Кастинг. Маргарита и Мастер

– Им же ж все и так известно!

– Вот именно, что:

– И так. Но это тот же парадокс, что с Галичем:

– Не мог поверить, что она не трахалась не только с толстым лоснящимся поваром вагона-ресторана, но возможно:

– Спала и с наглой буфетчицей, – и более того, горбатая Лизка, явно неслучайно им упомянута. Так-то бы вроде, да, но это было давно, не при мне, тем более, но

– Человек склонен к предвидению!

– И что?

– Поэтому и написал неправду, – чтобы не отягощать, так сказать, и так:

– Вездесущего сознания, – которое может рассказать такие сказки, что, как говорится:

Чертог сиял. Гремели хоромПевцы под звуки флейт и лир.Царица голосом и взоромСвой пышный оживляла пир;(Стихи Александра Пушкина)

Спрашивается, почему? А только потому, что и она не могла полностью избавиться от того дефекта, который соединяет вместе:

– Прошлое и будущее, – и тем более:

– Настоящее!

Хирам вышел, а Сирано опять подумал:

– Грохнут кого-нибудь, или так будем развлекаться, без особого накала страстей.

Медиум:

Жена Лота сделала паузу – когда обернулась на пылающую Помпею – и… и выпала таким образом из того ковчега, который уводил Лот. Как проплывающее мимо облако:

– Назад оно уже не возвращается. – Поэтому.

Поэтому Медиум, как и Иисус Христос во втором – а скорее всего, и в первом – Пришествии, приходит всегда:

– Не вовремя, – имеется в виду, что:

– Можно же ж всё равно успеть не опоздать, дайте только собаке лапы помою, или:

– Штаны надену, – хотя бы тапки. – Поздно, вы уже забудете то сообщение, которое:

– Только что получили. – И значит, Бродский не зря обратил внимание на облака, как на Ангелов, приносящих весть от бога.

А не просто так они тут шастают из стороны в сторону.

Кажется, что Событие, нам показанное, можно легко вспомнить. Но это такая же иллюзия, как вспомнить картинку с сайта, думая, что вот то, что было на этой картинке, это и:

– Всё. – Но известно, что каждая картинка поддерживается целой книгой разных инструментов. – Следовательно, пытаться вспомнить то, что показал Медиум – это все равно, что создать инопланетный космический корабль, пользуясь одной его фотографией, мимолетным видением, как сказал Александр Пушкин. – Никак не получится.

Что делать? Ходить в душ с пером и бумагой. Но ведь Видение обязательно застанет вас с намыленной головой! Не так, в принципе, страшно, потому что времени вытереть руки и записать его, как советовал-делал бегом Розанов, можно – время на это существует. Вопрос только в том:

– Поверите ли вы и на этот 101 раз – опять не сможете запомнить, что видели и слышали. – Кажется:

– Ну не может быть, чтобы через десять минут, это элементарное, ясное, но такое интересное событие:

– Будет забыто.

Скорее всего, именно для Этого и изобрели письмо:

– Чтобы запомнить вести, приносимые Ангелом.

Почему и сейчас говорят некоторые писатели – по крайней мере, я слышал одного, и, к сожалению, теперь не могу найти его имени – может, в принципе, он вообще, не местный, прилетал на одну из передач РС с Альфы Центавра:

– Если у вас нет Медиума – писать вы не сможете.

Кот вышел с рыбой, когда Тетя была уже на грани эксперимента над собой. Ибо.

Ибо не хотела быть мышью, куда ее зачислил Дим-Ан, как назвал его официант Монсоро, взглянув многозначительно, как будто был в курсе дел-мел этого заплечного дел мастера. В том смысле, что за плечами у него, как говорится:

– Были.

– Кто? – спросила СНС, считая себя счастливым человеком, так как получила зачет автоматом:

– Ты – Ангел, – посвятил-просветил ее Дима. – А она подумала, что он её выбрал лично – таково было его невозмутимое обаяние. Тогда как этот парень никогда – или почти никогда – не верил себе, а только:

– Картам. – Тарот.

И ей выпала одиннадцатая карта, из которой ясно следовало:

– Именно она та девушка в лемнискате, которая сдерживает пасть льва, и более того, это:

– Ее бесшабашно-могущественный брат.

И, как говорится:

– Чтобы он не отчебучил не того, сестра его должна быть ангелом.

Хотя с другой стороны, мыши царят ночью, как Тифон, сброшенный вроде бы в тартарары, а на самом деле просто на-просто:

– Уже почти всегда находится перед нами.

Возникает вопрос:

– Куда делся его антипод Анубис?

И вот ТеТя и сказала:

– Я есть Анубис, – но мало кто понял, что это и есть Добро.

А причисляли – как всех умерших богов:

– К аморальным пережиткам прошлого.

Медиум:

Кот Штрассе спас Тетю, сказав:

– Не бейте ее – я на ней женюсь.

И она согласилась, ибо, как говорили когда-то:

– Усы – во! Морда – во! – В общем, красивый.

Дима на время немного растерялся, и тоже рассмотрел ряды:

– Кого-то бы взять – нет, пока что не в жены и не в наложницы, так только потанцевать, и как неизбежность:

– Немного ее пропедалировать. – И…

– И выбрал Грейс Келли, – что означало, что:

– Почти все одиозные личности уже перебрались сюда из Края, где много мух и комаров плюс мишка косолапый, несмотря на то, что в кино их не показывают, не включая сюда медведя, разумеется, ему везде дорога и почет.

Правда, он-то еще не появился, где-то, значится:

– Запылился.

Другие фигуранты тоже закрутились на небольшом пятачке перед эстрадой, где сейчас пел небезызвестный Рубашкин, и эта, кажется:

– Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый, вейся, вейся, чубчик на ветру, а карман, карман ты мой дырявый, ты не нра-не нравишься… и оговорился не нарочно:

– Изобразил не вора, а:

– Кота. – Хотя с другой стороны: если бы!

Ибо Кот-то уже привык, что все к нему тянутся, как к магниту, черной икрой намазанному, а как некоторые думали, что:

– Канувшего в Лету Михаила Маленького, как-то:

– И, вы не поверите, это был Пилат. – И эта песня про Чубчик, означала, что:

– Все мосты сожжены, – хачу проверить правду. Но.

Но так как неуверенность в этом эксперименте, так и не проходила, то этой песней он сказал себе и окружающим:

– Иду на Вы, несмотря на последствия:

– Навсегда остаться в Прошлом.

– Вы понимаете, что вас посадят в колбасный холодильник для про-проведения Тет-а-Тет с будущим.

Медиум:

Мотя принесла Тете поесть.

– Зачем? – спросила Тётя, – я хочу умереть.

– Надо жить, зачем тебя умирать? – спросила Мотя.

– Меня все обманывают, а я – как оказалось – не в состоянии отличить правду от обмана.

Ее посадили в холодильник не случайно, а просто за то, что, как сказала опешившая от ее вездесущего напора Редисон Славянская:

– Нам не остается места в ее присутствии, – и предложила посадить Тётю в колбасный холодильник, предварительно договорившись с шеф-поваром через Дим-Ана.

Но не сразу вот так с бухты-барахты это было сделано, а после того, как Тетя – сама не понимая, зачем к ней пришла такая нелепая мысль, рявкнула, обернувшись на Михаила Маленького, которого уже на руках несли туды-твою:

– В мясной холодильник, – читобы он изобразил из себя Гудини в молодости, а именно:

– Вышел взад – без обмана, а чисто интуитивно, как Одиссей вывел запертых в Троянском Коне ребят и не в чисто поле, а каким-то образом:

– Прямо в город Трою.

Никто в это тогда не поверил, поэтому придумали песню про глупого – или, по крайней мере, соблазненного одним или несколькими богами Приама, который с этого бухты-барахты затащил этого бугаёметра в свой родной город.

Но реально вопрос остался:

– Как Троянский Конь попал в город, находясь снаружи? – Ибо.

Ибо Крепость, как рассказал Войнич в своём Коде:

– Для того и предназначена, чтобы Этот конь в город не мог:

– Ни проехать – ни пройти.

Отсюда вывод:

– Одиссей разгадал тайну Ласточкиных Хвостов на крепости. – Что означает:

– Нашел обходной путь.

– Как Гудини, – сказал Кот.

Так вот Тетя сказала:

– Я тоже могу. – И казалось, праздник кончился, ибо конкуренция несет с собой ажиотаж, когда думать уже некогда, надо только:

– Соревноваться.

Михаил Маленький обиделся, что ему не дали показать своё искусство покидать кабак, когда деньги узе кончились, а выпитое и съеденной назад никак не вернуть, ибо требуют:

– В первозданном виде, – и решил отдельно, но в то же время, с кем-нибудь напиться в баре. Где уже сидела, брошенная Котом Штрассе на произвол судьбы Алла Два, буфетчица из Берендея, исполнявшая лично для меня и Владимира Высоцкого песню Аллы Пугачевой про миллион, миллион алых рос, что ты с пастбища принес.

– Обязательно буду, – сказала она.

– Что-с, простите? – Михаил Маленький оглядел ее с ног до пояса и обратно. Ибо ясно, что у такой фигуры не может быть человеческого лица, а так только:

– Кляча какая-нибудь.

Он махнул рукой, чтобы ей дали стакан пива, и так:

– Еще чего-нибудь. – А сам, разумеется, понимал, что отвечать всё равно когда-нибудь придется.

Поэтому перебрал сначала в уме всех известных ему кляч, как-то:

– Людмила Гурченко, Ирина Куп, Лия Ах.

– Кто это? – вот в чём вопрос решил он. Ибо.

Ибо, ибо. Боялся, что это все-таки Лия, с которой справиться будет легко, как с актером-актрисой исполняющей роль Петуха на театре, но:

– Как потом с ней жить? – вот в чем вопрос. А может прицепиться, что не оттащишь, как Тетю после мясного холодильника от селедки под шубой, особенно, если картошку, свеклу и морковь не варить, а запечь в духовке в фольге минут пятьдесят.

Медиум:

– Это не соцреалистическое произведение, где если что делается, то:

– Делается всегда. – Чтобы было типично.

И наоборот. Что значит, наоборот?

А вот наоборот, как раз и произошло.

Михаил Маленький, несмотря на ужасающие предчувствия, попросил ее поклясться – так и не попросив – как боец азиатского фронта на поприще строительства женских общежитий вообще, и для Катерины Матвевны в частности:

– Показать личико, – ибо.

Ибо попросишь одну, а показать может другая, как-то, вовсе не незабвенная Катерина Матвевна, а:

– Гюльчатай. – А ей лет-то сколько? Так и напишут незаслуженно на спине ночью:

– Владимир Набоков, – а ведь я до сих пор жалею, что занимался, как и он, и более того, в четырехкратном увеличении того объема, который был положен в целях необходимости учебного процесса – этим делом:

– Накалывания живых существ на металлические копья, – пусть и маленькие, но для них вполне достаточные, чтобы так и быть засушенными:

– На всю оставшуюся жизнь.

– Их бин, – начала она и тут же добавила безо всякого геройства:

– Я соглазна.

– Я пока что не почувствовал никакого соблазна, – не понял Михаил.

– Так говорил мой друг, май диэ чайлд Сирано де Бержерак, – чуть-чуть раскрылась леди.

– Вы намекаете, что похожи на Графиню Эрнеста Хемингуэя в большой зеленой шляпе?

– Вы боитесь посмотреть мне в лицо? Не бойся, я не заразная.

– Да не в этом дело! – махнул рукой Михаил, а сам все равно не посмотрел на нее.

– А в чем? Вы боитесь, что я смерть?

Он не успел ответить, так как нечаянно упал со стула, который, как известно, в баре очень высокий. Точнее, чуть не упал, ибо дама протянула ему свою твердую, как у стиральной машины в роли жены Семена Захарыча Сладкого – как считают некоторые:

– В противовес их горькой жизни, – руку.

– Не бойтесь, это я.

– К-Катерина Иванна? – ужаснулся режиссер почти свово фильма, название которого с этой минуты уже начал забывать. Ибо.

Ибо была в его голове уже только одна мысль:

– В джазе только девушки, – которым всегда хочется чего-нибудь горяченького.

– Кстати в бар можно горячего? – спросила она.

– Так нет, но если молодой чек заплатит две цены – да. Но, разумеется, не целого поросенка, – ответил бармен, которым был – о, мама, мия! кто бы его узнал:

– Сирано де Бержерак. – Осталось ждать только Володю Выс, но не думаю, что это произойдет, так как – сказал Пушкин:

– Не могут два быка пастись на одном лугу, – а уж две идеи:

– И подавно:

– Не уместятся в один мясной холодильник.

Однако, ведь, это неправда, ибо когда в Гроб поместили Иисуса Христа – этеньшен:

– ТАМ, – уже была могила! – Вторая могила в одном гробе – это вторая идея. – Как говорится:

– Вот из ит?

Глава 48

Мне-то давно ясно, что это могила Иуды, который пошел вперед Иисуса, чтобы приготовить ему место. Ибо поднимать Его Гроб из Ада должны четверо:

– Один – Иуда – снизу, Петр и Другой Ученик – с торцов, и Мария Магдалина подала руку сверху.

Впрочем, есть и другой вариант:

– Их было трое, – в том смысле, что Иуда – это и есть Другой Ученик.

Так бывает, ибо даже в фильме Холодное Лето 53-го:

– Одного жмурика не досчитались, – а что тогда говорить про мистику, где шулера почище нашего. – Хотя в обоих случаях холодильники-гробы были натуральные, а здесь ребята пытались провести эксперимент-съемку фильма в мясном холодильнике:

– Можно ли его покинуть, как мистер Достоевски, – прошу прощенья:

– Просто Гудини, – не открывая дверь снаружи.

Хотя, как мы видим, участники соревнований уже начали активно формировать свою клоаку. Тех, кто будет их поддерживать во всех жизненных ситуациях, а именно:

– Будут тянуть из гроба, – даже если это будет невозможно.

В данном случае имеется в виду пока что просто мясной или колбасный холодильник, это тоже:

– Не просто гроб для одного хомо сапиенса, – а если и для одного, то одного кита. – Следовательно, комната почти семь на восемь с холодильным агрегатом снаружи, где я однажды сидел на каменных ступеньках и пил-угощал шампанским двух прекрасных леди, правда уже изрядно пьяных, так что одна из них даже заснула, положив голову на сложенные на коленях руки.

Здесь они ждали меня, как принца из сказки. И я явился:

– Не запылился.

Кстати это – то, что мясной холодильник и колбасный холодильник – две большие разницы, первым заметил Войнич, несмотря на то, что почти всё последнее время кого-то рисовал, а большей частью, разумеется:

– Нет, не СНС, – а Тетю – по памяти, разумеется, как существо уже канувшее в Лету, но немного еще желанное, как Тоня, к которой он оправил своего друга с:

– Порученьем Своим. – А отправил он именно Михаила Маленького, который в этот же примерно момент так испугался предсказательных способностей Аллы Два, что хотел смыться от нее через задний ход, который и вел через кухню, где друг напротив друга и находились фигуранты процесса охлаждения не только колбасы и мяса, но и:

– Мозхгов. – Точнее, мозги охлаждали обычно, как раз вот на тех ступеньках около холодильного агрегата, имевшего размеры чуть меньше самой холодильной камеры, но гудевший, как иерихонская труба, зовущая, к счастью не на штурм Зимнего, а только простого:

– Иерихона.

И.

И как сказал один вор, обнимая водопроводную трубу:

– Будем брать, – имея в виду, что Там никого нет. – Он имел в виду квартиру и ее хозяина, и что одного из них дома точно нет, а скорее всего, именно хозяина.

Здесь наоборот:

– Все думали:

– Да куда он на хрен денется, ибо:

– Убежать из запертого холодильника абсолютно невозможно.

Невозможно, да, но абсолютно ли?

При этом оказалось, что Михаил попал в гораздо худшие условия содержания, чем Тётя, ибо ему достался именно мясной холодильник, где, правда, кроме кур и свинины была и говядина, которую можно есть и сырой, но кто-то в этот момент, как нарочно, унес куда-то в другое место топор, и если есть, только прямо, как было сказано, правда, про легендарную еще со времен Штурма Зимнего и чуть-чуть До, а также немного После – воблу:

– Зубками ее, зубками, – и как грится:

– При бережку, при луне, при счастливой доле, – но в запертом, естественно, как бычки в томате, состоянии.

(Слова народные)

Так что… так что опыта выбраться – практически никакого. Весь запал остался в семнадцатом году:

– Поторопились, истратили все силы, думали, что туды-твою, а оказалось, как обычно:

– Опять взад втащили на Пирамиду, – чтобы еще – уже после Всего – принести в:

– Жертву.

Михаил думал, что, к сожалению, точно не помнит, поспорил ли он с Ми Склифосовским на звание народного артиста, которое никому не дают до шестидесяти, а только вот только, как подарок:

– Теперь ты на пензии. – А так как эти пензии, с возрастом растут, точнее, наоборот:

– Растет возраст, – а оне уменьшаются из-за гречки, подорожавшей в два раза – тоже в два с половиной раза. Почему в два с половиной, а не прямо пропорционально? Не знаю, почему так получается. То, следовательно, народного артиста теперь получить вряд ли вообще удастся:

– Не хватит гречки дожить до неизвестного возраста, – ибо, скорее всего, и народного будут давать не раньше, как по зубам:

– Выпали все? – Окей, получи. А, как говорится в случае с королем Владимира Вы:

– Ня буду! – Я читать тебе морали, юнец! – Ибо.

– Ибо я узе без зубов, и ты меня, скорее всего, просто неправильно поймешь, как-то:

– Я к полякам в Улан-Батор отвалил бы наконец!

– Не мог не поспорить, – решил Михаил, а значит:

– Надо как-то выжить, чтобы всё было по-честному. – А то принесут пензию, а точнее, в данном случае, звание народного послушника, а он, скажут:

– Всё ишшо сидит в холодильнике. – И тогда констатируют:

– Если он такой же дурак, как Раскольников – пусть и дальше там маячит-мяучит.

И, значит, Раскольников столько мучился по той простой причине, что не поверил:

– Из закрытого гроба, как из закрытой квартиры, выйти:

– Можно. – Точнее, не выйти в его случае, а наоборот, войти, чтобы грохнуть, кого надо грохнуть, и уйти, что никто не поверил:

– Уйти было можно.

И, как известно, это было сделано, через нижнюю квартиру, где в это время никто не жил.

Ибо, как говорил тот парень, который просто обосновывал возможность обворовать любую квартиру:

– Берем трубу. – А дальше уже дело техники. Ибо, одни думают, что по водосточной трубе залезть нельзя, а другие, наоборот:

– Тоже нельзя, но уже потому, что она сама оборвется под тяжестью нахграбленного. – А скорее всего, еще раньше от перегрузки спиртного в желудке, и тем более, в голове реципиента.

Под впечатлением этой логики Михаил обследовал пол, потолок и стены – нет они были, как каменные. Ну и значится немного загрустил, в том смысле, что:

– Дусь, а Дусь – может я без воскресенья обойдусь?

Ибо:

– Невозможно!

– Значит, ты не Дон Кихот Ламанчский, ветряные мельницы для тебя ничего на значат, видеть в стаде людей стадо баранов – тоже не можешь, тогда так бы и сказал сразу, что ты не потомок водителя троллейбуса с улыбкой простого честного человека, а родился анахоретом только от одной Фурцевой.

Понял? Зачем ты полез сюда, и так бы всё сами дали, как дают сейчас всё потомкам членов политбюро, а также потомкам династии Романовых. Ибо:

– Теперь демократия и, следовательно, все равны. – Как они, так и:

– Мы.

– Допустим, я Михаил Романов, – сказал Михаил Маленький, но не самому себе, чтобы не приняли за Раскольникова, а одному большому куску говядины, а, как грится:

– Дальше-то – что?

– Нужно передать все свои мысли на волю. – Это кто сказал? Впрочем, лучше не думать, будем считать, что Пилат образумился и решил спасти тебя.

– Пилат – это кто?

– Скорее всего, в данном случае это Росуголь Запрещает из фильма Свадьба.

– Нет, он не полезет в это дело.

– Тогда, Кля, ему нужны деньги на похороны Абдулова, думаю, сделает даже то, на что не пошел бы в обычной, не столь экстраординарной ситуации.

– Вот если бы сам Абдулов, – сказал Михаил, – я бы поверил, так как он тоже был причастен к Этому Делу Магии не просто так, а даже:

– На сцене театра Варьете.

Но в общем понятно:

– Кто-то снаружи должен протянуть свою руку моим мыслям.

И скоро, так сказать, был:

– Принят. – Другого, естественно, можно было и не ожидать:

– Это была Алла Два. – В зеленой шляпе, как у всеобщей графини Эрнеста Хемингуэя.

По крайней мере, упрашивать не придется, решил он. Как по преданию:

– И так сама даст всё, не только, о чём ни попросишь, и не только, о чём ни подумаем, но даже раньше этого. – И намного.

Но дело все равно остается в следующем:

– Могу ли я, – вылезти вслед за своими мыслями?

Ведь, если сначала было Слово:

– Не только элементарно, но и обязательно! – Но так ли это однозначно?

Медиум:

Михаил увидел приближающего Ми Склифосовского, и подумал:

– Неужели он?

И действительно, Ми сказал просто по-простому:

– Ты, эта, Михаил, готовься.

– К чему мин херц? Пятикомнатную на Тверской дадут, или – а лучше, не или, а и:

– От трех до семи на Рублевке, а еще лучше на Ново-Рижском – там нет пробок.

– От трех до семи могут дать за вооруженное ограбление холодильника, а на Тверской, места должны быть. И знаешь почему?

– Я попал в обойму?

– Да, будешь сниматься, а точнее, я буду снимать тебя, как Иисуса Христа заместо Мартина Скорсезе.

– Смогу ли я? – засомневался Михаил.

– Ну, ты гениальный?

– Да как сказать, думаю, чуть меньше: просто очень талантливый.

– Сделаем небольшую ремиссию, и запишем, как:

– Не глупее его.

– Кого?

– Леонардо ДиК.

– На это я согласен, потому что он только симпатичный, а я мужественный.

– Ну, вот видишь, ты всё понимаешь, только – извини – бить буду.

– П-почему?

– Я – Пилат.

– Но, Пилат, кажется, за нас, нет? Может, ты будешь просто римским императором сразу?

– Так-то бы да, конечно, но, к сожалению, он не принимает никакого участия в этом действии.

– Ну, хорошо, я потерплю, но тогда возникает другая проблема.

– Какая, конкуренты?

– Да, Бродский там, ИВА, там – и разные одиозные личности их поддерживающие.

– Да, к сожалению, будет кастинг, и должен будешь доказать, что ты лучше.

– Но я плохо пою.

– Бери жалостью. Учти, за то, что ты ни сном, ни духом, а тем не менее ограбил мясной холодильник – отпер оттуда не только всю говядину, но и остальных поросят и гусей с утками, но и, как написано в протоколе:

– Умудрился вытащить сам холодильный агрегат.

– Ерунда! Он был там всегда, снаружи.

– Чем докажешь?

– Я перед этим погружением в окружающую прошлое действительность, пил там с одной Манькой Аблигацией из местного бара.

– К сожалению, кто, что сам лично видел – абсолютно не является доказательством существования этой объективной реальности.

– Да? что же им нужно?

– Свидетели.

– Свидетели, – повторил Михаил Маленький, – но, как говорится:

– Их есть у меня.

– Кто?

– Этот директор Театра Варьете Стоик в роли Товстоногова, Редисон Славянская приехала из Америки, и била уже клинья насчет Марии Магдалины, Кот Штрассе подтвердит, и само собой Германн Майор.

– Кстати, насчет Кота – не знаю, как Германн Майор, а Кот уже всем сообщил, что сам женится на Марии, а если это не Ридисон Славянская, то кто?

И вот эта кто, была уже на столе, и пела любимую песню Аллы Пугачевой:

– Ты сегодня мне принес не букет из белых роз, а как принято в Америке у приличных людей:

– Подарил машину с бантиком, – ибо наша Дуня и Хирам не хуже, а даже лучше, чем:

– Иво Пятый Элемент.

Как это ни удивительно, но Тетя тоже увидела свет в конце тоннеля, и это был, кто?

До кого дотянулась ее разлапистая мысль? Дак, естественно! до Моти. Но. Но не самой, а её возлюбленного Диэлектрика – ибо работает не только на Амэрикэн Экспресс, но и На Нас в виде этого ресторана Ван Гог, где и происходило событие:

– Пробного воскресения, – примерно, как спуститься на глубину одиннадцать тысяч метров в Бездну Челленджера – Марианскую Впадину.

Так как в Марианскую Впадину спускался всего один человек из нового времени – а так были всего еще только двое – Джеймс Кэмэрон, то он и:

– Позвал ее.

– Но зачем? – сходу не поняла Тётя, но подруга, которая почти всегда была с ней на связи – и скорее всего, не через Эверест, а именно через эту Бездну – пояснила:

– Сниматься в кино, – ибо он же ж:

– Тоже режиссер интересного кино. – Как-то:

– Будешь сниматься в роли Аватара Два.

– Прости, но я не умею летать, – автоматически ответила Тетя.

– Так и весь смысл в этом.

– В чем?

– В том, что вот там и:

– Научат.

– Поздно, я не смогу научиться этому делу никогда. Ибо, я так понимаю, что ты предлагаешь мне: