Свет во тьме

скачать книгу бесплатно

Мечтатели, мы грезили боями.
А век командовал: «В шеренгу по два!»,
А век велел: «На выгребные ямы!»
Мы отступили, и тогда кривая
Нас понесла наверх. И мы как надо
Приняли бой, лица не закрывая,
Лицом к лицу и не прося пощады.
Мы отступали медленно и честно.
Мы били в лоб, мы не стреляли сбоку.
Но камень бил, но резала осока,
И злобою на нас несло из окон,
И горечью нас обдавала песня…

    (Стихи Павла Когана)
ВЕДУЩИЙ ВЕЧЕРА. Товарищи дорогие! Откуда столько пессимизма? «Жить становится лучше, жить становится веселей», как сказал товарищ Сталин, а вы рыдаете в жилетку. Если и следующий оратор запоёт ту же песню, я посыплю голову пеплом и подам в отставку с поста ведущего этого поэтического собрания плачущих большевиков. (Обращаясь к девушке на сцене.) Сударыня, пожалейте мои седины, больше оптимизма.

Дальше – поэтесса на сцене и Крис, который беззвучно повторяет её слова.

Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твоё рукопожатье,
Ведь руки твои – конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг…
Твоё тело подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен.
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.

    (Стихи Елены Ширман)
КРИС. (Вскакивает, аплодирует и кричит.) Браво! Браво!..

Зал взрывается апплодисментами, шум, смех…

ВЕДУЩИЙ ВЕЧЕРА. Мне остаётся только присоединиться ко всеобщему ликованию. Браво, Елена. Твои стихи пробили чёрствую мужскую оболочку…

Крис и Светлана идут по тихим арбатским улочкам. Мимо них иногда как тени прошмыгивают тёмные бесшумные «Эмки». И только шум шин по мостовой: «Пш-ш-ш…». Но молодые люди не замечают их…

И вообще вокруг них преобладают красный и чёрный, цвета ритуальных услуг: красные знамёна и лозунги, чёрные костюмы, чёрные кепки и шляпки, чёрные ботинки и туфли. Но молодые люди их не замечают. Они заняты собой и если что и замечают вокруг, то красоту тихих арбатских улочек и переулков.

СВЕТЛАНА. Какая тебя муха укусила? Выскочил как джинн из бутылки? Тебе что, понравились эти стихи?

КРИС. Да… Они же все про тебя. Каждая строка – о тебе. «Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты. Руки твои – конденсаторы счастья… Твоё тело подобно музыке, которую не успел написать Бетховен… Я хотел бы захлебнуться ею. Как морским прибоем…»

СВЕТЛАНА. Ты с ума сошёл!.. Да ты поэт, в натуре. Ну прямо Соломон в Песне песней. (Смотрит на него, как будто видит в первый раз. Затем делает жест, как будто снимает невидимую паутину с лица.) «Друг Аркадий, не говори красиво».

КРИС. Но я говорю то, что думаю.

СВЕТЛАНА. И много у тебя таких красивых мыслей?

КРИС. Много.

СВЕТЛАНА. Ну, например?

КРИС. Ну, например, у вас удивительно духовная страна.

СВЕТЛАНА. Ты так считаешь?

КРИС. Да.

СВЕТЛАНА. Блажен, кто верует. Тепло ему на свете.

КРИС. А что, разве не так?

СВЕТЛАНА. Увы, это всё острова в океане пошлости и мерзости. Пир во время чумы.

КРИС. Не понимаю.

СВЕТЛАНА. Ну ладно, замнём для ясности. Будь здоров, поэт. (Протягивает ему руку. Долгое рукопожатие.)

КРИС. Когда мы с тобой встретимся?

СВЕТЛАНА. В воскресенье. Я свободна, как ветер. (Кружится в вальсе.)

КРИС. (Глядя на неё в полном восхищении.) А где?

СВЕТЛАНА. В парке культуры. У нас там в 12 часов сдача норм ГТО.

КРИС. А что такое ГТО?

СВЕТЛАНА. Готов к труду и обороне. Вот ты готов к труду и обороне?

КРИС. Не знаю.

СВЕТЛАНА. Эх ты. А надо отвечать по-пионерски: «Всегда готов!» (Отдаёт Крису пионерский салют.)

КРИС. А где же я тебя там встречу?

СВЕТЛАНА. Проще пареной репы. Держи курс на парашютную вышку. Мы там будем прыгать с парашютом.

КРИС. А что такое пареная репа?

СВЕТЛАНА. Ты слишком много вопросов задаёшь. У нас, знаешь, как говорят? Меньше знаешь – крепче спишь. И нам спать пора. Утро вечера мудренее. (Убегает.)

СВЕТЛАНА. (Врывается в комнату как вихрь. Останавливается перед зеркалом.) Свет мой, зеркальце, скажи и всю правду доложи: я ль на свете всех умнее, всех румяней и милее? Молчишь. А вот он всё удивляется, как люди не замечают моей красоты. (Смотрит на свои руки, как будто видит их в первый раз). Руки твои – конденсаторы счастья… (Кружится по комнате.) Твоё тело подобно музыке, которую не успел написать Бетховен. (Обращается к зеркалу.) А может быть, успел… Я похожа на «Лунную сонату»?

Садится за пианино. Звучит проникновенная, прозрачная лирическая тема из «Лунной сонаты» Бетховена. По ночной Москве идёт Крис, как будто хочет обнять весь этот ночной город, и звёзды над ним, и весь этот прекрасный Божий мир. А мимо него бесшумно иногда, как тени, проскальзывают тёмные «Эмки» с шипящим звуком «пш-ш-ш»…

Парк культуры и отдыха. Из зева чёрных репродукторов звучит бодрая музыка, «Марш авиаторов»: «Всё выше, выше и выше…» Светлана взбирается по ступеням парашютной вышки. И вот она на самой верхней площадке. Её облачают в парашютные снасти, и она решительно бросается вниз, как в пропасть. На неё обрушивается небо вместе с Москвой, и Светлана парит над Москвой.

СВЕТЛАНА. В небо ринуться с обрыва, хоть на миг, не боле. Стоит, стоит миг счастливый вечности в неволе. (Замечает стоящего внизу Криса, машет ему рукой. Приземляется. Крис помогает ей освободиться от парашютных пут.)

КРИС. Ну как там, в небесах?

СВЕТЛАНА. Я могу только ответить последним слогом твоего вопроса: «Ах!..»

КРИС. Что будем делать?

СВЕТЛАНА. Русский смертельный номер мы отработали. Теперь очередь за американскими горками.

КРИС. А у нас их называют «русские горки».

СВЕТЛАНА. Ну, тем более, идем на русско-американские горки.

Русско-американские горки. Шум, визг, смех. А внутри всё смешалось. Пространство словно взбесилось. Непонятно, где верх, где низ, где руки, где ноги. Крис и Светлана, хохоча, выскакивают из этого сумасшедшего аттракциона и бросаются на траву. Земля и небо всё ещё продолжают кружиться.

СВЕТЛАНА (Вскакивает, хватает за руку Криса и поднимает его на ноги.) Вставайте, граф, рассвет уже полощется.

КРИС. Я не граф. Я мистер.

СВЕТЛАНА. Хрен редьки не слаще. Мистер-Твистер, бывший министр.

КРИС. Хрен редьки не слаще. Как это понимать?

СВЕТЛАНА. Ну, в том смысле, что в лоб, что по лбу.

КРИС. Ты иногда говоришь загадками.

СВЕТЛАНА. Не загадками, а поговорками. (Стучит ему пальчиком по лбу.) И твоему прагматичному, рациональному американскому уму этого не понять. Пошли лучше в комнату смеха.

КРИС. А ты сегодня ещё не насмеялась?

СВЕТЛАНА. Нет! Сегодня мы будем петь и смеяться, как дети.

Комната смеха. Военные, милиционеры, совслужащие, спортсмены, пионеры в красных галстуках и октябрята – все смеются и хохочут, как дети. И как не хохотать? В кривых зеркалах уморительно смешные фигуры и лица. Крис и Светлана хохочут до упаду. Но постепенно уморительные лица превращаются в морды, свиные рыла – в каких-то жутких монстров. И постепенно смех на лице Светланы переходит в удивление, недоумение, и всё это сменяется выражением страха и ужаса. Она обхватывает голову руками, мчится к выходу, а монстры преграждают ей дорогу, хватают её за руки, встречают её звериным оскалом и ржут ей вслед, как будто всё исчадие ада вырвалось наружу и вселилось в окружающих её людей. Она с немым воплем выскакивает из комнаты смеха. Крис в недоумении выскакивает вслед за ней.

СВЕТЛАНА. Идём отсюда. Ради бога, идём отсюда!

Стремительно уходят. А вслед им несётся бесовская ржачка из комнаты смеха. Они идут к выходу из парка. Из чёрных репродукторов несётся бодрая советская песня: «Шагай вперёд, комсомольское племя, мы будем петь, чтоб улыбки цвели. Мы покоряем пространство и время. Мы молодые хозяева земли…» Навстречу им – гуляющая нарядная воскресная публика: военные, милиционеры, совслужащие, пионеры. Но время от времени их лица превращаются в монстров со звериным оскалом, и Светлане приходится каждый раз встряхивать головой, чтобы прогнать это жуткое наваждение.

КРИС (Встревоженно.) Что с тобой? Что-нибудь случилось?

СВЕТЛАНА. Нет-нет. Это пройдёт. Это у меня бывает иногда. Приступы беспричинного страха. Он приходит и уходит, как страшный сон. Это ещё с детства. В детстве, бабушка говорит, я кричала по ночам. А потом прошло. И это пройдёт. Не обращай внимания.

ГОЛОС ИЗ ЧЁРНОГО РЕПРОДУКТОРА. «Чтобы тело и душа были молоды, были молоды, закаляйся, как сталь…»

Аудитория института. Общая лекция по истории искусства. Перед студентами, до отказа заполнившими аудиторию, стенд с гравюрами Франсиско Гойи из цикла «Капричиос». Перед стендом профессор с указкой.

ПРОФЕССОР. В истории искусства было два Гойи. Ну, скажем, как в истории литературы – два Гоголя: один – автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Тараса Бульбы»; и автор «Шинели» и «Носа». Так и здесь. Один Гойя – автор изысканных женских портретов, потрясающих по своему проникновению во внутренний мир человека, и автор вот всей этой мерзости человеческой, но столь же гениальной.

Он и сам себя никак не мог понять. Он прозрел – или это плоды надвигавшегося безумия. Обратите внимание на эту гравюру, подписанную: El sueno de la razon produce monstruos («Сон разума рождает чудовищ»). Мы ещё вернёмся к этой работе. А теперь обратите внимание на это свадебное шествие. Красота и молодость – временная оболочка. Она быстро разрушается, и тогда из-под одряхлевшей оболочки проявляется звериное лицо. Всё глубже проникают козни демонов в изображаемую им жизнь. Человеческое и дьявольское переплетаются в его «Капричиос» самым непостижимым образом. От этих рисунков поднимается запах ладана и серы. Это правдивее самой правды.

Светлана в шоке. Гойевские демоны срываются со своих мест и обрушиваются на неё. Она с большим трудом стряхивает с себя это наваждение.

ПРОФЕССОР. Но он обуздал дьявольское племя, пригвоздил к бумаге. У него нет ни капли страха перед этой нечистью. Он испытывает глубокую презрительную, злобную жалость к тем, кто всю жизнь дрожит перед нечистой силой.

ГОЛОС ИЗ АУДИТОРИИ. Да, по-моему, это всё бред сумасшедшего. Творчество пациентов психушек. Наглядное пособие внутреннего мира душевнобольного. (В аудитории – смех одобрения.)

Светлана смотрит на этого студента, и постепенно его лицо превращается в одно из звериных рыл из офортов Гойи, а смеющиеся студенты – в ржущее стадо гойевских персонажей. Из этого наваждения её выводит голос профессора.

ПРОФЕССОР. Не торопитесь с выводами, дорогие товарищи. А вот Фридрих Энгельс, один из основоположников научного коммунизма, имел по этому поводу другое мнение. В своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» он говорил, что Гойя в своих «Капричиос» изобразил народ, показал нищих духом, которые с неиссякаемым слепым терпением кормят и холят своих угнетателей. Энгельс считал, что Гойя изобразил безропотную, безликую массу простых подневольных людей, застывших в тупой, тяжкой неподвижности. Вот ведь как.

Светлана оглядывает аудиторию, и в некоторых лицах проявляются черты обитателей гойевских офортов. Ей становится страшно. Она закрывает лицо руками, как бы ограждая себя от этих жутких видений. Приходит в себя от голоса профессора.

ПРОФЕССОР. Гойя дал здесь воплощение страха, того глубокого, затаённого страха, который тяготеет над всей страной суеверия и фанатизма масс. Самой известной работой серии является «Сон разума рождает чудовищ». А теперь вернёмся к офорту, с которого мы начали наше знакомство с «Капричиос». Гойя долго обдумывал, какой лист сделать первым. И наконец решился открыть цикл вот этой гравюрой, на которой он сам упал головой на стол и закрывает глаза от вселенской нечисти. И подписал: «Сон разума рождает чудовищ». Эту подпись можно отнести ко всему циклу. Недаром Энгельс сказал, что Гойя запечатлел здесь лицо самой Испании.

КТО-ТО ИЗ СТУДЕНТОВ. Да-а-а, это вам не соцреализм.

ВТОРОЙ СТУДЕНТ. Скорее SOS-реализм.

ПРОФЕССОР. В то время такой классификации искусства ещё не было. Любопытная деталь. «Капричиос» были выставлены на продажу в антикварной лавке на улице Калья де Десенганьо. Слово Desengano имеет двоякий смысл: оно означает разочарование, освобождение от чар, отрезвление, а также предостережение. Это предостережение потомкам от тупой покорности и животного страха перед власть имущими. Сон разума рождает чудовищ…