Мир снов. Часть вторая

Глава 5. Перекрёсток

Каждый знает запах весны. Его ни с чем нельзя перепутать. И речь не про запах костров и цветения всевозможных растений, нет, то запах приближающегося лета. Весна же пахнет совсем иначе. Этот аромат можно уловить в очень короткий промежуток после окончательно иссякшей зимы. Когда снег остался только на теневых сторонах улицы, когда воздух всё ещё полон мороза и нейтральной, почти стерильной прозрачности, но к нему добавляется привкус мокрой, оттаявшей сырой земли, когда Солнце ощутимо греет, но стоит отойти в тень, и хочется снова надеть шапку и закутаться в поспешно снятый шарф, когда почти кожей ощущается приближение тепла, жизни, света.

Молодой человек стоял посреди улицы, запрокинув голову к Солнцу и медленно и глубоко вдыхая этот коктейль еле уловимых привкусов, словно искушённый сомелье, истосковавшийся по любимому вину, неспешно глоток за глотком опустошает стакан. К его ногам подкатился детский резиновый мячик, слегка потрёпанный, в пыли и мокрый с одной из сторон, испачканный в чём-то тёмно-буром. Парень с настороженностью опустил свой взгляд, после чего внимательно огляделся, пытаясь найти его хозяина, но улица была абсолютно пуста.

Где-то вдалеке послышалось равномерное густое тяжёлое гудение, как будто работал старый трансформатор. Снова этот звук. Снова его отвлекают от выполнения заказа. Но он не в силах противостоять ему, он пошёл на этот звук, периодически внимательно вглядываясь в свои руки и то и дело машинально ощупывая попадающиеся под руку объекты: кора дерева, стена, фонарный столб, припаркованный автомобиль. Это привычка всех сновидящих – постоянно трогать всё вокруг, чтобы стабилизировать своё восприятие во сне. Пройдя пару домов, парень оказался на перекрёстке, остановившись в его центре. Гудение, которое стало настолько близко, что казалось, что ещё немного, и барабанные перепонки лопнут от давления воздуха, внезапно стихло. Молодой человек нервно и настороженно вглядывался в пустые окна малоэтажных зданий вокруг, которые словно бы внимательно смотрят на него в ответ, прищуриваясь барельефами, моргая шторами и ставнями.

Парень внимательно посмотрел на свою ладонь, медленно сжал её в кулак, отвёл взгляд и разжал пальцы, в которых появился небольшой камень. Размахнувшись, он запустил его в ближайшее окно, “ослепив” молчаливый дом на один из его бесчисленных пустых глаз.

– Чего ты хочешь от меня?! – он выкрикнул это резко, сильно, одним рывком, но голос утонул в звенящей тишине пустынной улицы. – Где ты?! Что тебе надо? – парень крутился на месте, словно ожидая увидеть за спиной кого-то и боясь пропустить этот миг, и выбившись из сил, он было собрался сесть прямо на асфальт, но откуда-то слева донёсся громкий звук внезапно включившейся музыки, если это можно было назвать музыкой – неравномерное рваное смешение звуков скрежета, бьющегося стекла и какого-то далёкого еле угадывающегося завывания, приправленное плохо настроенной скрипкой и пианино. Звук доносился из чёрного провала входа в угловой бар полуподвального типа. Внутри теплился слабый отсвет жёлтой лампы накаливания, которая то и дело мигала. Парень, дёрнувшийся от неожиданной звуковой атаки, повёл плечами и неуверенно, оглядываясь по сторонам, зашагал к источнику света.

Вниз вели короткие и неудобно высокие ступени, вокруг была мгла, но на ощупь было понятно, что ты спускаешься по очень узкому коридору. Шершавый сколотый кирпич, из которого были сделаны стены, царапал то и дело задевающие его тыльные стороны рук, колени предательски похрустывали от неудобных ступеней, лицо постоянно попадало в клочья покрытой пылью тонкой паутины. Коридор закончился неожиданно – последняя ступень в буквальном смысле слова упиралась в дверь. Сквозь щель между ней и полом пробивался жёлтый ламповый мигающий свет. Парень взялся за ручку и хотел было открыть её, как вдруг с той стороны кто-то громко и быстро постучал.

– Кто это? – он отшатнулся от двери, с опаской глядя, как свет в щели между дверью и полом кто-то перегородил.

– Мне срочно надо в туалет, прошу, побыстрее! – умоляющий женский голос звучал настолько неожиданно, настолько неуместно, что молодой человек застыл в изумлении, не зная, что ответить.

Стук повторился ещё пару раз, после чего девушка отошла куда-то в сторону, видимо, продолжая стучать в другие двери, после чего всё стихло. Может быть женский голос добавил решительности, а может быть просто надоело ждать и прислушиваться, и парень, набравшись смелости, рывком распахнул дверь, оказавшись в очень длинном коридоре с постоянно мигающими жёлтыми редкими лампами, хаотично разбросанными по стенам, и с огромным множеством дверей. Откуда-то слева доносился звук воды, и молодой человек пошёл на шум. Он происходил из-за одной из бесчисленных одинаковых дверей. Стоило ему приблизится, как как вода стихла, слышалось шуршание бумаги о мокрые руки, клацанье замка женской сумочки. В тот момент, когда парень решил двинуться дальше, дверь с силой распахнулась, ударив его с такой мощью и неожиданностью, что он не устоял и упал на пол. Вышедшая из, как теперь стало понятно, уборной девушка в длинном вечернем платье и изящно уложенными локонами, по-видимому, сама не ожидала такого исхода событий.

– Ой, простите, пожалуйста, Вы целы? – она наклонилась к нему, предпринимая попытку помочь ему встать.

Парень поднял было взгляд и тут же в ужасе в буквальном смысле слова отпрыгнул назад, увидев угольно-чёрную человеческую фигуру, ростом под два метра, которая стояла прямо за девушкой, склонившись и перевесившись через неё, вглядываясь в лицо парня, как бы вглядываясь, если бы у неё были глаза, ведь вместо лица, как и всего остального тела, было сплошное месиво из плотного, тягучего, утягивающего в себя внимание дыма. Испуг был настолько сильным, а прыжок, который подсознательно совершило его тело, столкнувшись с опасностью, настолько мощным, что парень налету вломился в дверь напротив, провалившись в темноту.

Пробуждение было вязким и тягучим. Первое, что он ощутил – гул в ушах, который медленно стихал, уступая место тяжёлой придавливающей боли. Той самой, которая одновременно не позволяет снова уснуть, но и наполняет тяжестью веки и всё тело, не давая даже малейшей возможности пошевелиться. Было бы проще, если бы у уха назойливо звенел будильник, но он их не заводит накануне выхода в осознанное сновидение, чтобы случайно не вырвать себя из мира снов раньше времени. И как это ни странно, единственное, что может заставить преодолеть эту давящую боль и полную темноту комнаты, это желание сходить в туалет. Да, он выпил прямо перед сном залпом два стакана воды, и сейчас мочевой пузырь просто разрывался, требуя немедленно встать. Это единственное, что могло преодолеть невыносимую тяжесть, которая свинцовой гирей повисла где-то в области затылка. Спотыкаясь о разбросанные вещи и ища наощупь ручку двери, он добрался до туалета и избавился от избытков переработанной жидкости в своём теле. Спустил воду он всё также в полной темноте, но не успел он добраться обратно до кровати, как голову пронзила острая игла входящего вызова. Согнувшись от болезненного отзвука уставшего мозга, парень нащупал на левой стороне головы где-то за ухом небольшое, всего сантиметр в диаметре, плоское стеклянное сенсорное кольцо, и проведя пальцами заранее запрограммированную последовательность, он принял звонок.

– Я не получил от тебя ни-ка-кой информации, – голос, звучавший прямо в голове, был раздражённый и принадлежал мужчине.

– Я ещё работаю над этим, – парень наконец-то добрался до окна и, слегка помедлив, отдёрнул blackout-шторы, нанеся тем самым мощнейший световой удар по сетчатке глаз, но только таким способом можно было смыть с себя эту невыносимую болезненную тяжесть.

– Номад, ты хоть представляешь, какие убытки я несу каждый день ожидания? Я уже третьи сутки подряд слышу от тебя одно и то же. Я дал заказ тебе, хотя за ним стояла очередь, а ты меня подставляешь.

– Я сказал – я работаю над этим, – парень, которого собеседник называл Номадом, снова дотронулся до сенсорного кольца и прервал связь, бросив в пустоту: “За-е-ба-ли”.

Ещё немного посмотрев слезящимися от яркого дневного света глазами в окно, Номад, не утруждаясь надевать на себя хоть какую-нибудь одежду, дошёл до выхода из комнаты, открыл сложный круговой сейфовый замок, вмонтированный прямо в металлическую дверь, и вышел на лестничную площадку, которая вся в буквальном смысле слова состояла из точно таких же дверей. Все стены, лестница, пол, потолок – это всё было сплошными дверьми, скрепленными друг с другом. Ведомый одному ему известным алгоритмом, он проходил через открывающиеся проёмы, оказываясь всё в новых и новых копиях этой лестничной клетки, пока, наконец, не выбрался в абсолютно пустой прямоугольный ангар с ровными стенами, полом и потолком монотонно молочного цвета с рассеянным освещением, стирающим любые тени. Но Номад, создатель этого места, знал, что в одной конкретной точке, если встать определённым образом и поднести руки к лицу, то голова отбросит на них очень чёткую тень, которая и будет выходом в реальность.

Номад очнулся в дешёвой, пропахшей грязным сексом и испражнениями гостинице. Едкая вонь, разъедающая глаза и дёсна, быстро приводила в себя и заставляла уйти как можно дальше от этого места. Номад пробрался по тесным коридорам с выцветшими отклеивающимися блядско-розовыми обоями к пожарному выходу, который никогда не закрывался в ожидании новых поставок контрафактных карт памяти.

Проулок, в котором он очутился, сменял палитру запахов на недоеденную еду, заблёваные стены и крысиную мочу, а груды мусора, наваленные прямо на землю, чавкали и хлюпали под ногами. Маневрируя среди куч этого смердящего месива, Номад, одетый в давно изношенные джинсы и худи тёмного цвета и некогда белые кроссовки, наконец-то выбрался на улицу и тут же поспешил снова вернуться в этот омерзительный проулок и вжаться в стену, натягивая капюшон на голову с такой силой, что он полностью закрывал лицо, одновременно проведя по сенсорному кольцу за ухом средним пальцем руки, как бы заправляя волосы за ухо. На противоположной стороне улицы его примеру последовало ещё несколько неопрятного вида пешеходов. Поводом к таким синхронизированным пряткам послужил характерный шум полицейского дрона.

Сами по себе эти штуки являются довольно громкими и неповоротливыми механизмами, размером с небольшой комод, и опасности, за исключением верификации всех, кто попадётся в экран их камеры, не представляют, а вот рой, который они несут на борту – это штука похуже напалма: сотни тысяч маленьких, не больше спичечного коробка, дронов, несущих в себе, в зависимости от комплектации, капсулы с самовоспламеняющейся жидкостью, или отравленные иглы, или разрывные миниатюрные снаряды, или электрошокеры, или, что встречается крайне редко, дозы снотворного, или любые другие механические, физические или энергетические средства доставления адской боли и умерщвления – вот это настоящий бич современной карательной системы Мегаполиса и всех близлежащих населённых пунктов. И название “рой” им было дано неспроста: это облако жужжащих винтами маленьких дронов не имеет какого-то центрального командного пункта. Сбивать любого из них по-отдельности нет никакого смысла, а уничтожить сразу всех физически невозможно, если, конечно, ты не умеешь выбрасывать во все стороны плазменные облака раскалённого газа. Используя эффект мурмурации, они, подобно стае птиц, выглядят, как большое неуловимое нечто, что неминуемо настигнет свою жертву, вводя её или в паническое оцепенение, или в истеричное бегство. И при втором варианте событий жертва, зачастую, сама находила свою смерть под колёсами автомобилей, поездов, в окнах домов и в раскопанных технических ямах дорог ещё до того, как её настигнет гудящий рой механических насекомых.

Ещё более омерзительным был тот факт, что MPD (департамент полиции Мегаполиса) превратил всё это в самое популярное, самое рейтинговое шоу, которое транслировалось в прямом эфире на официальном канале администрации города. Материнский большой дрон обладал видеокамерой, которая неспешно создавала затравку – патрулирование улиц, следование по наводке и поиск жертвы. Как только цель была найдена и выпускался рой, вместе с ними вылетала ещё пара-тройка дронов достаточного размера, чтобы нести на борту видеокамеры сверхвысокого разрешения, и трансляция велась уже с их объективов. Таким образом начинался второй акт шоу – погоня. Ну и катарсис – смерть человека от сотни маленьких убийц, вгрызающихся в его тело самыми изощрёнными способами.

Но MPD на этом не остановились. Чем больше камер и средств слежения устанавливалось в городе, тем более изощрёнными становились средства защиты от слежки. Поэтому всегда будут нужны следователи, как их называли официально, или инквизиторы, кем они по факту являлись. Содержать их такое количество, чтобы отслеживать всех отступников и преступников, не хватило бы никакого бюджета, поэтому их функции возложили на неравнодушных граждан: в сети регулярно публиковались ориентировки на разыскиваемых, и сразу же в дело вступали эти самые граждане или, как они себя сами называли, гончие, шарясь по городу и сети и выискивая преследуемых, передавая данные в MPD. В случае, если наводка срабатывала и преступника казнили, естественно, в прямом эфире, гончая получала денежный приз и место в рейтинге. Чем ты выше, тем большую сумму можешь получить. Конечно, вокруг этой субкультуры “блядских каннибалов”, как их называл Номад, сложилось большое количество сообществ, собственные тотализаторы, клубы, даже целая академия по обучению таких “мразот”, как их называл Номад.

Все эти мысли за несколько секунд пронеслись у него в голове, пока он, вжимаясь в стену, на слух пытался определить, где сейчас дрон. Дождавшись, пока тот залетит за угол, он аккуратно поднял глаза, убедился в отсутствии опасности и хотел было выйти обратно на улицу, но в этот момент оттуда, куда завернула адская машина, выбежал человек, спотыкаясь, падая, перекатываясь и снова вскакивая, продолжая бежать, а за ним неслось облако гудящей смерти. Мужчина рванул в тот самый переулок, где прятался Номад, споткнувшись о лежащие на земле доски и упав прямо рядом с ним. Он изо всех сил пытался встать, но увяз в горе полусгнившего сочащегося нечистотами мусора. Номад осел на землю и зарылся в груду пакетов, глядя на происходящее сквозь истрёпанный капюшон, не шевелясь, казалось, даже не дыша. Совсем отчаявшись, мужчина оставил попытки встать и просто пополз вперёд и в этот момент его настиг рой. Дроны с разгона врезались в его тело, вгрызаясь в него миниатюрными циркулярными пилами. Истошный вопль разрываемого на миллионы кусочков человека заполнил собой квартал. Кровь хлестала во все стороны, а крик уже через пару минут превратился в бульканье и смолк. Оставшиеся неудел части роя вернулись в материнский дрон, как и коптеры с камерами, немного покружив вокруг, также удалились. Гул смолк.

Номад выбрался из кучи мусора, глядя на кровавое месиво, ещё несколько минут назад бывшее человеком. Внутри ещё шевелились израсходованные части роя, что заставляло эту тёплую ещё сочащуюся кучу человеческих органов слегка двигаться, но вскоре замерли и они, окончательно потеряв и без того небольшой заряд аккумуляторов. Обычно тела в таком состоянии не убирали с улиц этой части Мегаполиса, ведь ближайший дождь смоет всё это в стоки, а собаки и крысы доедят оставшееся, но испытывать судьбу Номад не стал и поспешил как можно скорее покинуть это место.

Глава 6. Воспоминания

Номад шёл по улице, не снимая капюшона, глядя себе под ноги и изредка бросая взгляд на случайных прохожих. Это была так называемая Буферная зона, располагающаяся на Юго-Востоке города – место, где ещё распространялась власть Мегаполиса, но уже почти не было камер наблюдения на улицах, где коммунальные службы работали разве что случайно или ввиду совсем из ряда вон выходящих аварий, где временами прослеживалось архитектурное наследие стеклянного-прозрачного hi-tech модерна, но грязного и заброшенного, хаотично перемешанного с панельными обшарпанными домами.

Такому калейдоскопу построек вторило полное смешение людей: тут можно было встретить все возможные слои населения – от немытых грязных бомжей, которые шарились по мусорным бакам, загоняли палками крыс и высасывали оставшееся выдохшееся пиво из брошенных кем-то бутылок и банок, до приличного вида корпоративных служащих, забравшихся сюда из-за необходимости провернуть свои полулегальные операции вдалеке от бесчисленных глаз Мегаполиса. Конечно же эти две полярности общества разбавлялись торговцами всего, что только можно купить, но что к покупке и продаже официально запрещено: оружие, наркотики, украденные украшения, автомобили, поддельные документы и, конечно же, люди. Среди этих торговцев всегда особняком стояли сидеры, которые, в свою очередь, делились на продавцов хрома – всевозможных аппаратных расширений для имплантов Alpha, и продавцов софта – всевозможного дистрибутива, нелегального и не отслеживаемого. С недавних пор сидеры стали, помимо всего прочего, торговать информацией. По злой иронии всеобщая информатизация и глобализация, стирающая границы между городами и странами и дающая волю государственной слежке за всем и вся, создала потребность в старом добром оффлайн канале без цифрового следа в сети, без ненужных свидетелей. И сидеры успешно выступали посредниками между заказчиками и исполнителями, которые эту информацию добывали тем или иным способом.

Номад дошёл до грязной, занесённой пылью витрины дешёвого барбершопа. Предварительно нажав на кнопку рядом со входом, он вошёл внутрь. Пройдя через грязный заброшенный зал парикмахерской, где в полутрансе сидел здоровенный охранник с парой таких же собак, лежащих у его ног, он открыл дверь с надписью “только для персонала” и спустился в подвал. В тусклом полумраке слышался гул локального сервера, отрезанного от глобальной сети, в воздухе плавал сигаретный дым, а где-то в глубине помещения сидел мужчина, седой, сгорбившийся и старый, в тусклых очках и чёрной футболке. Свечение монитора, единственного источника света, придавали его лицу, и без того уставшему и испещрённому морщинами, мертвенной отрешённости.

– Я слышал, тобой недовольны, – старик посмотрел поверх очков, сдвинутых на кончик носа и вопросительно подняв брови, – говорят, задерживаешь заказ.

– Угу, подождут, – парень шёл вдоль стены, рассматривая стопки дисков, флэш-карт, hdd и ssd, разложенных по подвесным полкам.

– Что самое ценное в нашем деле? – старик откинулся на спинку стула и сделал очередной глоток какой-то мутной жижи в бокале.

– Точность информации, – Номад дошёл до стола, за которым сидел собеседник, повалился на стул напротив, достал сигарету и сделал первую затяжку, разглядывая разводку кабелей на потолке.

– Репутация, Номад. В нашем деле самое ценное – это репутация, – Номад взглянул на старика с прищуром, скорее вынужденным, чем эмоциональным, чтобы дым не попал в глаза, а тот продолжил, отхлёбывая горячее варево из бокала, – именно она позволяет тебе иногда проёбываться и не терять клиентов, но нужно помнить, что чем чаще ты проёбываешься, тем слабее твоя репутация.

– То есть получается, что это вещь, в общем-то, бесполезная, – парень наклонился вперёд, чтобы дотянуться до пепельницы, стряхнул сигарету, – самое ценное в нашем деле, Дед, это незаменимость. Пока то, что делаешь ты, можешь делать только ты, срать все хотели на твои проёбы.

– Да, но ты не единственный сновидяший, Номад.

– Напомни мне, пожалуйста, у какого сидера самая непререкаемая репутация?

– У меня, – старик сделал очередной глоток.

– А с кем из всех этих сновидящих ты работаешь? – Номад выдохнул дым через ноздри.

– Только с тобой, – собеседник нервно поправил очки на сгорбленном носу.

– Именно, – парень встал, затушил сигарету о пепельницу, прикрыл глаза и очень размеренно и сосредоточенно произнёс, – wahjk34FH_@lkj!.

– Ты уверен, что верно запомнил пароль? – старик глядел на только что записанные им на жёлтой бумаге символы, – ведь мой клиент проверит его только завтра, а оплату ты хочешь получить сейчас, не так ли?

Номад презрительно хмыкнул и, засунув руки в карманы, насмешливо произнёс:

– Ты думаешь, я буду рисковать самым ценным, что у нас есть, репутацией, не будучи уверенным? Я хоть раз тебя подводил?

– Никто никого не подводит, пока впервые не подведёт. Мало кто понимает это, – с этими словами сидер встал и жестом пригласил парня следовать за собой.

Когда старик встал, оказалось, что снизу он одет в гавайские шорты и шлёпанцы на босые ноги, что и понятно – сидеть в подвале с плохой вентиляцией, в котором день и ночь гудят серверные компьютеры – это всё равно, что в плюс сорок градусов прогуливаться по пляжу.

В дальнем углу подвала Дед, как его называли все его партнёры, клиенты и поставщики, встал на колени и, кряхтя и матерясь себе под нос на тему того, что он бы в жизни этим не занимался, если бы не был обязан парню, он открыл потайной люк в полу, после чего, всё также перечисляя бесконечные синонимы половых органов, спустил вниз. Номад, не первый раз проходя этим маршрутом, последовал за ним, оказавшись в очень маленькой комнатке, которой едва хватало, чтобы расположить кресло для стрижки, откинутое в полулежачее состояние, стол и стул. Машинально укладываясь в это самое кресло, Номад спросил:

– Дед, ты уже старый, ты же должен помнить, что было раньше на месте Бедных кварталов?

– Это которые пару-тройку лет назад закончили строить?

– Да.

– Разъёбанный городок, – старик уже сидел рядом за компьютером, возясь в настройках какого-то софта.

– А он откуда взялся? Что в нём раньше было? – Номад приложил к сенсорному кольцу за ухом разъём, протянутый сидером, и тот мягко и с приятным стуком примагнитился к нему.

– Люди в нём раньше были. Жили, работали. Потом террористы напали, городок разворотили.

– Зачем кому-то разрушать целый город, пусть и небольшой? – Номад ощущал, как его мышцы потеряли тонус, руки безвольно упали в стороны, а язык ворочался с трудом.

Ответа не последовало или парень его просто не услышал, проваливаясь в глубокий сон.

“Дэвид, я думаю, всё будет нормально”, – с этими словами психиатр протянул молодому парню пластиковую баночку с таблетками и стакан воды. Дэвид, переживший осознание во сне, ложные пробуждения, галлюцинации наяву всего спустя день по прибытию в Бедные кварталы, став свидетелем срыва одного из пациентов и узнав несколько минут назад, что тот умер от передозировки, а теперь услышав, что, вполне вероятно, у него самого шизофрения, медленно, словно в трансе, достал капсулу, положил в рот и запил водой. Ни слова не говоря, он развернулся и вышел из кабинета. Его комната находилась по соседству. Немного повозившись с ключами, он открыл дверь и вошёл, увидев, что посредине помещения стоит психиатр. Заметив молодого человека, тот подошёл, положил ему руку на плечо, после чего произнёс: “Дэвид, я думаю, всё будет нормально”. С этими словами психиатр протянул молодому парню пластиковую баночку с таблетками и стакан воды. Парень снова принял лекарство. Он кричал сам себе внутри своей головы: “Это уже было, не пей, остановись!”, но тело не слушалось, рот оставался нем. И он снова и снова принимал это лекарство раз за разом возвращаясь в свою комнату, но оказываясь в приёмной психиатра. Он уже не понимал, какой по счёту круг делает, пока неожиданно, но очень мягко его не окликнул приятный женский голос: “Дэвид, ты заблудился?”. Он неспешно оглянулся и понял, что стоит посредине коридора больницы. Мимо проходят врачи в белых халатах и пациенты в пижамах. Кого-то провозят на каталке, кто-то идёт, опираясь о стену.

– Давай я тебе помогу, – тот же голос принадлежал медсестре. Дэвид поднял на неё глаза и с ужасом обнаружил, что у неё нет лица. Вместо него была ровная полусфера человеческой кожи с крупными, хорошо заметными глазом порами. Парень попытался убежать, закрыть лицо руками, спрятаться, но вместо этого безвольно стоял, не в силах отвести взгляд.

– Ты посмотри, немного испачкался, сейчас мы тебя вытрем, – безликая кожистая женщина достала салфетку и участливо и аккуратно провела по губам Дэвида, снимая длинную густую свисающую слюну.

Номад очнулся от сна-воспоминания в кресле в подземном помещении сидера. Тот спешно отключал парня от компьютера и протягивал ему салфетку. Рывком сев в кресле, тот понял, что изо рта текут слюни.

– Успешно? Вспомнил что-нибудь новое? – старик глядел исподлобья поверх сдвинутых на кончик носа очков.

– Я хочу сделать тебе заказ, – Номад встал и засунул в рот сигарету, нервно глядя перед собой и ощупывая карманы в поисках зажигалки.

– Ты знаешь правила, парень. Как только ты становишься моим заказчиком, я больше не обращаюсь к тебе как к исполнителю. Смена ролей не идёт на пользу прежним отношениям.