Из Лондона в Австралию

– Что это значит: пуркабидни? – рассмеялся Аскот, видя бегство дикаря.

– Не знаю, сэр!

– Боже мой, Туила! Это ты?

– Да, сэр, это я.

Плетенка полетела на землю и страшный светлый огонек оказался обыкновенной сигарой во рту Туилы.

– Ну-с, сэр, что вы тут делаете ночью, одни, с этим дикарем?.. Разве можно так полагаться на эту темнокожую дрянь? Ведь он покушался на вашу жизнь?

– Я думаю, что так! – ответил Аскот. – Туила, зачем ты надел свою корзину на голову? Чтобы испугать его?

– Конечно, и это мне удалось как нельзя лучше. Пуркабидни, вероятно, один из их демонов, блуждающих по ночам.

В это время к ним присоединилась толпа белых друзей: Антон, мистер Уимполь, Фитцгеральд, несколько солдат, все были вооружены и сильно запыхались.

– Аскот, можно ли так рисковать собой! – с беспокойством воскликнул лейтенант. – А где же Кутамеру?

– Исчез! – засмеялся молодой англичанин. – Туила чуть не разможжил ему череп ударом кулака.

– И Туила здесь?

– О, сэр, прошу прощения, – сконфуженно заговорил островитянин. – Я только хотел поохотиться на голубей по нашему способу, а для этого нужно быть одному.

– Что же, поздравить тебя с добычей? – засмеялся лейтенант.

– О, конечно, я не с пустыми руками, сэр!

Он поднял с земли порядочную связку убитых голубей и целую кучу яиц.

– А, у нас будет превосходный завтрак! Но, нужно торопиться назад, ребята, ведь весь лагерь на ногах, и вам придется объясниться с капитаном, Аскот.

Между тем молодой англичанин успел уже рассказать товарищам свое приключение и при этих словах лейтенанта высокомерно пожал плечами.

– Пустяки, добрейший Мармадюк!.. Не стоит тратить слов.

И он пошел вперед, не желая больше об этом распространяться.

– Пуркабидни демоны во образе человека, – объяснял Уимполь, – они бродят по ночам, у них громадные черные головы, и они убивают людей большими дубинами.

– Я так и думал, – воскликнул Туила.

– Молодец Туила, – сказал ему Антон. – Ты герой нынешней ночи!

Все засмеялись и чтобы скорее успокоить капитана, поспешили в лагерь. При этом бедного сумчатого чорта так и забыли распростертым под деревом. В лагере все уже спали, кроме капитана. По всей линии караульные посты были на эту ночь удвоены; туземцы бродили всюду кругом, подслушивали и подсматривали.

Капитан Ловэлль в эту ночь не захотел объясняться с сыном лорда Кроуфорда, но как бы случайно гамак Аскота оказался повешенным почти рядом с капитанским, и теперь юноша уже не мог бы покинуть лагерь незамеченным.

Рудуарто, который рассказывал белым тайну вражды между племенами пчелы и двуутробки, тщетно старался выпытать у белых, что они видели в эту ночь и зачем племя двуутробки собиралось на звуки витарны: ни Антон, ни Аскот не имели возможности повидаться с ним.

На следующее утро можно было заметить, что у дикарей произошло что-то необычайное. Они сходились группами, перешептывались, ломали руки и в заключение отправлялись взглянуть на одного своего земляка, сидевшего в унынии, поникнув головой у входа в свою хижину – Ба! да ведь это главное действующее лицо ночного заговора, – шепнул Аскот.

Антон разыскал знакомого мальчика туземца и расспросил его через посредство Уимполя: – Рудуарто, взгляни-ка туда, не это ли Прыгун?

– Да, это и есть Варриарто Прыгун. Прислушайся, белый человек, он сейчас будет петь свой сон.

– То есть, в песне расскажет содержание своего сна!

– Да, это у нас принято, если во сне грезилось что-нибудь необыкновенное. Если же кто видел во сне какую-нибудь охоту или что-нибудь в этом роде, то об этом петь не полагается.

– А, следовательно, Прыгун расскажет что-нибудь интересное. Ну, после впечатлений прошлой ночи это не удивительно.

– Я могу тебе сообщить еще одну новость, белый человек: охотник за чертями исчез!

– Вот как?.. Ну, сегодня после обеда, когда офицеры лягут спать, приходи сюда, я тебе расскажу, что мы видели… Но, вот Прыгун поднимается на ноги… должно быть сейчас начнется пение…

Действительно Варриарто стоял, скрестив руки на груди, перед своим шалашом и смотрел куда-то вдаль через головы собравшихся вокруг него земляков, приготовившихся не пропустить ни одного звука из его повествования.

Прыгун простер руку и моментально все затихло, слышно было как муха пролетит. Он вздохнул, глаза его то обращались к небу, то устремлялись в землю; по всему было видно, что он сильно взволнован… Наконец, он возвысил голос и начал свое монотонное пение, без малейших оттенков и ударений.

– Я пошел на охоту с копьем и дубиной, – пел дикарь, – солнце ярко светило, передо мной прыгала по веткам серая белка и в чаще играли кенгуру. Мамаммурок подарил меня хорошей погодой, я рассчитывал вернуться с богатой добычей… Но злые духи хотели другого. О, горе, горе! Они хотела другого. Дневной свет начал меркнуть, небо покрылось темными тучами, тень от них покрыла землю, змеи поползли мне через дорогу и филин страшно закричал: «Смерть Прыгуну! Смерть Прыгуну»!.. А за ним и все звери и все растения заговорили человеческим голосом и все повторяли тоже самое: «Смерть Прыгуну! Смерть Прыгуну!» И каждое дерева, каждая травка, и красный цветок, попугаи и голуби – все кричали: «смерть! смерть!» Я хотел бежать, но ноги меня не слушались. Я стоял на месте, как вкопанный, сердце у меня остановилось, вся кровь застыла и колени дрожали… И я увидел страшную картину. Я увидел перед собой виркатти! Круглый виркатти, сплетенный из ветвей! Четверо людей несли его, с ними шел и минтапа и спрашивал душу, кто убил её тело… А на виркатти лежал я, о, я несчастный!

Он громко зарыдал, а все слушатели оцепенели от страха.

– И снова все звери и растения закричали: «смерть Прыгуну! смерть Прыгуну!» Снова вокруг меня поползли черные змеи и облако опустилось на мою дорогу. И я услышал голос минтапа, который возгласил: «Слушайте! слушайте! Душа мне ответила на мой вопрос, что Прыгуна убил Кутамеру, охотник за чертями».

– Охотник за чертями! Охотник за чертями!

– Он убежал! Он скрылся!

– Племя пчелы преследует нас, это наш исконный враг!

– Объявим им войну! Послать им вызов! Пусть примут вызов!

– Проклятие охотнику за чертями! Его отец убивал наших жен и детей, и сын его также убийца!

– Смерть ему! Смерть ему!

– Но послушайте же, воины, ведь все это сон! Прыгун жив и невредим!

– Все равно! все равно! Он видел себя лежащим на виркатти, это дурной признак. Варриарто Прыгун не жилец на белом свете.

При этих словах, несчастный певец упал, как подкошенный. Роль его была кончена, он забился в свою жалкую бамбуковую хижину в самый дальний угол, уткнулся лицом в сухия листья и горько заплакал, нимало не сомневаясь, что должен погибнуть.

Все племя настолько было занято этим событием, что уже не обращало внимания ни на что другое. Белые построили и укрепили второй плот, наловили массу рыбы, настреляли всякой дичи, но никто уже не следил за ними. Они набрали припасов на всю остальную часть своего пути по незнакомой местности, выплели много корзин, для того, чтобы нести в них рис, яйца и битую дичь – но никто и на это не обратил внимания.

Рано утром племя пчелы, отрядило несколько человек воинов искать в лесу исчезнувшего земляка, но все они вернулись ни с чем, хотя и нимало не обеспокоенные его участью. Они не обращали никакого внимания на случайное оживление в лагере охотников.

– Охотник за чертями находится где-нибудь по близости, – подумал Аскот, – он только решил прятаться до тех пор, пока мы не уйдем отсюда.

– Хотя капитан не напомнит ему ни одним словом о всем происшедшем, это я знаю наверное, – сказал Антон, – и совершенно с ним согласен. Ах, Аскот, знаешь ли, что если ничто не помещает, то после завтра мы будем уже на том берегу.

– Будем надеяться, – вздохнул сын лорда. – Положение становиться невыносимым.

– Аскот, тебе следовало бы помириться с мистером Уимполем. Я знаю, что эта размолвка с тобой, ему крайне неприятна.

– А зачем он назвал мой поступок глупой выходкой? – ответил тот, пожимая плечами.

– Аскот, ведь он правду сказал!

– Не серди меня! – воскликнул Аскот, искривляя губы и делая свойственное ему нетерпеливое движение плечами.

Антону хорошо были известны и этот жест, и этот тон молодого англичанина и он замолчал. Под вечер он вышел вместе с колонистом из лагеря, чтобы встретить где-нибудь Рудуарто и узнать от него что-нибудь новое об охотнике за чертями, но на вопрос его, молодой дикарь ответил:

– Этого никто не знает, кроме стариков. Сегодня вечером вы услышите две витарны – племени двуутробки и нашу. Надо сильные заговоры, чтобы предупредить беду.

– Ну, на этот раз мы не пойдем подсматривать за ними, – заметил на это Антон. – Лучше держаться от них подальше.

Действительно, с наступлением ночи справа и слева от лагеря белых завыли витарны дикарей, все население замерло в своих шалашах, а в чаще кустарников бедные язычники, погруженные во тьму невежества, принялись за свои нелепые церемонии, за колдовство и заговор против него, одно бессмысленнее другого: тем не менее они верили в могущественную силу этих обрядов, завещанных им предками.

По окончании церемоний в лесу можно было видеть Прыгуна, с умоляющим видом обходившего все хижины своего племени. В руках у него была клетка, сплетенная из прутьев ивы, с двуутробкой, которую он показывал в каждой хижине.

– Посторожите эту вот возле моего шалаша, – жалобно молил несчастный, – помогите мне отогнать злых духов.

Повсюду его встречали отказом. – С демонами плохия шутки! Разделывайся с ними сам, как знаешь, Прыгун!

– Ну, так пустите меня к вам переночевать! Я свернусь в клубок и не стесню вас!

Но и это отклонялось всюду. – Не хочет ли ты, Варриарто, чтобы духи задушили и нас вместе с тобою?.. Не вздумай потихоньку пробраться в чей-либо дом, мы этого не допустим!

– Но как же мне спастись от демонов? – плакался бедняк, весь дрожа от страха. – Куда бежать от них?

– Это дело твое, Прыгун!

– Сжальтесь! – молил он. – Сжальтесь!

– Убирайся отсюда! – кричали иные ему в ответ. – Не смей торчать возле наших домов! Какое нам дело до демонов? Мы не хотим навлекать на себя их гнев.

– Но ведь Кутамеру, охотник за чертями, вовсе не демон! – пытался они действовать словом убеждения. – Это такой же человек, как вы, или я. Чего бояться?

– Все равно, он прибегает к чарам и может нас погубить. Прочь, прочь! – кричали ему со всех сторон.

Бедный Прыгун бегал, как затравленный зверь. Этот человек, первый внушивший мысль о похищении меда, главный виновник смерти отца охотника за чертями теперь, когда его постигло мщение, оказался одиноким и всеми покинутым. Его сообщник уже поплатился за это жизнью и теперь очередь была за ним.

Ему страшно было оставаться в своем шалаше, ужас охватывал его уже при виде самой крыши своей хижины. Куда деться?.. Куда спрятаться от демонов?

Он долго бродил, пока, наконец, не решил разложить костер перед своим домом и просидеть возле него всю ночь без сна.

Скоро он уже сидел возле ярко пылавшего огонька, прислушиваясь с бьющимся сердцем к каждому звуку.

Все было тихо кругом, все спали или по крайней мере, забились в свои хижины. Тогда он прилег у костра, но не с тем, чтобы заснуть, – Боже сохрани! – а чтоб только отдохнуть немного.

Но глаза его начали невольно смыкаться, а ветер, монотонно шумевший в лесу, так убаюкивал усталого от волнений человека, что бороться с желанием заснуть становилось уже не под силу. Шум ветра звучал так успокоительно, словно нашептывал: нынешней ночью тебе уже нечего бояться.

И он заснул, не выпуская из рук своей палицы.

Тогда из мрака, окутывавшего лесную опушку, медленно вынырнула темная фигура и бесшумно, как кошка, поползла к костру Прыгуна. Ни один прут, ни один листик не шелохнулся, не треснул под ползущей фигурой, которая подбиралась все ближе и ближе к крепко заснувшему дикарю.

Вот злоумышленник уже подле своей жертвы, но он не поражает ее смертельным ударом, он только с минуту копошился возле неё и затем уполз так же осторожно, как и подполз, и скрылся опять во мраке, не сделав ни одного неосторожного движения, которое бы нарушило ночную тишину.

Прыгун продолжал спать крепким сном и проснулся только, когда забрежжило утро, сова шмыгнула в свое гнездо, летучая мышь повисла головой вниз в густой чаще, динго прокрался в свою нору, под корнями гигантского дерева.

Ветер зашумел сильнее по верхушкам леса, первый луч солнца вырвался из-за облаков и заиграл на лбу спавшего дикаря.

Прыгун вскочил в испуге, ощупывая себя обеими руками. – Неужели я заснул!.. Это невозможно!

Сердце его забилось, и он вздохнул с облегчением. – Спал ли я, или нет, но… со-мной ничего не произошло!

Но в этот момент на глаза ему попалась странная вещь, торчавшая возле него из земли. То была рыбья кость, прикрепленная к лапе кенгуру, глупая, ничтожная вещица.

Глаза Прыгуна при виде этого странного предмета выпятились так, словно хотели выпрыгнуть из своих орбит, потрясающий крик ужаса вырвался у него из груди.

– Пуингурру! Пуингурру!

И он без чувств, как сноп, повалился на землю…

Глава XXIII

Жертва колдовства. – Взрыв племенной ненависти. – Дикари обмануты. – Переход через плоты. – Нападение. – Бумеранги. – Погребение убитых. – На пути к порту Джаксон. – Недобрые вести из осажденной колонии.

Крик этот всех всполошил. Из хижин племени двуутробки начали выползать худые некрасивые фигуры туземцев, все были разбужены криком, бросились на него и вскоре нашли бесчувственного дикаря возле мистической кости, воткнутой в песок. Но каждый дикарь, усмотрев этот страшный фетиш, тоже испускал крик, или громко повторял то слово, которое внушало всем одинаковый ужас.

– Пуингурру! Пуингурру!

Женщины и дети прятались в хижины, вооруженные люди дрожали всем телом. Символ смерти воткнут среди их селения; что делать, чтобы оградить себя от демонов?

Вскоре загудела витарна. В это утро дикари не собирали улиток и гусениц, не тревожили змей и ящериц. Дети тщетно просиди завтрака, никто о нем и не думал. Прыгун по-прежнему лежал без чувств возле своего угасшего костра, никто не смел к нему приблизиться.

Прошло порядочно времени, прежде, нежели он поднялся. Несколько человек белых, офицеров и солдат, издали наблюдали, что будет дальше. Варриарто Прыгун казался совершенно помешанным. Он старался взглянуть через плечо на кость, торчавшую в песке, страшно корчился всем телом, делал прыжок вперед и начинать вертеться и кружиться до тех пор, пока снова не падал без чувств на землю. Все эти движения совершала вместе с ним и двуутробка в клетке, привязанной у него на спине.

– Смотреть противно! – заметил лейтенант.

– Но я думаю, что нам этот случай очень поможет. Туземцы до такой степени поглощены своими чарами и заговорами, что совершенно забыли наблюдать за нами. Завтра мы потихоньку переберемся через понтоны и уничтожим их позади себя, – сказал на это капитан.

Все одобрили это намерение, ибо ясно было, что дикари задержались в этом месте только для того, чтобы вместе с белыми перейти по мосту через реку.

– Хотел бы я знать, – вздохнул капитан, – высадил ли «Игль» свою команду на берег, так как едва ли он мог иным путем помочь осажденным.

– Конечно, бомбардировка с судна могла бы одинаково повредить и своим и врагам.

– Мне кажется, все время ветер был для него противный и ему приходилось лавировать, так что ему пришлось пробыть в пути несколько лишних дней, – заметил лейтенант.

– Но не надо прежде времени унывать, – заключил капитан. – Нужно во что бы то ди стало докончить наши понтоны к завтрашнему рассвету.

Все пошли на работу, между тем как в нескольких шагах от их палаток в становище дикарей Прыгун бегал взад и вперед словно в горячечном бреду. Крупные капли пота покрыли все его тело, глаза помутились, он непрерывно бормотал что-то про себя. По временам он падал в страшных корчах на землю и после каждого подобного приступа судорог, видимо, ослабевал все больше и больше. Но никто из соплеменников не оказывал ему никакой помощи. Капитан Ловэлль послал было к нему солдат с тем, чтобы они накормили и напоили его, но он отказался. К полудню он. обессилел до такой степени, что уже не мог подняться.

Клетка с двуутробкой отвязалась, но он и не заметил этого. Между тем двуутробка усердно перегрызала тоненькие прутики своей темницы.

Спустя несколько часов полной неподвижности, Прыгун в последний раз приподнял голову и осмотрелся. Лицо его было совершенно серое, обезображенное, губы не закрывались, оскаленные зубы страшно белели. Угасающий взор его обратился к ивовой клетке и о ужас! – двуутробки в ней уже не было. Она перегрызла прутья и убежала.

Несчастный вскинул руками, глаза его закатились и он упал, ничком в траву.

– Умер! – воскликнул Аскот, все время за ним наблюдавший. – Живой человек не в состоянии так долго оставаться в подобной позе!

– Да, он умер!.. Бедный Прыгун, жертва бессмысленнейшего суеверия!

– Вот подходят его темнокожие земляки и осматривают его труп. Очевидно, пуингурру, погубив свою жертву, теряет всякую силу.

– Они разбивают его своими дубинами, теперь-то они очень храбро действуют!

К месту, где лежал труп, собралось все племя от мала до велика. Одни посыпали, песком осколки пуингурру, другие выли и расцарапывали себе до крови лицо и вее тело. Кровь, струившуюся из глубоких царапин, они размазывали по всему телу.

Четверо человек сплели из веток виркатти, нечто вроде носилок, уложили на него тело умершего и понесли его по всему лагерю. Минтана шел рядом и ежеминутно останавливал процессию, как бы прислушиваясь: очевидно, он спрашивал о чем-то душу умершего и ожидал её ответа.

– И смешно и противно! – заметил Антон.

– Не будь, так несправедлив, мой милый! Эта вера в демонов единственное отличие этих бедных созданий от животных, это тот путь, которым они ищут Бога.

– А вот, наконец, душа ответила колдуну.

– И указала на охотника за чертями. Конечно, он-то и есть виновный.

– Ведь он, разумеется, принес эту роковую кость.

– Он нагнал смертельный страх на бедного Прыгуна, довел его до исступления и до смерти.

– Дикари бегают взад и вперед, как муравьи. Женщины грозят окровавленными кулаками. Брр! Какая гадость!

– Ага! Сигнал к бою! Красавицы из племени пчелы тоже грозят кулаками.

– Боже мой! В конце концов, мы еще окажемся здесь свидетелями кровопролитного сражения!

– Ну этого вам нечего опасаться, – заметил Уимполь. – Дикари этой расы, несмотря на свою племенную вражду и постоянные распри, никогда не ведут войны между собою. Они будут несколько часов подряд кривляться, вопить и ругаться, бабы начнут плеваться, потом между наиболее выдающимися воинами обоих племен произойдет несколько единоборств, которые можно скорее назвать шутовством, нежели боем, ибо при этом редко проливается кровь. Как только кто-нибудь из борющихся повержен на землю, то вся его партия считается окончательно побежденной.

– Вот это и я одобрю, – отозвался Антон. – А что сделают с трупом?

– Похоронят, а может быть и скушают.

– Господи помилуй!.. Зажарят своего земляка? Это ужасно!

– Слышите? Опять гудят витарны!.. Вот собирается и племя пчелы! Право, я думаю, что они не дерутся только из боязни, что мы воспользуемся этим моментом и перейдем без них через реку, а они таким образом не поспеют к осаде форта Джаксона.

– Мы это все же так и устроим. В эту ночь понтоны будут совсем готовы.

– Придется пожертвовать палатками! – решил капитан. – они не только закрывают собой место переправы, но видя их на своем месте, дикари будут думать, что мы еще здесь.

– Смотрите, черные опять столпились. Что они будут теперь делать? Хоронить Прыгуна?

– Кажется, что они собираются съесть его труп!

Действительно, дикари содрали кожу с своего еще не остывшего товарища, вырезали из его тела почки и разделив их на мелкие части роздали всему племени. Лакомые кусочки эти были немедленно съедены, кожу развесили сушиться на дереве, а труп закопали в землю.

На могилу его каждый дикарь принес по охапке зеленых веток и когда над ней вырос таким образом большой зеленый холм, один из дикарей взобрался на него и произнес длинную речь, в которой восхвалял добродетели умершего и обвинял охотника за чертями в его смерти. – Он предал нашего товарища во власть демонов! – заключил оратор свое надгробное слово.

Из лагеря племени пчелы ответили на. это обвинение громким, энергичным, воинским криком.

– Ложь! – кричали мужчины и женщины. – Ложь! Люди из племени двуутробки обманщики!

– А вы убийцы!

– Вы воруете мед!

– Где наш брат, Птицелов? Вы заманили его к себе и убили!

– Мы смеемся над людьми из племени крысы, наши жены плюют на них!

– А над вами смеются наши дети!

– Мщение! Мщение!

Женщины продолжали неистово голосить, между тем как дикари обоих племен начали воинскую пляску. Они ударяли копьями в щиты, вызывали друг друга на единоборство и как помешанные кружились друг возле друга.

– Это будет продолжаться, быть может, целую ночь, – заметил Уимполь. – Самые поединки у них вещь второстепенная.

Между тем капитан собрал в своей палатке нечто в роде военного совета.

– Господа, – сказал он своим офицерам, – я сделаю вам предложение и прошу сообщить мои слова всем вашим людям. Нам необходимо обмануть туземцев, иначе в последний момент, перед самой переправой, нам придется вступить с ними в серьезный бой. На их стороне огромный численный перевес и если они овладеют понтонами, то задержат нас, может быть, на несколько дней; у нас окажутся раненые и убитые, мы растратим наши боевые и съестные припасы и рискуем подвергнуться голоду в предстоящем походе через пустыню. Если же мы сегодня употребим двойное усилие, будем работать без отдыха до глубокой ночи, то на рассвете можно будет приступить к переправе. Но для этого требуется еще одно! Надо, чтобы дикари ничего не подозревали, а потому отправим часть людей в лес, с тем, чтобы они повалили несколько больших деревьев. Дикари, увидя это, сообразят, что наша работа далеко еще не кончена.

– Этот план очень хорош, – согласился лейтенант. – Я возьму на себя наблюдение за дикарями.

Старый Мульграв тотчас же отправился послать десять солдат в такое место, где дикари непременно заметили бы их, с приказанием срубить несколько деревьев. Успех этой меры превзошел все ожидания: дикари заметили рубку, посовещались между собою и с удвоенной энергией начали готовиться к бою между собой.

Они разложили громадные костры, натаскали к ним большие запасы топлива, затем разостлали на траве шкуру кенгуру и завалили ее всякого рода своей излюбленной пищей. К вечеру приступили к трапезе, а затем плотно закусив, причем все время взаимная брань и громкий стук копьями в щиты ни на минуту не прекращались, дикари начали снова воинскую пляску, которая должна была перейти в бой.

Шум, крики и стук копьями с минуты на минуту усиливались, обе враждующие стороны все ближе и ближе придвигались друг к другу, осыпая друг друга отборной бранью, женщины голосили все громче и пронзительнее.

Всего несколько шагов разделяли теперь передних воинов, наконец, и они были пройдены и бой начался.

То один, то другой ударял своим копьем изо всей силы в щит противника, восклицая при этом: – Собака! Грабитель!

– Колдун! Убийца!

– Сын вора, тебя надо разорвать в клочки!

– Нет, я тебя разорву и брошу на съедение динго!

– Пустой хвастун! Твои слова не страшнее жужжания пчелы!

– А ты визжишь, как крыса! Она грызет все, что ей попадется, показывает зубы, но мы растопчем ее ногами!

В атом роде продолжалось это странное сражение, причем никто из туземцев не обращал ни малейшего внимания на белых, с лихорадочной поспешностью кончавших свой последний понтон и уже считавших часы, остававшиеся до переправы. Антон уже дважды пытался перейти по зыбкому по мосту на ту сторону, но остававшееся до противоположного берега небольшое пространство болота было до такой степени тонко, что перебраться не было никакой возможности. Тут нельзя было ни плыть, ни брести, ни даже перескакивать с одного ствола на другой, ибо все деревья, поваленные бурей в болото, давно уже сгнили и рассыпались на куски при малейшем прикосновении.

Каждый раз Антон возвращался с сокрушенным сердцем, утешая себя, однако, тем, что работа кипит и близится к концу. Затем он присматривался к дикарям, по-прежнему кривлявшимся и вопившим и приходил в ужас при мысли о предстоящей необходимости вступить в бой с этими жалкими созданиями. Конечно, во стократ лучше удрать от них при помощи хитрости.

Немного поодаль от лагеря на лесной опушке солдаты срубили несколько деревьев. Мульграв снова пошел к ним с дальнейшими инструкциями.