скачать книгу бесплатно
Если нет ни свободы, ни сисек?! Одни менты!».
Две могилы
Еремеев по кладбищу шёл неспешно —
Он на тихих аллеях читать любил
Эпитафии людям давно умершим.
И на миг задержался у двух могил.
На одной – облачённый в гранит и мрамор,
Монумент генерала, что жил в борьбе.
На соседней – лишь надпись от папы с мамой:
«Спи, наш мальчик, мы скоро придём к тебе».
Две могилы, увенчанные крестами,
Две прошедшие собственный путь души.
Первый смог полстраны на дыбы поставить,
А второй ничего не успел свершить.
Первый с юности был избалован славой,
Посылая на гибель за ратью рать.
В орденах и медалях, лихой и бравый —
Сам горел и других заставлял сгорать.
И второй бы, возможно, надел погоны,
И прослыл бы бессмертным творцом побед,
Стал бы лидером мнений, вождём, иконой,
Но не прожил, увы, и десятка лет.
И как будто общаясь с гранитным ликом,
Проворчал Еремеев в погожий час:
«То, что кто-то однажды не стал великим —
Иногда это лучше для всех для нас».
Иногда есть причина взглянуть отважно
Внутрь себя и понять в круговерти дней:
Что ты сделал для мира – конечно, важно,
Но чего ты не сделал – порой, важней.
Поединок
Не ведая ни страха, ни греха,
Они ревут упрямо друг на друга:
«Твой мерзкий бог – кормящая рука!».
«Нет, ты – хозяев жалкая прислуга!».
Противника бодать – для них восторг.
Путь к миру перерезан, выход заперт.
Один отвратно костерит Восток,
Второй похабно унижает Запад.
Один – неколебимый демократ,
Второй – поборник авторитаризма.
И оба – дай им волю – до утра
Готовы рьяно и бескомпромиссно
Доказывать: «Ты по уши в дерьме!
Ты рано или поздно в нём утонешь!».
«Нет, это ты погибнешь в гнусной тьме!
Мой светлый путь вольготней, слаще, тоньше!».
«Твой путь – в навоз! Наступят времена —
И я построю мир без нотки фальши!».
Земля, увы, для них двоих тесна.
Ей остаётся лишь крутиться дальше…
Жара спадает, близится закат.
Гудят жуки, благоухают травы.
Меж дремлющих холмов течёт река.
И скоро вдалеке, у переправы
Край неба вспыхнет огненной каймой…
Тогда пастух, пропахший самосадом,
Погонит стадо тучное домой.
И этих двух, отбившихся от стада.
Слива
Миша пристально, не отрываясь, смотрел в окно.
За окном между листьев качалась на ветке слива.
Спелый плод был красив и почти осязаем, но
Недоступен, как счастье. Не вышло побыть счастливым.
***
Было время, когда клокотала в душе весна:
Он нетрезв и всерьез озабочен любовным гнётом,
А она холодна, безответна, строга, бледна —
Словно слива, покрыта густым восковым налётом.
Он решил, изучив досконально её бока,
Что, пожалуй, сойдёт, хоть местами одрябла кожа.
И воскликнул: «Подруга, поедем попьём пивка!».
Но подруга решила кутилу послать, похоже…
И за то, что она отказалась сыграть в игру
Под названием: «Ты мой хозяин, теперь мы в паре»,
Он ударил её до упора заточкой в грудь.
Что культура? Лишь блёклый налёт на помятой харе.
***
Михаил сквозь решётку упорно в окно глядел.
Не жалел о судьбе, не подыскивал слов слезливых
Для судьи, прокурора и разных других людей.
Он не думал вообще. Мише просто хотелось сливу.
Старушечьи сказки
Тишина в полутьме. От озноба трясёт слегка,
Даром что за окошком июль. Обхватив колени,
Он сидит на кровати. От лёгкого сквозняка
Пляшет пламя свечи. Из углов выползают тени,
Изгибаются, вьются, как будто мушиный рой,
Обращаясь в корявую сгорбленную старуху —
В окровавленном платье, под ручку с родной сестрой…
И старуха подходит. И шепчет ему на ухо:
«Я, голубчик, тебя не простила, но Бог с тобой…
Ты хотя бы усвоил, что жизни лишить – не шутка.
Как по мне, ты бездарный разбойник. А весь разбой
Впереди – беспощадный, бездумный, фатальный, жуткий.
Столько вырастет лютых убийц – не тебе чета!
Ты в сравнении с ними – наивный, пугливый мальчик.
Эти быстро усвоят, что выгоднее считать,
Что мещанская серая жизнь ничего не значит.
Этим будет плевать, как тут жили когда-то встарь,
Что читали, что ели, какие царили нравы —
Всякий станет уверен, что он-то как раз не тварь
И на лёгкие деньги бесспорно имеет право.
Что-то я заболталась по-бабьи… Пора назад.
Ни к чему тебе, сокол, старушечьи сказки на ночь.
Я б могла о грядущем и больше тебе сказать,
Но довольно. Ложись почивать, Родион Романыч».
***
Он проснулся в поту. Видно, снова во сне кричал.
Что ни ночь, то приходят зарубленные старухи…
За окошком светло. И потухла давно свеча.
Всё нормально. Лишь в тёмных углах копошатся мухи.
Глаза врага
Со звездой на фуражке, с крестом на груди,
Он себя убеждал, что страну впереди
Ожидает пора Добра.
А пока, по законам гражданской войны,
Надо тех, что грядущему веку вредны,
Уничтожить под крик «ура».
Что ж, такая эпоха сейчас на дворе —
Не получится спрятать «наган» в кобуре,
Не испачкать в крови ладонь.
Это время не терпит тропинок кривых.
Это путь по прямой – чтоб остаться в живых,
По живым открывай огонь.
«Вот у стенки в исподнем стоит человек.
Не копыта – ступни упираются в снег,
И на лбу не растут рога.
Но, забыв милосердие, просто поверь:
Человек – кровожадный, безжалостный зверь.
Это доблесть – убить врага!».
Так он думал, сжимая холодную сталь.
И нажал на курок, поминая Христа.
И запомнил последний миг —
Человек перед смертью взглянул в небеса,
И без страха и злобы смотрели глаза
В ускользающий светлый мир.
Перекрёсток
У старинного храма гудят моторы.
Перекрёсток. По «зебре» пойдём нескоро.
Незаметный глазам пастух
Погоняет неспешно машин отару.
На границе гранитного тротуара
Мы застыли, как на посту.
Наша осень пропитана ярким светом.
Я хотел бы тебе рассказать об этом
Ощущении от любви,
Что как будто нас делает ближе к Богу.
Жаль, слова ничего передать не могут.
Не втолкуешь – хоть рот порви.
Мы не то чтобы праведно в мире жили:
Год от года вертелись гузном на шиле,
Распылялись по мелочам…
Только что нам сегодня число ошибок?
Ощущаю, как мир бесконечно зыбок,
Прикасаясь к твоим плечам.
Впрочем, главная песня ещё не спета.
Как скульптуры, стоим посреди проспекта.
Я смотрю на твоё лицо.
Понимаю – осталось не так уж много.
