Дневниковые записи. Том 1

Расстались с пожеланиями друг другу здоровья и успехов.

Привожу ниже свою переписку по автостоянке, как пример элементарной несостоятельности современной демократической власти.

Первое письмо.

«Уважаемый Аркадий Михайлович! Я проработал 50 лет, и всю свою жизнь писал в различные государственные организации, насколько мне помнится, только по вопросам как сделать то, чем я занимался, лучше, быстрее и дешевле. Сейчас вынужден обратиться к Вам с проблемой сугубо приземленного бытового характера.

Речь идет о дворовых автомобильных стоянках вообще и, в частности, о таковой во дворе домов № № 24/1 и 24/2 по улице Стахановской, где она обрела предельно недопустимые, с точки зрения здравого смысла, формы. На площадке, рассчитанной на нормальную стоянку 10 машин, загоняется на ночь чуть не добрая их сотня, из них два – три десятка размещаются прямо на газонах и тротуарах непосредственно под окнами нижних этажей названных домов. Практически до часу ночи не прекращается шум подъезжающих на стоянку машин, с пяти утра – отъезжающих со стоянки, а в промежутке этих 4-х часов периодически раздаются резкие звуки от самопроизвольных включений их систем противоугонной сигнализации. Люди не спят, мучаются, возмущаются.

Обращения в различные районные и городские организации, включая мою личную просьбу бывшему Вашему заместителю Ю. В. Осинцеву, блокируются ссылками на отсутствие законов «прямо запрещающих», видите ли, размещение во дворах жилых домов подобного рода заведений. О том, что при этом нарушаются элементарные, законом установленные, права граждан, которым соответствующее жилье было предоставлено заведомо до появления данных стоянок, естественно, умалчивается. В крайнем случае, все заканчивается выражением сочувствия.

Отдавая должное сложности проблемы и определенной материальной и прочей заинтересованности другой стороны, нельзя ли все же разрешить этот вопрос в общей его постановке и, конкретно, по упомянутой улице Стахановской? Ведь речь идет об элементарных правах населения на спокойный отдых в своих домах. Я не говорю о возможных других последствиях размещения большого количества автомашин непосредственно вблизи жилого дома (взрыв, пожар, создание аварийных ситуаций не выспавшимися и нервно-возбужденными людьми на их рабочих местах…).

Прошу Вашего личного вмешательства. Было бы неплохо для начала, в рамках кампании по весенней очистке города, поручить кому-нибудь из Ваших ответственных работников посетить наш двор, желательно часов в 7 утра, дабы персонально и наглядно убедиться в мною здесь приведенном.

С уважением и надеждой на положительное разрешение данного вопроса».

Получаю ответ-отписку от районного РУВД, суть которого видна из моего издевательски-вежливого второго письма Чернецкому.

«Уважаемый Аркадий Михайлович! 22.04.03 я обратился к Вам лично с письмом относительно размещения несанкционированных автомобильных стоянок и, в частности, о таковой во дворе домов № № 24/1 и 24/2 по улице Стахановской. Естественно, я сделал это только после моих безуспешных попыток разрешения проблемы в различных нижестоящих органах, и потому рассчитывал на личное ее Вами рассмотрение.

К сожалению, Ваш Комитет административных органов продей-ствовал, как у нас принято, сверхформально и потому оперативно переслал его для рассмотрения и ответа Орджоникидзевскому РУВД и отделу административных органов Орджоникидзевского района.

Письмом от 26.05.03 на бланке начальника Орджоникидзевского РУВД Александрова я получил ответ в варианте мною ожидаемом, и даже хуже. Письмо составлено так, будто автором его являлся не работник РУВД, а сам хозяин автомобильной стоянки.

Вместо моих на стоянке «чуть не доброй сотни машин» (фактически в пределах 80) в нем сообщается о том, что их число «не превышает 50 единиц» и они, к тому же, якобы, являются все «автомобилями жителей близлежащих домов»; что охрана их «производится из металлической будки» и будто бы даже «силами самих автовладельцев»; что, тем не менее, охранники стоянки «привлечены к ответственности»; что теперь «в ночное время автотранспорт на газоне не паркуется» и, даже больше, «нарушений парковки автомобилей не выявлено» и далее на уровне либо констатации очевидного, либо осознанно искаженного и не соответствующего действительности. Надо же придумать: ничего «не выявлено». Хотя за все три прошедших месяца абсолютно ничего не изменилось, за исключением разве отмеченной в рассматриваемом письме части одного из газонов (который выдается тут за все газоны двора), огороженной возмущенными жителями первыми попавшимися под руку и забитыми как попало в землю трубами.

Наконец в заключение письма сообщается, что сейчас «проводится проверка всех мест парковки автомобилей» и что (несмотря на то, что проверка еще только проводится, тем не менее) уже «составлен график сноса будок и эвакуации автомобилей, из которых осуществляется охрана парковок». Это, надо понимать, для моего успокоения, но без указания какого-либо срока реализации данных планов и графиков и с явно тенденциозной направленностью (как и всего письма в целом) выдать желаемое за действительность.

Какой-либо реакции на данное письмо-отписку от администраций города и района я не получил и потому вынужден просить Вас вторично лично рассмотреть мою просьбу и принять по ней надлежащие меры. С уважением и еще раз с надеждой на положительное разрешение данного вопроса».

Следующее письмо я получил вполне обстоятельное от более высокой – районной власти, но такое же безрезультативное, что заставило меня обратиться к ней уже непосредственно, поскольку она, власть, слишком для себя «неосторожно» очень много и конкретно мне наобещала.

«Уважаемый Сергей Андреевич! Весьма признателен Вам за оперативную и деловую реакцию на мое письмо от 25.07.03 и любезное уведомление о принимаемых мерах с «целью пресечения работы несанкционированных автопарковок».

Хотел бы надеяться на своевременное разрешение данной проблемы в полном соответствии с принятыми Вами решениями.

К сожалению, сегодня уже 08.09.03, но из Вами обещанного пока только снесена охранная будка. Сама же стоянка продолжает функционировать в прежнем своем виде. Те же мальчики собирают с водителей калым, осветительный прожектор подключен к сети, машины размещаются на газонах и тротуарах, под деревьями дворового сквера, прямо под окнами нижних этажей домов. Шум от подъезжающих и отъезжающих машин, громкие разговоры, хлопки дверей и резкие звуки от самопроизвольного включения систем противоугонной сигнализации – все как было, таким и остается. Представляется, что данная территория не поставлена, как упомянуто в Вашем письме, и под «особый контроль РУВД Орджоникидзевского района».

Прошу Вас принять необходимые дополнительные меры для обещанного Вами пресечения работы данной стоянки. Одновременно, пользуясь случаем, прошу принять мою благодарность за дополнительное, по данному обстоятельству, решение Администрации о благоустройстве в следующем году нашей дворовой территории, которая сейчас действительно пребывает в плачевном состоянии, не отвечает никаким нормам и не соответствует первоначальному исходному проекту ее благоустройства».

0 7.10

Екатеринбург, сообщают нам разные СМИ, ожидает эпохальное историческое событие, невиданный в истории визит – в наш город приезжают Путин и Шредер. Местная власть чуть не выпрыгивает от гордости из штанов, с умилением поясняя народу, насколько это заранее запланированное, глубоко продуманное и невероятно обоснованное мероприятие: ведь Урал, как отметил сам Путин, «опорный край державы». Объявляет, сколько тысяч силовиков будут охранять порядок, как и когда будут перекрыты улицы, как подобострастно должны при сем событии вести себя граждане, что им позволено и что нет, как эти главы демократических государств, возможно, отметят день рождения губернатора Росселя, какие затем судьбоносные документы они подпишут и как посетят главную городскую достопримечательность – памятник бездарному монарху – храм на Крови…

«Такое не снилось даже царям!» – слышу я издевательские реплики горожан. Возмущение и ненависть к власти помимо моей воли появляются и у меня. И снова я возвращаюсь к своим старым мыслям. Бунты и революции, их непомерная жестокость проистекают от народной ненависти к власти, а она есть прямое следствие ее узколобия, ее абсолютно неадекватного поведения, элементарного несоответствия между словами и делами, глупейшей устремленности к мишуре и помпезности.

10.10

Получил сегодня по интернету сообщение от Ани: «Всем! Всем! Всем! 6 октября 2003 родился Владимир Муравьёв-Каттентидт». Заявлено весьма и весьма бравурно – одновременно более чем в 20 адресов. Мало, иностранцы вывозят наших красивых и умных девок, так они еще им рожают добрых молодцев. К сообщению приложена фотография, на которой Аня и рядом с ней симпатичный розовощекий четырехкилограммовый младенец.

Недавно встретил А. Е. Полякова. Рассказал мне, что его внучка, как и Аня, сразу после окончания института также была увезена, только французом. Живут они сейчас с ним в небольшом курортном городке По на границе между Францией и Италией и также ждут ребенка. Идет очередное массовое переселение русских за границу. Сколько же силищи в этой России!

25.10

Прочитал книгу Ф. Н. Медведева «После России». Интересны приведенные в ней воспоминания отдельных людей.

Нина Берберова. «Теперь опубликовано и стало известно, что любовница Горького Закревская-Бенкердорф-Будберг была двойным агентом: она ГПУ доносила о Европе, а разведке английской о Советском Союзе… Именно она выполнила задание ГПУ и привезла Сталину итальянский архив Горького, а в нем содержалось то, что особенно его интересовало, – переписка Горького с Бухариным, Рыковым и другими советскими деятелями, что, вырвавшись из СССР в «командировку», засыпали Горького письмами о злодеяниях «самого мудрого и великого».

– Если это факт действительный, то вполне понятна ненависть Сталина ко всей этой братии, которая с трибуны его превозносила, а за глаза хаяла.

Эдуард Лимонов. «Много говорят о Сталине. Я помню, в телепередаче «Право на ответ», которую вел Мишель Поляк, сказал: «Оставьте в покое нашего Сталина, у вас был кровавый деспот Наполеон, он угробил миллионы людей во всей Европе…». Конечно, Сталин – тиран, но иногда тиран бывает полезен, потому что сплачивает людей в переломные моменты истории. Неизвестно, что лучше. Вот Франция с ее Петеном – страна, которая четыре года была союзником Гитлера, или Россия, потерявшая миллионы людей… Я при выборе между маршалом и генералиссимусом все-таки предпочитаю генералиссимуса Сталина против маршала Петена.

Я считаю, что моральное осуждение истории прошлого в известном смысле бесполезно. Противникам Сталина надо было выступать в 1950 году, а сейчас, когда от мертвого деспота ничего не осталось, критика его есть трусость. К истории не приложима моральная точка зрения. Сталин жил в свое время, и оно было тяжелое. Другие руководители в то время были не лучше. Трумэн взял ответственность за две атомные бомбы и за бомбардировки Германии. И если разбираться в этом вопросе, то и сегодня можно обнаружить немало «забытых» преступников. Черчилль тоже был жестоким человеком, так что не надо…».

– Считал Лимонова ограниченным мужиком, а он, оказывается, очень и очень здраво мыслит.

Владимир Максимов. «Для меня качество того, что делает человек, выше идеологии, которую он исповедует… Откуда родилась утопия? Ранний Ленин? Поздний Маркс? Почитайте Платона, Кам-панеллу, Мора! Там вся программа утопического общества и его основы – репрессивной системы. Там все определено: кого сажать, кого убивать, как заставлять работать. И этот соблазн понятен, соблазн этот еще с искушения Христа. Соблазн равенством, братством, чудом всеобщего благоденствия. Вот почему признание того, что все мы жертвы вне зависимости ни от чего, ни от кого, может стать оздоровляющим в нашей болезни.

Я никого не сужу, ни Бухарина, ни Тухачевского, ни Пятакова, ни Постышева, но я не хочу, чтобы мне навязывали их в качестве героев.

Ленин ничего не скрывал, и все его приказы, указания, записки опубликованы. Их надо читать, а не извлекать из Ленина то, что годится для текущей пропаганды. Ленин, Сталин, Троцкий – люди одной политической культуры. Заниматься надо причинами, а не следствиями».

– Тоже весьма здравые, импонирующие мне, рассуждения.

Но вот он, заметив, в отличие от большинства пишущих, что для правильных выводов о чем-либо нужно заниматься «причинами «этого чего-то», а не их следствиями», тут же заявляет, что «никакая цель (даже самая благородная) не стоит крови». Вот вам! – Умнейший мужик, а опять чистейшей воды гуманитариев алогизм. Это что же? Status quo – значит, при любых условиях.

Большинство – терпите издевательство! И упаси бог – без ненависти, без бунта, без крови! Но такого не было и не будет. Пока, как я говорю, меньшинство не обуздается и не поймет, что оно само, именно само, а ни кто другой, готовит себе и своим потомкам эту самую кровь и могилу. Для этого надо, продолжаю я, большинству, по крайней мере, научиться в «мирных условиях» сосуществования с эксплуатирующим его меньшинством поднять себя на уровень полнейшего игнорирования образа жизни последнего и нетерпимости к его разврату, неуемному стяжательству и бесстыжему потребительству. Сегодня же, через чрезвычайно низкую свою культуру, многие из этого большинства, к сожалению, фактически пребывают в состоянии не возмущения сим безобразием, а чуть ли не восхищения им, безмерного его смакования.

Александр Есенин-Вольпин. «Никаких аргументов, кроме чисто логических, я во внимание не принимаю».

– Сказано с некоторой диссидентской односторонностью. Но в принципе очень верно и точно. Наипервейшее для меня в оценке качества чего-либо человеком сказанного или написанного это уровень его логического мышления. Если в суждении нет логики, для меня нет и суждения.

Эрнст Неизвестный. «В подчищенном виде можно себе представить некое идеальное существо в виде монарха, освобожденного от забот. Но, к сожалению, таких монархов не было. Поэтому, думаю, что демократия лучше.

Я признаю Ницше, но не в том смысле, в каком его признавал Гитлер, дело в том, что ни Ницше, ни Вагнер не виноваты, что Гитлер любил их. Я признаю Ницше, очень его люблю, считаю его поэтическим философом… Больше всего мне нравятся его слова о том, что он любит людей, слова которых бегут впереди их дел. Я тоже верю в магию слова.

В принципе критики крайне редко берут на себя смелость открывать новые имена до рынка. Как ни странно, обычно торговцы идут впереди, они чаще открывают грандиозных художников по потребности рынка, а критики потом описывают уже сделанное открытие».

– Не согласен ни с первым, ни со вторым его утверждением. С первым – потому, что определяющим здесь считаю культуру общества. При отсутствии надлежащей культуры демократия может принести обществу беды, порой не сравнимые по последствиям с самой жесточайшей диктатурой. Со вторым – потому, что оно вообще полностью лишено здравого смысла и логики. В нем, вне определенных дополнительных пояснений, нет корректности. Да, слово предшествует делу, слово обладает магией, Но какой? Вот в чем вопрос. Его последствия могут быть абсолютно полярными, оно может быть ориентировано одинаково «успешно» как на созидание, так и на разрушение. Отсюда, выглядит нелепым и реплика Эрнста в части Гитлера. Для сравнения можно посмотреть, что и о том и другом написано в моих «Двух полюсах», да, кажется, есть кое-что на эту тему и в настоящих «Дневниковых записях»). А вот его фраза о критиках справедлива. В мире науки и техники почти то же. Здесь в принципе ученые редко открывают самостоятельно новые направления, В этой сфере новое тоже чаще рождается в головах практиков, а затем ученые уже подвергают сделанное «скрупулезному» научному обоснованию.

Александр Зиновьев. «Я подхожу к Сталину с объективно-социологической точки зрения, не считаю его хорошим человеком, он совершил огромные злодеяния. Но вместе с тем, он является величайшим политическим деятелем XX века. Великий не значит хороший. Наполеон мерзавец, но XIX век – век Наполеона. XX век я считаю веком Ленина и Сталина, самых крупных политических фигур. «Великий» – «добрый», «хороший»… Чепуха! Чингисхан – великий исторический деятель, но о нем не скажешь, что он добрый, хороший.

Я против сравнения Сталина и Гитлера. В свое время ходила шутка: «Кто такой Гитлер? Это мелкий бандит сталинской эпохи».

Сталин и Гитлер – качественно различные явления. Гитлер – явление западной демократии, Сталин – коммунистической системы. Гитлера надо было судить как преступника. Сталин не преступник. При нем совершено много злодейств, но он явление нового качества – явление коммунистической революции.

Чингисхан тоже уничтожал людей, он занимал район и десятки, сотни тысяч вырезал. Будем сравнивать его с Гитлером? Мало ли кто кого вырезал? По приказу президента США сбросили две атомные бомбы. Будем сравнивать? А что тогда выбирать в качестве критерия? Если коварство, уничтожение людей без суда и следствия, то пропадут все основания для серьезного отношения к истории. Черчилль был подлец, дай бог всякому, а его считают на Западе великим политическим деятелем, хотя в сравнении с Гитлером и Сталиным он червяк. Все зависит от точки зрения.

Я подхожу к проблеме как социолог, а не политик. Я написал много критических статей о Горбачеве не потому, что питаю к нему какие-то эмоции, а потому, что на Западе его стали раздувать до размеров величайшего политического деятеля. Горбачев сыграл огромную роль в советской истории. Он ввергнул страну в состояние кризиса. Перестройка есть политика, которая и привела к кризису, и Горбачев сыграл тут роковую роль. Перестройка есть кризис, который выражается в потере системой власти контроля над обществом, в потере высшей властью контроля над системой власти.

Солженицын сыграл огромную роль в советской истории. «Архипелаг Гулаг» – очень значительная книга. В целом как писатель он средний. Однако его социальную концепцию я считаю глубоко реакционной. Он не понимает советского общества и видит идеалы в прошлом.

Сахаров – другая фигура. Он в большой степени западное изобретение. Как социальный мыслитель он примитивен. Меня всегда оскорбляло: огромная страна, в которой масса образованных и умных людей, и вдруг эту страну начинает представлять человек с очень примитивным мышлением, имею в виду, конечно, не физику. Он принадлежит к той оппозиции, к которой я отношусь с презрением и считаю, что она играет в современной истории страны негативную роль».

– О Зиновьеве придется сказать несколько больше, Со всем у него согласен. Есть чуть не в подобном же виде и у меня. Но все же, что-то мне не нравится. Что-то у него от излишнего снобизма, прирожденного желания отличиться, выделиться, а что-то и от докторской его практики, излишней академической учености.

Отсюда, я полагаю:

Его неправильные подходы к марксизму, который он «критиковал, но не отвергал, изучал досконально, основательно, как логик», который будто знал чуть ли не больше, чем кто-либо в мире, и считал «величайшей идеологией в истории человечества».

Его преклонение перед марксистским диаматом (этой онаученой профанации здравого смысла и элементарно накопленного человечеством житейского и прочего опыта), без знания которого, по Зиновьеву, якобы нельзя «понять современный мир, и в особенности, советское общество».

Отсюда, от этого преклонения перед диаматом, и отмеченные мною ранее его столь резкие колебания (может, даже не во взглядах, а в акцентах) при оценках событий и людей по мере течения жизни, собственного «взросления» и накопления этого «житейского опыта».

Отсюда его надуманное заявление (во времена, когда любому обывателю были уже видны горбачевского правления последние дни, да еще при столь критичной его собственной оценке!), что «судьба страны совпадает с судьбой Горбачева», что «ему нужно создать! аппарат сверхвласти, подчинить себе партийный аппарат, навести порядок в системе власти и управления…» и что, по его разумению, даже «другого пути и нет».

Отсюда его лишенное логики «основополагающее» утверждение о том, что «чем больше людей стремится к истине (имеется в виду, надо полагать, абсолютной истине), тем больше заблуждений», ибо по логике от такого действа должен проистекать не только рост заблуждений, но и в не меньшей степени такой же рост откровений – относительных истин, открытий и других полезных вещей. Ведь люди-то, по Зиновьеву, все же занимаются поиском истины – процессом скорее созидательным, а не наоборот.

Отсюда его лихая констатация, как мы «за брежневские годы сделали больше, чем за всю предшествующую советскую историю», как у нас тогда появилось много «семей, получивших отдельные квартиры, телевизоры были, холодильники были, автомашины…». С чем, спрашивается, ее можно съесть? Да ни с чем, если при этом не добавить и не пояснить, что то было общеизвестное движение по инерции тактически отлично подготовленной и, даже больше, фактически уже до завершенного состояния отработанной Сталиным огромной системы… При одновременном грандиозном, начиная с Хрущева, все нарастающем ее развале, вплоть до полной «готовности» к горбачевскому концу. Но и это не все, если не добавить – к стратегически объяснимому концу, напрямую и давным-давно обусловленному милым Зиновьеву марксистским учением. Тактика и стратегия, причины и следствия – надо бы логику-социологу знать разницу между ними и не путать их и не валить все в одну кучу.

Правильно я написал о Зиновьеве, что он продукт бытия, причем бытия тактического. Жил у нас – односторонне критиковал социализм и марксизм, сбежал на Запад – стал так же критиковать капитализм. Не помогли ему глубокие знания диамата, хотя много у него, в отдельных частностях, интуитивно правильного и верного.

26.10

Из книги Л. И. Лиходеева «Поле брани» о Бухарине. Главный мой вывод. Довольно натянутое, искусно подтасованное автором, отображение истории, ее фактов и людей. В общем и целом у него все верно и правильно: марксизм – утопия, революция – продукт одержимых, безнравственных людей, признающих только свою «святую цель» и ради нее готовых на любое беззаконие и насилие, попросту говоря, бандитов. Но… бандитов натуральных, вроде, например, Сталина, который убивал, но остался жить, и тех, пропагандистов диктатуры пролетариата, что, если и не убивали сами, то участвовали в убийствах. По крайней мере, призывали к ним, но оказались убитыми, и потому автором причисленных к людям благородным, думающим, переживающим и, вроде как, чуть ли не случайно оказавшимся в шайке «настоящих» бандитов.

Таков у него и главный герой Бухарин, который «родился свободным художником, блистательным экстерном, знаменитым приват-доцентом, на чьи лекции сбегаются, как на пожар. Он был замыслен природой как возмутитель спокойствия, кумир нетерпеливых сердец, как опровергатель истин, супостат веры, глашатай нигилизма. Но бурное время (случайно!) толкнуло его в борьбу за власть, ибо он полагал… он заблуждался… он попал на поле брани, где только убитые, над которыми удовлетворенно каркает вечно ненасытное воронье…».

Какие возвышенные, слова, какая слога музыкальность! Но зачем эти (почти стандартные для всех пишущих) «думания»? Что делал герой, – вот что нам нужно для точного определения его места в истории. А творил и делал он все то же, и так же мерзко, и даже кое-что сверх автором критикуемого, но, в рамках здравого смысла, большинством абсолютно негативно воспринимаемого. Это он – пропагандист марксизма – призывал к «пролетарскому принуждению во всех своих формах, начиная от расстрела и кончая трудовой повинностью», для «выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи», предавал и отправлял на убиение своих «приятелей-коллег», врал напропалую, подхалимничал и с первых дней революции немедля пристроился к распределительному «соцкорыту», занялся охотой, поездками по курортам и лечением у иноземных врачей… Умный был, выступал с трибуны впечатлительно (для не думающей, «революционно» настроенной толпы). Ну, так и что? Вдвойне противно, и только. Он был типичным представителем, как я не раз уже отмечал, людей с двойной философией и двойной моралью. Не по мыслям, которые вкладывают в головы своих героев разные волкогоновы и лиходеевы, а по фактическим делам. Остановлюсь только на одном примере – тайно надиктованном Бухариным его предсмертном завещании.

«Ухожу из жизни. Опускаю голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая… обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно». – Вот она двойная его мораль, даже перед смертью. Для других он хотел, чтобы секира была беспощадной, а как только она вознеслась над ним, – чтобы была еще и целомудренной. Для других она хороша была своей исполинской силой, коснулась его – почувствовал свою «беспомощность».