Ясак

– Почему вовремя тревогу не забили? Проспали, черти. – Петр бросил злобный взгляд в его сторону.

– Минуту назад, атаман и духу их здесь не было, хотя собаки изредка все же ворчали. А потом вдруг мигом костры запылали, как по команде.

– Кто в набат ударил?

– Так десятский. Я, как только костры-то запылали, сразу и завопил, а десятский в набат забил. Вчера же всех предупредили, что басурмане напасть могут. Так что никто не спал, атаман.

– Ладно, Михей, не серчай, это я так, сгоряча. – Петр вдруг вспомнил, как звали молодого казака, ведь он был его земляк из Пелыма. – Не робей, казак, побьем мы этих нехристей. – И ободряюще кивнул ему.

Петр Албычев в казаки никогда верстан не был, но к обращению – атаман, уже привык и смирился. В походных условиях, а тем более в боевых, как говорится, не до чинов и титулов, а атаман для казака всегда звучит уважительно и предельно понятно.

Несмотря на молодость, Албычев, уже не раз участвовал в сражениях с сибирскими татарами и самоедами и потому страха не испытывал, а только задор и злость.

Несколько минут потребовалось ему, чтобы обойти крепостную стену. Сам по себе острог был небольшой. Поскольку находился примерно на полпути от Кетского острога до нового, пока еще не существующего Тунгусского, то и строили его как временный опорный пункт. Ширина его была не более двадцати и длина около тридцати саженей, может чуть больше. Единственные ворота выходили к реке, рядом с ними была смотровая башня высотой около пяти саженей.

– Какие будут указания, атаман? – Перед Албычевым стоял десятский Васька Бугор. – Может первыми, начнем?

– Нет, Ермолаич, не начнем. – Сурово посмотрел на земляка Петр. – Не думай даже. По пустякам с инородцами ссориться и первыми войну начинать государем не велено. Подождем.

Петр оглядел крепость, словно ища кого-то и заприметив возле амбара знакомую фигуру подьячего Ивашку Дементьева, громко окликнул его.

– Что прикажешь, атаман? – Подскочил Ивашка, услужливо заглядывая в глаза.

– Выдай-ка каждому десятскому для его бойцов вина хлебного, да чтоб только по чарке на брата. Это не для пьянки, а для сугрева. Но больше чтобы ни-ни. – Он поднес кулак к носу испуганного подьячего.

Слабенькое-то, ягодное, винцо было тогда почти в каждой острожной избе и землянке, а вот горячее, хлебное вино, то что горело синим пламенем, выдавалась строго по распоряжению самого Албычева и хранилось в амбаре у подьячего Ивашки Дементьева под строгим учетом и контролем.

***

Хотя до восхода солнца было еще далеко, но уже посветлело, и можно было, без труда разглядеть, как в дальнем углу крепостной стены, возле медной пушки, копошились двое тобольских стрельцов, готовясь по команде бабахнуть картечью по неприятелю. Стрельцы и казаки аккуратно расставляли свои луки и колчаны, готовясь к отражению атаки тунгусов.

***

Все служивые, участвующие в походе, были на тот момент неплохо вооружены. Кроме обычного лука со стрелами, сабли, топора и пики у каждого было еще и огнестрельное оружие – пищаль, либо заграничный мушкет.

***

– Ну, что там? – Спросил Петр у десятского Васьки Скурихина, отвечающего за две медных пушки.

– Идут, черти узкоглазые. Командуй, атаман.

Едва Петр добежал до ближайшей бойницы, как свистящий шквал стрел ударил по крепостной стене. Кто-то из казаков вскрикнул, застонал и выругался матом.

– Видать задело уже кого-то – Мелькнуло в голове.

– Целься, казаки! – Заорал он что было мочи. – С нами Бог. Огонь!

Залп получился вразнобой. Не все вовремя услышали команду, но результат поразил даже самого Петра. Десятка два тунгусов повалились в снег. Некоторые, вероятно раненые, корчились и громко что-то верещали на своем языке, кто-то стонал, кто-то лежал не шевелясь.

– Казаки, огонь! – Снова крикнул Петр и взмахнул рукой с зажатым в ней пистолем.

Снова грянул залп, это заряжающие, как и было заранее обговорено, передали стрелкам вторые, заряженные уже ружья. Следом утробно ухнула пушка, за ней вторая и все окуталось белым едким дымом.

Дым не позволял видеть, сколько человек попадало в снег, но громкие вопли врагов говорили сами за себя.

Когда плотный пороховой дым рассеялся, тунгусов вокруг острога уже не было. Только десятка три то ли убитые, то ли раненые лежали и сидели на окровавленном снегу, напоминая о закончившемся сражении.

С воплем – «Сарынь на кичку» – казаки с пиками и обнаженными саблями уже без всякой команды перепрыгивали через тын, устремляясь в стан врага, туда, где до сих пор горели костры.

– Не расслабляться, казачки! – Зычно прокричал сотник Рукин, внезапно появившись возле Петра. – Ружья зарядить. Бугор, своих казаков задержи острог охранять. Я этих подлых людишек знаю, они и с тыла ударить могут. Пойду я. – Махнул он рукой в сторону неприятельского лагеря. – Посмотрю, что там?

Там, куда махнул рукой сотник, виднелся небольшой походный чум предназначенный видимо для их командира или самого князя. – А ты, атаман, отдохни, ведь не спал совсем.

– Подожди. Вместе пойдем. – Петр поправил висевшую через плечо перевязь с боеприпасами, засунул за кушак пистоль и выхватив из рук казака бердыш, перелез через крепостную стену.

– Атаман! – Навстречу Петру бежал казак. – Там старик тунгус, колдун, наверное, бормочет что-то.

– Толмача ко мне. – Прокричал Петр в сторону острога. – Быстро.

– Возле чума у костра сидел старый тунгус. Сморщенное коричневое лицо и закрытые глаза скорее напоминали спящего человека. По крайней мере на обступивших его казаков он не обращал абсолютно никакого внимания. Из-под облезлой шапки с ушками, вероятно изготовленной из кожи снятой с головы молодого оленя, на его плечи спадали длинные седые космы, давно уже свалявшиеся в колтуны по цвету напоминающие кошму, на которой он сидел.

Одет старик был в старую парку, непонятно из шкуры какого животного сшитую и увешанную уже выцветшими лоскутками материй, фигурками животных и людей вырезанными из костей и древесины.

То, что старик живой и даже не спит, выдавала его дымящаяся глиняная трубка, зажатая в желтых от никотина скрюченных пальцах, да тихое бормотание, на своем диком языке. Было непонятно то ли он, что-то, пел покачиваясь из стороны в сторону, то ли молился своим богам.

Обойдя старика, Петр отодвинул шкуру закрывающую вход в чум и заглянул внутрь. Скорее всего, это жилище было походным, но все же внутри оно было богато украшено дорогими тканями и коврами, а земля в чуме была покрыта войлочной кошмой и циновками.

Видимо хозяин чума собирался перекусить перед предстоящей баталией; на добела выскобленной доске лежали еще теплые куски вареной оленины, на глиняном блюде сухой творог и лепешки, тут же стоял берестяной туес с розовым топленым молоком.

– Где же хозяин-то? – Весело оскалился сотник, залезая в чум и усаживаясь на циновку. – Ну что ж, раз хозяин не приглашает, мы и сами с усами. О, а князь-то и выпить был не дурак. – В руках у Черкаса появился глиняный кувшин. – Арха! – Недолго думая он сделал два больших глотка и протянул кувшин Петру. – На, атаман, глотни. Забористое, молочное-то вино.

– Ты бы постерегся, мало ли что могут напихать туда эти тунгусы.

– Да нет, Петя, они рассчитывали острог захватить молниеносно. Не ожидали, что мы такой отпор дадим.

В чум заглянул десятник Федор Перфильев, примкнувший к отряду Албычева в Нарымском остроге.

– Что с ранеными пленниками делать будем, атаман?

– А много их?

– Трое тяжелых, а двое так себе.

– Убитых сколько?

– Убитых наповал двадцать два человека. – Усмехнулся Федор, покосившись на кувшин в руках сотника.

– Ладно, пошел я, там разберемся. Заканчивайте здесь. – Петр уже было вышел, но вдруг обернулся. – Да, старика допросите, толмач вон ждет и поосторожней бы вы, с этой бурдой.

Глава 8. Отписка Куракину.

Поскольку больше ни один тунгус, возле Маковского острога замечен не был, Петр объявил отбой, но усиленный дозор, на всякий случай, все-таки, оставил.

– Ну что там старый шаман говорит? – Спросил он вечером у сотника, заваривая чай из сушеной смородины, кипрея и шиповника.

– Да ничего. Ты ушел, он вроде очнулся. Но с толмачом говорить не стал, схватил бубен и давай вокруг чума скакать как шальной. Совсем плохой сделался. Изо рта пена пошла как у бешеной собаки, глаза закатил и свалился как сноп без чувств. Хотел я его в амбаре запереть, да не стал, куда он болезный денется. Может ну его, атаман, пускай идет к своим?

– Схожу, попробую еще с ним поговорить. Вы пойло-то тунгусское все выпили? – Ухмыльнулся Петр, надевая на себя волчью шубейку.

– Тебе зачем? Этого юродивого напоить, что ли собрался? Так он и от нашей, хлебной не откажется. Наше вино-то тунгусы за милую душу пьют, только наливай. – Черкас достал из котомки глиняную баклажку и протянул атаману. Иди, я сейчас толмача кликну.

***

Не торопясь Петр обошел крепость, поговорил с дозорными казаками. Настроение у всех было воинственно-веселое. У огромного костра, разведенного в центре острога, собрался почти весь отряд.

– Ну что, братцы, повоевали чуток? Чего собрались-то, али сон пропал, али бражка кончилась, али еще какие заботы тревожат? – В нарочито, шутливой форме обратился он к казакам.

– Неплохо бы, атаман, отметить нашу победу. – Выкрикнул кто-то из толпы. Все сразу оживились, одобряюще зашумели. – Верно, Максимка, говорит, надо бы отметить, а то наша-то брага уже в горло не лезет. – Под громкий хохот казаков из толпы к Петру вышел десятский Перфильев

– Ну что ж. – Петр оглядел народ. – Можно и отметить. – Кликните-ка мне подьячего.

– Да вот он, атаман, подьячий-то. – Зашумели казаки. – Чего спрятался-то? Выйди атаман требует.

– Ты вот что, – Петр смерил взглядом подьячего. – Выдай-ка снова вина хлебного, но теперь, – Петр загадочно выждал, словно находился в затруднении – по две чарки на брата. Его слова потонули в радостно-возбужденном гуле почти сотни голосов.

– Как же, ведь хотели оставить не непредвиденные расходы? – Растерянно залепетал подьячий. – Там атаман, уже немного осталось. Я лишнего не брал. – Залепетал он. – У меня все записано.

– Ничего Ивашка, брага-то у тебя, поди, ведь поспела?

– Знамо дело поспела.

– Ну, так вот, завтра-послезавтра выгонишь свежего вина. А то, что осталось, служилым и отдай, пусть сегодня погуляют с устатку. Да новую брагу поставь, чтоб успеть перегнать к пасхе, чтоб было чем разговеться. – Этот приказ подьячему, казаки тоже встретили с одобрением, закивали головами. – Петр помолчал, словно что-то обдумывая. – Недельки через три я думаю, сразу после пасхи и сниматься будем с насиженного места. Хватит, перезимовали, к Енисею пойдем. Лето скоро.

***

Возле тунгусского чума, как будто, ничего и не изменилось, старик-шаман сидел в той же позе, точно так же дымилась его трубка. У второго костерка чуть в сторонке, сидели двое стрельцов, охраняли старика.

– Что так и молчит? – Поинтересовался Петр.

– Молчит. – Утвердительно кивнул головой один из них.

– Может он глухонемой как пень? – Озадаченно почесал бороду другой. – Вот у меня, атаман, бабка была, отродясь, не одного слова не проронила, от рождения была глухонемая. Так и померла немтырем, слова за всю жизнь не молвила.

– Шаман не может быть глухим? – Возразил Петр, разглядывая старика – Как же он тогда объясняет людям свои предсказания?

Петр опустился на корточки перед стариком. – Тебя как зовут, старче? Замерз, поди? Может, выпьешь вина горячего?

Шаман хоть и делал вид, что не обращает, на Петра никакого внимания, однако кадык под сморщенной желто-грязной кожей после этих слов заходил ходуном. Видимо, что такое горячее вино, старик знал, он облизнул пересохшие губы, сглотнул слюну и не в силах больше сдерживать, себя поднял голову. Обвел глазами казаков и решив, что главный здесь все же Петр остановил на нем взгляд.

Петр знаком руки велел толмачу подойти поближе. – Переведи ка ему Семен. «Скажи мне старик, кто командовал вашим отрядом и зачем вы пожгли наши доски».

Глаза у шамана заблестели и наполнились смыслом. Он еще раз судорожно сглотнул и заговорил, не глядя ни на кого.

– У нашего великого князя Данула, много людей и оленей, он очень знатный и богатый тунгус. В его семье двадцать сыновей и столько же дочерей. А войско его огромное и неисчислимое. Тем отрядом, что пришел сюда командовал его старший сын Адубей. – Перевел Семен глядя вопросительно на атамана.

– Спроси его, что им от нас надо?

Семен повернулся к старику собираясь перевести ему вопрос, но тот остановил его и заговорил на своем.

– Я понимаю русский язык. Только говорить не могу. – Перевел Семен. – Мы много лет живем в этих местах, а вы русские пришли, чтобы захватить наши земли. – Старик с укором глянул на Петра. – Воевода «Чеботай» очень хорошо относится к нашему народу, он «ясак» не требует и аманатов не берет. Вы же пришли, чтобы отобрать у нас тайгу, оленей, женщин и наших богов?

– Скажи ему, что все равно, их народу придется платить «ясак» в государеву казну. Зато государь наш способен защитить их от набегов киргизов, монголов и якутов. Будет торговля, будут у них ружья и порох, будут котлы, ножи, будет и ткань для одежды. Никто их с насиженных мест прогонять не собирается, напротив царь российский хочет дружить с тунгусами. Многие сибирские племена давно уже встали под руку Московского царя и очень тому рады. Вот, например, князь Намак – Петр поднял палец – платит «ясак» и живет себе тихо и мирно, охотится себе на здоровье, никого не боится. – И не обеднел нисколько. Мы ему из Тобольска скоро ружья и порох привезем, вот тогда-то вы на него войной не пойдете, тотчас перестреляют. Ваши боги нам не нужны, у нас есть свой, да и олени нам пока ни к чему, а вот «ясак» нужен. Намак платит, и вы платить будете. А если миром не хотите, значит быть войне. Только вы вначале подумайте хорошенько. Наш белый царь могуществен и велик и царство у него необъятное, так что спорить с ним не следует. Так Данулу и передай. Если хотите мирно жить, охотиться, оленей разводить, детей растить, то «ясак» платить придется.

По лицу шамана было видно, что он все прекрасно понял и теперь думает, что ответить. Наконец старик повернул голову к Петру и заговорил.

– Что он сказал?

– Говорит, что если мы его отпустим, то он слово в слово, все передаст князю Данулу. И еще он просил отдать ему раненых, сородичей, способных передвигаться. Тяжелораненые, ему не нужны, равно как и убитые.

– Скажи, что он свободен, сейчас ему отдадут раненых и пусть уходят с Богом. – Петр встал, собираясь уходить.

– Он говорит – остановил Семен – что в устье реки Кеми нас будет ждать русский шаман Тимофей. Он и передаст нам ответ князя Данула.

– Хорошо. Отдай ему вино. – И протянув Семену баклажку, Петр, ломая бахилами хрустящий наст в полной задумчивости побрел к крепости. Перед его глазами вновь возник образ седого старика в рубище. – Неужели это и есть русский шаман Тимофей?

***

Вечером за ужином, Петр вкратце рассказал о своей беседе с шаманом.

– Адубея я знаю – Всплеснул руками Андрейка – ему наверное лет двадцать отроду. Князь Данул давно уже объявил его своим преемником. Мы когда с Кайдаловым ходили за «ясаком» на Верхнюю Тунгуску, у них в стойбище пару дней жили. Он в то время хоть и пацан был совсем, но уже тогда считался настоящим воином. Проворен был и опасен как росомаха. Если он сюда пришел, то это не просто так, значит, действует он с разрешения самого Данула.

– Все сходится, – Черкас снял с очага котелок с чаем и налил в свою кружку – а Данул о нашем отряде мог знать только от самого воеводы Челищева.

– Это что ж, выходит измена? – Разгневанно вскричал Петр – надо срочно Куракину отписку отправить. Немедля.

– А кого посылать-то хочешь? Здесь надо смышленого, да ловкого паренька посылать. Да не одного, а двух. – Черкас кивнул головой в сторону Андрейки. – Может его, атаман и пошлем? Человек проверенный, да и тайгу эту хорошо знает.

– А что? Собирайся Андрейка, в напарники себе сам человека выберешь. Да язык-то прикуси. Чтобы никому.

– Ясно дело, атаман, чай не маленький все в секрете будет. Я даже в острог Кетский соваться не стану. Знаю, как можно тайно его обойти. Ваську Морозова, если позволишь, атаман я бы с собой взял, он хошь и молодой совсем и не дюже смышленый, но он мне как брат, да и матушка у него сильно хворая, увидеть он ее хочет, тоскует сильно и по ночам плачет.

– По мне так бери Ваську. Ты как думаешь Черкас.

– Ваську, так Ваську. Андрейке виднее. – Рукин кивнул головой в знак согласия.

– Как стемнеет, подойдешь, а мы пока с сотником отписку воеводе сочиним.

Хоть грамоте оба были не сильны, писать решили без писаря, чтоб сохранить все в тайне уж больно вопрос был щепетильным, а учитывая, что часть казаков прежде служили под началом воеводы Челищева, утечка информации была очень даже возможна.

– Давай уж как-нибудь сами воеводе нацарапаем, как говорится, «узнал сосед – узнает весь свет». – Вздохнул Петр, разглаживая лист толстой немецкой бумаги выданной им самим приказным дьяком с разрешения воеводы.

– Сейчас только чернила разведу, засохли уже. – Черкас достал из берестяного сундучка склянку с чернилами, мешочек с мелким сухим песком, да пучок гусиных перьев. – И то верно говоришь, атаман. У нас в Тобольске говорят «знает кум, да кума, да людей полсела». Так что поостережемся лучше, сами напишем. Ты если, атаман боишься, бумагу попортить, то давай я напишу, я раньше писарем в Верхотурье целых полгода служил. Опыт маломальский имею.

– Так отписывай тогда. А то дьяк-то бумаги много не дал. Поскупился Андрей Васильевич. Так что пиши с осторожностью, у нас ее и так мало осталось.

Глава 9. Вестовые.

Поздно ночью, когда отряд, наконец-то, успокоившись, мирно спал и только бдительные стражники, не смыкая глаз, с тревогой вглядывались в лесные заросли и вслушивались в ночную тишину, двое казаков при полном обмундировании и вооружении незаметно, крадучись, покинули острог.

Никто и не подумал бы, что сотник Рукин, якобы встревоженный утрешним нападением тунгусов обходя территорию острога и проверяя бдительность часовых, специально отвлек их. Именно в этот момент Андрейка Фирсов со своим приятелем Васькой Морозовым перемахнули через тын и словно тени в ночи, мгновенно скрылись в лесной чаще.

– Слышите, что-то будто трещит? – С показным беспокойством прошептал сотник, указывая стражникам в темноту, где только что скрылись, отправленные им же вестовые.

– Да нет, Черкас. – Усмехнулись те. – То зверь какой-нибудь бродит. Сохатый, а может и волки. Человек так не ходит.

По всему было видно, что заступившие на смену часовые за ужином несколько употребили вина и потому настроение имели приподнятое и бравое.

– Давайте, ребятки, охраняйте. – Напутствовал их сотник, собираясь уходить. – Как бы тунгусы не возвернулись, да не напали бы снова.

– Мы дело-то разумеем, – с улыбкой отвечал Корней – не первый год службу несем. Не в одной потасовке уж побывали.

– Иди спать, сотник, а уж мы не подведем. – Вторил Корнею второй стрелец. Сразу было видно, что они хотят поскорее отделаться от надоедливого начальника.

– Видимо с собой пару штофов бражки прихватили, – усмехнулся Черкас. Он знал, что казаки и стрельцы частенько пьют на дежурстве домашнюю бражку или ягодное вино и ничего в этом плохого не видел. – Для сугрева и поднятия бодрости, отчего и не выпить в меру. – Подумал он, устало направляясь в свою «командирскую» избенку. Черкас как только представил, что его в избе ждет не только кружка горячего вина, но и кусок жареной сохатины, тут же почувствовал зверский голод и прибавил шагу.

– Как прошел побег? – С усмешкой поинтересовался Петр, протягивая сотнику березовый веник, чтобы обмести от снега бахилы

– Да я сам, если честно, не понял, когда они перемахнули через стену. Все время в поле зрения держал, потом глядь, а их и след простыл. Ловкие ребята. Думаю дён через двадцать, на Оби уже будут, а там зимник, обозы ходят. Доберутся с Божьей помощью.

– Дай Бог, дай Бог. Ну что, ты голодный, поди ведь? Садись, перекусим, да по чарке-другой винца выпьем.

***

Андрейка с Васькой шли всю ночь. Благо небо было чистое и полная луна освещала все вокруг словно днем. Небольшой морозец пощипывал лицо. Опытные таежники казаки специально оделись легко и теперь от быстрой ходьбы на лыжах нисколько не вспотели, только волосы под малахаями были мокрыми.

– Ну что, Васька, может, уже перекусим? – Глянув на звездное небо, спросил Андрейка. – Верст двадцать, поди, уже отмахали.

– Давай вон там, в низинке, в ельнике. Там и костерок запалить можно и чайку вскипятить и мясца подогреть. – Васька указал вниз в распадок и направил свои лыжи вниз по склону.

– Спасибо тебе, что с собой в Тобольск взял. – Сваливая охапку сухих веток и сучков для костра, молвил Василий. – У меня матушка сильно хворая. Думал, что уж больше и не увижу ее, а тут, на тебе подарочек, радость будет ей какая. Спасибо тебе, Андрейка.

– Да я то что? Сотник говорит, бери кого хошь, а кого мне еще кроме тебя надо. Чай мы дружки закадычные. Глядишь и ты когда-нибудь меня выручишь – Отшучивался Андрейка, наскоро извлекая из котомки съестные припасы. – Вот сейчас подзаправимся и в путь-дорожку. Я так рассчитал, что мы дней через двадцать к Оби выйдем. А там зимник. Там обоз за обозом. Повезет, так всю дорогу на санях ехать будем.

На крошечном костерке уже клокотал небольшой медный котелок.

– Ладный котелок мне сотник уступил. И вот еще – Андрейка вытащил из котомки стеклянный штоф – это, говорит, вам на всякий случай, вдруг под лед провалитесь, али захвораете. А я так думаю, что поскольку проваливаться под лед мы не собираемся, да и хворать, не приучены, давай-ка, Василий, мы по чарочке с устатку-то и примем.

– По чарочке можно. Перед обедом, да еще с устатку, грех не выпить.

Нанизанные на ивовые прутья куски сохатины уже шкворчали, капая жиром прямо в огонь. В котелке закипала снеговая вода. Из-за кромки леса, пока еще несмело, блеснули первые солнечные лучики.

– В этом году весна будет ранняя – Андрейка сдернул ломоть мяса со вспыхнувшего огнем прута и обжигая ладони перебрасывал его с руки на руку. – Наливай, Васятка, пока мясо не сгорело.

Они выпили.

– Хороша сохатинка, жирнющая, сочная. Это я его, сохатого-то, в прошлом годе по осени уже в кедровом распадке из арбалета приголубил. Здоровенный такой бык был, как конь. Голова вот такая, а рога во! – Андрейка, как всегда, хвастливо приврал, показывая руками размеры убитого им зверя.

– Ну, что, побежим дальше? – Василий аккуратно упаковал остатки пищи и штоф с вином в котомку и завязал ее.

– Ну, хоть не побежим, – лениво улыбнулся Фирсов – но идти все равно надо. Время не ждет.

***

Утром в двери избушки, в которой проживали Албычев с Рукиным, осторожно постучали.

– Кого это там с утра принесло? – Пробурчал Черкас, натягивая на себя полушубок. Очаг видимо давно уже погас и за ночь избушка выстыла. – Ну, кому это там не спится? – Крикнул он недовольно ежась от холода.

Дверь со скрипом отворилась и в облаке густого морозного воздуха, в избушку протиснулся десятский Алексей.

– Доброго здоровья, казаки. – Приветствовал он, снимая шапку и крестясь в красный угол.

– И тебе не хворать, Алексей. – Буркнул Черкас. – Аль случилось чего, с утра людям спать не даешь?

– Да и не знаю, случилось, али нет, только у меня двое казачков пропали. Андрейка Фирсов, да Васька Морозов. Вчера вечером ночевать не пришли, я уж подумал у вас они. Последнее время Фирсов-то часто к атаману бегает. Утром просыпаюсь – глядь, а топчаны не разобраны, мушкетов нет и других вещей тоже. Вот я и подумал, может ты, сотник, что знаешь?

– Пропали, говоришь, у тебя казачки, Алексей? Что ж ты так никчемно службу-то несешь, что у тебя бойцы пропадают? – Пряча в бороде улыбку и нарочито гневно зыркнув на десятского. – Слышь, атаман, что в отряде-то делается? То ли побег, то ли измена и предательство.

– Да ладно тебе, чего человека-то пугаешь. – Поеживаясь от холода Петр вылез из-под медвежьего одеяла. – Никто у тебя, Алексей не пропадал. Не стали мы вчера тебе говорить, чтоб подольше все в тайне держать. Ушли казаки твои в Тобольск к воеводе Куракину с важной отпиской. Ночью и ушли. Вот мы и хотели втайне это сохранить, потому и не поставили тебя в известность.

Видя, что Алексей обидчиво нахмурил брови и поджав губы опустил глаза, Петр приобнял его за плечи. – Ты обиду-то на нас, Алексей не таи, так надо было. Казакам, кто вместе с ними живет, скажешь, отправил, мол, вперед на разведку. Будто бы они наперед отряда пойдут, чтобы засады нам от тунгусов избежать впредь.

– Сделаю, атаман. – Потеплевшим голосом проронил Алексей. – В тайне все останется. Только наперед меня предупреждай, а то вдруг бы я поиски начал, да вся хитрость-то ваша коту под хвост. Что тогда-то?