Курсант ВМА. Учеба в ВМА им. С. М .Кирова

Оказалось, что еще и отдельные факультеты тоже имеют свою специфику. И так для не изощренного читателя кратко поясню то, что я узнавал только по ходу учебы и в процессе набивания шишек, с течением времени. Меня зачислили на второй —СУХОПУТНЫЙ- факультет. А параллельно были факультеты по подготовке врачей для ВМФ и ВВС. То есть МОРСКОЙ и ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЙ. Оказывается, мне без моего ведома еще и «повезло» в какой – то мере. Большинство абитуриентов мечтало попасть в АРМИЮ СУХОПУТНУЮ!

Но отбор был строг и бескомпромиссен. Если, конечно, не было т.н. «волосатой» лапы. Все без исключения перед поступлением проходили жесткую медицинскую комиссию. Для определения состояния здоровья. И уже там в медицинских карточках выставляли гриф на пригодность в те или иные войска. А после поступления и зачисления происходило укомплектование курсов по факультетам. Проводилась так называемая, мандатная комиссия.

– Итак, молодой человек, вас, после успешного прохождения вступительной сессии зачислили в ряды курсантов самого лучшего военно-медицинского ВУЗа СССР. По состоянию здоровья вы годны для службы в военно-морском флоте. Куда мы вас и определяем. Вы согласны?

– Так точно!

– Ну вот и хорошо. Следующий!

Или:

– Да вы что? Я не желаю служить на море! Я не хочу туда! Я хочу в сухопутные войска!

– Ах вы не хотите в ВМФ? Ну и ладно. Тогда мы вас отчисляем из академии. На ваше место есть огромное количество желающих, но не добравших полбалла. Они с удовольствием пойдут служить туда, куда Родина прикажет.

– Ой извините…, а можно я подумаю, или. Я согласен!

Так, или примерно так комплектовались факультеты, куда шли без особой охоты. Я не вникал, оно мне было ни к чему. Но на всех факультетах были свои взвода. И они тоже как – то выделялись особо. А по своему, второму факу*, я только со временем сориентировался. Так вот у нас был взвод №1. В нем готовили врачей для ВДВ. Увы, в десантники набирали примерно также, как и в моряки.

В основном, по принуждению. Во всех остальных взводах официально готовили специалистов для ракетно-артиллерийских и сухопутных войск. Хотя были разнарядки на отдельных личностей и для других силовых структур. Типа КГБ, МВД, ВВ. Соответственно, на каждый взвод был назначен свой командир. И так на первом взводе был тот самый Песенко, но так как он старшина курса, и ему было не до взвода, то реально взводом командовал старший сержант Слободян.

Вторым взводом командовал прапорщик Игорь Егельский. В штате третьего взвода числился прапорщик Александр Пермяков. Но!, он исполнял на курсе роль парторга, несмотря на то, что парторганизация была еще очень малочисленной, но на перспективу! А фактически взводом командовал сержант Богдан Цыганчук. Туда же, пятым колесом к телеге был приписан вам уже известный Якименко.

В пятый взвод органически вписался классический прапор Валерий Савчук.

Итак вернемся пока в мой, теперь уже типа родной, четвертый взвод. В ходу оставалась поговорка, девиз: «Конкурс продолжается!». Это, видимо, было взято из абитуриентского времени, да так и сохранилось до конца… жизни последних участников курса. К моему появлению на курсе и во взводе, основные вопросы по поступлению, зачислению и т. п. уже были утрясены. Народ потихоньку начал расслабляться. Без дела конечно никто не сидел.

На базе, как и в любом полевом лагере всегда хватает работы. Это и наряды по курсу, уборка помещений и огромная, всегда засоренная, территория. Это и масса других, складских и прочих помещений. И естественно, расписание занятий. Это и строевая подготовка и упражнения со стрелковым оружием. А спортивные, а политические занятия! В армии всегда есть место для того, чтобы напахаться на голом месте.

Большинство личного состава взвода беспрекословно выполняла все мои распоряжения. И не потому, что я владел какими – то непревзойденными командирскими качествами. Они понимали, что я всего лишь передаточное звено. А выполняют они приказы и распоряжения вышестоящих командиров и начальников. Но тем не менее, пятерка отщепенцев и примкнувшие к ним «отрицалы», старались найти малейший повод, самые узкие щели и лазейки, чтобы, по возможности, проигнорировать мои команды.

И, естественно, за счет своих же товарищей. Пытались держать себя эти щенки спесиво и высокомерно. На мордочках было крупным шрифтом написано: «Не тронь дерьмо, вонять не будет!», и «Заденешь-пожалеешь!».

Первые среди первых: Пролов, Шведун, Димитриев. Им, бедолагам, здесь в лагере впервые в жизни пришлось столкнуться с такими предметами, как швабра, ведро и половая тряпка. Скребок, совок и грабли. Они же держали их в руках, поначалу, как ядовитых змей. Со сморщенными носами, выпученными моргалами, брезгливо и двумя пальцами.

Постоянные опоздания в строй, неряшливый внешний вид, ношение военной формы с нарушениями, пререкания на каждом шагу. Утром, с подъема их было не поднять, вечером не уложить. Попытки отлынивать от работы и перекладывать свою вину на товарищей -это и была их повседневная жизнь, но все, что происходило на базе, это еще были цветочки. Здесь мы еще не приступали к основным занятиям.

Ягодки меня ожидали впереди. Девять дней в Красном Селе пролетели мигом. Наступило время собираться на зимние квартиры. Ну, лично мне собраться, это ремнем подпоясаться. Да и у подопечных пожитков было, в руках унести. Сдали имущество, какое числилось за взводом, и пехом на ж.д. платформу. Прибыли в расположение, типа казармы, но с немного улучшенными условиями. Казарма, но курсантская. Я подошел к шефу. Он меня понял без слов.

– У вас сутки времени. Туда и назад. За это время подыщем вам какое – то жилье, здесь, на улице Боткинской.

Я ни с кем не прощаясь, предупредил только своего зама, что на сутки отлучаюсь, молча убыл. Снова такси, и в Пулково. Брест, роддом. Выставил медперсоналу традиционное шампанское с конфетами. И вот он заветный кулек-конверт с новорожденной, у меня на руках. Не теряя ни минуты, снова такси, аэропорт. И свой первый полет моя дочь совершила в десятидневном возрасте.

Можно, конечно, было предупредить моих родителей или родителей жены о нашем положении. И нам бы помогли. Тем более, что от Бреста домой совсем не далеко, но я сразу предупредил супругу, что до поры до времени не хочу ставить в известность родственников о наших перемещениях. Я все еще не был уверен в том, что смогу прочно закрепиться в этом учебном заведении.

И вот мы в Пулково. Но на этот раз уже втроем. Находим комнату «Матери и ребенка». Оставляю семью на вокзале. А сам снова мчусь на такси. Теперь уже в штаб факультета, чтобы раздобыть ключи от предполагаемой комнаты. Уточняю у дежурного по факультету, кто у них занимается квартирным вопросом.

– Майор Коклюшин. Вон там, по коридору до конца, последняя дверь налево. Нахожу, стучу, захожу, представляюсь. Маленький кабинетик. Молодой, с претензией на щегольство майор.

– Ах, да, проходите. Я в курсе. Зайдите в кабинет напротив. Там у моей секретарши получите ключ. От тринадцатой комнаты.

Благодарю. И перехожу в кабинет напротив. Молодая женщина занята обычным секретарским делом. Стучит по клавишам печатной машинки. Снова представляюсь. Обращаю внимание на ее лице все в волдырях, но, естественно, причиной не интересуюсь. Она открыв ящик стола, подает мне ключ. И сочувственно произносит:

«Я слышала, что у вас совсем маленький ребенок?»

Я утвердительно киваю.

– Так вот дело в том, что эту комнату для вас сегодня освободила я. И переселилась в такую же, но этажом ниже.

– И что? – интересуюсь я.

– Вы видите мое лицо?

– Да, конечно.

– Так вот это у меня все тело такое. Там огромное количество клопов. Это они меня так искусали. А у вас совсем маленький ребенок. Я бы вам не советовала туда заселяться. Там предварительно необходимо хоть какую -то дезинфекцию произвести.

– Спасибо за предупреждение, -как мог спокойнее ей, ответил, а сам мгновенно вскипел. И выскочил в коридор.

«Так вот какую жилплощадь мне подсобил начальник! Так вот как он обо мне позаботился!»

От усталости в дороге, и избытка прочих эмоций кровь жилах закипела и требовала немедленного выхода наружу. Снова стучу в кабинет Коклюшина, но уже более нагло. Врываюсь в кабинет и уже без политеса, наезжаю на коммунального клерка.

– Так что это вы мне за пенаты, товарищ майор подсунули?! А!

– А в чем дело, товарищ Озерянин?

– Вы в курсе что у меня десятидневный ребенок?! А вы в курсе, что в той комнате полно клопов?! Вы что же предлагаете мне заселиться в клоповник!? Чтобы я потерял ребенка!?

Майор опешил. Видимо, давно уже не встречался с подобным напором. Да еще со стороны намного младшего по званию. Да еще и бесправного курсанта первого курса.

– Да вы что? Да мы и так с трудом подыскали вам эту комнатку. Это последнее что у нас еще было. У нас полный перегруз. С жильем для семейных огромная проблема. И если бы не маленький ребенок, вы бы вообще еще не скоро что- либо получили в общежитии, -майор с большим сочувствием меня убеждал. Я не поверил, но деваться было некуда.

ул. Боткинская 15

Владимир Озерянин

см. ФОТО: Личная, случайная фотография моего общежития.

Мчусь снова в аэропорт и обратно. Подъезжаем на такси туда, где я сам еще ни разу не был. Боткинская №15. Пятиэтажное, серое, обшарпанное веками здание. И вот уже втроем поднимаемся по жутко грязной и древней лестнице на третий этаж, по указанному адресу. Жена несет ребенка, а я тащу наши пожитки. Открываю дверь на этаж. В нос шибает спертый воздух с букетом всевозможных запахов скопления человеков.

Это и пережаренный лук и прокисшая капуста. Это и испарения от развешанного по всей длине коридора постельно-нательного белья и смрад общего туалета. Пригибаемся чуть ли не до прогнивших половиц сто лет не красившегося пола, потому что простыни и пододеяльники свисают почти до него. Стены ободраны до кирпича. Полумрак, потому что два окошка в противоположных концах шестидесятиметрового коридора не открывались и не мылись со времен их установки. А это было, как я узнал намного позже, в 1861 году.

Правда, доски пола мокрые и скользкие, как будто их только что кто – то елозил невыкрученной тряпкой. Так и пробираемся, как по джунглям. Я периодически раздвигаю сырое белье и присматриваюсь к тусклым номеркам на дверях. Добираемся до противоположного конца тоннеля. И вот, наконец, я вижу свой «счастливый» №13. Коридор узенький, как щель. Как раз два человека могут разминуться в полоборота.

Напротив двери нашей кельи настежь открытая дверь, как оказалось, общей кухни. Там около десятка молодых женщин на мгновение прекратили свой поросячий визг и вытаращились в нашу сторону. Вся кухня была затянута парами от кипящих на газовых плитах кастрюлек и сигаретным дымом. Женщины были кто в чем. В домашних халатах и стоптанных тапочках. В повседневной одежде и летних платьях.

Вдоволь насмотревшись и оценив новых жильцов, они снова, как по команде загалдели и затянулись сигаретами. Я перевел взгляд снова на свою дверь. И тут мой взгляд уперся в очень знакомое лицо мужчины, которого я уже где – то сегодня видел, но так как он был в спортивном костюме, а освещение было крайне скудное, то и не сразу, узнал кто это такой. А он в это время активно изображал влажную уборку пола, работая шваброй.

Чуть ли не нагло подвинув его от двери, вставляю ключ в замочную скважину. Открываю дверь и пропускаю жену. Заходим, захлопываем дверь, и немеем от охватившего нас обоих ужаса. Клетка, 12 метров квадратных. Темно. Со средины потолка свисает патрон без лампочки. Голая железная панцирная кровать, и больше ничего. Садимся на ржавые, скрипучие пружины. У супруги катятся слезы из глаз. У меня волосы встают дыбом.

Со стен свисают ободранные древние обои. Стены сырые, голые, черные. С многочисленными кровяными пятнами, свидетелями боевых действий с кровожадными насекомыми. Окно временно прикрыто, пожелтевшей, в бурых пятнах, газеткой «Правда». После наших, приспособленных ГэДээРовских хоромов, это показалось какой то – тюремной камерой.

– Куда ты меня привез? – озвучила немой укор моя любимая. А у меня продолжал крутиться в голове вопрос:

«Кто же это был только что там под дверью?»

– Погоди дорогая, – говорю жене. – Освоимся, разберемся. Живут же как – то люди и здесь. И тут я вспомнил:

«А ведь мужик, который моет полы в коридоре, это тот самый, который выдавал сегодня мне ключ от хибары. Это же майор Коклюшин! Так вон оно что! Вот почему он так опешил утром.»

Так оказывается здесь проживают не только курсанты. Узнал потом, что в этой общаге жило много моих будущих преподавателей. Так вот ты какая, прославленная военно – медицинская академия наизнанку. Как оказалось,

в последствии, мне, действительно, была оказана великая честь. Жить в этом клоповнике, считалось за счастье. Ведь можно было еще и долго искать жилье, и платить немалые деньги за него, а здесь плата была смехотворная. Да и весь академический квартал рядом.

Прошу жену утереть слёзы, сопли и сцепить зубы. Решил бежать на курс, просить у завхоза какой нибудь матрас с подушками и одеялом. Простыни и наволочки сообразили с собой привезти. Да, для ребенка в Бресте приобрели шикарную по тем временам коляску, в которой она и спала первое время. Пока моя половина в потемках занималась пеленанием младенца, я уже притащил необходимые постельные принадлежности.

За это время соседки, как оказалось, уже принесли нам вскипяченный чайник, и кое- что перекусить. Мир и здесь не без добрых людей. И даже клопы в первую ночь нас не трогали. Переночевав кое как, бегу к шести утра на подъем. Мне, как командиру, положено не только самому встать как можно раньше, но еще и подопечных разбудить.

– Взвод подъем! – подаю команду.

6.00. Смотрю, а они спят, как убитые. Намаялись, видишь ли, вчера. На экскурсию по корпусам академии ходили! Я за это время намотал самолетами, на такси и ногами тысячи километров. Не спал всю ночь под аккомпанементы детского плача и в ожидании атаки кровопийц. А они три раза покушав от пуза, прогулявшись по свежему воздуху, не могут, видите ли, головки от матрасов оторвать!

– Взвод подъем! – повторяю в этот раз уже громче. Благо, голос у меня еще тогда был могучий. Заворочались. Кое – кто даже оторвал голову от подушки, и матерясь себе под нос, злобно посмотрел в мою сторону. Типа, какого хр..а тебе не спится, и нам мешаешь.

– Взвод подъем! – я начал переворачивать тумбочки, опрокидывать табуреты, а некоторых стаскивать с кроватей на пол вместе с матрасами. Что тут началось! Скулежь, вопли возмущения, но те, которые нормальные по природе своей, начали подниматься сами, и молча разбегаться, кто в туалет, кто в умывальник. Глядя на них, потянулись и остальные. Кажется, растормошил. В соседних кубриках ту же работу выполняли командиры других взводов.

– Предупреждаю, такой же подъем и отбой я буду производить ежедневно! Я приучу вас к армейскому ритму жизни. Хотите вы того или нет, -громко объявил я своему личному составу и ретировался. Начало занятий в 9.00.

А еще масса не решенных бытовых вопросов в семье. Нужны стол и стулья, шкаф и полки. Посуда и продукты. Часть всего перечисленного у нас есть, но оно где – то едет к нам в контейнере. И когда еще будет. Снова уговариваю жену не паниковать, а смотреть, в первую очередь, за ребенком. По – возможности приобрести необходимые продукты и ждать меня с занятий.

Сам, на скорую руку перекусив какой – то бутерброд и запив жидким чаем, бегу снова на курс. К своему взводу. Теперь нужно сопровождать л/с* на завтрак в курсантскую столовую. Взводные аутсайдеры типа Дмитриева и Фролова еще даже не успели рыла свои ополоснуть. Взвод вынужден ждать их на улице в строю.

– Взвод становись, равняйсь, смирно! Курсантам Пролову и Дмитриеву за опоздание в строй, объявляю замечание. Встать в строй!

– За что? – мямлят они себе под нос.

– За что, я уже объявил вам перед всем взводом. В следующий раз планка наказания будет поднята повыше. И так по нарастающей. Это касается всего личного состава взвода! Всем понятно?

Смотрю, молчат. Повторяю:

– Всем понятно?

– Так точно! – почти все ответили согласием. Наказанные снова злобно сверкнули своими моргалками, но промолчали.

– Напра-во! – подаю команду. В это время весь курс уже вытянулся в одну колонну. И прапорщик Песенко, нетерпеливо переминающийся, как застоявшийся жеребец, подал команду:

– Кууурс! Смирнааа! Прямо! Шагом! Марш!

Колонна двинулась, а он передал по привычке бразды правления здесь же топтавшемуся старшине Тригубу, который не замешкался и с хода прогугнявил:

– Эй вы, там, в заду, разберитесь!

Те, что сзади, по привычке ухмыльнулись.

По улице Боткинской колонна потянулась по еще неизвестному для меня маршруту, на проспект Карла Маркса. Бывшему Самсониевскому, а в последствии снова в него же и переименованному, но мне еще было не до этих тонкостей. Маршрут пролегал мимо кафедры факультетской терапии, напротив входа в которую стоит памятник тому самому С.П.Боткину в полный рост.

Нужно было следить, как мои подопечные поднимают ногу в строю. Продовольственный объект оказался относительно недалеко. Пока я мотался в Белоруссию, л/с уже питались там, а я еще не видел, что это такое. Столовая размещалась рядом со спортзалом и клубом академии. А напротив через дорогу находилась гостиница «ЛЕНИНГРАД», переименованная теперь в «БАЛТИКУ».

Здание столовой в два этажа и цокольное помещение. На довольствии тогда состояло 1200 человек. Мой утренний бутерброд с чаем проскочил транзитом, куда- то уже в прямую кишку. Глядя на подчиненных которые с аппетитом уплетали свои порции, у меня катилась слюна, но вида старался не подавать. Нам здесь кушать не полагалось. Хотя при желании вполне можно было беспрепятственно перекусить.

Сразу после завтрака весь курс помаршировал в обратную сторону, в аудиторию на кафедру анатомии. Здесь должна была состояться наша первая лекция по нормальной анатомии. Весь день лекционный. Здание кафедры старинное, как и сама академия, учрежденная императором Павлом в 1798 году. Стены здания увешаны мемориальными таблицами всех светил, которые на этой кафедре работали и преподавали.

Древняя аудитория, построенная амфитеатром, дышала стариной и ветхостью. Одновременно с нашим курсом присутствовал и первый курс от факультета ВВС. Они отличались от нас голубыми погонами и петлицами. Лекцию читал герой Советского Союза, генерал- майор, профессор Ефим Анатольевич Дыскин.

Сначала лектор рассказал нам свою биографию. Героя, оказывается, он получил посмертно за то, что на Волоколамском шоссе на подступах к Москве подбил семь немецких танков, будучи рядовым бойцом ополчения. Там же, где отбивались от наступающего врага знаменитые панфиловцы.

Когда он оклемался в госпитале, в эвакуации аж в Самарканде, коллеги по палате спросили:

«А не ты ли тот Дыскин о котором вот в газете пишут, что он герой Советского Союза?».

По выздоровлению на фронт уже не попал. Закончил при госпитале фельдшерские курсы, а так как госпиталь был от академии, то здесь он и остался на всю жизнь.

Живого героя я видел тогда впервые. Намного позже до меня дошло, что профессор имел еще и «экзотическую» еврейскую национальность. Формой своего черепа напоминал Геббельса, правда, ростом повыше, но мне тогда было не до внешности профессуры. Конкурс продолжался.

А у меня еще куча бытовых и служебных проблем. Из самой лекции я только запомнил то, что анатомия- это краеугольный камень в фундаменте медицины. А так как нам фельдшерам уже кое – что в медицине было известно, то ничего страшного анатомия для меня не представляла. Тогда. Позже пришлось понять, что я сильно себя переоценил. Настолько мои фельдшерские знания были мизерны.

После анатомии короткими перебежками переместились в рядом расположенный УЛК. Учебно лабораторный корпус. Двенадцатиэтажное здание, ультрасовременное по тем меркам. И здесь на шестом этаже нас ожидала аудитория на кафедре марксизма-ленинизма. Теперь кое- кому это может показаться дикостью, а тогда это была ведущая кафедра в медицине. Вот он «настоящий краеугольный камень».

Что там какая- то анатомия, гистология… физиология. Без марксизма с ленинизмом советская медицина, шагу ступить не могла. По расписанию у нас была лекция по истории КПСС. Аудитория современная, прямоугольная. Никаких тебе ветхозаветных амфитеатров. Лично я ничего чтобы меня зацепило на этой лекции не услышал. Как влетело, так и вылетело.

А в завершении, здесь же на пятом-шестом часу занятий нам была прочитана лекция по медицинской статистике и основам высшей математики. Оказывается, и такая кафедра здесь существует. Через много лет от одного своего начальника я услышал, что есть на свете три степени лжи. 1) ложь; 2) большая ложь; 3) медицинская статистика. Долгие годы службы, составляя месячные, квартальные и годовые отчеты, я убедился в этом более – чем достаточно.

Могу только добавить, что если все медицинские предметы изучались максимум год-полтора, то на кафедрах марксизма-ленинизма и статистики, все шесть лет, мол, крайне необходимые медикам предметы.

Сопровождаю взвод в составе курса на обед. Отвожу их в расположение. Бегу в библиотеку, чтобы получить более 10 кило учебников, по выданному перечню. И только тогда домой. Жена уже более-менее успокоилась. Показала мне наше место у газовой плиты, наш кухонный столик и полочку для посуды. Она уже успела закупить кухонную и столовую посуду на первое время. И даже приготовила обед. Глотаю, как волк первое, второе, третье и бегу к завхозу курса.

Он пообещал мне на время стол и пару табуреток. Получаю по накладной и тащу все это в свое гнездо. Слава Богу на завтра еще не надо готовиться к занятиям. Завтра тоже лекционный день. Но, начальник курса довел командирам взводов график нарядов по курсантской столовой, караулов и дежурств по факультету.

Это кошмар! Мой взвод завтра заступает в наряд по столовой. На сутки. Я знаю, что такое работа в столовой, а вот основная масса моих подопечных еще понятия не имеют, что такое «летающие тарелки», и «самоходные швабры». В Красном Селе по столовой нес службу л/с батальона обеспечения.

А теперь надо будет все делать самим. А пока что навожу относительный уют в своей 12-метровой «камере». Поотрывал свисающие обои. Промыл от пыли и паутины трехстворчатое окно. Взятой у завхоза известью, побелил самые кровавые места от погибших вампиров. Нужно бы произвести дезинсекцию, но для этого надо куда – то временно переселиться. А куда? Решили повременить.

Авось эти гады нас трогать не станут. И как ни странно, до самых летних каникул меня и дочь они действительно не трогали, а вот жена периодически ходила с волдырями.

На следующий до заступления в наряд ничего особенного не было. Снова лекции по анатомии, статистике, и в этот раз по химии. После обеда начальник курса организовал фотографирование в составе курса на фоне штаба академии, и повзводно на фоне казармы своего курса.

*л\с-личный состав подразделения, части и т. д.

Наряд по столовой

Владимир Озерянин

см. ФОТО: почти все «неформалы» моего взвода.

К восемнадцати часам выдвигаемся в составе взвода к столовой. Наряд нам сдают курсанты четвертого курса морского факультета. Когда мы пришли на объект никого, кроме мичмана, командира ихнего взвода уже не было. И то он задержался только для того, чтобы формально, при мне, расписаться в журнале приема – сдачи, о том что он дежурство сдал, а я принял.

Я пробежался по объекту. После ужина, по идее старый наряд должен был навести порядок и передать нам все объекты в чистоте и порядке. А также по описи передать инструмент. Ничего подобного! Пальцем нигде ничего не было тронуто. Полный бардак. А уборочный инвентарь просто валялся где попало по всей столовой. Объяснение со стороны мичмана было однозначным:

– А нам некогда. И когда вы доживете до четвертого курса, то будете сдавать наряды таким же образом. То есть и здесь, «дедовщину» никто не отменял.

Там, естественно, был и начальник столовой. Жирный такой боров. По фамилии Трищенко. Очень внешне смахивал на Геринга. Он восседал в огромном, шикарном кабинете. Я попытался было тыркнуться к нему за справедливостью, а в ответ услышал, что ночь впереди длинная, успеете убраться.