скачать книгу бесплатно
Эта ситуация напомнила мне известную басню Крылова. Мой зять со своим приятелем возвращались довольно поздно на электричке домой. В вагоне людей было не очень много. Нормальные люди стараются в такое время не ездить на электричке. На одной из станций в вагон вошел молодой бритоголовый амбал, явно навеселе. И с ходу начал куражиться. «Эй, ты, телка! Ишь, уткнулась в книгу. Образованная. Знаем мы вас, образованных. Цена вам всем три целковых. А ты, старый хрыч, чего буркала вытаращил? И так три дня лишних живешь на этом свете. Хочешь, помогу отправиться на тот свет…» И так, куражась, на чем свет стоит, дошел до моего зятя, сел напротив молодых ребят и уставился на них недобрым взглядом. «Что-то мне твоя морда не нравится. Сразу видно, не русская», – обратился он к зятю. Зять, кстати, русак в двадцатом поколении, решил по-мирному амбала осадить: «Послушай, приятель, ты, между прочим, не в кабаке, а в общественном месте, веди себя прилично». Это подействовало, как красная тряпка на быка: «Ах, ты, интеллигент вонючий, трах-та-ра-рах! Да я из тебя фарш сделаю!» Вытащил мобильный и стал ребят снимать: «Вы у меня вот где будете, тра-та-ра-рах!» Мой зять несколько лет проработал опером в одном из районных УВД Московской области и ко всему привык, но с такой наглостью столкнулся впервые. Реакция его была мгновенной. Он выхватил из рук амбала мобильник и так двинул мобильником по его дубовой башке, что аппарат разлетелся вдребезги. Затем они с приятелем подхватили дебошира под белы руки, выволокли из вагона в тамбур. В это время раскрылись двери, и ребята вышвырнули его на платформу и вслед бросили остатки мобильника.
Обычно эти бритоголовые молодые дебилы сбиваются в стаи и страшны своей стадной свирепостью. А этот, видно, отбился от стаи и нарвался. Жаль, что на пути этих тупорылых особей нечасто встречаются бывшие опера.
11. Самое кровожадное животное
У каждой профессии есть свои профессиональные болезни. Кинопродюсеры – не исключение. Раньше в совковые времена продюсеры болели в основном медвежьей болезнью. Основной принцип при съемке фильма был: «Как бы чего не вышло». Деньги никто не считал. Они все равно были государственные. А вот сейчас все изменилось. Нынче в ходу другое выражение: «Жаба душит». Хоть на рубль наколоть работника. Ну а если удается наколоть на два рубля, тут уж полное удовлетворение. Недавно был свидетелем одного разговора между оператором и продюсером. Оператор задает ему, казалось бы, безобидный вопрос:
– Вы знаете, какое самое кровожадное в мире животное?
Продюсер в недоумении:
– И какое?
– Жаба. Она задушила две трети человечества.
12. Сильное средство общения
Когда профессор Галкина-Федорук читала единственную в году лекцию по ненормативной лексике, в большой аудитории на филфаке битком набивались люди со всего МГУ и его окрестностей. Так вот, Галкина-Федорук любила повторять: «Мат – это не ненормативная лексика, а средство общения».
Я в этом убедился однажды во время ледовых занятий на Цейском леднике на Кавказе. Молоденькая альпинистка сорвалась в трещину и повисла на пальцах, которыми уцепилась за край трещины. Ситуация была критическая. Долго провисеть в таком состоянии она не смогла бы. А лететь было ой как глубоко. Все просто оцепенели. И тут инструктор, кстати, доктор наук, выдала такой многоступенчатый мат, который Галкиной-Федорук и не снился. И альпинистка с перепугу не перед трещиной, а перед инструктором, с каким-то невероятным усилием отжалась на пальцах и буквально выползла на край ледника.
Права была Галкина-Федорук. Иногда, в нестандартных ситуациях, мат бывает очень сильным средством общения. Я в этом убедился.
13. Извечные русские вопросы
С легкой руки Герцена и Чернышевского пошли гулять по Руси великой извечные русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?». Первым на эти вечно злободневные вопросы ответил великий вождь и учитель всемирного пролетарьята Владимир Ленин. Кто виноват? – Подлые эксплуататоры, кровопийцы всех униженных и оскорбленных.
Что делать? – Тоже ответ прост, как мычание. Он был пропечатан в первой строке партийного гимна: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья!» И так начали рушить, что в течение семидесяти лет не смогли остановиться. Когда уже и рушить стало нечего и некого, стали пожирать самих себя.
Сейчас эти судьбоносные вопросы опять на повестке дня, с одним маленьким изменением. Кто виноват? И что с ним делать? Так сказать, система точечного поражения.
14. Кто палку взял…
Когда-то, давным-давно, еще до новой эры в журнале «Иностранная литература» была опубликована злая, ироничная, нашумевшая статья одного американского автора: «ПРИНЦИП ПИТЕРА», принцип некомпетентности. Сейчас в наших средствах массовой информации этот устаревший принцип сменили новые, более популярные. Меня просто умиляют два слова, гуляющие по нашим теле- и радиоканалам, газетам и журналам. Их емкости и лаконичности позавидовала бы даже Эллочка Людоедка. Это «неформат» и «рейтинг». Что бы им ни предложил, если это выходит за уровень средней попсовости, следует лаконичный ответ: «Неформат». Если этого ответа мало, следует второй: «Не рейтинговый». О!.. Это мифическое слово «рейтинг». Под любую вещь можно подвести любой рейтинг. Об этом даже последняя шавка в подворотне знает. Но тем не менее им размахивают, как дубиной. Одним словом, «кто палку взял, тот и капрал».
15. Каменная башка
Посмотрел фильм Филиппа Янковского «Каменная башка». На фоне бесконечных компьютерных стрелялок это, конечно же, явление. Серьезная работа. Да, вечное явление красавицы и чудовища, Эсмеральды и Квазимодо. Но каждая эпоха вносит в эту вечную историю свой колорит, свой фон, свой нерв. И Филипп Янковский очень органично, с чувством меры использовал современные реалии жизни в своей интерпретации вечного сюжета. И это был бы добротный, честный, хороший фильм, если бы не одна маленькая деталь. Главную роль исполняет… чемпион мира по боксу среди профессионалов Николай Валуев. Поразительная работа. Откуда у этого профессионального мордобойщика такой ювелирный, филигранный актерский стиль? Почти аскетическими средствами: улыбкой, взглядом, скупым жестом он передает всю глубину трагедии и душевного богатства, глубину любви своего внешне весьма уродливого героя, вечную трагедию любви Квазимодо. Невольно вспоминаются строки ныне совсем забытого поэта Феликса Кривина:
Сколько стоит Душа?
Ни гроша.
На нее не придумана мода.
И живет на Земле, не греша,
Золотая душа Квазимодо.
Недоросток, уродец, горбун,
Красоты молчаливый свидетель,
Он несет на своем горбу
Непосильную ей добродетель.
Вот таков герой Николая Валуева. Скорее всего, Николай Валуев сыграл себя. Но для того чтобы сыграть себя с такой трагической силой и глубиной, нужен незаурядный талант и школа. У Валуева же другая школа, школа мордобоя. И это удивительно. И это делает хороший фильм Филиппа Янковского незаурядным, ибо здесь в исполнении главной роли фильма скрыта некая неразгаданная тайна.
16. Не грузите зрителя
Однажды мне пришлось сдавать почти готовый фильм руководству среднего звена на одном из телеканалов. Я и мой соавтор и ведущая фильма сидели в «предбаннике» и ждали, когда нас позовут. Я еще обратил внимание, что девушка секретарь-машинистка, или, как теперь говорят, офис-менеджер, сидела перед компьютером в наушниках. Из-за двери раздавался шум каких-то внутренних разборок.
Там властвовал женский металлический голос.
– У меня такое ощущение, что как только я выхожу из офиса, всех здесь разбивает паралич. Или – нет – время в этом помещении останавливается, пространство заполняется вакуумом, конечности ваши становятся ватными, движения – замедленными, мозговая деятельность прекращается, наступает полное оцепенение! Жилин! У вас справка есть?
– Какая справка? – раздался робкий мужской голосишко. Таким голосом, наверное, говорил незабвенный и бессловесный Акакий Акакиевич. И снова женский:
– Из психдиспансера. Урод! Я сколько раз говорила не брать эту трубку без надобности. Зачем вы берете эту трубку?! Разве вы знаете, как ею пользоваться?! Зачем брать на себя то, к чему вы совершенно не способны?! Я не могу понять, что заставляет вас брать ее? Вы засовываете ее себе в какие-то отверстия или молитесь на нее? Не понимаю! Кто вас уполномочил?!
– Я думал…
– Чем думал?! Ампутант!
– Чего?
– Ампутант! Человек с ампутированным мозгом. Из разряда уродцев с перевернутыми мозгами. Вещь в себе. Одним словом, аутист!.. О Господи, с кем приходится работать.
Раздался чей-то робкий смешок.
– Я вижу, кому-то смешно? А вот мне не смешно. Если кому-то не нравятся условия работы, мы никого не держим. Понятно?! Авторы пришли?
– Пришли. В приемной.
– Зовите.
Дверь распахнулась, и нас пригласили в насыщенную грозовыми разрядами электричества комнату. Пригласили к столу. Уселись. Пауза. Хозяйка металлического голоса начинает разбор полетов.
– Давайте так, без всяких предисловий перейдем ближе к телу, которое скорей мертво, чем живо. Ну и нагородили вы здесь турусы на колесах.
– Красиво, но непонятно, – возразила мой соавтор и ведущая фильма. Мы с ней с упоением работали над фильмом. Как-то, на удивление, все удавалось. И, самое главное, нам удалось уйти от «говорящей головы». Каждое ее появление в фильме было неожиданным, но оправданным и открывало новый эпизод. Но как всякая красивая, образованная и умная женщина, она действовала на других, примитивных представительниц слабого пола как красная тряпка на быка. Увы, здесь был как раз тот самый случай. Я это понял по взгляду, по плохо скрываемой злобной реакции нашего «металлического» оппонента.
– Вы поймите, уважаемые авторы, время у нас – непростое, непростое время. Вот наш среднестатистический зритель Иван Иваныч после напряженного рабочего дня приходит домой, снимает пиджак, галстук, надевает домашние тапочки, садится в мягкое кресло, включает телевизор, хочет расслабиться, а вы его грузите проблемами, которыми он и так нахлебался по самую макушку в течение рабочего дня. Не грузите зрителя!
– Но мы ведь снимали фильм не для среднестатистического Иван Иваныча, – возразил я достаточно миролюбиво.
– А для кого, позвольте вас спросить?
– Для умного телезрителя, который не уходит от проклятых вопросов нашего с вами бытия, весьма далекого от совершенства.
Наш строгий оппонент плотоядно улыбнулась.
– Голубчик, вы в каком веке живете?
– В двадцать первом.
– Да? А мне показалось, что в девятнадцатом. Это там умствующая интеллигенция мучилась проклятыми вопросами бытия. Что из этого вышло, все знают… Ритм жизни в девятнадцатом веке был другой. Вы посмотрите, что происходит вокруг вас. Москва за десять лет изменилась до неузнаваемости. Новые дома растут, как грибы.
– Дома новы, а предрассудки стары, – не удержалась мой соавтор.
Тень улыбки исчезла с лица приемщицы фильма.
– Что вы имеете в виду? – В вопросе уже прозвучала угроза.
Но, очевидно, моя соавторша закусила удила:
– Да так, к слову пришлось.
– Слова у вас какие-то не те. Думайте, прежде чем говорить. Понимаете, ваш интеллектуал, к которому вы якобы обращаетесь, восемь часов сидит за компьютером. Принимает сотни сообщений и столько же отправляет своим адресатам. Ритм жизни просто сумасшедший. В конце рабочего дня голова у него уже гудит от напряжения, от переизбытка информации. Ему хочется расслабиться, отдохнуть, а вы его еще грузите черт знает чем. Кому нужна ваша тягомотина? Ритм жизни другой. Да и восприятие ее другое, клиповое, если хотите. Проще надо смотреть на жизнь, проще.
К сожалению, я не успел остановить своего соавтора.
– Какая трогательная забота о телезрителе. А вы его спросили, нужна ли ему такая забота?
– А вы?!
– Простите, но мы делали фильм, а не видеоклип, где Петя любит Машу, а Маша любит Пашу. И я, как сценарист, видела свою задачу в отражении окружающей нас действительности во всей сложности ее проявления. Фильм как зеркало бытия.
Глаза нашей строгой оппонентки прямо заполыхали негодованием.
– Ты мне Лазаря не пой! Я ученая. Понятно? (Надо же? Прямо как товарищ Парамонова Галича.) Милочка, я тоже, к вашему сведению, начинала сценаристом в солидной телекомпании, прежде чем занять этот высокий пост. И знаю, что к чему, иначе не сидела бы здесь перед вами. Мудянка это все. Сплошная мудянка. А насчет зеркала – зеркала бывают разные. У вас получилось кривое зеркало. Понятно? Все эти ваши тяжеловесные, заумные комментарии можете выбросить в корзину. Понятно? Дикторский текст должен быть лаконичный, простой, а главное, однозначный, без всяких там ассоциаций, этих ваших интеллигентских штучек-дрючек. Сюжетная линия – прямая, как штык. У вас же – сплошной лабиринт. Из него выбраться невозможно. И главное, фильм должен оставлять зрителя с чувством легкого удовлетворения. И оптимизьма, оптимизьма побольше. Порок наказан, добродетель торжествует. Понятно? И тогда будет рейтинг, понимаете. Нам рейтинг нужен. Рей-тинг! Мы – цепные псы Его Величества Рейтинга.
И тут черт меня потянул за язык.
– Цепные псы, это уж точно. Опять этот мифический рейтинг. Вы размахиваете им, как дубиной…
– Помолчи лучше. Это не я размахиваю. Вы что, с луны свалились? Мы все под рейтингом ходим, понял?
– Но вы нам предлагаете делать совсем другой фильм, – возразил я.
– Ну вот и делайте другой фильм. Этот пациент скорее мертв, чем жив. И лечению не подлежит. Так что делайте другой или не делайте. У нас демократия.
И опять дьявол-искуситель выскочил, как джинн из бутылки.
– Дерьмократия.
– Чего?! – уже почти взревела наша оппонентка. – Что вы себе позволяете, молодой человек?! Сначала научитесь себя вести в солидном обществе.
Я невольно улыбнулся. Это я-то молодой в шестьдесят пять лет, дедушка трех русских революций.
Я, очевидно, был неверно понят.
– Ты чего лыбишься?
И тут меня прорвало. Все охранительные заслоны рухнули. А-а! Где наша не пропадала.
– Милочка, – обратился я к ней как можно вежливей. – Вам бы на рынке шмотками торговать, а не фильмы принимать. – Эта реплика прозвучала как гром среди ясного неба. Начальница застыла с раскрытым ртом. В состоянии то ли злобного экстаза, то ли в высшей степени возмущения. Остальные последовали ее примеру.
Если бы мне сейчас представилась возможность экранизировать пьесу Н. В. Гоголя «Ревизор», я точно знаю, как ставить заключительную Немую сцену перед явлением Ревизора. И тут я понял, что «в профессии святого, как и в профессии вора, самое главное – вовремя смыться», – что мы и сделали. Уже перед тем, как нырнуть в лифт, я услышал рев раненой буйволицы.
Не знаю, как там наверху. Не сталкивался с ними. А среднее звено все на одно лицо. Как будто выбирают из одной колоды. Везде одно и то же. Клиповое, попсовое сознание торжествует. Попса правит бал. Она стоит, как серая, бетонная стена. И об этот волнорез разбиваются волны мало-мальски свежей мысли, творчества, элементарного профессионализма.
Бывшие клипмейкеры становятся модными режиссерами. Смотришь очередной боевик – полуторачасовой видеоклип. За внешней виртуозной формой, которой они, нужно сказать, достаточно хорошо овладели, – пустота, ни единой мысли. И винить его не за что. Он на этом вырос, на клиповой стихии, на клиповой стилистике, на клиповом сознании. Такое впечатление, как будто начинают на пустом месте, как будто не было великой школы советского документального кино: Дзиги Вертова, Льва Кулешова, Романа Кармена, Арановича, Лисаковича, Марины Голдовской, я уж не говорю о Йорисе Ивенсе, Ляморисе, Аньес Варда, Крисе Маркере.
В совдеповские времена, в условиях жесткого тоталитарного режима, режиссеров на телевидение набирали по конкурсу. Я сам пришел на Центральное телевидение, выдержав жесточайший конкурс пятьдесят человек на место. Проходили лучшие из лучших. Режиссеров выращивали. Сначала – ассистент-режиссер. Через три года – режиссер третьей категории. Еще через три – второй. Первую категорию получали только лауреаты всесоюзных фестивалей телевизионных программ. А уж высшую – победители международных конкурсов. И еще одна важная вещь была на ЦТ, которой бы не грех следовать. На ЦТ никогда не прерывалась связь времен. Кадровая политика проводилась такая, что всегда были в коллективе в равной пропорции опытные, грамотные, высокопрофессиональные ветераны, их не выбрасывали за ненадобностью, кроме них были крепкие молодые профессионалы и полная сил зеленая молодежь. Зрелые профессионалы учились у ветеранов и передавали свои знания и опыт начинающим телевизионщикам. Так было и в редакции научно-образовательных и учебных программ, где долгие годы я работал. По признанию ЮНЕСКО наше научно-популярное и образовательное телевидение считалось лучшим в мире. В 1996 году Борис Ельцин одним росчерком пера ликвидировал его. Триста человек, высоких профессионалов, штучный товар, как теперь говорят, в одночасье были выброшены на улицу. А канал, как шубу с барского плеча, Ельцин сбросил на руки очередному олигарху в награду за удачно проведенную предвыборную кампанию. Ломать не строить. На развалинах известно что вырастает в первую очередь. Для того чтобы выросло что-то путное, нужно долго обрабатывать почву.
Это так, лирические отступления, к слову пришлось. А что касается отвергнутого фильма, то с ним произошла любопытная метаморфоза. Прошел год. Я уже давно работал на другом проекте, в хорошем творческом коллективе. Работал над документальной трилогией о трагической и героической судьбе Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Мы объехали всю республику, встречались с удивительными людьми, поистине героями с невероятной судьбой. Я уже сидел на монтаже фильма. Вдруг раздается телефонный звонок.
– Вилен Семенович? Это вас беспокоит шеф-редактор Игорь Романов. Ко мне перешел ваш незавершенный фильм. Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить его к эфиру?
Я с трудом вспомнил, о каком фильме идет речь. В свое время я заставил себя забыть о нем и забыл.
– Все зависит от ваших замечаний, – ответил я, памятуя о трагикомической сдаче.
– У меня нет замечаний, – ответил шеф-редактор. – Фильм сбалансирован, с четкой драматургией, ни убавить, ни прибавить.
– В таком случае, – ответил я, – мне достаточно двух смен озвучания.
На том и порешили. Впоследствии мы с ним встречались. Молодой парень, выпускник ВГИКа, с хорошей профессиональной подготовкой. Что тут скажешь? Хорошо, что такие люди все-таки появляются на наших телеканалах. Но, увы, пока они – как капля здравого смысла и профессионализма в море попсы. Пока еще попса правит бал.
17. Кадры решают все!
Когда-то в достопамятные времена великий вождь и учитель товарищ Сталин произнес крылатую фразу: «Кадры решают все». Я в этом убедился на распределении.
В наши времена, в прошлом столетии, во времена моей студенческой юности учеба в университете заканчивалась распределением. Я шел на распределение спокойно. На меня лежала заявка из литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Каково же было мое удивление, когда начальник отдела кадров Гостелерадио товарищ Л. предложил мне Брянск. Я ему возразил, что вот, мол, на мое имя лежит официальное приглашение из литературно-драматической редакции ЦТ. «Молодой человек, – весьма уверенно и строго заявил товарищ Л., – вы никогда не будете работать на Центральном телевидении». Я заявил, что в Брянск не поеду. Я свободный человек. На что Л. ответил: «Вот и продолжайте свой свободный полет, но за 101-м километром». Так я и долетел в своем свободном полете аж до Алма-Аты. Но все-таки Л. ошибся. Через десять лет я прошел, правда, по жесточайшему конкурсу, на ЦТ. И здесь начальник отдела кадров был бессилен. Это в то тоталитарное время. Сейчас, увы, этот принцип не работает.
Прошло много лет. Тоталитарный режим рухнул. В его разрушении и я принимал посильное участие, за что и получил орден за подписью Ельцина. Благодарность за содеянное не заставила себя долго ждать. В 1996 году, когда «ушли» Попцова, началась зачистка территории от его команды. Я тоже покинул РТР, но только после того, как выиграл суд, и уже по своей воле, когда меня позвал Аркадий Вайнер создавать нравственно-правовой телеканал «Дарьял-ТВ». Мы его создали, и мне за него не стыдно. Он несколько лет занимал нравственную нишу в российском телеэфире. Потом Вайнер продал его шведскому холдингу. С новым руководством канала мне стало не по пути, и я и оттуда ушел и стал сотрудничать с Управлением по производству документальных фильмов РТР. Все шло неплохо. Мои фильмы, такие как «Диктатор Крыма», «Диалоги с Колчаком», получали высокую оценку руководства ВГТРК и телезрителей. Рейтинги их были довольно высокие. Все шло хорошо, пока я не встретился однажды на «Ленинградке» в здании администрации РТР на Ленинградском проспекте с начальником отдела кадров, с которым я когда-то судился за восстановление на работе. Он один остался от прежнего руководства, с кем я когда-то судился. И тем не менее после встречи с ним все как отрезало. Мои сценарии стали отклоняться с дежурной формулировкой «не наш формат». До встречи с ним был успех и тот формат, после встречи – не тот. И тут я понял, что ничего не изменилось в этом далеко не лучшем из миров. Сейчас, как и в достопамятные времена, «кадры решают все!»
18. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется
Случайно нашел в своем архиве старую, пожелтевшую от времени страничку с объяснительной запиской по п оводу сорванной съемки. Этой записке без малого сорок лет. Удивительно, как она смогла сохраниться в моей бурной, изобилующей переменой мест жительства и катаклизмами жизни. Но вот сохранилась, как отпечаток папоротника в угольном слое. Дело было в разгар решения очередной жилищной программы в 1967 году и во время очередной арабо-израильской войны. У них шла война за жизненное пространство, а у нас в самом разгаре война с коммуналками. Хрущевские пятиэтажки росли как грибы в тогдашних окраинах Москвы. Это была не точечная, как нынче, а массовая застройка.
Нашу съемочную группу послали снимать новоселье в одном из таких домов в Новых Черемушках. Дом блистал новизной, как только что испеченный медовый пряник. У каждого подъезда стояли машины с немудреным скарбом новоселов. А на скамеечках у дверей уже сидели вездесущие старушки.
Решили с места в карьер снять синхрон их разговора как штрих к репортажу. Раз старушки у подъезда, значит, дом уже обжитой. Вклинились в самую сердцевину разговора. Одна старушка говорит другой:
– А тут евреи бусурманина по башке как треснут!..
Рабочие, заносившие мебель в подъезд, от такой воинственной реплики вздрогнули и… уронили диван. Падая, диван задел оператора. Оператор, не ожидая такого подвоха, в свою очередь выронил кинокамеру, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Грузчик стал возмущаться.
– Разговорились тут, когда люди работают!..
Как ни странно, бригадир его не поддержал. Он оказался философом.
– А ты что хочешь, чтобы бабульки молчали?! Когда они перестают говорить, значит, они умерли. Понял?
