо. И слушать командиров…
– Странно, давеча сам же говорил, что сучье дело на государство батрачить, и тем более за него воевать. Передумал видать.
– Так ему еще десятку чалиться. Он всю ночь с Царем базарил, тер в шхере. Там, в храмовой пристройке, всю ночь лампадка горела. Видно, Царь ему вместо батюшки отпустил грех.
Сицилиец, прозванный так еще в ранней юности за любовь к книгам Марио Пьюзо о мафии, на самом деле успел прочесть только одну из них, и то не самую лучшую – «Дураки вымирают». Она была гораздо слабее и поверхностнее «Крестного отца». Но сам факт прочтения романа «от корки до корки» создал Глебу Немировскому в среде дворовых урок из провинциального южно-российского городка репутацию рассудительного бандита, позволившего ему сколотить шайку и «нагнуть целый район».
Попался он на жалобе коммерсантши, «бизнес-вумен» со связями, которая была ущемлена тем, что не смогла договориться с новоявленной бандой как обычно – «соскочить за красивые глазки». Подручных Сицилийца приняли в момент передачи пакета с деньгами. Взяли с поличным.
В следственном изоляторе они молчали как партизаны. За это время Сицилиец успел наказать стукачку, устроив пожар в ее ресторане, но дама оказалась настырной и дала из мести свидетельские показания, подтвердив их личной перепиской с главарем банды. В эпистолярном жанре Сицилиец был хоть и немногословен, но весьма неосторожен.
Получив двенадцать лет в совокупности, а ему дополнительно вменили вину за хранение оружия и наркотиков, его этапировали сперва в дагестанскую зону «для перевоспитания», а потом обратно в донские края.
В ИТК в Ростовской области он провел три с половиной года. От скуки заключенный Немировский научился точить ножи, пристрастился к резьбе по дереву и декоративной лепке. Свои творения он заставлял приобретать мужиков и даже «вертухаев», коим подобные изделия от других зэков доставались задаром. И тут явились эти стеклоглазые лысые скауты…
Царь чифирил с Сицилийцем в ночь перед митингом, щелкая своими допотопными счетами с круглыми костяшками, которые он использовал как «анти-стресс» – для успокоения вместо четок. Заодно с их помощью он подсчитывал карточные долги, поступления с воли и плату за услуги разного свойства, включая устройство на хлебные должности приближенных, организацию непреднамеренных убийств и суицидов на этапах, в зонах и в СИЗО.
Смотрящий по зоне имел обширные связи и мог устроить все от бунта до вот этого добровольного рекрутинга. Именно Царь настоятельно посоветовал Сицилийцу заделаться командиром в частной армии петербургского фраера:
– У этих муфлонов своя система: нет званий и должностей. Армия поделена на отряды. Там роты, взвода и группы. В группах командиры и штурмовики. Станешь командиром взвода – останешься жив. Выше не прыгай, да и не дадут тебе, но и ниже не слазь. Командир и его штаб рулят издалека. Ставят задачи и назначают тех, кто идет на амбразуру, а кто отсиживается в закутке… Все как здесь. Возьми под крыло спидозных и гепатитных – будет тебе зонтик, «амбрела», и дополнительный бронежилет. Спусти их, бесполезных, на фарш. Командир далеко от работы, если не геройствует. А твоя задача – пересидеть. Аккуратно. И кое-что сделать. Для меня и для себя. Озолотимся. Вернешься на волю – короную тебя.
– И как ты это устроишь, будучи тут? – недоверчиво почесал подбородок Сицилиец. – Времена изменились. Малявы никто уже на воле не воспринимает, только ксивы. Да и воровская масть не в таком почете, Царь, как в прежние времена.
– Я когда говорю про корону – имею в виду иную власть, не воровскую, так что не спеши с выводами. Названия и определения поменялись, тут ты прав, спорить не буду. Но уважение все же осталось, хоть и не у всех. Вон, блатные, злостные нарушители режима, отрицалы по жизни, и то ломаются, пыхтят как лоси на промке. А что ты хотел!? С синими ногами от дубинок и чтоб пристегнутую шконку в ПКТ не видеть, и не так запоешь. Времена цикличны.
– Ну, у нас тут, твоими молитвами все по-прежнему. Элита блатная, жизнь ночная, чифир сладкий и бродяги в почете. – польстил пахану положенец.
– Элита скоро сменится, Сицилиец, как в периоды всяких войн. И произойдет это благодаря вот этим питерским отморозкам. Грядет великий передел. Взбудоражили они все, разворошили, сковырнули нарыв. Популярность у них. Это сейчас главное! За ними будущее и потенциал. Этот с выпученными глазами зол на власть, хоть она ему и дала карты в руки. Неблагодарный и ненасытный. Что нам на руку. Он бывший арестант. С весьма сомнительной репутацией, пробью – пришлю, что надыбаю. Но точно одно – потенциал у него огромен, а скелеты в шкафу у каждого есть. Весьма способный. Не ссорься с ним, но и не доверяй. Большие дела намечаются. Хаос. И он его источник. Не тушит, а дрова в топку бросает. Я замолвлю за тебя словечко перед ним, пока он еще вменяем: может назначит тебя командиром без проверок. Не отряда, конечно, там спецы, но, к примеру, барака… – тут Царь улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы, – Выживешь. Это главное. И большие дела совершишь. И там, в Хохляндии, и тут, в Ростове, и, конечно, в Москве. А значит, по всей России. А я выйду ой как скоро! Дон-батюшка смоет мне мои грехи за то, что столько зэков на верную гибель соблазнил. А ты выйдешь из пекла не новоприставленным, а новоиспеченным. Молод ты, Глебушка Немир с кликухой Сицилиец! Сорока даже нет, а какой шанс тебе Царь дает! Карьеру будем делать тебе не воровскую, а политическую.
– Царь, на политику же деньги нужны баснословные. Или будем «шестерить» на шарпея, как чушканы? Выпрашивать лаве? Так кинет же, сука. У него морда как у жабы…
– Жабе стрелу по дурости дали. Теперь он принц или принцесса, как там в сказке… Он нас от кандалов избавил, за то и спасибо. Но не вечное. Деньги нам не он даст, а багровые реки принесут. Этот фраер – переправа наша в новый сказочный мир. По его хребту перескочим на самую высокую гору. А пока думай о насущном. Как там окажешься – дай знать, сориентирую и свяжу тебя с нужными людьми. У них там бизнес. Большой бизнес. И каналы доставки нужного товара.
– Что за товар?
– Не спеши. Все узнаешь в свое время. Проблема одна – они, компаньоны мои предполагаемые, с другой стороны барыжат. Бывшие мои дружки это. Поднялись в Киеве до самых небес благодаря войне и клоуну у власти. Так вот – они с той стороны, а ты будешь с этой. Мостик сделаем через речку кровавую, и она станет молочной с кисельными берегами.
– Рисковое дело, Царь, а если разоблачат? К стенке поставят за измену Родине.
– Откупимся. Это частная армия, а не советская, не ссы. У «Девяти Одинов» главное – брэнд и логотип, а не родина… И звон монеты для них гимн. Они берега теряют, когда бабло утекает. Патриот за лаве – не патриот. Зеркальное отражение тех, кого они типа ненавидят. Поэтому у этих элит барыжных терки, и вражда непримиримая – комерсы кормушку делят. У него почему глаза выпучены, не понял? Там внутри калькулятор. А калькулятор без батареек не фурычит. А у меня счеты ручные, они безотказные. Как только калькулятор подзарядки лишат – он и сдуется. А у нас все на мази к тому моменту будет. Я просчитал фраера на своих счетах. Мастеровые умельцы из черепа пройдохи для них костяшки сварганили.
– Да помню я, ты рассказывал. Они тебе по наследству достались от твоего бухгалтера. Ты его завалил вроде.
– Да, я ж говорю, и сувенир на память оставил. «Крысил» он у пацанов, теперь щелкает только когда я пальцем двигаю. Товар утаил. Ты не из таких… Забирай их.
Царь кинул счеты прямо в руки Сицилийцу. Тот ловко перехватил бухгалтерский аксессуар на лету, и недоверчиво пощупал гладкие костяшки на подарке Царя. Верилось с трудом, что звенья на спицах, филигранно отшлифованные, имеют столь чудовищное происхождение…
– У твоего подельника на той стороне такие же будут. Он их из «живого контейнера» сделал. Пароль это, усек? А что за контейнер – там сам смекнешь! Сведем счеты с упырьками красноперыми и с барыжатней питерской, что нам тут «горбатого слепили» и думают, что мы повелись…
Глава 2. Сказочный оркестр
Этой ночью накрыла бессонница. И все же Годин уснул. Засыпал на снотворных и периодами проваливался в дрему до полудня. В двенадцать дня с выстрелом башенного орудия дворецкий-мажордом в расшитом бисером камзоле с манжетами и в пышном «петровском парике» подал на серебряном подносе поздний завтрак.
После овсянки и яиц всмятку с небольшой булочкой, смазанной маслом, Годин сбросил с себя вычурный барский халат, голым прошел в рабочий кабинет с узорной золотой лепниной на потолке и там оделся.
Глядя на себя в зеркало, нарядившийся в свой парадный смокинг с орденскими лентами и высшими государственными наградами страны, полученными им закрытыми указами за подписью Президента, Зиновий Годин был весьма собой доволен. Но эйфория обычно длилась недолго. Нервическую натуру ничем не исправить! Сев з стол с малахитовыми канцелярскими аксессуарами с двуглавыми орлами Годин еще раз прослушал запись, полученную им от агента.
Это был разговор высокопоставленных генералов, сенаторов и глав субъектов Федерации, которые все это время натравливали его на конкурирующий клан, уверяя свой Инструмент, коим они считали Година, что вся эта возня никак не повлияет на отношение к нему главы Государства, что Верховный, мол, сам устал от опростоволосившихся военных и спецслужбистов и давно готов к инициации коррупционных дел. «Нужен лишь импульс!» – так они говорили. Но где они теперь? А вот где – в этой диктофонной записи!
Смысл беседы сводился к тому, что Зиновий зарвался, много о себе возомнил, что действует спонтанно, не согласовывая свои шаги ни с кем, что зашел слишком далеко…
– Я зашел слишком далеко!? – негодовал вслух Годин, – Да я из-за вас топчусь на одном месте! Все эта аппаратные закулисные интриги – это растянутая на годы белиберда! Я – Годин! И я даю вам всем Один Год!
– Он настроил против нас не только министра и начальника генштаба, но и военпром, поставщиков! Даже элитные части. Он что думает, что кумир у всех!? С его то хабалистой оценкой и обвинениями в некомпетентности. Всех под раздачу!… – неистовствовал его куратор из военной разведки, выдающий себя за друга его структуры, – Он диктует Верховному, кого снимать, кого назначать! Разваливает, а не созидает. Хочу – выполню приказ, не хочу – нет! Что он о себе возомнил?! У нас же не базар? Если поступил приказ переподчиниться и замкнуть ЧВК на министерство – значит нужно выполнять! Иначе – это путч! Миссию свою он выполнил!
– Не базар!? – заочно дискутировал Годин, – А что!? Самый что ни на есть базар, рыночные отношения! Игра на повышение уже идет. Время перемен! Моя армия выросла в десять раз! Значит я стою больше! Больше вас всех! Кто вы такие?! Хотите остановить паровоз, в топку которого подбрасывали поленья? Поздно. Я вам не машинист! И не стрелочник! И не пассажир! Я – огонь в топке. И мне мало жару! Ваш план разбинтовать «мумии» не сработал! Престарелые трусы оказались смелее и дальновиднее вас! Бюрократия съела инициативу! И теперь вы трясетесь за свои никчемные жизни! Списать меня!? Хер вам!
– Да, проблема Зиновием поднята и растиражирована по нашей просьбе, – согласился еще один «влиятельный друг», губернатор, – Но он перегибает палку. Никто не сомневается в патриотизме Зиновия и его рвении на благо страны, но благими намерениями вымощена дорога в ад, и он призывает нас идти той же дорогой. А там может быть и погибель. Нужно подождать. А ему успокоиться.
– Подождать, пока меня спишите в утиль? Пока лишите силового актива!? Пока не превратите в попрошайку? – Годин сбросил чернильницу со стола и сбил свечи с канделябра. – Я решаю! Я – инсургент! Путч так путч! Революция! Назовете ее мятежом только, если она не удастся. Я иду! И меня никто теперь не остановит, потому что я сам по себе, а не инструмент для интриг! Я не выполняю чужих миссий, у меня своя миссия! Я больше никого не спасаю, каждый за себя!
Его амбиции простирались выше, гораздо выше тех пределов, которые ему назначили мнимые кукловоды. Чертовы заговорщики с мозгами без горизонтов. Безмозглые генералы, которых он обвел вокруг пальца! Причем пальца без фаланги! Они без краев не потому, что слабо видят и плохо прогнозируют, а потому что их края – лишь старт его дистанции. Они не привыкли идти ва-банк и рисковать всем. А он может и будет! Он никого не боится!
Его мечты никогда не были маниловскими, они являлись планами. Даже его сказки были пророческими, а он их придумывал сам. В них он всякий раз спасал «короля» будучи лилипутом, обитающим на люстре. Обладая волшебной флейтой, его протагонист мог превратить властителя в великана, а мог уменьшить до таракана и заставить плясать под свою музыку.
Одна из выдумок Зиновия Година, впоследствии изданная им отдельной книгой, называлась «Инсургентики». Эту сказку он давным давно рассказывал на ночь свои детям, дочке и сыну, распластавшись на огромной кровати между ними. Каждая глава являлась автономной и представляла из себя законченную историю с хеппи-эндом.
Сюжет был незамысловат и, возможно, списан, с подобных сочинений для детей с намеками для взрослых. Он был многосерийным и поучительным. Симпатия рассказчика к главному герою, не смотря на весьма скромные его параметры, прослеживалась отчетливо. А король, хоть его и спасали, был немощным и престарелым персонажем, подобным шахматной фигуре, которая не обладает никакой силой без ферзя.
Как известно, пешка, дошедшая до края доски, превращается в любую из фигур и решает на доске любые вопросы. Спасая короля, Ферзь в отличие от него перемещается по полю, куда вздумается, а не ограничивается королевским шагом на одну клетку. Даже убить-то король без помощи своих «офицеров» не может. Все за него нужно делать. Даже думать!
Однажды, много лет назад, когда его сынишке и дочке было не больше десяти лет, Годин рассказывал им в постели новую сказочную серию. В ней инсургентик-лилипут предпочел отбросить свою волшебную флейту и отнял палочки у дирижера оркестра. Так вышло, что сюжет забуксовал, хоть и пересказывал он его с упоением. Импровизация вместо героического развития и обычного хэппи-энда завела в тупик.
Сочинитель выбирался из безвыходной ситуации вслепую, один, без соавторов, коими обычно становились дети, без союзников и доброжелателей.
Оркестр под управлением некомпетентного лилипута заиграл не в унисон, а в разнобой. Музыканты фальшивили и путали ноты.
Оркестровая яма вдруг превратилась в траншею, которую отторгнутый инсургентиком дирижер решил закопать. Бульдозеры пододвигали ковшами землю, и скоро рыхлая земля засыпала музыкантов. Судорожные поиски решения привели к внезапному выводу о том, что инсургентик зря взялся не за свое дело и принялся орудовать дирижерскими палочками. Сгубил весь оркестр, и себя самого. К тому же потерял волшебную флейту, найти которую и возродить оркестр не представлялось возможным, так как ее тоже присыпало песком и глиной из громадного ковша.
Благо дети тогда уснули, не став дослушивать длинную папину серию. Вмешаться он им не позволил – вот они и засопели в собственных сновидениях.
Сказочник покинул детскую, не дорассказав свою неудавшуюся историю. Да, пожалуй, из всех серий именно эта была самой грустной. В прежних флейта совершала чудеса. Быстро и без особых усилий. Король становился сильнее всех своих врагов, обретая могущество и рост до небес с помощью ее звуков. Волшебный инструмент возвеличивал его настолько, что король не видел, что происходило с его подданными внизу. И там в силу занятости короля порядок наводил лилипут-инсургентик, обладатель реальной власти и чудесной флейты.
Годин тогда не особо расстроился – и на старуху бывает проруха. И забыл тот не сложившийся сюжет. А ведь то был знак. И сейчас не мешало его вспомнить. Но… Распознать знак не каждому дано. И тем более припомнить спустя время, увязав его с текущим моментом,
Лишь после исполнения предзнаменования получивший его задумается, и то – если на осмысление останется время. Единственная фабула, где у главного героя ничего не вышло, промелькнула тогда мимо, как мираж. И сегодня он, одурманенный предвкушением восстания, в котором ему суждено было играть первой скрипкой, вряд ли бы обратил внимание на сновидение, пропущенное в эфир подсознанием, или на собственную фантазию, растворившуюся в дымке повседневной суеты. Да и могут ли собственные сказки влиять на реальность, может ли миф управлять ей?
В его биографии было столько взлетов и падений, что опытный сценарист написал бы по ней имперский байопик в стиле петербургского нуара, а прославленный режиссер снял бы мрачный триллер, который гарантированно сделал бы кассу бокс-офиса как минимум трех киношных уикендов и стал бы лидером кинопроката.
То унижение, которое он испытал за всю жизнь, обостряло чувство его всепоглощающей и неукротимой злобы на весь мир. Эта неуемная ненависть опиралась на два равных столпа.
Первый: он все еще числился чужим среди себе подобных нуворишей. Хозяева жизни все еще брезговали им, не взирая на уже доказанные способности и реализованные таланты. До сих пор они воспринимали его халдеем с салфеткой на руке!
И второй: молодость! Ее не вернуть ни за какие деньги. Она к сожалению не возвращается и не продлевается.
И уж коль он угробил впустую часть своей драгоценной жизни на обслуживание тех, кто был ничуть не лучше его, то следовало наверстывать!
Раз он не сможет продлить свою жизнь даже с помощью коитуса с девственницами, то он укоротит жизнь других, тех самых, кто видел в нем обслугу. Он сварит их в том самом жбане, где готовил для них глинтвейн.
Бывший благодетель всегда ненавистнее врага, ведь твой прежний покровитель видел твое унижение и надменно взирал на твою слабость. А это не прощается. Даже если он не упрекнет тебя вслух – его высокомерие и незаслуженное превосходство будут читаться в его глазах.
Глава 3. Заговорщики
Бодрость нужно было подогревать искусственно: фармакологией, сильными эмоциями и опасностью. Риск придавал жизни вкус и блеск. Движение заменяло спорт. Перманентная война отвлекала от старения.
– Заходи! – скомандовал Зиновий Владленович массажистке ног и медицинской сестре с лазерной машинкой, которая шлифовала его спину. После сведения много лет назад компрометирующей тюремной татуировки, сзади не было даже намека на то злополучное тату, но он являлся перфекционистом. Кожа на спине стала гладкой как у младенца. Процедура и сегодня прошла безболезненно.
