За Родину и Славу. Вторая война за Силезию (1744-1745)

скачать книгу бесплатно

За Родину и Славу. Вторая война за Силезию (1744-1745)
Виталий Зябриков

Середина XVIII века в Европе была отмечена сильнейшим кризисом, который трансформировал систему международных отношений на континенте. Одним из результатов нескольких тяжёлых военных конфликтов стало ослабление в Германии позиций Австрии и становление прусской державы, как нового важного фактора европейской системы государств. Работа посвящена одному из этапов этого конфликта, получившего название Второй Силезской войны (1744-45), по итогам которой прусскому королю Фридриху II удалось отстоять провинцию Силезию. Основной акцент сделан на описании и анализе военных операций и сражений. Вместе с тем, значительное место уделено политическому контексту. Освещены события, происходившие как при союзных Пруссии дворах (Франция, Бавария), так и при дворах противников (Австрия, Саксония) и нейтральных государств (Великобритания, Россия). Книга написана на основе широкого круга источников и литературы, и будет интересна как специалистам, так и любителям военной и политической истории XVIII века.

Виталий Зябриков

За Родину и Славу. Вторая война за Силезию (1744–1745)

Введение

Среди военных конфликтов, которыми была так богата эпоха «Старого порядка», войне за Австрийское наследство (1740-48) принадлежит особое место. Кризис 1740-х годов оказал значительное влияние на систему международных отношений в Европе, претерпевшей в своей основе кардинальные изменения, и полностью изменил внешнеполитическую конфигурацию на континенте. Эти события, с лёгкой руки Альбера де Брольи получившие название «Дипломатическая революция XVIII века», связаны, прежде всего, со стремительным увеличением роли Пруссии в европейских делах и вхождением этого королевства в круг великих европейских держав. Тема «Дипломатической революции» хорошо изучена и является предметом множества исследований. Однако предшествующему периоду войны за Австрийское наследство в современных исследованиях уделено заметно меньше внимания. Войну за наследство последнего Габсбурга называют наиболее сложным конфликтом XVIII века (Anderson), а причудливое переплетение интересов участвующих сторон даже дало повод говорить о её аномальности (Lodge). Многогранность данного конфликта действительно делает его значительно более сложным, чем просто столкновение двух коалиций. По сути, война за Австрийское наследство служит общим определением для ряда конфликтов, некоторые из которых не имеют прямого отношения к самому наследству, как, например, англо-испанская война. Англо-французское соперничество, итальянские претензии Испании, старый антагонизм между Бурбонами и Габсбургами и ряд других противоречий нашли выход в конфликте 40-х годов XVIII века. Центральное место в этом ряду занимает новое противостояние Пруссии и Австрии, получившее по имени спорной провинции название Силезских войн. Важность этого конфликта объясняется тем, что именно прусский король Фридрих II нажал на спусковой крючок и привёл в движение лавину этих противоречий. Однако в современных исследованиях войнам первых лет правлений короля Фридриха уделено значительно меньше внимания, чем, например, последующей Семилетней войне с её яркими военными событиями.

Во времена Реформации процесс обособления германских княжеств от центральной императорской власти получил мощный импульс, а Вестфальский мир оформил права князей на свою независимую внешнюю политику. Наиболее сильные германские князья получили возможность выстраивать собственные системы безопасности, параллельно стараясь закрепить достижения приобретением более высокого политического статуса. Саксония в 1697, Бавария в 1743, Брауншвейг-Люнебург в 1692 и 1714, Гессен-Кассель в 1720 годах представляют собой наиболее яркие примеры. Маркграф Бранденбургский, как один из влиятельнейших имперских князей, также получил королевский титул в 1701 году. Но, в отличие от курфюрстов Брауншвейг-Люнебурга и Саксонии, ставших королями Великобритании и Польши, корона Восточной Пруссии была искусственной и не придавала её обладателю никакого дополнительного политического веса. Тогда как его соседи-конкуренты в Германии, Ганновере и Саксонии могли на равных разговаривать с Веной, прусский король был вынужден довольствоваться подчинённым положением рядового германского князя. Корона без королевства, сильная армия и мощная экономика, но слабое политическое влияние – такое неопределённое положение было нестерпимым для молодого и амбициозного короля. Однако будет преувеличением считать, что прусский монарх хотел возвысить своё королевство до ранга ведущих европейских держав, таких как Франция или Англия. Для этого у Пруссии не было возможностей, и король полностью отдавал себе в этом отчёт. Его цель была скромнее – освободиться от габсбургского диктата, получить полную свободу действий и сделать Пруссию второй самостоятельной силой в Германии.

Но для достижения своей цели король избрал иные методы, чем его предшественники и соседи, находившиеся всё ещё в плену имперского сознания и действовавшие путём мирных и часто очень продолжительных переговоров. Он удивительно точно понял суть сложившейся тогда системы международных отношений, основанной на силе, а не на праве. Ярким тому подтверждением была судьба испанской монархии, которая была расчленена произвольным образом. Убеждённость, что лишь при помощи силы можно защитить интересы и безопасность своей страны, определила политические убеждения и методы молодого короля. В отличие от политики отца, его политика была до крайности прагматична. Армия, которая при Фридрихе Вильгельме замышлялась, как сила сдерживания, стала для его наследника инструментом экспансии – политики, которая, как писал король, присуща всем великим державам. Свою готовность к применению оружия король показал сразу после вступления на престол во время Герштальского инцидента. Но первый серьёзный свой удар король нанёс спустя несколько месяцев в Силезии, когда быстрым занятием провинции поставил своих противников перед свершившимся фактом (N?rnberger). В результате двух лет напряжённой борьбы прусскому монарху удалось отстоять своё новое приобретение, что было закреплено условиями договора в Бреслау в июне 1742 года. Присоединение этой провинции существенно умножило ресурсы Прусского королевства и, что не менее важно, ограничило возможности габсбургской монархии.

Очевидно, что без учёта личных качеств короля Фридриха – полководца, дипломата и, наконец, человека – невозможно изучать этот период. Всё управление военными и политическими делами было сосредоточено в руках короля, который собственноручно руководил прусской политикой и возглавлял свою армию. Однако в задачи данной работы не входит оценка личности прусского короля. Здесь не будет дано ответа на животрепещущий вопрос, который занимал и продолжает занимать умы исследователей данного периода (Szabo) – было ли возвышение Пруссии закономерным явлением, обусловленным объективными предпосылками и гением прусского монарха или же это череда счастливых для короля-авантюриста случайностей? И, тем более, не ставится цель обвинить или оправдать короля, выставить его виновником или жертвой бурных событий 1740-60-х годов. Распространённая ранее точка зрения о «краже» (Macaulay) или «разбое» (Carlyle), возможно, покажется справедливой с моральной точки зрения, но в политике мораль и даже право часто имеют подчинённое значение. Это тем более справедливо для системы международных отношений XVIII века, основанной на идее равновесия сил, то есть, принципа, при котором сила ограничена лишь другой силой. И всякий раз, когда позволяли обстоятельства, моральные и даже правовые соображения отодвигались в сторону. Реюньоны Людовика XIV, захват Гибралтара и Менорки Англией, Лотарингии – Францией, разделы Польши – это лишь немногие из примеров в целой веренице подобных «краж».

В XIX веке исследователи уделяли большое внимание теме войны за Австрийское наследство и Силезским войнам. Особенно это касалось германских и австрийских исследователей. Австро-прусский конфликт ещё сохранял свою актуальность, и историки неоднократно возвращались к его истокам и личности короля Фридриха, как его инициатора. Эта тема занимала «гигантов» исторической науки того времени – Леопольда фон Ранке, Иоганна Густава Дройзена, Рейнгольда Козера (Германия), Альфреда фон Арнета (Австрия), Альбера де Брольи (Франция), Томаса Карлайла (Великобритания). Для нашего повествования при этом важно, что, наряду с политическими процессами, данные исследователи большое место уделяли военным событиям. Два других фундаментальных труда имели своей непосредственной целью описание военных действий, кампаний и сражений эпохи Фридриха Великого и Марии-Терезии Австрийской. Речь идёт о трудах «Die Kriege Friedrichs des Grossen» германского Большого Генерального штаба и «Kriege unter der Regierung der Kaiserin-Konigin Maria Theresia», изданной по заданию начальника Императорско-Королевского Генерального штаба. Обе работы преследовали широкие цели, но начало Первой Мировой войны нарушило эти планы. Германское издание охватывает период Силезских войн и Семилетней войны до 1760 года, а австрийское вообще ограничивается описанием войны за Австрийское наследство («Oesterreichischer Erbfolge-Krieg»).

События бурного XX века оттеснили на второй план тему Силезских войн, хотя в 30-е годы личность короля Фридриха и войны, которые вела Пруссия в его правление, вновь стали привлекать интерес германских исследователей. Затем последовали десятилетия забвения. Хотя в этот период появлялись работы, посвящённые международным отношениям (Braubach, Mediger и др.), тема Силезских войн оказалась обойдённой вниманием исследователей. Военная история в обеих Германиях и Австрии переживала сложные времена, а внимание военных историков привлекали больше события XIX–XX веков.

В последние десятилетия наблюдается возрождение интереса к эпохе Старого Порядка и, в частности, к эпохе короля Фридриха II. В первую очередь, это касается изучения среды и контекста – внешней политики и международных отношений, армии и общества, налогов и государственных структур. В отношении военной истории интерес сместился от описания кампаний и сражений в сторону изучения систем найма и обучения, финансирования и логистики. Это, безусловно, интересные, важные и перспективные для изучения аспекты жизни армии и государства того времени, но, как пишет Браунинг, чтобы понять, почему была выиграна война, необходимо также знать, как развивались военные действия. Но как раз ходу военных действий в последнее время посвящено немного работ. Рид Браунинг в своём эссе «Новый взгляд на Силезские войны» (New Views on the Silesian Wars) дал подробный библиографический анализ данной темы. Статья появилась в 2005 году, и с тех пор этот список расширился (Showalter, Szabo, Quereng?sser и др.). Однако исследователи либо описывают военные действия общим планом, уделяя отдельным кампаниям лишь несколько страниц, либо, напротив, сосредоточив внимание на одном событии или сражении. С другой стороны, упомянутые ранее работы австрийского и германского генеральных штабов представляют собой большой массив информации, изобилующий мельчайшими подробностями и бесчисленными документальными свидетельствами. Эти издания до сих пор считаются самыми авторитетными описаниями Силезских войн, но временами излишняя подробность и тяжеловесность подачи материала усложняют их восприятие. Кроме того, некоторые содержащиеся в них данные уже стали предметом критики в более поздних работах, что является ещё одним доказательством, что точка в исследовании Силезских войн ещё не поставлена. Задачей данной работы является представить читателю описание кампаний и сражений Второй Силезской войны, избегая, по мере возможности, избыточных подробностей, и включив данные более поздних исследований. Также в конце каждого раздела будет дан обобщающий анализ кампании.

Ради целостности повествования пришлось пожертвовать некоторыми политическими или военными событиями. В первую очередь, это касается присоединения к прусским владениям Восточной Фрисландии в 1744 году, которое последовало в самый разгар подготовки к войне.

Несмотря на то, что главной задачей данной работы является описание военных событий, исследование конфликтов той эпохи требует более широкого подхода. Война в те времена была настолько обременительна, что ни одна, даже самая мощная держава, как Франция Людовика XIV, не могла долго вынести груз войны без катастрофических последствий. Это резко повышало ценность союзников, а значит, роль дипломатии. Случалось, что умелым дипломатическим ходом была выведена из борьбы целая страна или, наоборот, приобретён ценный союзник, вступление армии которого могло изменить ход войны. Это было время активных и гибких дипломатических отношений, где в короткое время создавались, разрушались и вновь создавались коалиции, а недавние союзники становились врагами, чтобы вскоре вновь примириться. Поэтому перипетиям европейской политики в период 1743-45 годов на этих страницах также отведена значительная роль.

Часть I

Мирные годы

Глава I. Дипломатия льва

Известие о подписании в июне 1742 года мирного договора в Бреслау, завершившего войну с Австрией[1 - В данной работе термины Австрия и Габсбурги и производные от них используются как синонимы. Равно как и термины Англия и Великобритания, Республика Соединённых Провинций и Голландия и Брауншвейг-Люнебург и Ганновер.], было встречено по всему прусскому королевству ликованием и празднествами. Перезвон колоколов и огни фейерверков возвещали о победе молодого короля Фридриха и прусского оружия, благодаря чему королевство приросло ещё одной провинцией – богатой и цветущей Силезией, жители которой праздновали это событие наравне с другими подданными прусской короны. Именно здесь, в силезском городе Яуэр (Jauer), 15 июня на одном из транспарантов появилась надпись «Frederico Magno», впервые и, быть может, преждевременно, наделившая молодого короля тем лестным эпитетом, с которым его имя навсегда войдёт в мировую историю. Сам монарх-победитель, дождавшись австрийской ратификации договора, под звуки фанфар и салютов выехал из Бреслау в Берлин. По дороге его встречали толпы восторженных подданных и иностранцев, желавших увидеть «покорителя Силезии». В те дни он писал своему другу Жордану (Jordan), что «возвращается домой с отрадой и что Отечеству не в чем его упрекнуть», приглашая его вернуться к их излюбленным философским прогулкам под липами Шарлоттенбурга или в уединении Ремюсберга[2 - Замок Рейнсберг (Rheinsberg) или Ремюсберг (Remusberg) – излюбленная резиденция короля Фридриха, где он жил долгое время ещё будучи кронпринцем.]. После опасностей и лишений военных походов, после крови и жестокостей сражений предаться идиллии и найти успокоение в беседах под мелодичное течение Шпрее или Рина.

Но отдых оказался слишком коротким. Всего пара дней, после чего неотложные государственные дела вновь вырвали короля из объятий муз. Первая и самая сложная задача была решена. Вена в официальном договоре признала передачу Силезии и Глаца. Но обстоятельства меняются, и вечных договоров не бывает, о чём король Фридрих, нарушивший за два года войны два договора[3 - Договор с Францией и Кляйн-Шнеллендорфскую конвенцию о перемирии с Австрией.], знал, наверное, лучше других. Государственный интерес и забота о благе своих подданных, по собственному выражению прусского короля, для каждого государя должны быть выше любых обязательств[4 - Из письма Жордану от 15 июня 1742 года из лагеря под Куттенбергом: «… для государя благо всей нации есть цель, достижение которой является его долгом; ради этой конечной цели он должен пожертвовать даже самим собой, не говоря уже о принятых на себя обязательствах, если они начнут угрожать благу его народа».]. Таким образом, для упрочения территориальных приобретений и предотвращения австрийской попытки реванша необходимо было заручиться гарантиями со стороны ведущих европейских держав. При этом лучшим вариантом было включение условий Бреславльского договора в статьи будущего общего мира, что обеспечивало бы их признание, как непосредственными участниками мирного договора, так и его гарантами. Однако летом 1742 года, пожар войны, утихнув на востоке, вспыхнул новым пламенем на западе континента, в результате чего всеобщее умиротворение в Европе стало казаться делом далёкой перспективы.

Прелиминарный в Бреслау и окончательный в Берлине мирные договоры июня – июля 1742 года, оформившие успех силезского предприятия прусского короля, не завершили начатой им войны, которая даже после выхода из конфликта самого его зачинателя продолжала развиваться самостоятельно, вовлекая в военно-политический водоворот всё новые страны. Заключение прусско-французского договора в первых числах июня 1741 года и открытие Францией осенью военных действий вывело конфликт между Австрией и Пруссией на новую стадию эскалации и придало ему характер общеевропейской войны. К концу года, после взятия союзниками по антиавстрийской коалиции Праги и отступления короля Фридриха от Кляйн-Шнеллендорфской конвенции, раздел владений Габсбургского дома казался неизбежным. Однако возвращение стратегически важных территорий южной Богемии и катастрофа союзников под Линцем в самом начале 1742 года позволили австрийцам компенсировать потерю Праги. Курфюршество Бавария, родовое княжество новоизбранного императора Священной Римской империи Карла VII, оказалось в руках спасителя Вены австрийского фельдмаршала Кевенхюллера. В результате неудачного похода в Моравию, союзники окончательно потеряли инициативу, после чего стало очевидно, что Габсбургский дом, защищать который в это тяжёлое время выпало на долю молодой королеве Венгерской и эрцгерцогине Австрийской Марии-Терезии, сумел выстоять, а война затягивается. Это понимание полностью изменило внешнеполитическую картину. У победы всегда много друзей, тогда как удел поражения – одиночество. Так и сейчас, поражения франко-баварских войск и пошатнувшиеся позиции Франции в Европе придали мужества друзьям и союзникам Габсбургов в Германии и ободрили её врагов.

Первые и очень существенные изменения произошли в Англии, где общественное мнение было крайне возмущено позицией министерства по отношению к Австрии, а также неудачами в войне с Испанией. Заключение английским королём и курфюрстом Ганновера Георгом II конвенции о нейтралитете Ганновера[5 - Конвенция о нейтралитете Ганновера была заключена 27 сентября 1741 года. Под угрозой вторжения в Брауншвейг-Люнебургское курфюршество французской армии Вестфалии и прусского корпуса князя Ангальт-Дессауского король Георг вынужден был уступить французским требованиям и отказаться от поддержки Марии-Терезии, а также передать свой голос, как курфюрста Брауншвейг-Люнебургского, на будущих выборах императора Священной Римской империи в пользу кандидатуры курфюрста Баварии Карла-Альбрехта. Часто датой заключения конвенции указывается 28 октября 1741 года. Данная дата является ошибочной и указана в работе М. де Коха (Koch) и Ф. Шёлля (Schoell) «Histoire abrеgеe des traitеs de paix…» (T. II, Paris, 1817), тогда как другие исследователи независимо друг от друга называют другую дату – 27 сентября (Грюнхаген, Прибрам, Карлайл, Дройзен и друг.).] и его согласие голосовать на выборах императора Священной Римской империи за французского кандидата Карла-Альбрехта Баварского английское общество восприняло как неслыханное унижение и очевидное доказательство зависимости английской политики от континентальных интересов короля Георга. Теперь все были настроены против всемогущего министра Роберта Уолпола (Walpole). На выборах в палату общин в декабре 1741 года его партия потерпела поражение, а сам Уолпол после жарких дебатов в феврале 1742 года вынужден был подать в отставку и удалиться в своё поместье. На смену длившейся 21 год «Робинократии» власть в английском министерстве перешла к оппозиционной группе вигов-патриотов во главе с лордами Пултенеем (Pulteney) и Картеретом (Carteret), видевших первую свою задачу в ослаблении Бурбонов и поддержке Австрии. Ещё в начале 1741 года, после занятия прусским королём Фридрихом Силезии, Картерет заявлял в парламенте о необходимости поддержать дело Марии-Терезии: «Если Австрийский дом падёт, мы вынуждены будем содержать в мирное время так много войск, что это нас погубит». Несколько позже, в январе 1744 года он произнесёт в палате лордов слова, которые можно считать основой не только его системы, но и всей английской внешней политики в Европе в последующие десятилетия. Он заявил, что Великобритания обязана постоянно поддерживать Габсбургов, как противовес Франции, «ибо если французский монарх случайно обнаружит, что он свободен от соперников на континенте, то решит, что завоевания его вне опасности, и сможет сократить численность гарнизонов, оставит крепости и распустит армию; но те сокровища, которые позволяют ему заполнять поля солдатами, вскоре дадут ему возможность осуществить планы гораздо более опасные для нашей страны… таким образом, милорды, мы должны … оказывать содействие Австрийскому дому, ибо он является единственной силой, которую можно положить на чашу весов, дабы перевесить мощь государей из династии Бурбонов». Опасения английских министров перед этой угрозой были вполне обоснованы, так как со времён Кромвеля Англия, из опасения военной диктатуры, содержала небольшие сухопутные силы, предпочитая сдерживать Францию при помощи наёмных войск континентальных союзников. И хотя в годы войны за Испанское наследство английская армия достигала внушительной численности в 70 000 человек, уже сразу после заключения мира она была настолько сильно сокращена, что для подавления якобинских бунтов в 1715 и 1719 годах пришлось перевозить на остров голландские войска. Поэтому, в условиях роста влияния Франции на континенте, главной задачей английской политики стало восстановление системы союзов, в которой Австрии отводилось главное место.

Лорд Картерет обладал выдающимися способностями, сочетая качества политика со знаниями учёного, полученные им за годы обучения в Оксфордском университете. Оттуда же, вместе со знаниями многих языков, истории и прочих наук, будущий госсекретарь вынес страсть к вину, отчего его министерство в народе прозвали «министерством пьяницы». Лорд Картерет был вигом старой школы, являлся сторонником продвижения английских интересов на континенте и мыслил категориями Большого Альянса. Будучи чрезвычайно честолюбивым, он последовательно добивался решения главной задачи – унизить Францию и Испанию и вернуть Англии место арбитра в Европе, приобретённое по итогам войны за Испанское наследство и окончательно утерянное в последние годы министерства Роберта Уолпола. Встав во главе британского министерства, Картерет убедил короля Георга денонсировать конвенцию о нейтралитете Ганновера, найдя формальный повод в том, что при заключении конвенции забыли упомянуть о сроках действия данного соглашения. Это деяние будущий премьер-министр герцог Ньюкаслский позже назовёт лучшим из того, что Картерет когда-либо сделал. Однако сам министр не собирался на этом останавливаться и последовательно осуществлял план по изоляции испанских и французских Бурбонов и формированию против них широкой европейской коалиции, подобной Большому альянсу конца XVIII века. По плану герцога Ньюкаслского, в коалицию, помимо Англии и Ганновера, должны были войти ближайший английский союзник Голландия, а также Австрия, Саксония, Пруссия, Сардиния и Россия. Помимо бурбонских монархий, это были самые сильные в военном отношении державы континента. По выражению лорда Картерета, его цель состояла в том, чтобы лишить корону Франции её союзников и объединить всю Европу для псовой охоты на неё. Были восстановлены отношения со Швецией, куда в ранге министра был направлен Гай Диккенс (Dickens), что позволило возобновить в Стокгольме совместную с Россией работу по ограничению французского влияния в этой стране. В Италии также предпринимались меры по изоляции Бурбонов, и здесь Великобритания, находившаяся в состоянии войны с Испанией, могла использовать не только дипломатические, но и военные средства. Аппенинский полуостров, хотя и представлял собой отдельный и почти изолированный театр военных действий, но являлся неотъемлемой частью единого дипломатического поля Европы и происходящие там события часто оказывали сильное влияние на внешнеполитические процессы в других частях Европы. Именно поэтому здесь представляется уместным подробнее рассказать о событиях, происходивших в это время по другую сторону Альпийских гор.

Итоги войны за Польский трон, основные события которой происходили далеко от границ Польши, не удовлетворили Мадрид, где внешняя политика со времени развития душевной болезни короля Филиппа V была подчинена династическим интересам Елизаветы Фарнезе. Слова французского посланника в Мадриде кардинала Реннского хорошо характеризуют сложившееся при мадридском дворе положение: «Здесь управляет один лишь ум, и это ум королевы Испании; никто не осмеливается предложить то, что против её желания, и, таким образом, вся испанская монархия сводится к её единственной персоне…». Елизавета намеревалась обеспечить обоим своим сыновьям, Дону Карлосу и Дону Филиппу, земельные владения в Италии за счёт Австрийской монархии. Благодаря заключённому кардиналом Флери (Fleury) миру, Дон Карлос действительно приобрёл Неаполитанское королевство, но Габсбурги смогли сохранить своё влияние на Аппенинах, получив родовые владения Дома Фарнезе герцогство Пармское и Пьяченцу. Кроме того, к Габсбургам также перешла Тоскана, Великим герцогом которой после смерти последнего Медичи стал супруг Марии-Терезии Австрийской и будущий император Франц-Стефан. Узнав о заключении мира между Версалем и Веной, Елизавета Фарнезе пришла в ярость, но изменить ничего не могла.

Таким образом, на Аппенинах был установлен баланс сил между Бурбонами и Габсбургами, что играло на руку ещё одному влиятельному игроку – Его Сардинскому Величеству Карлу Эммануилу. Во время войны за Польский трон король Сардинии в обмен на обещание Миланского герцогства выступил против Габсбургов, и был жестоко разочарован заключением мира без его согласия. Теперь, с началом войны за Австрийское наследство и выступлением Испании против Марии-Терезии и Прагматической санкции, баланс сил на полуострове мог сильно измениться. Карл-Эммануил и его министры опасались не Испании, которая, даже если бы ей удалось перевести войска в Италию, имела бы критические проблемы с их снабжением и пополнением. В Турине более всего опасались усиления Франции, а ещё точнее – Франции в союзе с Испанией. Испания собрала в Каталонии армию в 40 000 человек, но пока кардиналу в Версале удавалось сдерживать «партию войны», а на Средиземноморье господствовал английский флот, претензии Мадрида не могли быть реализованы.

Сардиния обладала сильной армией и контролировала альпийские проходы, ворота в Италию, что делало Его Сардинское Величество желанным союзником. Поэтому, получив предложения о союзе одновременно из Вены и Мадрида и сознавая заинтересованность в помощи Сардинского королевства как со стороны галлиспанцев[6 - Данный термин широко использовался в то время для обозначения союза Франции и Испании.], так и со стороны австрийцев, «хозяин Альп» решил не торопиться с ответом, и пока лишь наблюдать за развитием событий. Король Карл-Эммануил не был альтруистом. Ни один государь, ни даже король Фридрих Прусский, как пишет Лодж (Lodge), не преследовал настолько открыто свои интересы. Как раз непостоянство сардинских королей во внешней политике, дало повод другому британскому историку Коксу (Coxe) говорить о «характерной алчности Савойского дома». Король не скрывал, что хочет получить земли в Ломбардии и выход к морю на лигурийском побережье. И теперь, несмотря на настоятельные призывы со стороны Великобритании отказаться от контактов с Бурбонами, Карл-Эммануил был готов принять сторону тех, кто предложит лучшие условия и снабдит их надёжными гарантиями. При этом в ситуации конца 1741 года, когда Австрия переживала тяжёлые времена, для него было предпочтительнее получить эти выгоды от Вены, чем от Мадрида. Это позволяло ему поддерживать равновесие между Бурбонами и Габсбургами в Италии, на чём основывалась политика Сардинского королевства. Ведя консультации одновременно с двумя сторонами, король Карл-Эммануил, по выражению Ранке, вёл себя подобно своим знаменитым предкам, средневековым кондотьерам, будучи готов присоединиться к тем, кто больше предложит.

Но в конце 1741 года большая часть австрийских войск была переведена из Италии в помощь фельдмаршалу Кевенхюллеру (Khevenh?ller), который с их помощью провёл блестящую операцию по взятию Линца и оккупации Баварии. После этого испанские войска высадились в тосканских портах Президио, доставшихся Дону Карлосу вместе с короной Неаполя и Сицилии по результатам войны за Польский трон. В этот момент возникла действительная опасность изгнания австрийских войск из Италии, результатом чего стало бы резкое усиление испанских Бурбонов. Тогда земли Сардинского королевства были бы окружены бурбонскими владениями, что угрожало его самостоятельности и суверенитету. Исходя из этого, король Карл-Эммануил решил принять сторону Марии-Терезии и попытаться расстроить широкие планы испанской Ксантиппы, как остроумно назвал королеву Елизавету британский историк Карлайл (Carlyle). 1 февраля 1742 года в Турине австрийским министром графом Шуленбургом (Schulenburg) и сардинским министром маркизом д’Ормеа (d’Ormea) была заключена конвенция, которая, по выражению кардинала Флери, не имела аналогов в дипломатической истории и напоминала скорее контракт о приёме на работу, чем политическое соглашение. Согласно её статьям, король Сардинии обязывался помочь Марии-Терезии в обороне Ломбардии, Пармы и Пьяченцы и атаковать союзника Бурбонов герцога Моденского, пообещав на время действия соглашения не покушаться на австрийскую Ломбардию. Таким образом, Карл-Эммануил был вынужден помочь Марии-Терезии, пытаясь вернуть комфортное для себя состояние равновесия Бурбонов и Габсбургов в Италии.

Данное соглашение полностью соответствовало интересам Великобритании, которая выступила в роли посредника во время австро-сардинских переговоров. Более того, некоторые исследователи (Карлайл, Лодж, Кох) считают, что англичане намеренно отозвали свою эскадру из Западного Средиземноморья и позволили испанским транспортным кораблям беспрепятственно пересечь море. К середине января испанцы высадили в портах Президио и заливе Специи (Spezzia) около 25 000 солдат. Командование над этим корпусом принял победитель при Битонто (Bitonto) и покоритель Неаполя времён войны за Польский трон герцог Монтемар (Montemar), к которому присоединились около 20 000 неаполитанцев короля Карла[7 - Уход английского флота был немедленно использован английской парламентской оппозицией как дополнительный повод для обвинений в сторону Уолпола, которого теперь считали способным даже отдать Испании Гибралтар. Таким образом, эти события также повлияли на решение об отставке Уолпола.]. После этого пожар войны в Италии вспыхнул ярким пламенем, а Карл-Эммануил, к полному удовлетворению Лондона, вынужден был прекратить свои колебания и поддержать Марию-Терезию против Испании.

Затем английский флот блестяще выполнил важнейшую задачу по выведению из войны Неаполитанского королевства. В одну августовскую ночь отряд кораблей из английской средиземноморской эскадры Мэтьюза (Mathews) под командованием коммодора Мартина (Martin) неожиданно появился на рейде Неаполя. Встав на якорь в зоне досягаемости до города корабельных орудий, коммодор приказал передать Его Неаполитанскому Величеству, что если в течение одного часа (по другим данным, двух часов) он не подпишет распоряжение о возвращении неаполитанских войск домой и не объявит о нейтралитете, его прекрасный средиземноморский город будет превращён в груду развалин. Королю Карлу, осаждаемому толпами испуганных горожан, ничего не оставалось, как принять этот ультиматум. Ещё сутки понадобились на подготовку необходимых приказов, а утром Мартин снялся с якоря и растворился в морских просторах. Молниеносная и изящная операция.

Наряду с Италией, где Лондону удалось ослабить Бурбонов и усилить Габсбургов, английское министерство с приходом лорда Картерета начало дипломатическую атаку против Франции в Германии. Также как и в Италии, основная задача здесь состояла в ослаблении антиавстрийской коалиции и формировании мощного антифранцузского союза. Необходимо было разрушить систему, с величайшим трудом выстроенную герцогом Бель-Илем (Belle-Isle), и на её обломках создать новую, но обращённую уже против Франции. Главное место в этой системе отводилось Австрии, на поддержку которой теперь были направлены большие силы и средства. Мария-Терезия имела все основания быть разочарованной в поддержке Англии после отказа короля Георга II ратифицировать субсидный договор от 24 июня 1741 годы и давления, которое английская сторона оказывала на неё, требуя уступками оплатить заключение мира с королём Фридрихом. Даже одобренные парламентом 300 000 фунтов стерлингов выплачивались крайне скупо, а четверть из них вообще были изъяты королём Георгом[8 - Здесь приведена версия Арнета, согласно которой в австрийскую казну поступило 220 000 из 300 000 фунтов стрелингов. Другой австрийский историк Евгений Гуглиа (Guglia) утверждает, что австрийская сторона получила всю сумму целиком.]. На все требования о помощи на основании договора от 1731 года, которым Великобритания гарантировала Прагматическую Санкцию, из Лондона отвечали, что сначала Вена должна примириться с прусским королём.

Приход лорда Картерета ознаменовал поворот в политике английского министерства и хотя английский посланник в Вене сэр Томас Робинсон (Robinson) по-прежнему настаивал на мире с Пруссией, теперь не было сомнений, что Англия поможет Австрии. 13 апреля 1742 года Парламент одобрил новые субсидии в размере 500 000 фунтов стерлингов. Впоследствии часть из них была передана Сардинскому королевству, но оставшиеся 300 000 фунтов стерлингов поступили как нельзя вовремя. В конце марта австрийский министр в Лондоне граф Васнер (Wasner) получил из Вены задание ускорить получение субсидий, так как средства на содержание армии и проведение военных операций подходили к концу. Ввиду тяжёлого финансового положения Австрийской монархии, половина из этих средств была направлена немедленно, а оставшиеся 150 000 фунтов стерлингов Вена получила после подписания соответствующего субсидного договора 6 июля 1741 года.

Однако ценой этой помощи должен был стать мир с Пруссией, после которого австрийские войска должны были быть переброшены на запад против главного соперника Великобритании – Франции. Мария-Терезия и её министры до последней возможности сопротивлялись этому давлению, пока поражение австрийской армии Карла Лотарингского у Часлава (Хотузица) не отняло последнюю надежду на удержание Силезии. Изменить ситуацию собственными силами не удалось, а продолжение войны было возможно лишь при помощи Англии. Но в Лондоне требовали отдать прусскому королю часть дорогого сердцу наследства отца. Одновременно англичане предлагали деньги на войну против Франции, не оставляя Австрии иного выбора, кроме как пытаться получить компенсацию за потерю Силезии за французский счёт. Мирный договор в Бреслау, подписанный при посредничестве английского посланника лорда Гиндфорда (Hyndford), называют триумфом английской дипломатии и нового министерства. Стремясь привлечь короля Фридриха к создаваемому им антифранцузскому союзу, лорд Картерет гарантировал австро-прусское соглашение Кёнсингтонским актом от 24 июня 1742 года, то есть ещё на этапе прелиминарного соглашения и до подписания мирного договора в Берлине (28 июля). Довольный своим успехом, лорд Картерет говорил, что как когда-то, будучи посланником в Швеции, подарил прусской короне Штеттин, так и теперь, уже став государственным секретарём, дарит ей Силезию. Мир в Бреслау, а именно это название вошло в обиход, хотя окончательный мирный договор был заключён месяцем позже в Берлине, стал поворотным пунктом в войне. Французская армия в Богемии была существенно ослаблена, саксонские войска также понесли тяжёлые потери в моравском походе, и прусская армия оставалась главной надеждой союзников. Поэтому после выхода из войны Пруссии военное положение в Богемии быстро изменилось в пользу Марии-Терезии, армия которой блокировала Прагу вместе с окружённой там армией Богемии во главе с маршалом Брольи (Broglie).

После выхода из войны Пруссии, коалицию, с большим трудом собранную за год до этого маршалом Бель-Илем, покинула Саксония. Понесшая большие потери саксонская армия была отведена для пополнения и переформирования к границам курфюршества. 23 апреля английский посланник в Дрездене сэр Томас Вильерс (Villiers), имя которого мы ещё не раз встретим на этих страницах, сообщил всемогущему министру Брюлю (Br?hl) и духовному отцу королевской четы пастору Гуарини, что его монарх, Георг II, решил оказать активную поддержку Марии-Терезии Австрийской и гарантировать её владения. При этом в Лондоне рассчитывали на содействие Республики Соединённых Провинций, а также королей Пруссии и Польши. Эта новость была для Саксонии уничтожающей, так как армия в срочном порядке нуждалась в отдыхе и пополнении, и курфюршество было почти беззащитно перед вторжением из Ганновера и Бранденбурга. О продолжении войны с Австрией более никто не помышлял. Если раньше короля Фридриха винили в гибели саксонской армии во время моравского похода и занятии предназначенной Саксонии Верхней Силезии, то теперь в Дрездене опасались, что он решит воспользоваться удобным случаем для расправы над бывшим союзником. Запутанное состояние дел в России вызывало сомнения в возможности оказания помощи со стороны русского двора.

23 июня 1742 года со стороны прусских дипломатов Бееса (Bees) и Аммона (Ammon), а также от англичанина Вильерса последовало официальное приглашение королю Августу присоединиться к мирному договору, при условии, что саксонские войска в течение шестнадцати дней покинут территорию Богемии. Однако дрезденский двор считал унизительным присоединение к заключённому Пруссией мирному договору, и настаивал на отдельном мирном договоре с Австрией. В нём саксонское министерство рассчитывало добиться компенсации от венского двора за понесённые на этой войне потери. Министры пытались заручиться поддержкой России и Англии, но эти попытки встречали закрытые двери. Из Петербурга в Дрезден был направлен ответ, что Россия вполне довольна достигнутым примирением и не хотела бы ввергать Австрийский дом в новые издержки. Лорд Картерет также отвечал, что не может более требовать уступок от Марии-Терезии, а лорд Гиндфорд, творец Бреславльского мира, заявил саксонскому министру Заулю (Saul), чтобы король Польши не питал на это надежд. В заключение Гиндфорд посоветовал: «Увеличьте Вашу армию, укрепите Бауцен, держитесь союза с нами и всё будет хорошо». Саксонский двор вынужден был подчиниться и 9 июля, через шестнадцать дней после оглашения в Дрездене условий мира в Бреслау, последний саксонский солдат покинул территорию Богемии. Переговоры в Вене и попытки графа Брюля добиться уступок от Марии-Терезии продолжались ещё два месяца, пока, наконец, 11 сентября 1742 стороны не заключили мирное соглашение. Оно последовало в виде обмена декларациями, подписанными собственноручно Его Польским Величеством и Королевой Венгерской. Саксонская сторона отказывалась от территориальных претензий на габсбургские земли и готова была заключить союз с Веной в обмен на обещание со стороны Марии-Терезии помочь в приобретении Эрфурта. Этой небольшой уступкой со стороны венского двора Саксония была обязана приближению к Богемии французской армии маршала Майлебуа (Maillebois), что вынуждало австрийское министерство торопиться с заключением мира.

Конец 1742 года ознаменовался ещё двумя крупными успехами английской дипломатии. 18 ноября в Вестминстерском дворце был подписан договор с Пруссией, а 23 декабря в Москве возобновлён оборонительный союз с Россией. Прежний договор с Россией, заключённый в апреле 1741 года российским министром графом Остерманом и английским посланником Финчем (Finch), не был ратифицирован российской стороной. Причиной тому был отказ Лондона отправить эскадру в Балтийское море в помощь русскому флоту во время войны со Швецией. Однако в начале правления новой императрицы Всероссийской Елизаветы I охлаждение отношений России с Францией вновь открыло путь к сближению между двумя странами. Российская сторона по-прежнему была заинтересована в появлении английской эскадры на Балтике, а в Лондоне хотели видеть Россию в числе своих союзников в войне против Франции. Ответ лорда Картерета на просьбу российского посланника Нарышкина об отправке кораблей наглядно демонстрирует цели Лондона при заключении данного договора: «Эта посылка зависит исключительно от Императрицы; если она изволит разделить наши взгляды, эти корабли будут готовы немедленно, как только она пожелает и, по правде говоря, истинные интересы России и Англии требуют полного согласия в энергичной и совместной защите дела королевы Венгрии». Для большей убедительности в необходимости защиты дела Марии-Терезии новому английскому посланнику Вейчу (Wiche) было поручено не жалеть денег на взятки, в чём тот изрядно преуспел, сумев данным путём убедить в необходимости заключения договора влиятельного лейб-медика императрицы Лестока[9 - Лестоку, считавшемуся до той поры креатурой французского посланника маркиза де ла Шетарди (Chеtardie) и получавшему содержание из Франции, стараниями Вейча был пожалован ежегодный пенсион из Англии в размере 600 фунтов в год (около 2 500 рублей). В деле подписания договора, как сообщал Вейч в Лондон, «Лесток был мне весьма полезен».].

В договоре стороны обязывались оказать друг другу помощь в случае нападения. Россия должна была выставить корпус в 12 000 человек, Великобритания – эскадру из 12 линейных кораблей. Предусматривалась также выплата денежной компенсации. В тайной статье значилось, что в случае нападения, помощь должна быть оказана даже во время текущих войн Англии с Испанией и России со Швецией. Таким образом, Россия получила мощного союзника на случай вмешательства в войну со Швецией других стран, к примеру, Дании или Пруссии, а Англия обеспечила себе 12-тысячный русский корпус для обороны Ганновера от возможной французской или прусской атаки[10 - Лорд Картерет в беседах с саксонскими посланниками в Лондоне заявлял, что союз с Россией, как часть большой коалиции, направлен не только против Франции, но и чтобы «держать в узде короля Пруссии и вынудить его умерить свои амбиции».]. В качестве дополнительной уступки и реверанса в сторону молодой правительницы английская сторона в данном договоре признавала за Елизаветой Петровной и её наследниками титул императрицы. Одним из следствий договора стало возобновление координации англо-русских усилий для противодействия французским планам в Швеции. Уже в декабре 1742 года новый английский посланник в Стокгольме Диккенс на тайной аудиенции развеял надежды шведов на помощь Англии в войне против России, заявив, что король Георг не намерен противодействовать планам императрицы Елизаветы передать шведский престол епископу Любекскому[11 - Будущий король Швеции Адольф Фридрих (1751–1771).].

Переговоры с прусским королём проходили сложнее, но и здесь английской дипломатии удалось добиться успеха, пусть даже достигнутый результат не полностью соответствовал ожиданиям. По замыслу лорда Картерета широкая антибурбонская коалиция должна была включать в себя Пруссию. По крайней мере, необходимо было обеспечить её нейтралитет. Быстрая гарантия договора в Бреслау по Кёнсингтонскому акту 24 июня 1742 года вместе с обещанием обеспечить его признание и гарантии со стороны Республики Соединённых Провинций, призваны были привлечь короля Фридриха в лагерь противников Франции. Вступление Пруссии в войну на стороне своего бывшего противника Австрии против своего бывшего союзника Франции должно было обезопасить Лондон и Вену от неожиданностей со стороны прусского короля, верность которого союзным обязательствам вызывала сомнение. Кроме того, примирение Австрии с Саксонией, где к королю Фридриху испытывали большую неприязнь, и заключение договора с Россией должны были окончательно отвратить прусского короля от желания вновь развернуть оружие.

Особенные надежды возлагались на договор с Россией, так как король Фридрих, по свидетельству лорда Гиндфорда, «опасается России больше, чем Господа Бога, и пока этому ненасытному в своём честолюбии князю не подрезать крылья, он будет оставаться настолько опасным для свободы Германии и спокойствия Европы, как едва ли Франция». Английский посланник, хорошо знавший берлинский двор и короля Фридриха и, будем справедливы, испытывавший к нему явную антипатию, был уверен, что прусский король не останется безучастным наблюдателем и обязательно вмешается в войну. Было непонятно лишь, на чьей стороне. В этой связи, действия лондонского министерства, имевшие целью использовать энергию строптивого государя в своих интересах или, по меньшей мере, связать его обязательствами, выглядят вполне оправданными. Однако замысел лорда Картерета был исполнен лишь частично. В Берлине решительно отказались от войны с Францией и были согласны лишь на оборонительный союз, чем пришлось удовлетвориться английской стороне. Договор об оборонительном союзе был подписан в Вестминстере 18 ноября 1742 года прусским резидентом Андрие (Andrie) и несколькими английскими министрами, в числе которых были лорд Картерет и глава Южного департамента[12 - В английском министерстве Южному департаменту были подведомствены Южная Англия, Уэльс, Ирландия, американские колонии, а также отношения с католическими и мусульманскими государствами. Северный департамент, главой которого после отставки Уолпола стал лорд Картерет, соответственно, отвечал за Северную Ирландию, Шотландию и за отношения с протестантскими странами Европы.] герцог Ньюкаслский. Стороны гарантировали владения друг друга и обязывались к взаимной поддержке[13 - В Лондоне не испытывали иллюзий относительно верности прусского короля своим союзным обязательствам. Как написал лорд Картерет в секретном послании от 19 сентября 1742 года: «А потому и мы в отношении короля прусского действуем также: говорим, будто нисколько не сомневаемся в его верности союзу с нами, будто вполне уверены, что он сохранит строжайший нейтралитет в настоящей войне, как обещал при подписании оборонительного договора, который пожелал заключить с его величеством».].

Таким образом, успешная дипломатическая подготовка обеспечила английскому кабинету благоприятные условия для начала континентальной войны с Францией. Ганноверские владения короля Георга теперь были надёжно защищены от французской атаки союзами с Россией и Пруссией, а возможное намерение короля Фридриха выступить на стороне Франции блокировалось угрозой столкновения его с мощной коалицией из Австрии, Саксонии, Ганновера и России. В тронной речи на открытии в конце ноября заседания Парламента король Георг триумфально объявил о заключении союзов с Россией и Пруссией, на что депутаты удовлетворённо ответили торжественным заверением, что одобрят новые субсидии, необходимые, чтобы «завершить начатую большую работу» и потребовали активных действий против Франции.

Глава II. Юпитер Европы

После выхода из войны Пруссии и Саксонии коалиция, созданная герцогом Бель-Илем, фактически прекратила своё существование. В Германии Версаль теперь мог рассчитывать лишь на новоизбранного императора Священной Римской империи Карла VII Баварского и на его дальнего родственника курфюрста Пфальцского, которые обладали слабыми военными возможностями и полностью зависели от французских субсидий. После отступления армии маршала Майлебуа обратно к Дунаю, окружённая в Праге армия Богемии, казалась, была обречена. Французским войскам и командующему герцогу Бель-Илю прочили скорый позор «кавдинского ярма», под которым когда-то прошли гордые римляне. Опасность грозила не только далёкой Праге, но даже самим провинциям Французского королевства, жители которых, ранее слышавшие раскаты военной грозы лишь издалека, теперь могли наблюдать её тучи, приближавшиеся к самым их границам.

Наряду с активной дипломатической работой над вытеснением Бурбонов из Германии и Италии, министерство лорда Картерета предпринимало также военные усилия. По договорённости с венским двором 20 мая 1742 года, то есть, ещё перед заключением прелиминарий в Бреслау, первые два английских пехотных полка высадились в порту Остенде (Ostende) в Австрийских Нидерландах. Всего с мая по сентябрь 1742 года туда было перевезено 16 334 человека и 1 000 мешков с песком для осады Дюнкерка, который был первой целью англичан. 26 октября высадка была завершена переправой осадного парка. Пока Майлебуа стоял в Вестфалии, угрожая Ганноверу и Нидерландам, небольшие силы англичан в Остенде не представляли для Франции большой опасности. Но после его ухода на помощь армии Богемии[14 - План перевести армию Майлебуа из Вестфалии на спасение армии Богемии был предложен французским посланником в Гааге маркизом Фенелоном.] угроза для Ганновера исчезла, и к английскому корпусу присоединились 16 000 ганноверцев и 6 000 гессенцев, находившихся на английском содержании. Командование над этой армией принял новоиспечённый фельдмаршал лорд Стайр (Stair), ученик герцога Мальборо и последовательный и рьяный противник Франции. В свои семьдесят лет он участвовал в третьей с ней войне и, помимо прочего, прославился тем, что в бытность его английским министром при французском дворе перед ним как-то раз опустил глаза сам Людовик XIV. 21 ноября 1742 года к армии Стайра присоединились австрийцы герцога Аренберга (Arenberg), расквартированные в Австрийских Нидерландах. Теперь союзники в Нидерландах уже располагали внушительными силами. После ухода Майлебуа между армией Стайра и Парижем не было французских войск, а для сбора новой армии Версалю требовалось несколько месяцев. Король Георг прибыл в расположение войск, чтобы принять участие в победоносном походе. Его штаб-квартира была роскошной. По свидетельству Андрие, ни один король Англии не выступал ещё в поход с таким блеском. Со дня на день Европа ждала известий о наступлении армии лорда Стайра на Париж и позорной капитуляции французской армии в Праге, которая стала почти неизбежной после отступления деблокирующей армии Майлебуа из Богемии.

У французского министерства не было ни денег, ни сил, чтобы противодействовать такому мощному натиску. Поэтому самое большее, на что могли тогда надеяться в Версале – это примирение на приемлемых условиях. После катастрофы в Богемии кардинал пытался умиротворить Англию, избегая вступать с ней в открытый конфликт. Следуя данной стратегии, французская сторона не отреагировала на пленение английской эскадрой французского батальона, перевозимого на судах в Монако. И это при том, что стороны не находились в состоянии войны. Был даже отдан приказ снабжать английские корабли продовольствием и водой в гаванях Прованса. В Лондоне Флери распорядился объявить о готовности совместно с Англией выступить миротворцем, но это предложение не встретило понимания со стороны английского министерства. Из Лондона пришёл отказ вступать в подобные переговоры без участия союзников. На вопрос французского посланника, действительно ли Англия хочет принудить Францию к позорному миру, лорд Картерет ответил, по обыкновению, открыто и прямо: «Конечно, это моя единственная цель с той поры, как я стал министром, и я надеюсь, что мне это удастся». Излюбленной шуткой английского министра в это время было сравнение Франции с ретивым конём, которого он стреножит, как только коня покинут силы.

Однако «кавдинского» позора в Праге не случилось, как не дождались и наступления на Париж. Утром 16 декабря маршал Бель-Иль собрал всех, кто ещё мог передвигаться, и неожиданно вышел из Праги. Петляя, как лисица, по замёрзшей глуши, по очень плохим дорогам и при ещё худшей погоде, он сумел достичь Эгера, выведя из богемской западни остатки армии Богемии. Этот марш был воспет в Париже, а отступление Бель-Иля и армии Богемии называли деянием, подобным отступлению 10 000 греков Ксенофонта. Но, как выразился Карлайл, все отступления сравнивают с анабасисом этого греческого отряда, а марш Бель-Иля скорее напоминает отступление из России Великой Армии Наполеона.

План наступления на Париж, разработанный неутомимым лордом Стайром, также столкнулся с непреодолимыми трудностями. Первой и главной в их ряду была позиция Республики Соединённых Провинций, союз с которой в Англии рассматривали как краеугольный камень антифранцузской «старой системы». Республика Соединённых Провинций согласилась оказать финансовую помощь Марии-Терезии во время вторжения Фридриха Прусского в Силезию. Но когда в конфликт вмешалась Франция и над Европой вновь простёрлась тень большой войны, Генеральные Штаты заявили, что финансы Республики не выдержат таких масштабных военных усилий, и потому Республика будет соблюдать нейтралитет. Без тыловых баз и портов Республики, а также без её «барьерных крепостей»[15 - Ряд крепостей, городов и укреплённых пунктов в Австрийских Нидерландах, где Республика Соединённых Провинций, согласно Третьему барьерному договору от 15 ноября 1715 года, имела право содержать гарнизоны (12–16 000 чел.) для защиты своих южных рубежей от возможного вторжения со стороны Франции. В число «барьерных крепостей» входили Намюр (Namur), Турне (Tournai), Менин (Menin), Фурне (Furnes), Варнетон (Warneton), Ипр (Ypres) и форт Кнокке (Knoque). Крепость Дендермюнде (Dendermonde) имела совместный австро-голландский гарнизон.], которые должны были бы служить этапными пунктами для союзной армии, осуществить задуманное Стайром вторжение во Францию не представлялось возможным. Лорд Стайр, совмещая, как часто случалось в ту эпоху, дипломатическую службу с военной, прибыл в Гаагу, где пытался побудить Генеральные Штаты к участию в разгорающемся конфликте. Он убеждал, что между его армией и Парижем нет неприятельских войск, что необходимо использовать момент после ухода Майлебуа и что судьба войны зависит от Голландии, которая должна решиться сейчас или никогда! Доказывал, что «Франция дышит на ладан; одно лишь решение Республики, и она вынуждена будет просить о пощаде». Таких выражений Европа не слышала со времён Людовика XIV. После ухода Майлебуа угроза непосредственного вторжения на территорию Республики на время исчезла, и Генеральные Штаты согласились частично выполнить требования Вены и Лондона о союзной помощи по Венскому договору от 1731 года, предоставив Марии-Терезии субсидии в размере 1 600 000 гульденов. В остальном, Генеральные Штаты, придерживаясь принципа, что война губительна для торговли, оставались глухи ко всем убеждениям.

Тем более что новости из Баварии, где имперские войска освободили Мюнхен от австрийцев и из Богемии, где Майлебуа в то время ещё двигался на выручку Праге, усилили влияние «партии мира». Известие об освобождении Мюнхена прозвучало подобно громовому раскату для друзей Марии-Терезии в Гааге, а король Георг, узнав об этом, распорядился распаковать свои экипажи, готовые к отправке на континент. Даже дипломатическое мастерство лорда Картерета, прибывшего в Гаагу в сентябре 1742 года, не смогло убедить Генеральные Штаты отказаться от нейтралитета. Французская дипломатия, представленная там опытным маркизом де Фенелоном (Fеnelon)[16 - Французский генерал и дипломат, племянник знаменитого автора «Приключений Телемаха». Смертельно ранен в сражении при Року в 1746 году.], в помощь которому был направлен аббат де ла Вилль (Ville), смогла отразить очередной натиск лорда Стайра. Французы предложили разместить до конца войны голландский гарнизон в Дюнкерке, укрепление которого вызывали опасения, как в Англии, так и в Голландии. И хотя после отступления Майлебуа из Богемии 25 декабря под влиянием оранжистской «партии войны» было принято решение о предоставлении Вене очередной субсидии в размере 1 500 000 гульденов, Республика по-прежнему была намерена отстаивать свой нейтралитет, а борьба политических партий в Голландии сильно затрудняла процесс принятия решений и их реализацию[17 - За тесный союз с Великобританией, войну с Францией и восстановление штатгальтерского правления выступала «оранжистская» партия во главе с братьями Бентинками (Bentinck). Диаметрально противоположных взглядов придерживались сторонники «Амстердаммеров», представлявшие интересы торговой олигархии и настаивавшие на необходимости умиротворения и достижения компромисса Францией. Умеренную позицию по отношению к этим двум крайностям занимал пенсионарий Голландии ван дер Гейм (Heim), который, при сохранении союза с Англией, был категорическим противником восстановления штатгальтерства и ратовал за скорейшее восстановление мира и сохранение добрососедских отношений с Францией.]. В марте 1743 года английским дипломатам и оранжистской партии удастся добиться принятия решения о поставке в союзную армию 20-тысячного контингента. Но двигаться он будет настолько медленно, что присоединится к армии уже после сражения при Дёттингене, а в 1745 году действия голландского контингента в сражении при Фонтенуа станут предметом насмешек и обвинений.

Отказавшись от предложения Стайра о наступлении в Северной Франции, признанного в Лондоне «химеричным и невыполнимым», король Георг и лорд Картерет решили принять австрийский план кампании и двинуть союзную армию в Германию для оказания помощи войскам Марии-Терезии в Баварии. Согласно этому плану, предложенному герцогом Аренбергом, наступление союзников на Майнц или Франкфурт должно было отрезать войска Брольи в Баварии от Франции, окружить их и вынудить к капитуляции. Общественное мнение в Англии требовало от своего правителя решительных действий. Ответ Парламента на тронную речь короля Георга, среди прочего, гласил: «Как только Франция отправит новую армию в Германию, лорд Стайр немедленно двинется туда». Из уважения к законам Священной Римской империи и для успокоения общественного мнения в Германии было решено объявить данные войска вспомогательными для Марии-Терезии Австрийской, тогда как Великобритания и Республика Соединённых Провинций формально устранились от участия в конфликте. Уже само название «Прагматическая армия» призвано было указать, в чью пользу она будет действовать.

Перед нами прямая аналогия с французскими армиями в Германии, которые также были объявлены вспомогательными для курфюрста Баварского Карла-Альбрехта, а позже для императора Карла VII. Обе стороны, и Великобритания, и Франция, избегали открытого участия в войне, что повлекло бы за собой тяжёлые экономические и политические последствия. В первую очередь это касалось Австрийских Нидерландов. Несмотря на то, что в Богемии французы и австрийцы убивали друг друга, здесь царило совершенное спокойствие, так как любая попытка французов расширить свои территории немедленно привела бы к вступлению в войну Республики Соединённых Провинций, открытию второго фронта в Нидерландах и повторению кошмара войны за Испанское наследство. Пока была возможность действовать ограниченными силами, не прибегая к широким военным приготовлениям, которые пошатнули бы внутреннюю стабильность и неизбежно вызвали бы дефицит финансов и удорожание кредита, стороны предпочитали сохранять видимость мирной жизни. Таким образом, после выхода из войны Пруссии и Саксонии в Германии сложилось необычное положение, когда в состоянии войны находились лишь император Карл VII, официально заявивший о своих претензиях на габсбургские земли, и его визави, Мария-Терезия Австрийская, наследница Карла VI Габсбурга и защитница Прагматической санкции. И когда в кампании 1743 года французы, австрийцы, англичане, ганноверцы и голландцы будут сражаться на полях Германии, их государства формально будут находиться в мире между собой.

В начале февраля король Георг отдал приказ о выступлении и Прагматическая армия, перейдя Маас, расположилась в землях герцогства Юлих (Julich) и Кёльнского архиепископства. После этого архиепископ Клеменс Август, родной брат и союзник императора Карла VII, был вынужден объявить нейтралитет и дать согласие на размещение войск короля Георга на своей территории, а позже заключить субсидный договор с Великобританией. После смерти в марте 1743 года архиепископа Майнцского сторонникам императора Карла VII было нанесено ещё одно поражение. Архиепископская тиара и должность эрцканцлера, второго лица в Империи, досталась не младшему брату Карла VII, как надеялись Франция и император, а австрийскому ставленнику графу фон Остейну (Ostein), что сильно прибавило влияния прагматическому делу в Германии.

В мае-июне 1743 года франко-баварский союз терпел одну неудачу за другой. После освобождения Праги и коронации Марии-Терезии богемской короной, принц Карл Лотарингский, вновь принявший командование у своего брата Франца-Стефана[18 - Супруг Марии-Терезии Великий Герцог Тосканский Франц-Стефан несколько раз в ходе этой войны пробовал свои силы в качестве главнокомандующего австрийской армии, но каждый раз уступал это место своему младшему брату Карлу.], стремительным наступлением с трёх направлений оккупировал Баварию. Император был вынужден бежать из Мюнхена и искать спасения у швабских патрициев в Аугсбурге[19 - Аугсбург, будучи имперским городом, пользовался правами нейтралитета, но Карл VII вынужден был покинуть также и его, не в силах терпеть празднества и кутежи, устроенные по поводу его поражений напротив его резиденции австрийскими офицерами (Менцель, Беренклау и ряд других), и переехать во Франкфурт. Эти скитания немедленно стали причиной новой волны насмешек в адрес главы империи, получившего прозвище «блуждающий кайзер».]. Французская армия Баварии под командованием маршала Брольи спешно отступала к Рейну, а гарнизоны баварских крепостей сдавались один за другим. В этих условиях командующий имперскими войсками фельдмаршал Секендорф (Seckendorf) 27 июня 1743 года в Нидер-Шёнфельде (Nieder-Sch?nfeld) был вынужден подписать со своим бывшим сослуживцем и врагом фельдмаршалом Кевенхюллером конвенцию о нейтралитете. Согласно её статьям, имперские войска выводились в определённые округа и более не принимали участие в войне. В начале кампании Секендорф сравнивал французскую армию со слабым тростником, который, ломаясь, ранил того, кто на него опирался. Теперь события подтверждали это его библейское пророчество.

В тот же день на берегу Майна у селения Дёттинген произошло сражение, которое должно было выявить победителя на западе Германии после того, как на юге, в Баварии, французы уже потерпели сокрушительное поражение. План командующего новой французской армией маршала де Ноайля (Noailles) по окружению Прагматической армии был хорошо задуман, но скверно исполнен, и ценой этого стало новое поражение французской армии, после которого Ноайль вынужден был отступить за Рейн. Энергичный лорд Стайр настаивал на преследовании, чтобы отрезать французов от Рейна, но король Георг решительно отказал. Короля в этом поддержали лорд Картерет и фельдмаршал Нейпперг (Neipperg), который после силезской кампании 1741 года был переведён в Нидерланды на помощь герцогу Аренбергу. «Я не хочу этого, – холодно отвечал король Стайру, – крови пролито достаточно». Прагматическая армия оставалась у Ганау (Hanau) до конца августа, ожидая подхода голландского корпуса в 20 000 человек, который медленно двигался по большой дуге через Падерборн (Paderborn). В августе Прагматическая армия перешла к Вормсу, где к ней, наконец, присоединились голландцы. После этого союзники двинулись на Шпейер (Speier), откуда, сетуя на сильную оборону французов и плохую погоду, отступили обратно за Рейн и Маас на зимние квартиры.

Король Георг II Английский (1683–1760). Юпитер Европы.

Военные последствия Дёттингенской победы не соответствовали ожиданиям ни в Англии, ни в Австрии, где также предвкушали скорую победу над Францией. Но политические результаты кампании в Германии были значительны. Король Георг и его министр Картерет находились в зените славы. Их действия возносили до небес и сравнивали с деяниями герцога Мальборо и принца Евгения Савойского. Как раньше герцог Мальборо и принц Евгений, они привели поход к победному завершению и находились в центре Германии, от них зависели судьбы Европы, а король Георг, по выражению Карлайла, сделался её Юпитером. Лорд Картерет оставался самой влиятельной фигурой в окружении английского короля, и его политика переговоров возобладала над политикой силы лорда Стайра[20 - Австрийские генералы называли это «философской манерой» вести войну, которая делает бесплодными любые военные кампании.]. На несколько месяцев после сражения при Дёттингене штаб-квартира короля Георга в Ганау и затем в Вормсе, стала центром притяжения для дипломатов со всей Европы. Здесь же произошло важнейшее дипломатическое событие года – подписание Вормсского трактата. Лорд Картерет был почти всемогущ. Он влиял на судьбы королей и императоров, князей и курфюрстов, и, в том числе, на судьбу Марии-Терезии Австрийской, которая зависела от английских денег, английского флота в Италии и Прагматической армии короля Георга. И, конечно, к нему за посредничеством должен был обратиться несчастный коронованный изгнанник император Карл VII Виттельсбах, в попытке найти способ вернуть себе родную Баварию. В феврале 1743 года, ещё до занятия Баварии австрийцами, министру императора в Лондоне барону Хаслангу (Haslang) удалось добиться от лорда Картерета согласия выслушать мирные предложения императора Карла VII, которые, помимо прочего, содержали условие передачи императору двух богемских округов, Передней Австрии либо Австрийских Нидерландов. Эти условия покажутся завышенными, но император в это время чувствовал себя хозяином положения в Баварии, а французы уверенно контролировали линию Дуная.

Но лорд Картерет отверг эти условия, назвав их «безумными и невыполнимыми» и «выкованными во Франции», заметив, между прочим, что Англия не потерпит, чтобы Нидерланды принадлежали другой стороне, кроме как Австрии, и потратит последнюю гинею для их обороны. Тогда Хасланг предложил другой план, предусматривающий секуляризацию некоторых имперских духовных территорий, среди которых епископства Пассау, Фрайзинг, Аугсбург и архиепископство Зальцбург. Барон прибавил, что этот план исходит не от его сеньора, а от другого государя, но это мало помогло Карлу VII, так как лорд Картерет передал этот проект в Вену, где он был немедленно опубликован и использован для дискредитации императора среди имперских сословий, как нарушителя конституции Империи. Против Карла VII поднялась настоящая буря негодования, особенно, в духовных владениях Южной Германии, которые должны были стать первыми жертвами данного плана. И без того небольшой авторитет императора, считавшегося в Империи французской марионеткой, после этого превратился почти в ничто. Император Карл VII, лишившийся своих владений, от которого отвернулись светские, а теперь ненавидели и духовные имперские чины, полностью зависел от того, как его судьбой распорядятся в Версале[21 - 28 июня, на следующий день после сражения при Дёттингене, император Карл VII въехал во Франкфурт, где население города встретило его лозунгами в пользу Марии-Терезии. Император находился в таком отчаянном положении, что маршал де Ноайль вынужден был попросить принять его в дар 40 000 талеров, «чтобы не дать ему умереть с голоду».].

После катастрофы в Баварии император сделал ещё одну попытку достичь примирения, пойдя на существенные уступки, которых требовало тяжёлое военное положение. Теперь интересы императора в английской штаб-квартире представлял Вильгельм, штатгальтер Гессен-Касселя во время отсутствия своего брата, ландграфа и шведского короля Фридриха I. Выбор данной кандидатуры в качестве посредника был полностью оправдан. Штатгальтер Вильгельм был другом и родственником Георга Английского, дочь которого была замужем за сыном Вильгельма, а гессенский контингент в 6 000 человек находился на английском содержании. С другой стороны, он находился в тесных отношениях с императором Карлом VII, от которого рассчитывал получить для ландграфов Гессен-Касселя курфюршеский титул.

Английская сторона заняла на переговорах жёсткую позицию, но лорд Картерет и штатгальтер Вильгельм смогли согласовать условия, на которых был составлен, так называемый, договор в Ганау. Император отказывался от помощи французов и претензий на габсбургские земли, а также обязывался принять сторону морских держав и помочь им принудить Францию к миру. Взамен Карл VII получал обратно Баварию и признание его нового титула со стороны Австрии, так как в Вене выборы императора до сих пор считали недействительными, а самого Карла VII в официальных документах продолжали титуловать курфюрстом Баварским[22 - Поводом для непризнания выборов императора стало решение Рейхстага об исключении голоса Богемии на Совете курфюрстов.]. Лорд Картерет, реализовывая свой план по созданию широкой коалиции, хотел вывести императора из-под протекции Франции и поставить в зависимость от Англии. Предварительные статьи договора под общим названием «Проект и намерения» (Projet et Idеes) должны были быть направлены для одобрения в Вену. Помимо этих статей сторонами был согласован ещё один документ, озаглавленный «Проект тайных гарантий между Его Императорским Величеством и Королём Великобритании» (Projet d’Assurance Secr?te entre Sa Majestе Impеriale et le Roy de Grande-Bretagne), в котором английская сторона обязывалась выплатить императору 300 000 талеров после подписания данного соглашения. И если проект договора, где Англия выступала посредником, требовал согласия Вены, то «Проект гарантий» к 15 июля был готов к подписанию.

Однако лорд Картерет не отправил согласованные статьи в Вену и, хотя имел полномочия самому подписать эти документы, неожиданно заявил о необходимости доставить их в Лондон для одобрения со стороны других министров. К великому разочарованию Вильгельма Гессен-Кассельского и прусского чрезвычайного посланника графа Финка фон Финкенштейна (Finckenstein), которого король Фридрих, принимавший живое участие в деле Карла VII, отправил в Ганау с официальным поручением передать поздравления с победой при Дёттингене. Лорд Картерет убеждал штатгальтера, что это лишь формальность, но ответ герцога Ньюкаслского из Лондона развеял все сомнения. Английские министры отказались одобрить соглашение с императором, обосновывая своё решение невозможностью добиться от Парламента подтверждения на выплаты Карлу VII, а также получить согласие на заключение сепаратного мира с императором со стороны Марии-Терезии, которая имела свои планы на Баварию. Кроме того, император, у которого к тому времени оставался один лишь титул, не подкреплённый ни деньгами, ни войсками, в качестве союзника был скорее обременителен, чем полезен. Ещё 31 мая 1742 года герцог Ньюкаслский писал лорду Картерету в частном письме: «Император в этом деле является слабым местом; он уже более чем наполовину побеждён; через него мы должны давить на Францию…».

Джон, граф Гранвиль, лорд Картерет (1690–1763).

Получив ответ из Лондона, лорд Картерет, к всеобщему удивлению, передал штатгальтеру, что он не может подписать «Проект гарантий» и английское министерство не будет помогать императору Карлу VII в его затруднениях. Переговоры закончились безрезультатно, но они представляют особый интерес, так как имели серьёзные последствия. Во-первых, во время них произошло резкое размежевание в английском министерстве, что позже повлияет на отставку лорда Картерета. В Лондоне попытка поддержать Карла VII была расценена как очередная уступка ганноверским интересам в ущерб английским. В министерстве возмущались, что огромные средства были потрачены как раз для того, чтобы впредь не обманывать себя переговорами, как это продолжалось в течение последних двадцати лет. Другим следствием отказа от заключения соглашения с императором стало резкое изменение позиции Гессен-Касселя. Штатгальтер Вильгельм, человек честный и прямолинейный, чувствуя себя обманутым и оскорблённым лордом Картеретом, решил передать свои войска в императорскую армию. Немалое влияние, о чём ниже будет сказано подробнее, неудачное завершение переговоров в Ганау оказало и на позицию прусского короля, который опасался усиления Австрии за счёт Баварии. Лорд Картерет, вероятно, мог попытаться добиться согласия австрийской стороны вернуть Баварию Карлу VII, но предпочёл этого не делать, так как в этом случае венский двор непременно проявил бы упорство на других переговорах, цена которых была неизмеримо более высока. В это время шли переговоры с Сардинией, успех которых значил для английского министерства гораздо больше, чем примирение с бессильным императором. Именно ради соглашения с Турином необходимо было убедить Марию-Терезию, как и год назад ради подписания договора с Пруссией, согласиться принести новую жертву.

Туринская конвенция, заключённая в феврале 1742 года, не являлась полноценным договором, и обязательства по данной конвенции не препятствовали Карлу-Эммануилу сменить лагерь и выступить за лучшую цену на стороне Бурбонов. В Лондоне знали, что Его Сардинское величество уже ведёт переговоры с Францией, и твёрдо были намерены помешать переходу Сардинии на сторону противника, что означало бы катастрофу дела Марии-Терезии и крушение английских планов в Италии. Этого можно было избежать, лишь обещав Карлу-Эммануилу существенные территориальные приобретения, которые должны были быть сделаны за счёт Габсбургского дома. Сразу после подписания Туринской конвенции английское министерство начало работу по заключению союзного договора с Сардинией[23 - Примечательно, что переговоры лорда Картерета с сардинским министром в Вормсе осложнялись тем, что он возглавлял Северный департамент, в то время как глава Южного департамента, в зону ответственности которого входила Италия, герцог Ньюкаслский, со всем министерством находился в это время в Лондоне. Кроме того, переговоры затягивались из-за трудностей в корреспонденции между Англией с континентом. Депеши из Лондона в Турин, к примеру, шли через Гаагу и Вену, что требовало значительного времени.].

В мае 1742 года английский посланник в Вене Робинсон сообщил австрийской стороне сардинские требования на часть Миланского герцогства, предупредив, что в случае отказа, Сардиния может договориться с Бурбонами, после чего может быть потеряна уже вся Ломбардия. Эти предложения были сделаны некстати, так как в это время шла подготовка к подписанию мира в Бреслау, и требование новых уступок от Австрии вызвало в Вене сильное раздражение. Со своей стороны, Карл-Эммануил, верный своей политике по поддержанию равновесия в Италии, отказался участвовать во вторжении в Неаполь, заявив, что связан только обязательством по обороне австрийских владений и не будет делать большего до подписания союзного договора. Возвращение австрийцев в Неаполь для него было равносильно воцарению Бурбонов в Милане. Но английская сторона продолжила поиск компромисса, оказывая при этом прямое давление на Австрию. Робинсон в Вене грозил, что, в случае упорства, Прагматическая армия не двинется с места, а английская эскадра уйдёт от берегов Италии. Обосновывая уступки королю Сардинии, лорд Картерет напутствовал Робинсона, что они предназначены «государю, который поддерживает равновесие в Италии. Если вы потеряете его, вы потеряете Италию; если вы сохраните его, вы сможете получить достаточную компенсацию». Словно оправдываясь, лорд Картерет объяснял графу Васнеру, что «есть такие короли-торговцы, для которых является обычным делом продаваться за определённую цену», и что «иметь дела с королём-торговцем – это большое несчастье».

В дипломатических документах того времени термин «компенсация» и его синонимы занимают важное место. Как значится в циркулярном письме королевы, составленном сразу после заключения мира в Бреслау, она принесла эту жертву «чтобы разрушить французские планы, которые были открыто направлены на то, чтобы уничтожить Германию руками самих немцев и этим проложить себе путь к самовластию; каждый поймёт, что ущерб, нанесённый эрцгерцогскому Дому, после освобождения от наиболее опасного общего врага должен будет тем либо иным способом быть возмещён: без такой компенсации будет невозможно сохранить равновесие Европы …». При этом Вена получила определённые авансы с английской стороны. Ещё весной 1742 года, чтобы склонить Марию-Терезию к заключению мира в Бреслау, лорд Картерет обнадёжил её возможностью получения компенсации за утерянную Силезию. Однако он сделал это неофициально и без ведома английского министерства, так что в Лондоне не были связаны в этом смысле формальными обязательствами[24 - В письме Марии-Терезии к Кевенхюллеру о 17 июня 1742 года королева пишет, что ей отойдут земли в Баварии, тогда как император получит за это компенсацию за счёт Франции. Однако обещание лорда Картерета о компенсации за утраченную Силезию документально не зафиксировано.]. Кроме того, Сардиния хотела уступок немедленно, а Австрия настаивала на передаче территорий лишь одновременно с получением эквивалента за потери в Силезии и Милане.

После оккупации Баварии, Мария-Терезия была намерена добиваться включения её в состав своих земель, взамен чего Карлу VII должны были быть предоставлены владения в другом месте. По предложению маркиза д’Ормеа, это место могло бы быть в Италии, а английский резидент в Турине Виллетс (Villettes), не без помощи сардинского министра, уточнил, что Карл VII мог бы получить королевство Неаполь и Сицилию после изгнания оттуда Бурбонов, тогда как его родовое герцогство перешло бы к Австрийскому дому. Здесь император мог бы спокойно предаться размышлениям на тему сходства его судьбы с судьбой последнего Гогенштауфена, пока в Германии за него управлял бы новый римский король[25 - Титул наследника императора Священной Римской империи.] Франц-Стефан. Слабый сосед, как выражался король Карл-Эммануил, был гораздо удобнее для Сардинии, чем восстановление австрийского господства на Аппенинах. Для самой Австрии присоединение Баварии, дважды за последние полвека служившей плацдармом для вражеского вторжения, означало устранение угрозы с запада, как Вене, так и Праге. По словам Марии-Терезии, пядь Баварии была важнее, чем целый округ в другом месте, и «если после потери Силезии курбаварская земля вновь вернётся к курфюрсту этого имени, мы в будущем также мало будем чувствовать себя в безопасности, как король Англии, если бы Претендент[26 - Претендентом или Старым Претендентом называли Якова Стюарта, сына Якова II, последнего короля Англии и Шотландии из династии Стюартов. Молодым Претендентом называли, в свою очередь, его сына Карла Эдуарда Стюарта.] владел Нидерландами». Тогда же Мария-Терезия написала посланнику Васнеру: «Твоей основной системой должно быть, чтобы Бавария, равно как и Верхний Пфальц остались у нас».

В английском министерстве существовало сильное опасение, что если не разрешить в ближайшее время это противоречие, Сардиния может согласиться на предложения Бурбонов. Это было тем более вероятно, что в Лондоне узнали о содержании письма маркиза д’Ормеа французскому посланнику в Турине, в котором маркиз обещал немедленно подписать договор с Францией и Испанией в случае, если в Вене будут продолжать упорствовать[27 - Арнет (Arneth) считает, что Карл-Эммануил Сардинский не собирался заключать союза с Бурбонами, так как, тем самым, «он сам выковал бы себе цепи, которые потом вынужден был бы носить». Арнет пишет, что Его Сардинское Величество при помощи переговоров с Францией оказывал давление на Англию и Австрию, чтобы вынудить их принять его требования. Кроме того, король сомневался, что Бурбоны выполнят свои обязательства, и что они, как значится в его «Секретнейшей инструкции», легко раздают обещания, так как не намерены их исполнять.]. Медлить было нельзя. Уступая давлению, Васнер ещё пытался склонить лорда Картерета дать гарантии будущей компенсации, но английский министр был твёрд, и австрийская сторона, также понимавшая, что переход Сардинии во вражеский лагерь будет фатальным для прагматического дела в Италии, уступила. Подписание основного договора состоялось 13 сентября 1743 года в городе Вормсе, где в это время находилась штаб-квартира Прагматической армии, между лордом Картеретом, сардинским министром Оссорио (Ossorio) и австрийским посланником Васнером. Согласно статьям договора, король Сардинии отказывался от прав на Миланское герцогство, Сардиния и Австрия договаривались о содержании военных сил в Италии, Великобритания обязывалась держать эскадру у итальянского побережья и выплатить Карлу-Эммануилу субсидии. Кроме того, Мария-Терезия передавала королю Сардинскому некоторые территории, принадлежавшие к Миланскому и Пармскому герцогствам и маркизат Финале, предоставлявший континентальным владениям Сардинского королевства выход к морю[28 - Маркизат Финале (Finale) являлся имперским леном и по договору от 1707 года достался эрцгерцогу Карлу Австрийскому, будущему императору Карлу VI Габсбургу, который, в свою очередь продал его Генуэзской республике, что было гарантировано державами Четверного союза. Таким образом, ни Мария-Терезия, ни Карл-Эммануил Сардинский не имели прав на эти земли, и их уступка являлась чистой воды произволом, необходимым для обеспечения Сардинскому королевству выхода к морю на лигурийском побережье. Данный противоправный акт впоследствии привёл Генуэзскую республику к союзу с Бурбонами.].

Помимо основного договора, в Вормсе между лордом Картеретом и Васнером были подписаны субсидная конвенция и Декларация. При этом австрийская сторона, крайне нуждавшаяся в финансовой помощи, неожиданно проявила твёрдость, поставив подписание Вормсского договора в зависимость от выплаты субсидий. Когда лорд Картерет и король Георг узнали об этом, они были сильно возмущены, но Васнер объявил, что без обещания субсидий не отдаст ратификационные грамоты для Вормсского договора, и «вершители судеб европейских» вынуждены были уступить. Согласно условиям конвенции, подписанной 14 октября, Великобритания обязывалась выплачивать Австрии 300 000 фунтов ежегодно на протяжении всей войны, а в Декларации обещала, правда в самых общих выражениях, содействовать предоставлению венскому двору компенсации за утерянные Силезию и земли в Италии. Королева Мария-Терезия, в свою очередь, обещала не заключать мир без участия Великобритании-Ганновера, России и Республики Соединённых Провинций. Но при ратификации субсидной конвенции возникли сложности. Английское министерство было категорически против подписания конвенции в первоначальном виде и настаивало на внесении существенных изменений, угрожая, в случае отказа, подать в отставку. В результате долгих переговоров 10 февраля была подписана субсидная конвенция, по которой Великобритания приняла обязательства по субсидной помощи в 300 000 фунтов лишь на 1744 год. Таков был договор в Вормсе, который имел ещё одно важное последствие. Во 2-й статье документа, посвящённой взаимной гарантии владений, перечислены договора с 1703 по 1738 годы, которые стороны подтверждали и обязывались соблюдать. Однако в этом перечне не был упомянут Берлинский договор 1742 года, принесший Пруссии Силезию, что дало королю Фридриху основания подозревать Англию и Австрию в намерении отказаться от соблюдения его условий.

Глава III. Секрет королевы

Вормсский договор стал триумфом английской дипломатии и лично лорда Картерета, завершив работу по разрушению французской системы союзов в Италии и Германии и созданию на её месте широкой коалиции во главе с Великобританией. Как писал Картерет: «Ожидания французского двора обмануты этим более чем можно было себе представить, так как он до последнего времени был убеждён, что это великое дело состояться не может; что, напротив, удастся образовать союз между Францией, Испанией и королём сардинским». Однако данный успех был обеспечен уступками со стороны австрийского союзника, и чем больше английское министерство требовало от Вены, тем громче там были слышны голоса протеста и требования компенсации за понесённые потери. В Вене чувствовали себя оскорблёнными и открыто говорили, что Австрия не видит никакой пользы в союзе, который отнял у неё Силезию, заставил пойти на уступки в Италии и теперь делает невозможным передачу Баварии, а заявленная цель этого союза – унижение Франции и возвышение Австрийского дома – стала предметом для горьких насмешек. Подлинный руководитель австрийской внешней политики барон Бартенштейн (Bartenstein) был противником дальнейших уступок Англии. Венский двор, по его выражению, уже находился от Англии в такой же зависимости, в какой император Карл VII находился от Франции и что, как Франция, натравливая германских князей на Австрию, заставляет немцев убивать немцев, так и Англия, каждый раз требуя уступок ради продолжения войны с Францией, уничтожает одних католиков руками других.

В 1743 году все, кроме прусского, проекты раздела владений австрийских Габсбургов, окончились неудачей. Верхняя Австрия, Моравия, Богемия были освобождены от неприятеля, Бавария захвачена, Пруссия и Саксония отошли от союза, а в Италии после заключения договора с Сардинией сложился временный паритет сил. 12 мая Мария-Терезия короновалась в Праге короной Святого Вацлава, а 28 июня приняла присягу у сословий Верхней Австрии. Повсюду она раздавала милости, а дворянам, ранее принявшим сторону Карла-Альбрехта Баварского, была объявлена амнистия. Возвращение Марии-Терезии в Вену состоялось одновременно с прибытием известия о победе Прагматической армии при Дёттингене, и было встречено ликованием жителей. Старый Хофбург, в последние два года живший в тревожном ожидании, вновь наполнился жизнью. Королева Мария-Терезия, уверенная в помощи Провидения, была охвачена воинственным пылом. Её победоносные войска двигались к Рейну, Бавария была повержена, а в Италии испанцы остановлены под Кампо-Санто. В Империи друзья Австрии вновь подняли голову, и первая же вакансия после смерти курфюрста Майнцского досталась австрийскому кандидату графу Остейну, который вместе с архиепископской тиарой получил должность эрцканцлера и сделался вторым лицом в Империи, что не замедлило повлечь серьёзные последствия.

Королева Венгрии и Богемии Мария-Терезия и Великий герцог Тосканский Франц-Стефан с сыном, будущим императором Иосифом II.

Также и в другой части Империи Австрия вскоре смогла добиться существенных дипломатических успехов. Результаты Первой Силезской войны для Саксонии, несмотря на понесённые большие финансовые и человеческие потери, совершенно не соответствовали ожиданиям. В «Трактате о разделе»[29 - «Трактат о разделе» (Partage-Traktat) – соглашение, заключённое во Франкфурте 19 сентября 1741 года под эгидой Франции, в котором Саксония присоединялась к антиавстрийской коалиции, целью которой являлся раздел земель австрийских Габсбургов после смерти императора Карла VI.] королю Августу были обещаны Моравия с королевской короной и Верхняя Силезия, но по мирному договору он не получил ничего. В Дрездене были крайне недовольны таким жалким результатом и стремились использовать сложившееся внешнеполитическое положение к своей пользе. При этом важнейшими побудительными мотивами, определяющими внешнюю политику саксонского министерства и лично графа Брюля, были ревность к успехам прусского короля, сумевшего отстоять для себя Силезию, и обида за то, что король Фридрих смог добиться этого ценой жертв, принесённых Саксонией. Не менее сильным мотивом был страх перед ростом могущества Пруссии, владения которой теперь разделяли Саксонию и Польшу.

Сложные отношения и конкуренция между странами в этой части Германии, не позволяли рассчитывать на договорённость с Берлином в отношении давней цели Веттинов – объединении польских и германских владений и создании наследственной монархии. Король Фридрих использовал мирное время для укрепления армии и строительства крепостей, что внушало в Дрездене всё больше беспокойства. Как было сказано выше, все попытки саксонского министерства получить компенсацию от Австрии за военные потери закончились неудачно. Такой же результат имели попытки дрезденского двора играть роль посредника в примирении враждующих сторон. План министра Брюля по созыву общеевропейского конгресса, одним из условий которого было предоставление территориальных выгод Саксонии, был категорически отвергнут лордом Картеретом, заявившим, что намерен добиваться мира с мечом в руках. Такой ответ был вполне ожидаемым, так как Англия теперь служила главной двигательной силой этой войны и мир, по мнению английского министра, мог быть заключен лишь при английском посредничестве и на английских условиях. Также было очевидно, что Австрия, за чей счёт должны были быть предоставлены эти выгоды, не захочет ничего слышать о претензиях Саксонии на какие-либо компенсации.

Однако Саксония, с её второй по силе армией в Германии и значительным весом в европейских делах, играла важную роль в политических расчётах. Для Великобритании, после окончательного разочарования в перспективах вовлечь короля Фридриха в войну с Францией, было тем более важно обеспечить участие Саксонии в антибурбонской коалиции, а также использовать короля Августа вместе с Россией для защиты Ганновера, если в Берлине примут решение выступить на стороне Франции. По сходным причинам позиция дрезденского двора была важна и для Австрии. Памятуя о прежнем опыте договорённостей с королём Фридрихом, в Вене вынуждены были учитывать возможность нового нападения со стороны прусского короля, из-за чего сближению с Саксонией уделялось особое внимание. Кроме того, учитывая тесные связи Дрездена с Петербургом, король Август мог повлиять на отношения Австрии с Россией, где влияние венского двора после известного «дела Ботта-Лопухиных»[30 - Заговор с целью низвержения императрицы Елизаветы и возвращения престола малолетнему Ивану VI, якобы возглавленный австрийским посланником Ботта д’Адорно (Botta d’Adorno). К заговору оказались причастны члены знатных семейств Лопухиных, Головкиных, Гагариных. В участии в заговоре была также обвинена супруга обер-гофмаршала М.П. Бестужева, брата российского вице-канцлера. Несмотря на то, что братьям Бестужевым (гофмаршалу и вице-канцлеру) удалось сохранить свои места, результатом заговора стало охлаждение отношений России и Австрии и уменьшение влияния при дворе английской и австрийской партий в пользу французской партии во главе с посланником Дальоном (d’Allion), лейб-медиком императрицы Лестоком и обер-гофмаршалом великого князя Петра Брюммером. В существовании заговора сомневались ещё современники описываемых событий. Так, по мнению английского посланника Вейча, французская партия использовала досужие беседы, которые вели «две старые сварливые женщины и пара молодых развратников», чтобы потом объявить о заговоре против императрицы и обвинить в причастности к нему Ботта, который на тот момент уже выехал из России и пребывал в Берлине.] значительно уменьшилось. Восстановление военной силы Саксонии, армия которой уже к концу 1742 года была увеличена до 46 000 человек, также делало дрезденский двор ценным союзником. Однако австрийское министерство настораживал ярко выраженный антипрусский характер предлагаемого сближения. 10 августа 1743 года саксонский посланник Флемминг (Flemming) получил следующие инструкции от министра Брюля: «Тогда мы не будем нуждаться ни в Англии, ни в Голландии, которые могут лишь наблюдать за французами, чтобы удерживать их в своих границах; в то время как сил австрийцев, ганноверцев, саксонцев и русских, не считая поляков, будет вполне достаточно, чтобы вернуть короля Пруссии в границы справедливости».

Первый министр короля Польского и курфюрста Саксонского граф Брюль (1700–1763).

Саксонский министр предлагал объединиться на основе плана вице-канцлера Бестужева, выработанного им вместе с английским послом в Петербурге Вейчем, предусматривавшего создание Четверного союза Англии, Австрии, Саксонии и России, направленного против Пруссии. Но венский двор в это время был озабочен совершенно другими вопросами, главным из которых был вопрос о компенсации, и там не были намерены провоцировать короля Фридриха заключением наступательного союза против Пруссии. Кроме того, в Вене сильно тяготились английским посредничеством, за которое пришлось заплатить большую цену, и опасались, что на новых переговорах английское министерство потребует новых уступок, на этот раз в пользу Саксонии. Ещё 30 апреля Васнеру из Вены был отправлен рескрипт, в котором содержатся примечательные строки: «Мы имеем обоснованные причины опасаться, что (они) ждут лишь заключения трактата с Сардинией, чтобы затем, с тем же упорством требовать о Нас жертв Саксонии, которые хотели бы представить незначительными, но которые, на самом деле, являются очень важными».

В отношении территориальных претензий Саксонии в секретном рескрипте Васнеру рассматривались два варианта развития событий. Первый предусматривал, что Пруссия также будет соблюдать мирный договор и тогда помощь Саксонии не понадобится, а, следовательно, не будет повода к территориальным уступкам. Второй вариант предполагал, что, в случае нарушения Бреславльского мира со стороны короля Фридриха, Саксония могла получить земли во вновь отторгнутой от Пруссии Нижней Силезии. Удовлетворившись, за неимением лучшего, этими туманными перспективами, саксонский двор согласился заключить оборонительный договор с Австрией. Данное соглашение, имевшее в своей основе договор от 1733 года, было подписано в Вене 20 декабря 1743 года новым руководителем австрийской внешней политики графом Ульфельдом (Ulfeld) и саксонским посланником графом Бюнау (B?nau). Договор содержал обязательства взаимной военной помощи в случае нападения на одну из сторон, возобновление гарантии Прагматической Санкции, а также предоставление прохода через земли Богемии и Моравии в Польшу для короля Августа с эскортом в 1 200 человек. Кроме того, саксонская сторона освобождалась от обязательств к поставке контингента против Франции, так как эта война уже шла на момент подписания данного договора[31 - Хотя официально о состоянии войны между Австрией и Францией будет объявлено несколькими месяцами позже.]. Стороны условились пригласить к участию в договоре короля Великобритании, как курфюрста Ганноверского, и Россию. Несколькими месяцами позже, в мае 1744 года, когда возникла действительная угроза войны с Пруссией, данный договор был расширен дополнительной конвенцией, в которой помощь в случае нападения устанавливалась в 20 000 человек для Саксонии и в 30 000 человек для Австрии. Таким образом, обе стороны заручились поддержкой друг друга на случай атаки со стороны прусского короля, и в Вене могли с тем большей уверенностью готовиться к началу весенней кампании 1744 года на Рейне, от которой ожидали больших результатов.

После катастрофы в Баварии весной 1743 года маятник войны качнулся в обратную сторону, и непосредственная угроза нависла уже над самой Францией. Там понимали, что из державы-протектора, стоявшей над схваткой, Франция может вскоре превратиться в объект атаки, причём защищаться ей придётся в одиночестве, так как единственные союзники, Испания и император Карл, сами нуждались в помощи. Всё громче раздавались голоса в пользу начала мирных переговоров и вывода войск из Германии. В этих условиях в Версале было принято решение первыми сделать шаги к примирению. Одним из таких шагов стало оглашение на открытии Рейхстага 26 июня 1743 года послания Людовика XV. В нём французский монарх заявлял, что не ставит целью территориальные захваты в Империи, что его армии являются вспомогательными для императора и ведут военные действия против Марии-Терезии лишь, пока она сама воюет с Карлом VII. В послании говорилось также, что император готов заключить с королевой Венгрии и Богемии мир, после чего Франция выведет свои войска из Германии.

О французских мирных предложениях мы подробнее поговорим позже, а сейчас остановимся на протестации Вены, направленную в Имперскую канцелярию в ответ на этот французский демарш. В ней австрийская сторона, ссылаясь на исключение богемского голоса на выборах императора Карла VII, впервые заявила о непризнании итогов этих выборов, официально называя императора лишь курфюрстом Баварским. Также здесь было заявлено о необходимости компенсировать Австрийскому дому потери, понесённые им в этой войне. Венский двор в самом начале 1743 года, то есть ещё при жизни прежнего эрцканцлера, уже пытался опубликовать через Имперскую канцелярию этот документ, но безуспешно. Сейчас граф Остейн сделал то, на что не решился покойный архиепископ, и уже 23 сентября огласил протестацию Марии-Терезии перед Имперским собранием, после чего, согласно законам Империи, она сделалась официальным имперским документом.

В Германии поднялся ропот недовольства таким неуважением к своему императору, но решение эрцканцлера изменить уже было нельзя[32 - Эти события получили название «Спора о диктатуре» (Diktaturstreit).]. Этим документом, оглашение которого во Франкфурте Карлайл называет поворотным событием этой войны, венский двор открыто готовил почву к решению двух главных своих задач – возвращение императорского титула Габсбургскому дому и аннексия Баварии в качестве компенсации за потерю Силезии и вероятных уступок в Италии. Венский двор, используя выражение лорда Картерета, был намерен «удерживать Баварию без лишних слов». Серьёзность этих намерений была продемонстрирована в сентябре 1743 года, когда, несмотря на протесты Карла VII, было отдано распоряжение о приведении к присяге Марии-Терезии сословий Баварии и Верхнего Пфальца, а в Мюнхен был назначен австрийский штатгальтер. Кроме того, австрийскими оккупационными властями был объявлен призыв баварской милиции для службы в армии королевы в Италии, а Мария-Терезия денонсировала Нидер-Шёнфельдскую конвенцию[33 - В Вене узнали, что Карл VII с началом новой кампании намерен возобновить враждебные действия против Австрии, и заключил для этого тайные соглашения с Францией и Пруссией, что было использовано как предлог для отказа от Нидер-Шёнфельдской конвенции.]. А ведь не прошло и двух лет с тех пор, как исполненный самых радужных надежд Карл-Альбрехт Баварский принимал присягу у богемских сословий в Праге.

Однако, осуществление плана по присоединению Баварии, как ни желательным было это событие для венского двора, оказалось чрезвычайно сложной задачей. Добиться согласия со стороны баварского курфюрста и императора Карла VII было невозможно, а насильственное лишение германского императора его наследных владений вызвало бы возмущение чинов Империи. Кроме того, возникал вопрос о новых землях для несчастного Карла VII, которые должны были ему достаться вместо утраченной Баварии. Предложение передать императору Австрийские Нидерланды, штатгальтером которых был когда-то его отец Максимилиан Баварский, было отвергнуто сразу, так как в этом случае там резко усилилось бы влияние Франции, чего никогда не допустили бы ни Англия, ни Голландия. Выше уже упоминалось о предложении сардинского двора передать безземельному императору корону Неаполя и Сицилии, но этот план, устраивавший Австрию и Сардинию, встретил категорический отказ со стороны Англии. Резидент Виллетс в Турине выразил желание сардинской стороны, но у английского министерства на этот счёт были свои соображения. Если король Сардинии был против возвращения Неаполя и Сицилии Австрии и хотел воцарения там слабого Карла VII, а в Вене решительно не хотели возвращать тому Баварию и были заняты поиском подходящей для неё замены, то Англия, хотя и была согласна предоставить Марии-Терезии соответствующую компенсацию за потерю Силезии, отказывалась одобрить присоединение Баварии, опасаясь реакции на такой произвол со стороны прусского короля Фридриха.

Прусский король не скрывал своих симпатий к императору и имел все основания опасаться объединения Баварии с Австрией, что сильно сместило бы баланс сил в Германии в пользу венского двора. Исходя из тех же причин в Лондоне отказались от плана, предложенного лордом Стайром, по созданию для императора Карла VII королевства из восточных территорий Франции, прежде входивших в состав Священной Римской империи (Эльзас, Лотарингия, Франш-Конте)[34 - Здесь, как нередко случалось в XVIII веке, проявил себя принцип «Convenance», как один из ключевых, наряду с Равновесием сил, принципов в международных отношениях эпохи Старого порядка, постулировавший, что территориальные изменения в Европе возможны только на основе консенсуса между ведущими державами, который мог быть достигнут при помощи некоторых уступок и компенсаций.]. Осенью 1743 года адмирал Мэтьюз, ссылаясь на отсутствие конкретного приказа[35 - 22 сентября 1743 года Мэтьюз писал австрийскому агенту в Генуе: «Хотя мне даны приказы делать всё, что от меня зависит для службы Её Величеству Королеве Венгрии, такого они не предусматривают».], отказал в помощи Марии-Терезии против Дона Карлоса, зная, что одних австрийских войск будет недостаточно для захвата Неаполя. Лорд Картерет вполне определённо высказался о перспективах передачи Неаполя Карлу VII в обмен на Баварию, назвав это «пустой идеей», а Робинсон в Вене откровенно высказал Бартенштейну, что данная схема совершенно невыполнима. Такая позиция союзника вызвала протест со стороны австрийского министра, который заявил Робинсону, что «Его Неаполитанское Величество находится в своём королевстве в такой же безопасности, как и король в Англии», добавив, что это доказывает нежелание Англии изгнать короля Неаполя обратно в Испанию. Таким образом, на Аппенинах сложилась парадоксальная ситуация, когда Великобритания, ведя войну с Испанией, отказала своему австрийскому союзнику в помощи против испанского союзника короля Неаполитанского, опасаясь, что смещение баланса на полуострове в пользу Австрии может повлиять на позицию Его Сардинского Величества, игравшего ключевую роль в антибурбонской коалиции в Италии. Внутри выстроенной Англией сложной системы антибурбонской коалиции, в состав которой входили прежние конкуренты, такие как Австрия и Сардиния, существовал значительный потенциал для конфликта, так что английскому министерству приходилось лавировать для поддержания между ними определённого баланса[36 - Десятилетием ранее, во время войны за Польский трон, с подобной проблемой столкнулась Франция, когда в противоречие вступили интересы её союзников Испании и Сардинии, и под угрозу было поставлено само существование антиавстрийского союза.].

Однако, лишив Австрии надежды на возвращение Неаполитанского королевства и присоединение Баварии, Лондон должен был взамен предложить венскому двору приемлемую компенсацию. Счета за потерю Силезии, отказ от Баварии и Неаполитанского королевства должны были оплатить в Версале. Сразу после поражения французской армии в Богемии союзники начали разработку плана по отторжению у Франции недавно приобретённых ею имперских земель. Согласно вышеупомянутому плану лорда Стайра, из Лотарингии, Бара, Трёх Епископств (Мец, Туль, Верден), Эльзаса и Франш-Конте планировалось создать королевство для императора Карла VII, тогда как Бавария должна была быть передана Марии-Терезии. Но твёрдая позиция короля Фридриха вынудила лондонский кабинет изменить данный план и вместо Баварии предложить Марии-Терезии в качестве компенсации за утерянную Силезию вернуть герцогства Лотарингию и Бар[37 - По Венскому миру 1738 года супруг Марии-Терезии Франц-Стефан Лотарингский уступил герцогства Лотарингия и Бар бывшему королю Польши и тестю Людовика XV Станиславу Лещинскому, получив за это права на наследство Великого герцогства Тосканского после смерти последнего Медичи. Передача Лотарингии и Бара Станиславу Лещинскому во многом была условностью, позволяющей соблюсти династический порядок наследования, и после его смерти эти земли должны были быть отойти к французской короне, что и произошло в 1766 году.]. По выражению герцога Бель-Иля, англичане хотели «отнять у нас Эльзас и Лотарингию, чтобы вознаградить себя и поставить нам мат». Правовую основу для возврата Лотарингии венский двор оформил ещё летом 1742 года, объявив, что Франция, выступив против законной наследницы императора Карла VI Габсбурга, нарушила обязательства по гарантии Прагматической Санкции, одного из условий уступки Лотарингии, после чего договорённости, оформленные в Венском мире 1738 года, были лишены законной силы. И бездействие Прагматической армии после сражения при Дёттингене летом-осенью 1743 года было одним из рычагов давления на австрийского союзника с целью вынудить его оставить прочие намерения и употребить все силы против Франции, заставив, тем самым, Версаль подписать унизительный мир на условиях союзников.

Этим надеждам придавалось тем большее значение, что военное положение Франции к концу 1743 года было угрожающим. Окончательное подчинение Баварии, порученное фельдмаршал-лейтенанту Беренклау (B?renklau), было завершено с капитуляцией последних франко-баварских гарнизонов в Ингольштадте и Штройбинге. 7 сентября 1743 года фельдмаршал-лейтенант Коловрат (Kolowrat) принял капитуляцию гарнизона Эгера, после чего в тылу австрийских войск более не оставалось ни единого вражеского солдата. В это время главные силы во главе с принцем Карлом Лотарингским, опираясь на крепости Передней Австрии и, в первую очередь, на Фрайбург (Freiburg), подошли к Рейну. С высокой башни кафедрального собора в Страсбурге уже можно было наблюдать развевающиеся знамёна с орлами австрийской армии, но развития наступления не последовало.

Австрийский план вторжения во Францию, разработанный Кевенхюллером и представленный на одобрение Его Британского Величества в конце июля, предусматривал атаку с трёх сторон. Армия Карла Лотарингского должна была переправиться через Рейн в Верхнем Эльзасе и попытаться отрезать от Эльзаса и Бургундии французские войска маршалов Ноайля и Куаньи (Coigny). Планировалось, что Прагматическая армия будет наступать в Нижнем Эльзасе и перейдёт Рейн у Майнца, а голландский корпус – действовать от Трира. Для обсуждения будущих военных операций к Юпитеру Европы в штаб-квартиру Прагматической армии в Ганау в сопровождении фельдмаршала Кевенхюллера прибыл принц Карл Лотарингский. Военное положение выглядело настолько благоприятным, что Кевенхюллер высказывал твёрдую уверенность, что, в случае принятия данного плана, армия разместится на зимних квартирах во французских Эльзасе, Лотарингии и даже Бургундии[38 - Из письма Кевенхюллера президенту Гофкригсрата Гарраху (Harrach) от 21 июля 1743 года: «Если мы сможем договориться об этом плане, я ручаюсь своей головой, что мы займём квартиры в эльзасе, бургундии и лотарингии» (орфография сохранена – прим. авт.).]. Несмотря на возражения Нейпперга, опасавшегося разделения союзных сил, а также, так как основная тяжесть операции ложилась при этом на австрийскую армию, король Георг и союзный генералитет, в конце концов, одобрили предложенный план[39 - Принц Карл Лотарингский в письме Францу-Стефану хвалил Прагматическую армию, найдя её «великолепной и исполненной великих желаний…». Георг, по его мнению, также был настроен в пользу общего дела, но сильно зависим от своих советников. При этом принц был сильно разочарован отсутствием единства мнений в ставке командования Прагматической армии и сравнивал её штаб с республикой, где каждый имел своё мнение и, не боясь, его высказывал.].

Однако политическая комбинация лорда Картерета в Италии ещё не была завершена и, чтобы вынудить венский двор пойти на уступки, Прагматическая армия замедлила военные операции. Несмотря на все представления и протесты со стороны Вены и настояния лорда Стайра, король Георг выдвинулся из Вормса на Шпейер лишь в конце сентября, то есть, после подписания Вормсского договора. Но уже слишком поздно, чтобы дать возможность осуществиться амбициозному плану Кевенхюллера. Военная целесообразность в очередной раз уступила политическим соображениям, а раздосадованный лорд Стайр после горячего разговора с лордом Картеретом подал в отставку, получил её и покинул армию, чтобы, по его собственным словам, вернуться к плугу[40 - В разговоре с лордом Картеретом, категорический и последовательный сторонник активных военных действий, лорд Стайр, не сдержавшись, вскричал: «Я скорее размозжу себе голову выстрелом из пистолета, чем останусь здесь ожидать австрийскую армию». Покинув армию, Стайр вернулся к своим обязанностям посланника в Гааге.].

Вернувшись из Ганау, принц Лотарингский к 14 августа собрал армию между Фрайбургом и Альт-Брайзахом (Alt-Breisach) и начал подготовку к переправе через Рейн. Однако так как эти приготовления продвигались очень медленно, маршал Куаньи, руководивший обороной реки на данном участке, успел принять необходимые меры и укрепить возможные места переправы. Обе попытки австрийской армии переправиться через реку, предпринятые 3 сентября у Альт-Брейзаха и Рейнвейлера (Rheinweiler) закончились неудачей. Лишь лёгкие войска под командованием полковника Менцеля и генералов Бараньяи (Baranyay) и Трипса (Trips) наводили ужас в приграничных французских территориях. К этому времени относится наделавший много шума манифест Менцеля, озаглавленный «К подданным Королевы во Франции», повсюду распространяемый его гусарами и обращённый к жителям Эльзаса, Лотарингии, Трёх Епископств и Франш-Конте, в котором он объявлял об освобождении их от «невыносимого французского ига» и призывал к восстанию. Манифест, впрочем, не достиг цели, так как одновременно Менцель грозил рассматривать сопротивление австрийским войскам в этих областях как неповиновение законному государю, за что обещал карать смертью. Маршал Ноайль отправил против Менцеля войска под командованием генерала Бершиньи (Berchiny), перед которым тот вынужден был ретироваться.

Принц Карл Александр Лотарингский (1712–1780). Командующий австрийской армией и брат супруга Марии-Терезии Франца-Стефана Тосканского. Мария-Терезия называла своего деверя Alter (лат. – второй, другой), имея в виду, что «первый» был её муж Франц-Стефан.

В середине октября Прагматическая армия, после медленного марша вперёд от Вормса к Шпейеру, повернула обратно к Рейну. Напрасно принц Карл Лотарингский настойчиво предлагал встать на зимние квартиры вдоль французских границ, чтобы облегчить начало следующей кампании. Англичане и голландцы настаивали на отступлении в Нидерланды, где можно было занять удобные квартиры, и даже угрозы герцога Аренберга, что он с австрийскими войсками останется на границе, не смогли изменить этого решения. Оказавшись в одиночестве, принц Карл был вынужден прекратить активные военные операции. Он распорядился срыть укрепления Альт-Брейзаха, занять сильным гарнизоном Фрайбург и разместил свои войска на зимних квартирах в Передней Австрии и Баварии. Несмотря на неубедительное завершение, общий итог кампании 1743 года в Германии был явно не в пользу Франции. Плохие новости в это время приходили в Версаль и из Италии. На севере полуострова войска бурбонской коалиции потерпели тяжёлое поражение при попытке прорваться через горные альпийские проходы, а на юге, несмотря на отсутствие поддержки со стороны Англии и Сардинии, новому австрийскому командующему князю Лобковицу (Lobkowitz) удалось оттеснить войска сменившего Монтемара графа Гажа (Gages) к Пезаро и 20 октября занять Римини.

Потеря Баварии, поражение при Дёттингене, оставление Германии и, наконец, опасность вторжения в сами французские земли и угроза потери провинций, некоторые их которых уже давно было принято считать не только бесспорно французскими, но даже не приграничными (Франш-Конте, Три Епископства) – с такими вызовами королевство не сталкивалось со времён кошмара войны за Испанское наследство. Смерть в январе 1743 года кардинала Флери нанесла ещё один удар по внешней политике Версаля, лишив в кризисный момент французский кабинет министров его главы. Ещё в начале 1743 года, то есть сразу после печального завершения Богемского похода и потери Праги, французское министерство через своего агента в Базеле запросило австрийского посланника в Швейцарской конфедерации маркиза фон При (Prie) о том, какова будет реакция в Вене на мирные предложения со стороны Франции. Но так как французская сторона при этом поставила условие, что данные консультации должны будут вестись без участия Англии, венский кабинет даже не ответил на этот запрос.

Летом 1743 года, после потери Баварии, поражения при Дёттингене и приближения вражеских армий к границам королевства, французские предложения стали более определёнными. В конце июля 1743 года Бартенштейн получил от субинтенданта Страсбурга по имени Хатсель (Hatsel) два письма. В них венскому двору предлагалось прекратить военные действия и объединить усилия для возвращения Австрии Силезии, а также содействие в выборе эрцгерцога Иосифа римским королём, для чего у Версаля имелись все возможности, учитывая зависимость императора Карла VII от Франции. Из депеши Васнера в Вене также узнали, что Хатсель был отправлен ко двору близкого к австрийскому двору курфюрста Майнцского, чтобы предложить ему принять посредничество при переговорах с Австрией. Одновременно во Франкфурт из Лиссабона был переведён один из самых ловких французских дипломатов того времени шевалье де Шавиньи, а в Турине королю Сардинии были сделаны выгодные предложения. В этой связи, необходимо ещё раз упомянуть о послании короля Людовика Рейхстагу, которое также необходимо расценивать, как попытку примирения. Все эти дипломатические манёвры дали основания прусскому министру графу Подевильсу (Podewils) написать королю Фридриху: «Где-то идут большие переговоры».

Одновременно с попытками примирения с основными своими противниками французский кабинет пытался расширить число своих союзников. В этой связи было решено попытаться вновь договориться с прусским королём, побудить его вмешаться в войну и, тем самым, отвлечь неприятельские силы от французских границ. Положение было тяжёлым, и срочная необходимость в помощи отодвинула на задний план воспоминания о жестоком оскорблении, нанесённой королём Фридрихом французской короне в Бреслау. Однако прусскому королю настолько хорошо удавалось скрывать свои намерения за нарочитым равнодушием, что никто не смог до конца понять его замыслы. Английский и французский посланники, Гиндфорд и Валори (Valory), в июне-августе 1743 года отправляли к своим дворам депеши одинакового содержания – не надейтесь получить от этого человека ничего, что бы он вам не говорил; он будет действовать только, когда твёрдо будет знать, на чьей стороне сила или когда он почувствует угрозу своим личным интересам. Но пока король Фридрих демонстрировал свою отстранённость и непредвзятость ко всему происходящему. «Я ни за кого во всём этом, – сказал король, узнав о поражении французов при Дёттингене, – мне нравится наблюдать этих людей в бою и мне абсолютно всё равно, кто победит». Но одно было ясно – король Фридрих неустанно работал над восстановлением и усилением своей армии и укреплением крепостей, как в Силезии, так и на Рейне, готовясь к любому развитию событий и старательно дистанцируясь от обеих противоборствующих сторон. В этой ситуации, когда на официальные дипломатические каналы надежды не было, в Версале решили прибегнуть к помощи человека, как казалось, далёкого от большой политики.

Деликатное поручение должен был исполнить известный французский литератор и философ Вольтер, который в это время, находясь в немилости, жил в небольшом поместье на границе Шампани и Лотарингии вместе со своим интимным другом и музой, известным французским математиком и физиком маркизой дю Шатле (Ch?telet). Идея использовать для тайной миссии известного писателя, по-видимому, исходила от знаменитого герцога Ришелье и государственный секретарь по иностранным делам (Amelot) возлагал на неё большие надежды. Французская сторона предполагала использовать близкие отношения Вольтера с прусским королём, с которым литератор давно поддерживал оживлённую переписку, несколько раз встречался и неоднократно получал от прусского короля приглашения ещё раз посетить берлинский двор. В юности, будучи ещё кронпринцем, Фридрих восхищался трудами Вольтера, а тот, получив известие о заключении мира в Бреслау, даже направил королю Фридриху восторженное письмо с поздравлениями. После такого открытого восхваления монарха-клятвопреступника, в адрес которого вся Франция в то время посылала брань и проклятия, его репутация честного человека и доброго гражданина была сильно подорвана. Кроме того, ранее Вольтеру уже приходилось исполнять подобного рода поручения кардинала Флери. К примеру, в 1740 году, когда кардиналу необходимо было выяснить планы молодого короля, или осенью 1742 года, когда также с заданием узнать намерения Пруссии он прибыл в Ахен, где в это время находился на отдыхе король Фридрих. С мая 1743 года с Вольтером велись переговоры и консультации, в результате которых литератор согласился, по его собственному выражению, покинуть Минерву ради Апполона и превратить своё изгнание в секретную миссию, получив за это обещание предоставить ему кресло во Французской академии наук[41 - Вернувшись из Берлина, Вольтер действительно получил прощение, место при дворе и был избран в члены Французской академии наук.].

Так как сохранение в тайне истинных целей данной миссии являлось необходимой предпосылкой для её успеха, в версальском кабинете было решено организовать настоящее представление. Для придания большей правдоподобности, в Париже был объявлен запрет на постановку трагедии Вольтера «Смерть Цезаря», что призвано было завершить образ гонимого свободолюбца и, тем самым, помочь тому получить должный приём в Берлине. У новоиспечённого дипломата не было ни доверительных писем, ни даже инструкций и в этой неофициальной миссии угадываются черты будущей секретной службы Его Христианнейшего Величества «Секрет короля» (Secret du Roi). В середине июня 1743 года Вольтер покинул Францию и направился в Голландию, где намеревался ожидать приглашения и паспортов от прусского короля. Остановившись в Гааге, новоиспечённый тайный агент немедленно завязал тесные отношения с посланником короля Фридриха в Республике Соединённых Провинций графом Подевильсом-младшим, племянником прусского министра. Ему удалось получить важную информацию о переговорах по поводу займа, которые прусский король вёл в Голландии. Ведение подобных переговоров указывало на существование у короля определённых финансовых затруднений, что, в свою очередь, позволяло рассчитывать на возможность привлечь его на свою сторону при помощи субсидий. Находясь в Гааге, Вольтер не пожелал оставаться бездеятельным наблюдателем и, в ожидании документов из Берлина, развил бурную деятельность на ниве дипломатии, чем доставил немало хлопот официальному французскому посланнику в Республике Соединённых Провинций маркизу де Фенелону. Однако в это время пришли необходимые бумаги, и Вольтер смог, наконец, покинуть Гаагу и направиться в Берлин.

Тёплый приём, оказанный ему королём Фридрихом, не должен был обманывать тайного посланника. Король и философ проводили многие часы за беседами, но практический результат их неизменно оставался неопределённым. На попытки Вольтера выяснить его планы прусский король отвечал уклончиво и подчёркивал, что у него нет никаких связей с Францией, что от неё он ничего не ждёт, ни на что не рассчитывает и, таким образом, не намерен инициировать переговоры первым. Вольтер сопровождал короля во время поездки ко дворам ряда германских князей, но во время этого путешествия также не смог добиться ничего определённого. Позиция короля Фридриха заключалась в том, что Франция должна оборонять себя сама, а его долг, как германского князя, состоит лишь в помощи находящемуся в тяжёлом положении императору, затруднения которого проистекают как раз от того, что Франция бросила его на произвол судьбы. 12 октября 1743 года Вольтер выехал из Берлина обратно в Брюссель, где его ждала мадам дю Шатле. Он возвращался с пустыми руками, не сумев ничего выяснить об истинных намерениях короля Фридриха, кроме того, что Его Прусское Величество старательно делал вид, будто занят лишь балами и театром.

Глава IV. Тучи сгущаются

Но атмосфера безмятежного спокойствия при берлинском дворе призвана была скрыть напряжённое ожидание. Прусский король внимательно следил за событиями в Европе, которые в последнее время начали развиваться неблагоприятным и даже опасным для Пруссии образом. После заключения мира в Бреслау король Фридрих находился в исключительно выгодном положении, покинув поле боя в тот момент, когда настоящая схватка ещё только начиналась и, сохраняя свободу рук для дальнейших действий, наблюдал со стороны за развитием событий. Как уже говорилось выше, первой целью внешней политики короля на данном этапе было включение гарантий Бреславльского мира в статьи общего мирного договора, при заключении которого Пруссия могла бы претендовать на роль посредника. Необходимой предпосылкой для такого развития событий было сохранение баланса сил противоборствующих сторон и недопущение достижения подавляющего превосходства одной из них. Такое развитие событий вынудило бы короля Фридриха оставить свою сильную политическую позицию и вновь вмешаться в войну ради восстановления искомого равновесия, так как, в случае поражения Франции, в Вене непременно приступили бы к осуществлению своих реваншистских планов. Другим необходимым условием для недопущения гегемонии Австрийского дома в Германии являлась необходимость поддержки императора Карла VII и сохранения за ним как титула, так и родовых земель, так как присоединение Баварии к габсбургским владениям резко нарушило бы баланс сил в Германии в пользу Вены. Проще говоря, максимами прусской политики в этот период были поддержание равновесия между сторонами конфликта с целью их взаимного истощения и сохранение Баварии за императором Карлом VII.

Во время бесед с Вольтером в Ахене в сентябре 1742 года король Фридрих был спокоен. По его убеждению, Австрия была истощена войной, а разорение её самых богатых провинций и непомерный груз долгов, оцениваемый прусским королём в 80 миллионов талеров, делали её неспособной к энергичным военным усилиям без посторонней помощи. В это время прусский король ещё не помышлял о войне и, через своего посланника в Вене графа Дона[42 - Речь идёт о Фридрихе Людвиге, бургграфе цу Дона-Карвинден (Dohna-Carwinden).], уверял королеву Марию-Терезию в приверженности статьям Бреславльского трактата. Он даже рассматривал возможность заключения оборонительного союза с Австрией, опасаясь, однако, что большая протяжённость границ габсбургских владений в будущем может вовлечь Пруссию в ненужную для неё войну. Таким образом, зная о катастрофическом положении французских войск в Праге, король Фридрих, осаждаемый лордами Стайром и Гиндфордом, последовательно отвергал настойчивые попытки английской дипломатии вовлечь его в войну с Версалем, надеясь на то, что скорое и взаимное истощение основных противников, Франции и Австрии, позволит заключить искомый мир. Следуя этой логике, оборонительный союз – это самое большее, на что мог пойти прусский король в отношениях с Великобританией. Но даже для этого лорд Гиндфорд вынужден был использовать тяжёлую артиллерию, пригрозив, что от заключения этого договора зависит сила английских гарантий приобретения Силезии, одновременно передав согласие Георга II на прусские требования в отношении Мекленбурга и Восточной Фрисландии. И только известие о неудаче Майлебуа вместе со слухами о переговорах Флери с маркизом Стенвиллем (Stainville) и лордом Эссексом (Essex) в Париже, каковые могли привести к изоляции Пруссии, побудили прусского короля войти в союзные обязательства с Англией, ибо, как писал король Фридрих министру Подевильсу «если Франция и Австрия вместе на меня нападут, то Австрия ничего не сможет без субсидий Англии».

Фридрих II, король Пруссии (1712–1782). Официальный титул прусских королей звучал, как «Король в Пруссии», что породило ошибочные интерпретации насчёт ущербности данного титула. В действительности, королевству Пруссия принадлежала лишь часть области Пруссия (Восточная Пруссия), тогда, как другая часть (Западная Пруссия) была владением короля Польши. Таким образом, титул подчёркивал, что прусский король обладает лишь частью этой провинции, не оспаривая сюзеренитет короля Польши на другую её часть. По аналогии, встречаются титулования «король в Дании», «король в Польше» и даже – о ужас! – «король во Франции». После разделов Польши и вхождения Западной Пруссии в состав Прусского королевства, официальный титул прусских королей приобрёл привычный вид «Король Пруссии».

Однако также осторожно прусский король держался и по отношению к другой стороне конфликта – Франции. 20 октября 1742 года французский посланник Валори передал королю Фридриху ноту, в которой ему предлагалось принять на себя роль посредника в урегулировании конфликта и даровать мир Германии и императору. Тем более что, как было сказано в данном документе, выбор этот был, по-преимуществу, прусской работой. Король Фридрих отказался от этого лестного предложения, подозревая, что оно призвано помешать его сближению с Англией, расстроить подписание Вестминстерского договора и вовлечь Пруссию в конфликт. Кроме того, король имел основания сомневаться в искренности французских предложений. Он знал о вышеупомянутых австро-французских консультациях в Париже, равно как и о предложении кардинала Флери к Австрии о возвращении Силезии и об обещании кардинала Тансена (Tencin) в Риме, что Франция постарается сделать так, чтобы Силезия не осталась в еретических руках. 21 октября Валори получил сдержанный ответ: «Я сожалею о сложившемся в Империи положении и я, также как и император, желаю обеспечить ей мир, но это не дело нейтрального князя…».

Однако уже через пару месяцев прусский король переменил тон своих заявлений. Пока чаша весов колебалась между ослабленными войной и уравновешивающими друг друга Австрией и Францией, Пруссии можно было не опасаться новой войны, но в конце ноября в Лондоне было принято решение, заставившее короля Фридриха покинуть свою позицию наблюдателя и вмешаться в борьбу. Пусть пока только дипломатическими средствами. Согласно этому решению, английские войска, собранные во Фландрии, получили приказ действовать не через Австрийские Нидерланды, а войти в Империю. Над французской армией в Баварии нависла угроза повторения катастрофы при Гохштедте 1704 года, последствием которой была бы оккупация Баварии и достижение решительного превосходства сил коалиции над Францией. Как уже говорилось, лишение императора его родового герцогства с возможной последующей передачей его Австрии резко меняло баланс сил в Германии в пользу Габсбургского дома и, тем самым, приближало возможность реванша Вены в Силезии. По собственным словам короля, эта опасность была единственной причиной, которая могла заставить его покинуть свою надёжную и спокойную позицию. Таким образом, сохранение Баварии за Карлом VII и поддержание власти императора являлись важнейшими условиями для недопущения пересмотра статей Бреславльского мира и сохранения Силезии в составе Пруссии.

8 декабря 1742 года, получив донесение Андрие о принятом в Лондоне решении двинуть армию в Германию, король Фридрих заявил, что Англия может атаковать Францию, но не Карла VII, так как «я сам, как имперский князь, не смогу долго сносить такое унижение верховной императорской власти, и это, возможно, вынудит меня поддержать кайзера, который, в конце концов, является результатом моих трудов, против любого». В Гааге молодой граф Подевильс 24 декабря передал высшим чинам Республики Соединённых Провинций меморандум, в котором король Фридрих объявлял, что, в случае, если австрийские и союзные им войска пересекут Рейн, он будет рассматривать их как враждебные Империи. В таком случае, он передаст в распоряжение императора 15 000 прусских солдат, а если этого будет недостаточно, лично встанет во главе 50-тысячной армии, чтобы изгнать их обратно. Английскому посланнику Гиндфорду король заявил, что если Англия хочет атаковать императора, то пусть король Георг не забывает, что Пруссия и Ганновер находятся рядом. 7 января 1743 года резидент Андрие в Лондоне от имени прусского короля также заявил протест против вторжения английских войск на территорию Империи и одновременно призвал английский кабинет к посредничеству в заключении мира с Карлом VII.

В ответ английская сторона выразила готовность к посредничеству, поставив лишь два условия – в этих переговорах не должна была участвовать Франция, а Карл VII должен был отказаться от всех претензий на габсбургские земли. Кроме того, оценив весомость угрозы из Берлина, лорд Картерет через лорда Гиндфорда приказал передать королю Фридриху декларацию, содержание которой должно было возыметь на него успокаивающее действие. В ней значилось, что в намерения короля Георга никогда не входило действовать против императора Карла VII, пытаться лишить его родового герцогства либо повлиять на выбор римского короля. Английские и другие союзные Австрийскому дому войска направляются в границы Империи лишь в качестве вспомогательных сил, подобно тому, как два года назад французы передали свои войска Карлу-Альбрехту Баварскому и если ранее германские князья терпели присутствие на территории Империи французских войск, то теперь у них нет оснований возражать против английских. Однако король Фридрих с недоверием отнёсся к этим заявлениям, которые, к тому же, позже легко можно было дезавуировать, сославшись на союзные обязательства по отношению к Австрии. Чтобы убедить Карла VII пойти на английские условия и согласиться на заключение мира, у прусского короля было ещё, по меньшей мере, два месяца до начала весной военных действий. Но пока «вето прусского короля», как иронично прозвали этот демарш в Лондоне, принесло результат.