Друг

– Сережа… С вами… гулять? – услышал он не понимая от кого.

– Что? Нет… Его не пустили… Тётя Тамара… Стройка… На стройке?… – Что?.. Нет. Сторож…. Его не пустили… Тётя Тамара не пустила, – отвечал он невпопад.

Лица перед глазами перестали дрожать и обрели черты. Одно из них – мама, второе… Второе – тётя Тамара. Заплаканное, уставшее лицо. Красные глаза умоляюще смотрят прямо на Сашку.

– Саша, Саша. Пожалуйста, Сережа… Сережа нашел вас?

Внутри столкнулись огонь и лёд, где-то в середине живота и взорвались. Сухой, обжигающий жар болезни и липкий холод страха. Перед глазами всплыли картины произошедшего, и как многотонным грузом сверху придавило осознание того, что это было взаправду. Что сказать? Как сказать? Сашка снова услышал собственный голос издалека и слова, как-будто произносимые не им.

– Нет… Не пустили… Мы на пустыре.. В футбол…

Сознание вновь накрыла темнота. Резко, как отключенный свет. Сашкина голова упала на грудь, и в следующее мгновение обмякшее тело завалилось на кровать.

– Тамара, отойди! Прости, – Сашкина мама бросилась к сыну. Обеими руками подняла голову за щеки. – Саша! Саша!

Сашка не реагировал. Она прижала ухо к груди.

– Коля! – крикнула она куда-то дверь комнаты.

– Лена, он ушел же с моим… Искать, – отозвалась стоявшая рядом Тамара.

– А, да… Скорую. Тамара… Прости… Телефон в прихожей… Ты знаешь… Я за водой.

В заливающей пространство темноте тянулась словно одна белая тонкая нитка. В темноте. Нет. В голове. Словно в Сашкиной голове. Вот эта тонкая белая нить, и он скользит по ней, быстро, гладко и от этого так легко. Но вот на ней появляется маленький черный узелок, и это словно глухой удар изнутри. Еще узелок. Бум. И еще. Бум! Бум! И вот нить начинает запутываться в черный клубок с узлами, петлями, переплетениями и его точно не распутать, и все болит и грохот от которого невыносимо, а самого кидает из стороны в сторону. Но вдруг кто-то словно обрезал черный клубок, все плохое и снова длинная белая тонкая нить, и становится легко и спокойно, но всё повторяется и с каждым разом все чаще и чаще. А затем нитка влетела в тоннель и из его глубины раздались голоса.

– Мамаша! Что же вы так? Самолечением занимаетесь когда у ребенка температура сорок! Что давали? – пожилая женщина-врач отчитывала Сашкину маму, сматывая фонендоскоп.

Сашка уже видел размытые силуэты. По лбу катились большие капли пота, даже подушка, на которой он лежал, насквозь промокла. Он ворочался в кровати, едва шевеля пересохшими губами.

– П-парацетамол, – запнувшись, ответила мама.

– Парацетамол, кончено! Чудо-средство! Собьем жар, и всё пройдет! Собирайте его. Оботрите хорошенько и закутайте. Воспаление у него! Снимок сделаем, но гарантирую воспаление схватил. Кто с ним поедет?

– Я! – тут же отозвался мама.

– Тоже собирайся. Отец-то у него есть?

– Есть, есть…. Он… У нас тут беда… У соседей… мальчик пропал. Он помогает искать.

– Ох, Господи! Одно другого не легче, – врач всплеснула руками. – Я водителя отправлю, поможет донести до кареты.

Женщина застегнула куртку и вышла. Мама вернулась в комнату. Вытащила из шкафа полотенце, подошла к сыну и осторожно вытерла лоб от пота.

– Саша, – тихо сказала она. – Давай помогу подняться, нужно тебя обтереть.

Она просунула руку под шею и посадила Сашку на кровать. Хорошенько потерев лоб, шею и грудь, вернулась к шкафу и принесла ворох одежды. В это время в дверь позвонили.

– Войдите! – крикнула она. – Мы сейчас.

Быстро собравшись и сунув в сумку кое-какие вещи и продукты, они спустились к карете скорой помощи. Сашку на руках вынес водитель. Женщина-врач курила рядом с открытой дверью машины.

– Боря, клади на кушетку, я пристегну. Так, мамаша, мальчик большой уже будет лежать без родителей. Сейчас экстренная, завтра лечащий врач придет. Зарегистрируем, езжайте домой, утром на прием к лечащему. Есть кому забрать?

Мама закивала и замотала головой поочередно.

– Я, я дождусь.

– Кого? Приём с девяти сейчас и двух нет. В приемном спать нельзя.

– Я дождусь, – наставила она.

– Мамаши.., – врач затушила сигарету. – Ладно, садись. Боря, поехали.

Больницу Саша помнил как в тумане. Градусник. Осмотр. Вроде даже сделали какой-то укол, но боли он не почувствовал. Одежду отдали маме, и пожилая медсестра куда-то долго вела его по лестницам и длинным коридорам. В темной плате она откинула одеяло с кровати и шепотом сказала лечь. Он лег и снова провалился в темноту с повторяющейся погоней за белой нитью.

Глава 2

Никто и не обратил внимания, как Максим открыл дверь своим ключом, скинул сандалии и прошел сразу в ванную, оставляя на линолеуме мокрые следы. Никто и не спросил где он был и почему так поздно пришел. В полутемной родительской комнате орал телевизор, стараясь перекричать отцовский храп. Мать в ситцевой косынке, под которой вздымались крупные бугры бигудей, цокала языком и толкала мужа в бок, когда раскатистые запилы перекрывали выкрученную почти на максимум громкость.

Заметили ли вообще родители, если бы он не пришел? Или легли бы спать, даже не проверив, в комнате ли он?

Максим закрылся в ванной и включил воду. Пока вода набиралась, он плеснул под струю, бьющую из крана в эмалированное дно, колпачок шампуня. Бурлящий поток сразу начал взбивать густые хлопья пены. Максим стянул мокрую футболку и штаны и повесил сушиться на змеевик. Бросить в стирку до конца недели никак нельзя – мать заругает.

Облака пены уже возвышались над краями ванной. Максим разгреб белую массу и опустил руку в воду. Немного горячая, но сейчас то, что нужно. По телу то и дело пробегали судороги, то ли от холода, то ли от случившегося сегодня.

Сегодня… Только сегодня, но сейчас казалось, что будто-бы очень давно и будто-бы не с ним. Какая-то страшная история, которую рассказывают пацаны друг другу вечером у подъезда, настолько правдоподобная, что отпечаталась в памяти, но настолько нереальная, что просто не могла произойти. Не могла произойти с ним.

Макс скинул трусы, также забросив их на змеевик, и с трудом перелез через скользкий край ванны, погрузившись в горячую воду. Тепло и легкий шелест лопающихся пузырьков успокаивали и расслабляли.

“Мыться не буду, – решил Максим. – Просто полежу”.

Страшные воспоминания все еще ломились в сознание, время от времени накатывая, как волны атакующие берег. Максим отгонял их, пытаясь заменить чем-то хорошим, но ничего хорошего в голову не приходило.

Наверное, он очень долго пролежал в попытках отогнать черные мысли, так что даже не заметил, как остыла вода. Больше никакого приятного ощущения, с каждой секундой становилось холоднее. Максим потянулся к крану и в этот момент скрипнула дверь.

“Я же закрывал”, – подумал он поворачивая голову.

Дверь приоткрылась, и в щель протиснулась голова мамы.

– Мам! Я моюсь! – крикнул Максим, сгребая остатки пены на себя. – Выйди!