Человек с золотым экю. Комикс-детектив. Первая книга

Он повернулся и вошел в прохладное нутро молла.

Симпатичный ресторанчик «Помодорро» посетители заполнили почти без остатка. Официанты в белых рубашках и черных фартуках сновали от стойки к столикам.

Пахло кофе и апельсиновой коркой.

Виктор нашел место у окна, с видом на неряшливую, в мелком мусоре, парковку. Серый пыльный асфальт дышал летней жарой. Отсюда он видел и свой Ниссан, припаркованный во втором ряду от входа.

Он ткнул пальцем в одну-две строчки в меню, улыбнулся официанту и попытался расслабиться.

Операция сосредоточилась на циферблате.

Минутная стрелка миновала половину. Неужели соскочил?

Еще через четыре с половиной минуты у локтя замурлыкал мобильный.

Это был Кристи.

– Вы где?

Виктор повернулся.

Между каменными ящиками с растениями, обозначающими вход, стоял человек. Он был тощ, плешив и измождён, словно Дон Кихот после сражений с мельницами.

Виктор поднял руку.

Тонкая фигура, огибая столики, приблизилась к Донченко.

Двигался человек расхлябанно, как будто его конечности крепились к узкому туловищу на шарнирах. Что за вид, Бог мой: чёрная с золотом рубашка, бархатные расклешенные брюки, мокасины на босу ногу.

Не здороваясь, мужчина сел напротив и уставился на него.

– Будете чего-нибудь? – спросил Донченко, в свою очередь в открытую рассматривая Кристи.

Вот он, в жалкой плоти и бледной крови. Худой, как велосипед. Бритый череп, козлиная крашеная бородка, лицо бледное. На длинном носу криво посажены зеленые круглые очки, дужки завиты на узловатых, похожих на крылья летучей мыши, больших ушах. На левой скуле, – тату в виде маленькой петли для виселицы. Вся левая рука тоже обвита татуировкой, – глаза, глаза, сквозь колючки. Татуха, извиваясь, исчезала под рукавом.

– Да, можно кофе, – голос оказался таким же бледным, как и его обладатель.

Виктор махнул официанту и опять повернулся к Кристи.

– Как я могу к вам обращаться?

Молчит, пялится сквозь зеленые стеклышки.

Виктор пожал плечами.

– Мне понравилась ваша работа, – мягко сказал он.– Идея у нас следующая: десять книжек по сказкам Андерсона, упор, – на иллюстрации. Каждый выпуск подарочный, – иначе нет смысла, украдут, выложат в Сети, и все…, глянцевая бумага, качественная печать, некоторые картинки раскладные. Обязательно твердая обложка.

Кристи молчал. Татуированный глаз над локтем с недоверием уставился в грудь Виктора.

Ну и тип.

– Пока не могу назвать конечную сумму, но, думаю, за лист не меньше 500 гривен. Если же за основу всей серии будет принят ваш стиль, конечная сумма будет больше.

Кристи почти незаметно кивнул.

Принесли кофе, он взял чашку и стал пить из нее, как воробей из лужи, маленькими резкими глотками.

Виктор принялся за остывшие блины.

Кристи отхлебнул еще раз и отставил чашку:

– Мне нужно задание: эпизод, стиль, текст, могу сделать первичные наброски. Нужны пару образцов, – чтобы знать, что вам требуется. Я сделаю все, – что вам нужно, и как вам нужно.

Виктор осторожно улыбнулся.

– Рисунки отправляю, естественно, в электронном виде, – бубнил Кристобаль Зет.-Оплата после каждых пяти… нет, трех листов. Лист, – тысяча гривен. Потом делайте с ними, что хотите. Хоть туалет обклейте, мне все равно.

– Ну, мы так не работаем… – нерешительно отреагировал Донченко.– Дорого дерёте. Ладно… давайте посмотрим. Если качество будет…

– Будет. Давайте ваши координаты.

– Стоп-стоп. А контракт? Вы должны подписать договор. Паспортные данные, банковские реквизиты. А если вы подведете?

– Вы получите номер карточки. Кто больше рискует попасть на кидалово, вы или я?

Виктор недоверчиво покачал головой.

Этот урод, – твердый орешек, несмотря на свой козлиный вид.

– Вы что, в розыске?

Кристи заработал желваками. Петля на скуле зашевелилась:

– Это мое дело. Работаем, или я пошел. Если да, не пожалеете. Работа будет на высшем уровне. Качество картинки не хуже Cosmopolitan или Vogue.

Он неожиданно всхрапнул, обнажив плохие зубы:

– Ну, как? Ничем не рискуете, – предоплаты не требую. Результат, – конфетка.

Он развалился на стуле, поигрывая пустой чашкой. Официант приблизился, спросил что-то, и отошел, ощутив, что за столиком идет напряжённый разговор.

Надо было или соглашаться, или рискнуть и поторговаться, чтобы узнать, что-либо еще. Он решился.

Позже Виктор говорил себе, что в этот момент на него нашло временное помрачение ума. Иначе нельзя объяснить, почему он вдруг спросил:

– Вы, – художник комиксов. Я кстати, коллекционирую старые выпуски. Вдруг знаете, может ли у кого-нибудь в Одессе заваляться что-нибудь… я собираю американские, Золотой эры…

Эффект сказанного, как пишут в книгах, превзошел самые смелые ожидания.

Кристи наклонился над грязной чашкой, резко выбросил татуированную руку и вцепился в горло Виктора. Перед лицом Донченко оказалось его разъяренное лицо с оскаленным ртом:

– Ты откуда, паскуда, взялся?!

Донченко ударом левого запястья снес его ладонь в сторону. Ногти Кристи больно оцарапали кожу шеи. Одновременно с крутящим движением левой руки он резко выбросил правый кулак. Короткий прямой достиг цели. Костяшка среднего пальца угодила точно в переносицу Кристи. Дужки очков выскочили из-за ушей, а кругляши стекол вмялись в глаза.

Тощий художник от полученного удара улетел назад, вместе со стулом, и с грохотом приземлился у соседнего столика. При падении он сбил полного мужчину, до этого мирно сидевшего спиной к ним. Толстяк упал на Кристи, и на какую-то секунду постороннему взгляду было не разобрать, кто кого, собственно, потревожил.

Улетая от собеседника, Кристи ногами зацепил и перевернул стол, за которым они сидели, и чертова мебель со всем содержимым столешницы упала на Донченко.

Виктор оказался погребенным под деревянной конструкцией. Звенело так, как будто грузовик со стеклотарой въехал в витрину лавки китайского фарфора.

Возникшую панику поддержали дружный женский визг и мужские крики.

Пока Виктор выбирался из под завалов, Кристи проворно вскочил, и, хватаясь за лицо, помчался к выходу.

Люди оборачивались, – кто успевал, отшатывался в сторону.

Почти сразу забренчал мобильный. Донченко руками шарил среди осколков, теряя драгоценное время.

– Ваш приятель, как ошпаренный, скачет вниз по эскалатору, ведущему вверх. Следую за ним. Вы в порядке?

– Я счас, фффууу, – запыхтел Виктор, шаря в карманах. – Не потеряй этого говнюка!

Он кинул к ногам обалдевшего официанта, столбом стоявшего у пальмы, две купюры по сто баксов.

– Счет и за посуду, – заорал Виктор через плечо.– Спасибо за блинчики!

«Тони, -сволочь» – решил он на бегу.– «Слуплю с него еще пять штук, за вредность».

У выхода телефон опять ожил.

– Клиент без машины, -чуть задыхаясь, доложил Александр.– Несется к дороге. Похоже, будет брать тачку. Что делаем?

– Бери свою и за ним. Убедись… – Виктор зацепился за порог и чуть не влетел головой в живот импозантной женщины, успевшей в последний момент отскочить, -… запомни, ээээх, на чем поедет!

– Принято!

Добежав до Ниссана, он бросил тело на сиденье, запустил двигатель, и чуть не зацепив стоявший рядом электромобиль, выехал в проезд. Пешеходы разбегались, напоминая антилоп, убегающих от военного джипа в саванне.

Виктор Петрович Донченко крутил баранку и ругался, как докер на погрузке. Кровила кожа на шее, ныла костяшка кулака, травмированная при встрече с очками.

Свалять такого дурака! Сейчас все зависело от Александра.

Три машины двигались сквозь плотный поток к выезду из города.

Александр успокаивал Виктора:

– Сижу на хвосте. Машина, – серая Дэу, номер 35—24. Такси двигается спокойно, он не подозревает обо мне, все ОК.

– Где вы сейчас?

– Минуем «Метро». Это за кладбищем. А вы далеко?

– Полкилометра. Какая у тебя машина?

– Старая Honda CR-V. Номер 31—18.

– Не потеряй, иначе все пропало.

– Не потеряю…

Через семь минут Александр позвонил опять:

– У нас, кажется, проблема… Они чешут к Каберне. Впереди только Рыбный порт. Это закрытый коттеджный городок, без пропуска не пускают. Я не проскочу. Знаете такое место?

Донченко очень хорошо знал это место. Там был его дом, где сейчас находилась жена Светлана.

– Черт. Я не успею! Если он проскочит внутрь, все пропало, они там растворятся. Тормозни их, делай, что хочешь!

Короткая пауза.

– Хорошо, но это будет вам стоить некоторую сумму.

– Давай, дружок, потом посчитаемся!

Через пять минут он увидел два автомобиля, стоявшие близко друг другу. Такси, – серая Daewoo Lanos криво стояло на обочине, Honda- перекрывала часть проезда. До поворота к арке въезда в Каберне было не более двухсот метров.

Виктор осторожно съехал на обочину и остановился. Он судорожно нащупал бумажник. Все в порядке, лежит рядом, на сиденье.

Александр и водитель такси стояли у передков машин и что-то горячо обсуждали. Видимо, шпик притер таксиста к краю проезжей части и аккуратно подставил под его бампер своё заднее крыло.

Виктор принялся ждать конца спектакля. Он никак не мог отдышаться, и маленькая пауза была на пользу.

Скоро Александр махнул рукой и полез в карман. Он достал оттуда нечто и вложил в руку водителя. На заднем сиденье виднелся силуэт пассажира, и Виктор судорожно выдохнул.

Опять звонок:

– Все в порядке. Водиле двадцатку, мне на ремонт, -…в общем, вы попали на сотку баксов. Что дальше?

– Отваливай. Спасибо за работу, увидимся завтра в бюро.

Автомобили впереди начали разъезжаться. Виктор вернулся на проезжую часть и в некотором отдалении двинулся за такси.

Под аркой охранник подошел к Дэу, и после короткого разговора открыл барьер. Виктор помедлил и также подъехал к арке.

Он не стал тратить время на разговоры, а лишь приложил пропуск, всегда лежавший у него в бумажнике, к считывающему устройству. Барьер открылся, и Виктор не спеша покатил за Кристобалем.

Виктор знал Каберне, как свои пять пальцев и ему было несложно следовать за серым такси. Проехав по цетральному бульвару, сделав несколько поворотов, машины въехали в квартал Люстдорф. Через несколько минут такси подкатило к двухэтажному таунхаусу.

Виктор спокойно миновал Дэу и остановился через дом. Заглушив мотор, он повернулся и принялся следить через заднее стекло.

Кристи, продолжая держаться за лицо, уже выбрался из такси, и, прихрамывая, пошел по дорожке к дальнему входу.

– Вот я и знаю, где ты живешь, придурок, – пробормотал Донченко.

3 Каберне

В последний день весны жители поселка Каберне были чрезвычайно смущены и шокированы страшным событием, произошедшим в одном из домов по улице Береговой.

Каберне, – городок на берегу Черного моря, недалеко от Одессы.

Его не без оснований называют украинским Беверли Хилз, но без пальм, без киноактеров и Родео-драйв. И афроамериканцев нет.

Зато в Каберне сосредоточена немалая часть денег Одесской области, самые богатые дома, у которых стоят машины лучших марок, дети прекрасно одеты и играют с дорогими игрушками.

Но главное достоинство Каберне, – это безопасность. А также покой и тишина, что выгодно отличает городок от соседней суетливой Одессы.

На территорию нельзя попасть без пропуска, высокий забор по всему периметру украшен блестящей колючей проволокой, охрана защищает все пять въездов, по улицам мимо утопающих в зелени домов постоянно перемещаются патрульные автомобили охраны.

Внешний контур, перекрестки и проезды постоянно просматривают глазки многочисленных камер.

И вот вам…

Близко к полицейскому протоколу (а точнее, словам самого очевидца, так как протокола в глаза никто из жильцов не видел), ранним майским утром гражданин Ломейко, владелец углового дома на перекрестке Береговая, – Морской проспект, выгуливал свою собаку, джек-рассел-терьера.

Вокруг все спали. Спали хозяева, спали машины, дремала охрана у въездов. Легкий бриз шевелил листву (это, само собой, не из протокола).

Собака радостно носилась взад и вперед, изредка останавливаясь, чтобы вернуть окружающей среде то, что вчера ею было поглощено. Ломейко наслаждался утренней прохладой и благодарил судьбу за возможность жить в райском тихом уголке.

Однако умиротворение раннего утра нарушилось самым зловещим образом.

В перспективе улицы Береговой, Ломейко увидел нелепую фигуру, двигавшуюся, спотыкаясь, в его, Ломейко, направлении.

Человек размахивал руками и кивал головой, будто выполнял специальные гимнастические упражнения. Вообще-то, добавлял позже собачник, это не очень-то было похоже на спорт. Это было похоже на ожившее пугало.

Через несколько секунд Ломейко разобрал, что это была женщина, одетая в короткое красное с белым платье; светлые растрепанные волосы прикрывали лицо.

Ее ноги были босы и грязны.

Теперь она медленно шла по осевой, опустив голову. Ломейко навострил уши. Женщина пела.

И все же не пела. Выла. Негромко, – но от этого и у хозяина, и у собаки кровь застыла в жилах. Собачник в недоумении остановился и притянул питомца за поводок.

И только после этого понял, – на женщине было не платье, а ночная рубашка, залитая красным. Ее руки показались собачнику изломанными, а когда она подняла лицо с открытым, как для крика ртом, он увидел, что лицо было окровавленным и разбитым. Да и ноги кровоточили…

Ломейко стоял столбом в полной тишине, нарушаемым жутким тихим стенанием, а женщина медленно шла прямо на него. Ее ноги подкашивались. Мужчина непроизвольно икнул, и почувствовал, как на его шее поднялись волоски. Он перевел взгляд с босых ног с изуродованными коленями на лицо и подивился выражению глаз.

Они казались мертвыми.

Собачник не знал, что ему делать. Он стоял и смотрел женщине в лицо, а у колена, в унисон несчастной, начал подвывать пес.

Когда между двумя людьми осталось менее метра, ноги женщины подкосились, она криво села на плитку и простонала:

– Монах… плащ…, крест… без глаз…

После этого женщина коротко вздохнула и упала к спортивным тапочкам Ломейко, и шарахнувшейся в сторону собаке.

Все было, как должно быть в классическом фильме ужасов, когда герой понимает, что он остался один против сил зла.

В Каберне 3 с половиной тысячи участков. Среди них есть пустые, на некоторых печальными руинами возвышаются недостроенные здания, – чьи-то разрушенные надежды и планы. Эти памятники несбывшегося, – напоминание о цунами кризисов, потрясавших страну в последние 20 лет.

В Каберне сдается жилье.

Сначала ты строишь большой, роскошный дом, на века; для себя, для детей и внуков. Ты наполняешь его дорогой мебелью, телевизорами в половину стены, уборщицами, коваными светильниками, кошками, персидскими коврами, винными погребками и бильярдными столами. Жизнь прекрасна и удивительна, жена и дети просятся на обложку английского журнала «Country Life», и теща прячет критическое отношение к твоей личности за фальшивой улыбкой.

А через несколько лет судьба поворачивается профилем, иссякают финансовые ключи, и вот уже в твоем родовом поместье живут чужие люди и гадкий мальчишка рисует на так тщательно выбранных твоей женой французских обоях бородатую физиономию Люка Кейджа…

И все же большинство жителей здесь кажутся удовлетворенными жизнью, а их коттеджи, разной ширины и высоты, – ухоженными.

Светлана Евгеньевна Донченко, в девичестве Пеева, находилась в заключении, в Каберне, в коттедже №8 по улице Сергеевская.

А как иначе назвать ситуацию, когда ты вынужден находиться внутри стен дома 24 часа в сутки?

Ей было 42 года, у неё была весьма приятная внешность, спортивная фигура и белокурые волосы. До аварии она считала, что ее жизнь складывается удовлетворительно. Не без разочарований и шероховатостей, но не хуже, чем у других.

Та Дачия, что врезалась в ее машину на румынской дороге, кардинально развернула ее жизнь, семейные отношения, всё. Она ослабела и потеряла веру в себя. Она пережила две операции, ее левая нога все еще была в гипсе, а три ребра, хоть и удачно срослись, причиняли боль при каждом движении, особенно по ночам.

Мартовская авария произошла, когда Света возвращалась из Болгарии. У родственников в Казанлыке она пробыла более недели, поездка складывалась прекрасно. Эта авария, а точнее все, что было после неё, почти разрушило женщину, перечеркнуло многочисленные планы.

Теперь все было по-другому, – с Виктором, с Олегом, с внешним миром.

Ее языковая школа переживала не лучшие времена. Светлана готовила преобразования учебного процесса, что должно было дать толчок новому развитию языковых курсов. Два новых преподавателя. И не только школа. У нее были заказы услуг переводчика на бизнес-переговорах… теперь же ей приходилось мучительно перетягивать канат с почти чужим человеком, латать дырявый семейный бюджет, экономить…

Семейный… что осталось от этой семьи?

Голова по утрам почти не кружилась, кресло на колесиках позволяло развить некоторую скорость, но увы, – лишь в пределах второго этажа дома.

Ограниченное пространство душило.

Коттедж был куплен 7 лет назад, когда супруги решили, что место для летнего отдыха у моря им просто необходимо. Давно нет киевской квартиры, и этот коттедж стал единственным домом. Не дворец, но тут было все необходимое: просторная гостиная с большой кухней, две спальни, гараж и маленький бассейн на клочке земли за зданием.

В компьютере ждал перевода новый роман Розамунды Пилчер, за работу уже получен задаток, но работа не клеится. Пятнадцать страниц переведено, и она уже неделю не может себя заставить открыть файл.

Потрепанная «Дачия», врезавшаяся в нее холодным мартовским утром на румынской дороге, вырвала ее из привычного круга плотной, энергичной жизни, -преподавания, переводов, поездок, интересных собеседников…

От стен кабинета, от шкафов с книгами тянуло скукой.

Уютная комната, с тёмно-зелёными тяжелыми шторами, массивный стол, лампа с абажуром, – любимое место в доме. За окном тихая улица. Вечером в проем между занавесями мягко светит матовый шар фонаря, над крышей проносятся чайки; в шторм слышен тяжелый прибой, а в туман, – гудение маяка и свистки кораблей, входящих в Черноморский порт.

Но когда тебя заперли здесь, как в серебряном ларце…

Она никогда не была пессимисткой. Просто не давала себе такой возможности.

Ее мозг всегда был занят профессиональными планами, жизненными проектами, книгами, переводами. Вторым ее языком был французский, и Светлана со временем довела его почти до уровня своего отличного британского. В хобби значился итальянский и испанский языки, – она вполне пристойно могла общаться с их носителями, читать и писать. Она говорила на польском и чешском языках, понимала болгар и могла связать несколько фраз на мадьярском, румынском и португальском. Новый язык всегда был для неё не угрозой или наказанием, а приключением. Когда ей бывало плохо, она лечила себя изучением грамматики нового языка, сопоставлением значений слов в том или ином наречии.

Но сейчас даже это не помогало…

Внизу щелкнул замок входной двери.

– Светка, это я. Ты в кабинете?

А где же еще.

– Поднимайся, Иришка!

Ирочка, – ангел-спаситель.

– И что я тебе расскажу! – горячо, сценическим шепотом зашептала Ирина, входя в кабинет. Слегка мясистая, смугловатая женщина, в коричневом свитере с круглым вырезом, откуда торчала спортивного вида шея. Линялые шорты в обтяжку на таких же налитых ляжках.

Сгусток энергии.

– Нет, ты обалдеешь.

Она хлопнулась на кожаный диванчик под громадным плакатом в рамке, – фотографией маяка, стойко сопротивляющимся громадным волнам.

– В Каберне убийство!

– Да ну… -вяло отозвалась Светлана и сморщилась.

– Слушай, это не какая-нибудь шутка, а настоящее убийство. Вот возьмусь да напишу…

Ира жила чуть наискосок от Светиного дома, в номере восемь по Сергеевской улице. Сколько Светлана ее знала, собиралась писать. Однажды в порыве вдохновения Ирина даже наваяла то ли восемь, то ли десять рассказов в стиле О. Генри, с неожиданными (для самого автора) концовками, неуклюжими аллегориями и обилием действующих лиц. Десять историй.

Светлане хватило одной.

– Какой-то дядька вчера утром выгуливал свою дворнягу и наткнулся на деваху, всю в крови, в одной ночнушке. Волосы всклокочены, безумное лицо. Хромала так прямо по улице…

– Только этого еще в Каберне не хватало… -пробормотала Света- Ходячие мертвецы…

– Ты погоди шутки шутить, – горячилась Ирка, хотя никто и не собирался смеяться.– В общем, вызвали скорую, полицейский наряд, тётю увезли, и образно выражаясь, пошли по кровавым следам.

Света насторожилась. А Ира продолжала:

– На Береговой, это почти у внешнего забора… где проезд, а с другой стороны территория порта, – там ряд таунхаусов. Двухэтажные, но шириной с пачку сигарет. Совсем не элитное жилье… Отсек, откуда эта дама, крайний, – ближний к воротам номер. Входная дверь вскрыта, на втором этаже дверь нараспашку, и вроде эта женщина оттуда выпала. Говорят, сначала решили, что она избита, но нет, -кроме здоровенной шишки на скуле, все остальные раны и ушибы от падения… второй этаж все- таки.

– Ты что, там была?

Ира покрутила лохматой головой.

– Ну дак… сегодня, как узнала, села за руль и проехалась к месту трагедии. Стоит полицейская машина, два мужика возятся на балконе. Они же там внутри труп нашли. Хозяина. Зарубили топором.

– Ты еще и внутрь заходила?

Ирина вытянула губы трубочкой:

– Пыталась. Не пустили меня. Такие нелюбезные…

– Так откуда ты знаешь про топор, и про хозяина, наконец? – рассердилась хозяйка дома.

– Так у нас в группе девчонки уже все знают. Там же из нашей охраны были, вот кто-то и проболтался…

– В какой группе?

– Да в Интернете группа. «Мясо». Кто кур продает, кто свинину, кто ребрышки. Ты как с Луны, честное слово…

Вот теперь Светлану пробил совершенно неуместный смех.

– Да ну тебя, – обиделась Ира, но тут же вскочила.– У тебя есть большой лист бумаги? И карандаш… ручка тоже подойдет.

Она взяла лист, села на середину ковра, по-турецки скрестив ноги, положила лист перед собой и взяла в пальцы карандаш.

– А вот теперь без звука, – попросила соседка.– Попробуем узнать имя убийцы!

Ее правая рука легла на белое поле. Закрыв глаза, Ира начала медленно водить головой влево и вправо. Потом она начала медленно бормотать что-то совсем неразборчивое.

Так продолжалось несколько минут. Затем голова упала вперед и была частично закрыта завесой из спутанных рыжих волос.

Светлана тихонько вздохнула и уныло повесила нос.

У ее соседки была пропасть достоинств, один недостаток и две страсти. Ее муж, моряк, годами отсутствовавший по причине дальних плаваний, абсолютно не мешал своей бедовой женушке безумствовать, ограничиваясь заботой о семейном кошельке, – так что у Иришки было много степеней свободы, чтобы развернуться.

Знакомы подружки были столько, сколько Светлана жила в Каберне, а это составляло более семи лет. Через три дня после воцарения их с Виктором в доме, Ира зашла осведомиться, не забежала ли ее кошка в гости к новым жильцам, провела у соседки остаток дня и осталась в сердце Светланы навсегда.

Когда случилось несчастье, Ира решительно предупредила, что никаких сиделок и сестер не потерпит. И с тех пор помогала во всем, – кормила заключенную, руководила приходящей домработницей, платила по счетам, звонила врачу, – в общем, взяла на себя обязанности домоправительницы. Одновременно здесь прописался Иркин кот, – наглый чёрно-белый жулик.

Страстями были желание стать писательницей, и уверенность в том, что она, Ира Песецкая, – ведьма. Да не простая, а белая! Недостатком, – всеобъемлющее любопытство.

Сейчас возобладала вера в мистику…

Казалось, сейчас она спала.

Ручка двигалась почти незаметно, но по мере приближения к листу набирала скорость. Когда образовались аккуратные буквы – неправдоподобно аккуратные, чтобы их рисовать с опущенной головой, Светлана беспокойно зашевелилась в своем кресле.

Смуглая рука женщины скользнула по бумаге, оставив после себя букву «Н». Ручка подпрыгнула, образуя букву «О». Светлана непроизвольно пригладила ладонью верхушку своей головы. Выглядело это жутковато, и глупо одновременно.

Однако, несмотря на свой скептицизм, хозяйка дома почувствовала, как волосы на ее темечке начинают колоться.

– Носище, – прошептала она.

Рука сделала еще движение, -«В»

– Новодел.

«И».

С края стола свалилась чашка с недопитым чаем, и наделала много шума, ударившись о доски пола. Но не разбилась.

Брызги чая плеснули на белую ведьму.

– Вот, черт, -буднично отреагировала белая ведьма.– Вся заляпалась. Это что, заварка?