скачать книгу бесплатно
– Слушай дальше, – Дора будто не заметила язвительный комментарий и продолжила свой рассказ, мечтательно закатив глаза. – И говорит: «Мадам, вы невероятно хороши!» И смотрит. А глаза, глаза… Так бы туда и нырнула!
– Погодь нырять. Не нанырялась еще? Заура вспомни. У того тоже глаза были о-го-го! Ты перед ним с люля-кебабами плясала, а он к бабе другой свалил. Я просто чую, что там другая была. А у тебя пережидал… Пока регистрацию оформит…
Слышать от подруги обидные слова Дора привыкла. Было еще обидней и от того, что догадка Нинкина могла оказаться правдой. Хорошо, что теперь она об этом не узнает. Впереди маячила новая мечта – мечта о красавце с татуировкой на шее.
– Сколько ему?
– В паспорт не заглядывала, но на вид около сорока. И тут на шее, – Дора коснулась своей, чтобы обозначить место удивительного знака. Не отнимая пальца, она продолжила все так же мечтательно, с нотками блюза в голосе, – синяя татуировка в виде штрих-кода.
– Ну, дела! Штрих-код?! Значит можно отсканировать и все про него узнать: сколько детей, жен и где прописан. – А в каком магазине таких продают, не спросила? – грубая шутка сбила мечтательный настрой подруги.
Нинка снова зверски зевнула.
– Ладно, Доруська, ты сильно не мечтай. А то, говорят, мечты сбываются, а ты чего-то недомечтаешь или перемечтаешь, а потом расхлебывай. Как там Лешка? Скоро дембель?
– Уже недолго. Его в другую часть перевели. Лес дремучий вокруг. Бежать некуда. Он меня, конечно, очень огорчил. Но обещал больше не куролесить.
Последние слова Дора договаривала в прихожей, придерживая одной рукой плащ: Нинон никак не могла попасть в рукав. Наконец это свершилось. Сапожные молнии с трудом сомкнулись на внушительных икрах, и она, отдуваясь, выпрямилась перед зеркалом. Королевишна! Никаких комплексов, диет и рефлексий. Здоровая деревенская закваска и непоколебимая уверенность в том, что хорошего человека много не бывает. В том, что она – человек хороший, Нинка ничуть не сомневалась.
– Ладно. Пошла. Пожелай мне встретить мустанга, а не очередного осла или козла.
Слесарь с лямурного сайта ждал ее в пивной «Три поросенка». Итог был известен заранее. Ничего романтического в заведении с таким названием произойти не могло, хотя Нинка в душе надеялась. Она каждый раз надеялась. А надежд таких бывало и по три в неделю.
– Желаю! – привычно произнесла Дора на прощанье, прыская французской водой в щедрое декольте Нинон. Та было возмутилась. Она не терпела сладковатого запаха пачули, которым Дора злоупотребляла, вычитав где-то, что сей запах, привлекает самцов на подсознательном уровне. А еще деньги! Эта чушь настолько запала ей в голову, что в аптеке немедленно был приобретен пузырек с волшебным маслом. С тех пор на ночь Дора обмазывалась с головы до ног, еще и в кошелек капала. Только с деньгами по-прежнему было негусто. Даже новая работа оплачивалась скромнее, чем ее рыночный бизнес.
– Не сопротивляйся! Дело проверенное. Мустанг-то на запах пришел. Так что терпи! – убедительно и грозно приказала Айседора и снова нажала на колпачок распылителя, но как-то неловко, и струя угодила подруге в глаз! Нинон взвыла.
– Ой! Теперь на что ни посмотришь этим глазом, все будет твоим!!! – пытаясь спугнуть показавшуюся слезу, Дора активно замахала ладонью возле лица подруги. – Ты им на приличных мужчин смотри. На остальных можешь другим, – пошутила она, и обе расхохотались.
Заперев двери, Дора еще немного постояла в прихожей, разглядывая себя в зеркале. Тяжелый флакон с парфюмом вернулся на полку. Она взбила руками волосы на затылке и пообещала себе не мечтать перед сном.
Какое там «не мечтать»! Мустанг не выходил из головы. Преследовал и в душе, и за столом, и в постели. Стоило прикрыть глаза или просто задуматься, и он являлся, брал на руки и кружил, кружил… Вроде ей снова шестнадцать.
Дора опаздывала. «Только бы не было Снежаны… Только бы не…» В висках стучало, затылок ломило. Во рту – мерзкий привкус металла, как если бы ночь она проспала с алюминиевой ложкой за щекой. И выпила ведь всего ничего. В сумке постукивала пара бутылочек «Актимеля», купленного по пути. Из-за них-то она сейчас может лишиться места. Ее предупредили: опоздание – увольнение!
Мелким торнадо, раскрасневшаяся, с растрепанными локонами, она ворвалась в сияющий холл. На ходу срывая пальто, промчалась мимо ожидавшего в кресле незнакомца.
– Снежана тут? – бросила коротко из-за стойки.
Мрачный Пшёнкин качнул головой, мол, нет, но с Дориного места так и не встал.
В задумчивости он продолжал чертить на бумажке круги и зигзаги. Причиной его поганого настроения стал очередной отказ в регистрации, а не опоздание сослуживицы, как та могла подумать. Нет. Просто Пшёнкин снова пролетел мимо выборов. Но не унывал. На горизонте уже маячили выборы рангом повыше. На этот раз Пшёнкин разрабатывал стратегию попадания во власть в рядах одной из правящих партий – на себе, как на независимом кандидате, поставив жирный крест, который тут же и изобразил на бумаге.
Дора забежала в «дежурный будуар», он же – комната отдыха, отведенная под нужды консьержек. Пару раз прошлась по волосам расческой, мельком заметив, что пора бы обновить стрижку. Хлебнула из бутылочки «амброзии», сморщилась и, промокнув губы салфеткой, вышла «на работу».
И тут ее ждал сюрприз. Пожалуй, первый из столь ожидаемых. Дом-то – элитный. Значит и жильцы должны быть под стать. Вот он, первый! Как же она не узнала сразу! Дора почти взвизгнула: «Пшёнкин! Смотри! Смотри! Это же этот… Как его… Щас… Точно! Влад Лошанский!» Пшёнкин оказался безучастным к ее восторгам.
– Ты, что не смотришь шоу «Проснись и пой»?!
Охранник нехотя приподнялся, чтобы взглянуть на человека, по поводу которого столько треска, и снова сел.
– Нет. Не смотрю. Я, когда просыпаюсь, не пою. В туалет иду, зубы чищу, завтракаю. Иногда гантелями помашу…
– Да ты что! Его же вся страна знает!
– Ничего-ничего, – угрожающе прошипел Пшёнкин. – Скоро и меня вся страна узнает.
Дора его не услышала. Она уже стояла возле знаменитого гостя с монализовой улыбкой, загадочной и обворожительной. Такая надевалась в особых случаях и только для ценных персон. На курсах для ВИП-консьержек их обучали разным приемам коммуникации. Теперь настало время практики.
– Добрый день! Я могу вам чем-то помочь?
Мужчина оторвался от журнала и поднял глаза.
– Добрый… Снежана Сергеевна уже едет. Спасибо.
Нарушая все запреты и правила, Дора продолжала стоять. Ей хотелось завалить обожаемого шуомена комплиментами, но язык присох к небу. Возможно, по причине вчерашних возлияний, а может от волнения.
Мужчина снова обернулся:
– Селфи?
Ответа не последовало.
Тогда он достал из кармана пиджака визитку и протянул остолбеневшей Доре.
– Вы поете?
Она замотала головой, но тут же опомнилась и схватила визитку.
– У меня подружка поет, – и вдруг осмелела. – Влад! Возьмите ее на шоу. Послушайте. Она поет просто изумительно. Как Синявская и Каллас, и даже лучше Ваенги…
Мужчина вновь оторвал взгляд от глянца с парнями.
– Неужели лучше Ваенги? – в словах сквозила ирония, но Дора не замечала. Вот же он, шанс для Нинон!
– Лучше, лучше… У нее четыре октавы, – кивнула она. – Как у Лепса.
– Ваенгалепс, значит… А как зовут его?
– Кого? – Дора растерялась.
– Подругу вашу как зовут? – Неожиданно мужчина извлек из-под себя крошечную лысую собачку и прижал к груди. Собачка даже глаз не открыла.
– Нинка… – начала было Дора представлять свою подругу, но вовремя опомнилась. – Нинон Шербет.
Мужчина присвистнул. Интерес сверкнул в его пустых глазах.
– Нинон Шербет. Сама придумала?
– Папа с мамой. Это настоящая, не псевдоним. Звучит, правда?
– Правда. О’кей. Визитку?
Дора вернула. Мужчина быстро написал на обратной стороне цифры телефона и фамилию «Слонов».
– Вот. Скоро кастинг в вашем городе. Пусть позвонит по этому номеру. Скажет, что я просил прислушаться. А лет сколько?
– Тридцать семь…
– Ну, да. Самое время оставить кастрюли и выйти на сцену.
– Но…
Возразить она не успела. Алый плащ Снежаны Сергеевны, мелькнувший за дверями, сорвал Дору с места, и она, распрощавшись, поспешно вернулась за стойку, прижимая к груди заветную карточку.
Глава четвертая
– Любой на твоем месте лопнул бы от счастья! Это шанс! Шанс показать себя! Ты ж талант, а талант зарывать – грех. Давай, Нинон… Через неделю позвоним Слонову и…
– Не хочу, – вяло перебила, подцепила на вилку имбирный лепесток, сунула в рот и принялась посасывать его, точно леденец. – Ты ж знаешь, я пою, только когда выпью. А бухой меня на сцену не пустят.
– Вот ты дура, что ли? Я о тебе подумала, а ты о себе не хочешь! Так и будешь до пенсии киснуть среди старья. Я бы сама пошла, будь у меня хоть полторы октавы и дельфиньи легкие. Но я ж как мышь пищу. Даже пятидесяти баллов не набираю. Ну, девочка моя, давай попробуем. Это ж так интересно. Люди новые, тусовка, мужчины, – Дора отправила в рот рисовый комок. Энергично прессуя его зубами, она не переставала нежно уговаривать подругу. Но та с каменным лицом ковыряла имбирную горку. Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия – игра на самолюбии.
– И вообще, еще не ясно, возьмут тебя или нет. – Нинка встрепенулась и, бросив вилку на стеклянный столик, сдвинула брови. Она смотрела в упор. В глазах разгорался бесовский огонек. Дора мгновенно уловила это внутреннее преображение и с нарочитым равнодушием продолжила дразнить. – Знаешь, наверное, ты права. Куда тебе с такой жопой на сцену. Продолжай. Отсиживай ее в душном фонде. Наращивай капитал. К пенсии будешь шестидесятого размера. А попеть мы и в караоке сходим. – Она накрыла ладошкой, лежащую на столе визитку, собираясь ее скомкать. Но глянец был крепок и не поддался. Наоборот, ранил острым срезом нежную ладошку. Дора ойкнула и отдернула руку.
– Ладно. Давай, – зажав между двумя пальцами карточку, точно бритву, Нинка пристально разглядывала побуревший срез. – Если не пройду, вскрою ей вены.
– Нет, ну точно ду… Дурища! – поперхнулась Дора и поспешно выдернула карточку. – Конечно, пройдешь. Давай я позвоню. А то ты еще что-нибудь не то ляпнешь.
– Ляпну. Не сомневайся. Я ж бестолковая, как пень. Позавчера в «Трех поросятах» мы с Анатолием футбол смотрели…
– Сантехник?
– Да. Всем интересно, одной мне – нет. Отмучилась я там два часа. Если бы был какой-нибудь гном с кружкой, я б сразу ушла. А этот – богатырь. Жаром от него так и пышет. Рыжий, и хвост на затылке с мою руку. Прикинь, он про меня забыл.
– Как это?
– Так. Забила его команда на последней минуте. И там такое началось! Со всеми мужиками целовался-обнимался. А потом свалил. В общем, очередной козел.
– Может, ты на него не тем глазом смотрела, – хихикнула Дора, лизнув саднившую ранку. – Я ж тебе говорила. Левым. Левым смотри! А, может, правым… Не помню…
– Да я на него обоими таращилась. А он ни на секунду от экрана не оторвался. В перерыве подмигнул, правда. Говорит: «Подожди, Жанна, я сейчас». Я ему: «Нина я». А он десять минут отливал свои три литра. Пришел и снова в экран уставился. Козел.
– Ты, Нинон, достойна большего. Как запоешь, так все продюсеры, как тигры, у ног твоих сядут. Вот только трикотаж свой обтягучий – в топку. В таком виде на кастинг не нужно. Ты что-нибудь размахаистое купи. Чтобы загадка под фалдами. Чтоб не пугать сразу.
– У меня, между прочим, своя пятерочка. Так-то. Есть чем гордиться, – подбоченилась и выпятила грудь Нинка. Поначалу смурная, и вот уже залихватски веселая, готовая и петь, и даже плясать.
За окном быстро темнело. Поболтав еще немного, они расплатились и вышли на улицу. Дождь тихо сеял холодные капли. Вечер окутал город искусственным светом фонарей и витрин. Осень – безрадостное время. Но для тех, у кого в душе хотя бы покой, она не страшна и не уныла. Просто осень. Очередное время года. Ведь счастье не зависит от погоды. Подруги шлепали по лужам под одним зонтом и, кажется, были счастливы – счастливы от предвкушения какой-то неясной радости, затаившейся за горизонтом. За горизонтом, теперь очерченным глянцевой карточкой надежды.
Суета следующей недели сильно пошатнула бюджет Нинон Шербет. Ее скудный гардероб на сутки пополнился шикарным концертным костюмом ценою с холодильник. Комплект из шаровар и парчового кафтана цвета ржавой листвы, затканного турецкими огурцами, она купила с легкостью жены олигарха. Энергичная продавщица виртуозно ее облапошила. Расправляя складочки, одергивая полочки и разглаживая спинку, она вертелась осой вокруг потенциальной жертвы и все же смогла убедить, что вот этот костюм янычара сидит на ней изумительно.
И теперь не менее изумленная Дора молча ходила вокруг подруги, упакованной в искристый шик, недоумевая, как можно так заблуждаться насчет своего размера.
– Если честно, то вот эта скатерть, – она ткнула пальцем в кусок потертого сиреневого плюша с бахромой, укрывавшего круглый стол в Нинкиной гостиной, – смотрелась бы на тебе не хуже. А даже лучше. Зачем ты опять обтянулась?! Тебя точно нужно на другое шоу. А потом уже петь. Снимай это немедленно!
– По-моему, неплохо. Еще прическу… – упрямая Нинон подобрала тяжелые пряди, быстро скрутила в жгут и прихватила на макушке пластмассовым «крабом». Но они не подчинились и снова рассыпались по плечам. – Хотя и с распущенными неплохо.
– Плохо. Ты сейчас снимаешь все это, складываешь в пакет, и мы идем сдавать.
Нинон умоляюще глядела на подругу, но та холодно отсекла всякие возражения: «Я тебе добра желаю, а та тетка из магазина – бабла!»
Огорченная, уступившая, она аккуратно сложила на тахту и кафтан, и шаровары. На прощание погладила рукой колючую ткань и сунула в пакет. Одежда была близка ей по духу. Если б в той лавке продавался ятаган в качестве модного аксессуара, без сомнения, Нинон приобрела б и его.
Возврат проходил в менее радужной обстановке. Янычарские доспехи назад принимать не спешили, ссылаясь на отсутствие наличных и присутствие внутренних циркуляров. Пришлось попугать старшую из продавщиц Роспотребнадзором и судом. Она кривилась, кому-то долго звонила. Дозвонившись, говорила сбивчиво и быстро, то уходя от посторонних ушей в подсобку, то возвращаясь. В конце концов она открыла кассу, нервными пальцами несколько раз пересчитала купюры и, приняв заявление, рассталась с деньгами.
Теперь путь подруг лежал в менее пафосный магазин. В их спальном районе таких имелось в изобилии.
В торговом зале площадью с футбольное поле был найден наряд на порядок дешевле и скромнее. Весь перекрученный, вывернутый наизнанку, воткнутый как попало в плотный ряд таких же беспонтовых тряпок стокового маркета, он так бы и не дождался своего звездного часа, но Дорин талант отыскивать в куче хлама эксклюзив не дал ему затеряться. Вещица была – вау! – несмотря на обилие крестов перед «L» и надпись «made-in-China». Балахон а-ля Пугачева-80, пепельный с розовыми разводами, скрывал все, кроме головы. Нигде не жал, не топорщился. Напротив, легко и нежно струился, холодя тело.
В примерочной, бросив сумку на табурет, Нинка крутилась перед зеркалом. Вскидывала руку с воображаемым микрофоном, словно она уже на сцене, и низко кланялась, повернувшись к Доре задом – не слишком ли? Нет? Все нормально? Нигде не выпирает? Тебе нравится? Дора в кабинку не помещалась, да и Нинке в ней было тесновато. Неподалеку в зале сверкало зеркало. Нинон выбежала к нему, повертелась, сделала еще пару пассов руками под одобрительные хлопки подруги. И минуты не прошло, как она вернулась в примерочную. Стянула платье, уже надела свою кофту и тут заметила, что сумка расстегнута…
– А-а-а!!! – Утробное рычание взбешенной львицы напугало Дору. Она отдернула шторку. В углу на табурете сидела полуголая Нинка с выпученными глазами. На ее бледных ляжках лежала раскрытая сумка.– Кошелек спи… пи… пи… – заикалась она.
Не раздумывая, юркой мышью Дора неслась по рядам в надежде отыскать вора. Но куда там – его и след простыл! Недовольная кассирша вскинула брови: «Мы не отвечаем. За вещами смотреть нужно. А видеозапись только по требованию полиции. И вообще – сами виноваты».
– Концерт окончен. Гаснет свет… – неспешно выплывая из примерочной, почти басом подвела итог Нинка. Вешалку со злосчастным балахоном она оставила на ближайшей стойке и уверенно направилась к выходу. – Видно не судьба, видно не судьба… – тихо подвывала она.
Семенившая за ней Дора подхватила наряд.
– Как ты быстро сдалась! Ну, украли, и что? Не жить теперь? Знаешь, как евреи говорят? Спасибо, Господи, что деньгами! Подумаешь, пятнадцать тысяч. Я тебе куплю это платье.
Дора комкала злосчастный наряд, отыскивая бирку с ценой. Наконец нашла. – Всего-то полторы…
– Нееет! – гаркнула Нинка на суетливую подругу и, вырвав из ее рук балахон, кинула в корзину с носками. – Нет!
Брать снова – идти наперекор. Такие вещи с ней не проходили. Сказала – отрезала. Заявление в полицию писать не стала. Смысл? Если и найдут, то денег все равно не вернут. К тому времени они уже будут потрачены.
Неудачный день подругам скрасил пакет жутко кислых «Жемчужных слез». Та еще дрянь. Поначалу Айседора хотела утешиться любимым мартини, но кассирша никак не могла найти ключи от витрины, за которой прятали благородный напиток от любителей распивать в торговом зале.
«Фиг с ним! Берем бумажное», – распорядилась Нинон и цапнула со стойки ординарное в тетрапаке.
Разлитые по стаканам, «Слезы» хорошо пошли под золотистые оладьи из хека. На душе сразу потеплело и захотелось любви и песен. Любить было некого, и они спели. Успешно. Соседи дружно аплодировали по батарее, и Нинон ответила им новым залпом из Ваенги!
Груди ее, стиснутые тугим лифчиком и полуприкрытые цветастым халатом, вздрагивали, когда она жадно хватала воздух. Отбивая ложкой по столу в такт любимой мелодии, Айседора подхватывала гласные и выдыхала их с трескучим звуком голодной саранчи. Допев, они выпивали и снова затягивали до дурноты надоевший шлягер с двумя гениальными строками в припеве: «А вокруг тишина, взятая за основу…»
Под конец банкета решено было, что петь Нинон будет, и даже неважно, в чем и что. Главное – как!
Позвонить Слонову хотелось немедленно. Спеть, поразить и застолбить место в «раю»! Но, к счастью, телефон его был недоступен. Случись теперь разговор под хмельком, неизвестно как бы сложилась певческая карьера Нинон Шербет. А пока у нее был шанс прославиться, пусть и попав в избранные через тайную дверку.
