ДМБ 84. Я служил Советскому Союзу

– Блин, если в армии так будут кормить, – сказал Роголёв, доставая из своего рюкзака домашние припасы, – мы можем до дембеля не дотянуть.

– Что, совсем не съедобно? – улыбнулся я.

– Компот ещё ничего, да и то сахара пожалели, а про остальное даже вспоминать не хочется, – отозвался Серёга с набитым ртом.

Ближе к вечеру дежурный всё чаще стал выкрикивать фамилии призывников – к сборному пункту потянулись родственники и друзья. Вскоре прозвучала и моя фамилия. Я подошёл к КПП и увидел стоявшие за забором кучки людей и обнимающиеся парочки. Девушки никак не хотели отпускать своих парней в армию. Увидел на обочине рыжий «москвич» своего отца и стоящих рядом с ним родителей. Солдат на КПП для порядка спросил, куда я направился и, выслушав мой ответ, молча открыл дверь. Поздоровавшись, рассказал родителям, куда примерно поеду служить, как здесь, на сборном пункте, устроился. Мама услышав, что у нас вместо полноценных кроватей нары из досок и старые матрасы, заметно загрустила. Потом неожиданно предложила мне поехать с ними и переночевать дома, в нормальных условиях.

– А утром тебя отец привезёт пораньше, ночью же вас не повезут? – закончила она вопросом.

А почему бы и нет? Мне самому не слишком улыбалось спать в каком-то складе на жёстком матрасе. Тем более майор сказал, что сегодня нас отправлять не будут. Нужно с Серёгой посоветоваться, раз его старшим поставили. Сказав родителям чтоб ждали, отправился в казарму. Сергей мне попался возле входа.

– Что родственники приехали?– первым заговорил он.

– Да отец с матушкой, – ответил я, – на машине. Предлагают с ними поехать, дома заночевать, а утром назад. Как думаешь, стоит? Горобец, вроде сказал, что нас только завтра будут отправлять.

– Да конечно, хрена здесь торчать. Такой романтики нам ещё два года хлебать полной ложкой. Наш майор уже свалил в город, я сам видел. До утра он хрен появится. Меня с собой возьмёте? Всё равно вам мимо ехать, – неожиданно спросил Роголёв.

– А не боишься личный состав оставлять? Ты же старшой, – подколол я товарища.

– Да ну на фиг, – Серёга махнул рукой, – пошли за вещами. Сейчас за себя Кольку оставлю, это тот «говорун», который на китайскую границу собрался.

– Да я понял о ком ты, уже познакомились, – я открыл дверь в казарму, – ну он точно справится, ещё и рад будет покомандовать.

Дома, на своём любимом диване спать, конечно, лучше. Когда утром зазвенел будильник, вставать, как всегда было не охота. Но делать нечего – служба, блин. Заехали на Синюшку, забрали Сергея, он уже топтался возле своего дома и к восьми часам были возле сборного пункта. Через КПП не пошли, чтобы не нарваться на неприятности. Ещё вчера присмотрели дыру между бетонными плитами забора, которой активно пользовались призывники. Без проблем прошли на территорию и нырнули в свою казарму. Народ уже поднялся и готовился идти на завтрак, а кто-то уже завтракал, домашними булочками. Парни сказали, что нас никто не искал. Впрочем, мы оказались не единственные, кто вчера решил переночевать дома. Два призывника из нашей команды ещё не вернулись, доложил Николай. На завтрак мы конечно не пошли, разлеглись на нарах досыпать. Потом, когда весеннее солнышко как следует, пригрело, вышли на улицу. Там, возле плаца мы и провели этот день. Слушали объявления, смотрели, как строятся призывники и с ними разговаривают офицеры-покупатели. Сходили в столовую. Кстати, кормили, на мой взгляд, вполне сносно. Конечно не домашний супчик, но есть вполне можно. Случалось в студенческих столовках и похуже пробовать. В общем, с голода в армии умереть не дадут, когда закончатся мамкины пирожки.

Часам к пяти вечера на территории сборного пункта появились автобусы и объявили построение сразу нескольких команд, в том числе и нашей. После короткой переклички, нам скомандовали грузиться в автобусы. Три вместительных «лаза», в сопровождении двух военных уазиков, покинули сборный пункт и направились в сторону города. Парни стали гадать, куда едем на вокзал или в аэропорт. Серёга вспомнил, что майор говорил про борт, значит, полетим на самолёте. Когда колонна, не останавливаясь, проследовала мимо железнодорожного вокзала, сомнений ни у кого не осталось – едем в аэропорт. Кто-то громко пожалел, что нас повезут не на поезде, мол, ещё дня три можно было расслабляться. Действительно, а я даже не подумал об этом. Город у нас не большой, пробок в то время ещё не было, поэтому минут через двадцать мы благополучно подъехали к зданию аэропорта. Надежда разместиться в зале ожидания и наблюдать, через огромные окна, как взлетают и садятся самолёты, не оправдалась. Не удалось нам пообщаться и с молодыми девушками, ожидающими своего рейса и сотрудницами аэропорта. Всю нашу разномастно одетую и коротко подстриженную толпу, сразу провели в цокольный этаж.

Здесь были камеры хранения, туалеты и какие-то служебные помещения. Даже присесть было некуда. Нас провели до самого конца этого цоколя. Потом солдаты при помощи нескольких призывников, принесли пару сваренных сидений по четыре места. Они поставили их недалеко от лестницы наверх, оставив только узкий проход. Двое солдат и молодой лейтенант расположились на этих местах, а остальные офицеры поднялись по лестнице и скрылись из вида. Нам оставалось стоять, или садиться прямо на пол. Ну, ещё можно сколько угодно прогуливаться по этому, подвальному уровню, только ничего интересного здесь не было. Сходили по очереди в туалет, заглянули в камеру хранения. Всё, на этом развлечения в нашем загоне, закончились. Народ недолго стеснялся и в итоге расселся прямо на полу, опёршись спиной на стену.

Одежда у всех была старенькая, которую не жалко было выбросить после получения формы. В армию традиционно так одевались, чтобы не переживать за свои шмотки, когда придётся одеваться в армейскую форму. Забегая вперёд скажу, что в учебке, когда нам впервые выдали форму, нам предлагали отправить свои вещи домой. Офицер показал, где взять тару для упаковки посылки. Но, я не припомню желающих воспользоваться этой услугой. Не могу сказать, как было в других воинских частях, но у нас, в погранвойсках, было именно так.

Однако убежал вперёд, пора вернуться в нулевой этаж аэровокзала. Там мы просидели до позднего вечера. Поужинали скромно, тем что осталось от взятых из дома продуктов. Поделились и с теми, у кого съестное уже закончилось. Постепенно стали устраиваться на ночлег, прямо на каменном полу. Отчётливо помню, что абсолютно не спал в эту ночь. Даже для молодого крепкого тела, каменное ложе было чересчур твёрдым. А ещё к ночи стало заметно холоднее, по полу сильно потянуло сквозняком, какой уж тут сон. Все остальные испытывали, естественно, то же самое, поэтому спали только единицы. Самые отъявленные экстремалы. Остальные тихонько разговаривали, часто шарахались в туалет. В общем, коротали эту бесконечную ночь как могли.

Около пяти утра нам скомандовали подъём и приказали подниматься на первый этаж аэропорта. Не задержались, в пустынном в этот ранний час зале первого этажа, мы через двустворчатые стеклянные двери проследовали на улицу. Отсюда уже были видны стоянки самолётов. На улице было ощутимо холоднее, чем в подвале. Солнце уже начало свой ежедневный путь по небосклону, но его живительные лучи не могли пробиться сквозь затянутое облаками небо. Мерзкий утренний ветерок, настойчиво пробирался под старенькую куртку. Стоящий на бетонке капитан, приказал становиться шеренгами, по двадцать человек. Сопровождающие нас солдаты, принялись помогать, расталкивая сонных «салабонов». Последними из здания аэропорта вышли два офицера, капитан и майор. Не останавливаясь, они направились прямо к стоящим в отдалении самолётам. Сотрудник аэрофлота, в синей униформе, закрыл за ними прозрачные двери и удалился по своим делам.

– Вон наш борт, – показал на один из стоящих «Ту-154», капитан, который до этого скомандовал построение, – на посадку пойдём пешком. Но, не как стадо баранов. Это аэродром – режимный объект, кто не в курсе. Двигаемся строго в колонну по одному, интервал два шага. Первая шеренга налево! На посадку шагом… марш!

– Вторая шеренга налево, – продолжил он, когда крайние призывники первой шеренги проходили мимо строя, – Вслед за первой шеренгой шагом марш!

Я оказался во второй шеренге и послушно затопал по бетонке в сторону самолёта. Пройдя примерно половину расстояния, украдкой оглянулся. Потрясающее зрелище. Цепочка призывников растянулась до самого здания аэропорта, а первые из нас уже подходили к самолёту. Так же друг за другом мы поднялись по трапу на борт, где бортпроводники равномерно распределили нас по салонам. Мы с Сергеем попали в первый, а я к тому же умудрился занять место возле иллюминатора. Ещё примерно с полчаса самолёт стоял на стоянке. Потом лётчики запустили двигатели, и мы медленно покатили на взлётку. Солнце, наконец, сумело найти разрыв в облаках, и его лучики весело заиграли на стёклах удаляющегося аэровокзала. Самолёт остановился, и двигатели взревели с новой силой, набирая максимальные обороты. Короткий разбег, отрыв и в иллюминатор видно как быстро удаляется земля. Самолёт плавно набирает высоту, под нами проплывает по-зимнему голый лес, в котором выделяются только вечнозелёные сосны и ёлки. Промелькнули голые сопки и горные осыпи, кое-где ещё покрытые снегом. Сразу за ними показался скованный льдом Байкал, а ещё через минуту самолёт занырнул в белую вату облаков.

Спустя ещё несколько минут, самолёт поднялся выше облаков и по глазам резанули яркие солнечные лучи. Здесь ничего не мешало полному господству дневного светила. Белоснежный ковёр остался внизу, надёжно укрыв за собой поверхность. В салоне самолёта было тепло, и многие призывники, пригревшись уже спали, откинувшись в мягких креслах. В последний раз, глянув на пушистый ковёр закрывший землю, я откинул спинку сиденья и тоже прикрыл глаза. Ровный гул двигателей и бессонная ночь, на каменном полу, сделали своё дело. Через несколько минут я задремал, а потом и вовсе провалился в сон.

Глава 2 Самый Дальний Восток

Я проспал весь полёт. Сон мой был не слишком крепкий. Балансируя на грани сна и яви, я время от времени приоткрывал глаза и косился в иллюминатор. Сплошная облачность закончилась, в разрывах белой ваты было видно далёкую землю. Но, что-то разглядеть на таком расстоянии было нереально. Я опускал веки и вновь уплывал в царство Морфея. В очередной раз, приоткрыв глаза, я заметил, что земля стала заметно ближе, а облака теперь оказались где-то вверху. Самолёт понемногу снижался. Внизу уже можно было разглядеть сплошной лесной ковёр с редкими пятнами голых сопок. Я поднял спинку сиденья и заметил, что Серёга тоже уже не спит. Вскоре лес под крылом закончился. Теперь внизу потянулись отчётливо видимые спины сопок, покрытые зелёной молодой травкой. Короткая вибрация – лётчики выпустили стойки шасси. Вскоре замелькали редкие аэродромные постройки, мелькнул бетон взлётки. Ощутимый толчок и самолёт, чуть подпрыгивая, покатился по полосе. Взревели двигатели, переведённые на реверс, и скорость быстро стала снижаться. Вот мы уже медленно катимся, выруливая на стоянку.

На земле нас уже ждали. Несколько офицеров, среди которых выделялся капитан в зелёной фуражке, стояли в непосредственной близости от трапа. Чуть подальше стояла группа солдат, где среди выгоревших пилоток в глаза бросались две ярко зелёные фуражки. Такого же цвета погоны с двумя узкими жёлтыми полосками и крупными буквами «ПВ» были на плечах этих крепких сержантов. Мы быстро спустились по трапу и остановились на бетонке плохо организованной толпой, не зная, что делать дальше. Никаких команд, кроме – «покинуть самолёт», нам не давали. Сопровождавшие нас офицеры тем временем подошли к группе встречающих и передавали им какие-то бумаги. Пока о нас забыли, мы с любопытством оглядывались вокруг. Наш самолёт стоял на самом краю аэродрома. За поросшим молоденькой травой широким газоном, виднелась обычная асфальтированная дорога, на которой стояли три небольших автобуса, типа ПАЗ и две «шишиги» с выгоревшим тентом на кузовах. С другой стороны, за нашим гражданским, «аэрофлотовским» самолётом, просматривались стоянки занятые большими военными самолётами. Ещё дальше, в ряд выстроилось несколько истребителей, кажется «мигов». Слишком далеко чтобы сказать наверняка, может это и «сушки».

Первым из группы офицеров отошёл капитан-пограничник, держа в руках белую картонную папку. Как только он направился в нашу сторону, следом двинулись и два сержанта-погранца, видимо следившие краем глаза за своим командиром. Капитан остановился перед толпой призывников и, скользнув по ней взглядом громко скомандовал:

– Трёхсотая команда, выходи строиться! В колонну по четыре.

– Вон там дальше, – показал он рукой к самому газону и, обернувшись к сержантам, уже тише добавил, – Игнатко, Рубцов, помогите салагам сгруппироваться.

– Налево, – скомандовал капитан, подойдя к нашему корявому строю, – равняйсь, смирно. Я капитан Ожогин. Сейчас буду называть ваши фамилии, слушаем меня внимательно и громко отвечаем «я».

Пока мы строились, к толпе оставшихся призывников подходили другие офицеры и отводили своих будущих солдат в разные стороны, благо места на бетонке было полно. Закончили перекличку. Все наши оказались на месте, никто не спрятался в самолёте, чтобы рвануть домой. Это шутка, конечно.

– Вольно, строй не покидать. Игнатко, присмотри за бойцами, я сейчас, – сказал капитан и направился к самолёту, где возле трапа остались только сопровождавшие нас со сборного пункта офицеры.

Мы видели, как он расписался в каких-то бумагах, пожал офицерам руки и вновь направился в нашу сторону.

– Направо, шагом марш, – скомандовал он подойдя и добавил – Игнатко, веди парней в автобус.

Дальше руководство взял на себя один из младших сержантов. Он провёл нашу небольшую колонну по рулёжке, потом мы перешли на асфальт дороги и остановились возле тёмно-зелёного «пазика».

Автобус был небольшой, сидячих мест на всех не хватило, но сержант успокоил, что ехать недалеко, можно и постоять. За рулём уже сидел солдат, но не пограничник, погоны были голубыми с жёлтыми буквами «СА». Капитан сел на боковое кресло возле двигателя, а Игнатко и Рубцов на передний диванчик, сразу возле двери. Еще, перед тем как скомандовать посадку, Рубцов предупредил, чтобы эти места мы не занимали. Ладно, постоим, не беда, в самолёте насиделись. Серёга предлагал подвинуться, чтобы сесть втроём, но я махнул рукой. Минут десять, пятнадцать смотреть было особо не на что. По обеим сторонам дороги тянулись деревья. Единственное, что бросилось в глаза, здесь весна намного активнее вступает в свои права, чем у нас в Сибири. На деревьях уже появились маленькие клейкие листочки, а молодую травку я заметил ещё на аэродроме. Солнце припекало основательно и в стареньком автобусе вскоре стало жарко, пришлось даже куртку расстегнуть. Лиственный лес сменился двух и трёх этажными домами какого-то небольшого городка или посёлка. Названия населённого пункта я не заметил, может, табличка с другой стороны дороги была. Немного покружив по узким улочкам, автобус выехал к одноэтажному покрашенному в грязно-серый цвет зданию вокзала.

– Так бойцы, – заговорил капитан, когда водитель заглушил двигатель и открыл скрипучую дверь, – до поезда почти два часа. Автобус нужно отпускать. Поэтому сейчас организованно выходим и идём в самый дальний конец перрона, чтобы не пугать гражданских своим экзотическим рваньём. Никуда не шарахаться, а тихонько сидеть и ждать поезд. Сержанты Игнатко и Рубцов за вами присмотрят. Если кому-то потребуется в туалет, спрашивайте у них. Только толпой не ходить. По двое, максимум по трое, всё равно на всех очков не хватит.

– Вопросы? Вопросов нет, – констатировал капитан, подождав пару секунд, – всё, на выход. Игнатко старший, веди пополнение. Я через час подойду, надо ещё кое-какие дела уладить.

Народу на перроне было не много. Точнее его совсем не было. Просто люди выходили из подошедших электричек, а другие садились в них. Транзитом, почти не снижая скорость, громыхали товарные составы. Капитан появился минут через сорок, спросил у Игнатко как дела и снова куда-то убежал. Второй раз он пришёл за десять минут до прибытия нашего поезда. Уже заметно стемнело, наступил вечер и на перроне зажгись редкие фонари. Теперь, кроме нас, здесь вообще никого не было. Капитан скомандовал построение и быстро провёл перекличку. Вскоре, освещая рельсы мощным прожектором, показался локомотив нашего поезда.

– У нас восьмой вагон, – громко объявил Ожогин, – поезд стоит десять минут, все успеете сесть. Не ломитесь как голые в баню, но и варежку не разевайте. Быстро и организованно проходим в вагон и занимаем три крайних отсека. Вагон плацкартный места всем хватит не ссыте. Ехать нам всего около семи часов, к утру на месте будем. Всё вперёд, вон восьмой вагон проехал, догоняем.

Поезд тащился медленно и нудно. Пассажиров было мало, поэтому мы только вначале плотно оккупировали крайние купе, а потом расползлись по всему вагону. Естественно, с разрешения капитана и под бдительным оком сержантов. Понятно, что никто из нас сбегать не собирался. Если у кого-то была мысль не идти в армию, он просто не пришёл бы в военкомат, а скрывался в своём городе. На кой чёрт лететь в Приморье, чтобы сдёрнуть и потом добираться до дома за тысячи километров? Явных идиотов, среди нас вроде не было. Ожогин вероятно и не думал, что мы убежим. Просто следил, чтобы кто-нибудь не отстал по дороге, по собственной глупости. В поезде скооперировались и доели все свои домашние запасы. Свою лепту в поздний ужин внесли и сержанты, вытащив из своего вещмешка несколько банок тушёнки и пару булок хлеба. Потом капитан скомандовал отбой, и мы вновь разбрелись по вагону. Кто спал, кто негромко разговаривал. Я залез на свободную верхнюю полку и попытался уснуть, накрыв голову курткой. Под мерный стук колёс мне удалось задремать, потом проснулся, потом снова уснул.

Так в полудрёме прошла ночь, и за окном начало светать. Поезд начал сбавлять скорость, и капитан приказал готовиться к выходу. Друг за другом, мы сошли на пустую платформу, как только пожилая проводница открыла двери вагона. Вместо вокзала маленький деревянный дом, стоящий метрах в десяти от рельсов. Завершали картину поселения несколько разнокалиберных домиков, хаотично разбросанных вокруг покрытой островками зелёной травы вытоптанной площадки. Сразу за домами начинался подъём на небольшую сопку, густо поросший каким-то кустарником. Когда поезд, прогудев на прощание, уехал, мы смогли заглянуть на противоположную сторону железной дороги. Там, вдоль насыпи шла укатанная грунтовка, а прямо на ней стояли две машины. Привычные армейские шестьдесят шестые, с закрытыми брезентом деревянными кузовами.

– Ну, вот и наши такси, – удовлетворённо сказал капитан и первым шагнул через рельсы, – пошли грузиться парни. Надеюсь, в поезде никого не забыли? А, Игнатко?

– Никак нет, тащ капитан, я салаг пересчитал по головам, сошлось со списком, – отозвался сержант, догнав Ожогина.

– Ну, добро, я в первой машине, вы с Рубцовым во второй. Бойцов поровну разделите, по машинам.

Ехали около часа, подпрыгивая на жёстких деревянных лавках и глядя на клубящуюся вслед за машиной пыль. Внезапно пыль закончилась, а машина перестала подпрыгивать, въехав на старенький асфальт. Ещё через пять минут проехали КПП и свернули налево. Дальше мы катили вдоль бетонного забора. Здесь асфальт положить забыли и мы вновь запрыгали уже отбитыми задницами на жёстких лавках. К счастью, ехали всего минут пять, и остановились у одноэтажного каменного здания. Побеленное розоватой извёсткой, приземистое, не широкое, но сильно вытянутое в длину. Рядом небольшая спортивная площадка – турники, брусья, металлическая шведская стенка. Всё покрашено тёмно-синей краской. С другой стороны от входа в здание расположена круглая курилка, напоминающая беседку с покрытой листовым железом крышей. Всё это мы рассмотрели, выпрыгнув из машин и стоя в ожидании дальнейших распоряжений.

– В две шеренги становись, – скомандовал подошедший Ожогин.

– Равняйсь, смирно, вольно. Так бойцы, – продолжил он, когда мы изобразили подобие строя, – вы прибыли в учебную часть Краснознамённого тихоокеанского пограничного округа. Большинство из вас здесь и останутся на ближайшие шесть месяцев. Выучитесь, сдадите экзамены, а потом разъедетесь по заставам. Некоторые, возможно, уедут в другие воинские части округа, если вы заинтересуете «покупателей» из этих частей. Но, всё это будет потом, позже. А сейчас у вас двухнедельный карантин. Всё это время, вы будете постоянно находиться в этом карантинном корпусе, – капитан показал рукой на розовый дом.

– Отлучаться разрешается только по команде, моей, или уже знакомых вам младших сержантов. Это понятно? В столовую будете ходить после того как поест личный состав учебной части. Сейчас располагайтесь, разбирайте себе кровати и тумбочки. На завтрак мы опоздали, а до обеда ещё далеко. Поэтому, сейчас я попробую организовать вам баню и выдачу обмундирования, чтобы в столовую вы пошли уже в приличном виде, а не как шайка оборванцев. Если что-то осталось из мамкиных пирожков советую выбросить, а то потравитесь ещё. Не вздумайте в тумбочках прятать, в армии это запрещено. Ну, сержанты вам объяснят, что по чём. Давай Игнатко, командуй, а я в штаб, – закончил Ожогин и направился к машине.

– Так, духи, – начал сержант, когда капитан сел в кабину и машина быстро запылила по дороге, – слушать меня внимательно. У каждого из вас будет своя кровать и прикроватная тумбочка. Их внешний вид и содержание – ваша головная боль. Поясняю на пальцах, кровать должна быть идеально заправлена, а в тумбочке не должно быть ничего лишнего. Как правильно заправлять кровати мы вам покажем, а вы потом потренируетесь. В тумбочке разрешается хранить шильно-мыльные принадлежности, ну и письма с тетрадями. Объясняю – мыло в мыльнице, зубная паста в тюбике, зубная щётка в футляре, станок с лезвиями или электробритва. Бумага или тетради, конверты, ручки, карандаши. Подшива для воротничков, нитки, иголки, у кого есть ножницы. В самом низу, в целлофановом мешочке можно положить щётку для обуви и крем. Вот в принципе все предметы, которые разрешается по уставу держать в тумбочке. Естественно, всё это должно быть аккуратно сложено. Запомните, порядок в тумбочках у вас будут проверять достаточно часто. Если будет бардак, или найдут там что-то лишнее – залёт. Хлеб, печенье, конфеты, консервы, тушёнку, сгущёнку, фрукты, что ещё? Короче, весь хавчик – в тумбочке хранить нельзя. Это зарубите себе на носу, как отче наш.

– Залёт – это нарушение дисциплины или устава. Он влечёт за собой неминуемое наказание. Не ссыте, никто вас бить не будет, по-крайней мере у нас. Наверное, наслушались ужастиков на гражданке, – усмехнулся Игнатко, – у нас залёт лечится в основном трудотерапией и дополнительными физическими упражнениями. Причём запомните, у «погранцов» очень развита взаимовыручка. Поэтому, чаще всего залёт кого-то одного, будете отрабатывать все вместе. Вспомните это, когда задумаете сделать что-то не то. Вопросы? Вопросов нет. Тогда сейчас выбираете себе кровати, тумбочки и перекладываете в них личные вещи. Только те, о которых я сказал. У кого остались упакованные продукты длительного хранения, например сгущёнка, тушёнка, печенье в пачках, можете сложить их в один вещмешок. Пойдём на обед, отнесём в столовую, зачем добру пропадать. Всё остальное выбрасывайте не жалея. С той стороны корпуса есть мусорные контейнеры, кстати, туалет тоже там. На всё про всё даю вам двадцать минут, потом пойду проверять. Разойдись, время пошло.

Сержанты зашли в карантинный блок уже минут через десять. Мы за это время выбрали себе кровати и пытались их как-то застелить. Понаблюдав с минуту за нашими неуклюжими попытками, они собрали всех и показали, как правильно это делается. Потом сразу показали, как лучше разложить личные вещи в тумбочку. Всё доступно и наглядно, но когда начинаешь застилать и выравнивать сам, получается всё равно коряво.

– Да, духи, кто зарос, лучше побрейтесь, как с кроватями управитесь. А то пойдём в столовую, нарвётесь на кого из старших офицеров, будет жопа, – громко крикнул Игнатко.

Чувствовалось, что из этих младших сержантов, он лидер, любит покомандовать. Рубцов всё больше молчал. Он охотно показывал и сам помогал призывникам справиться с кроватями. Если к нему обращались, советовал, как лучше разложить вещи в тумбочке. Мне он больше нравился, и я попросил его оценить мою заправленную кровать.

– Пойдёт, – немного подтянув одеяло, сказал он, – у нас в казармах есть специальные дощечки, с ними лучше и быстрее получается. Ну, а здесь в карантине пока, так сойдёт. Главное, чтоб ровно было по ширине и без складок, ну и подушку хорошо взбить нужно.

Через некоторое время зазвонил телефон, установленный на тумбочке рядом с входной дверью. Естественно, трубку снял Игнатко и, выслушав невидимого собеседника, скомандовал: