Из Лондона в Австралию

– Незачем вводить его сюда без особенной надобности, которой я пока не вижу.

Между тем очертания берега становились все отчетливее видны. Исполинские деревья, стволы которых достигали поистине чудовищной вышины, образовали на берегу густой лес; в нем совершенно не было поросли, но своим однообразием и громадными размерами стволов, он производил на зрителей сильное впечатление. Зеленые верхушки образовали высоко на верху непроницаемый свод, и чем ближе подходил к берегу бот, тем величественнее представлялся этот странный лес.

Антон рассматривал берег, не отрываясь ни на минуту от подзорной трубы. Глаза у него начинали болеть от напряжения, но он ничего не мог подметить, когда вдруг чья-то рука легла ему на плечо. Обернувшись, он встретился глазами с проницательным взглядом Туилы.

– Туила имеет сказать тебе нечто! – сказал дикарь.

– Говори же!

– Он видит там человека.

– Невозможно! – воскликнул Антон.

– Он видит. Но белый ли это человек, или одно из страшилищ в роде тех, которые были недавно на корабле, этого он еще не может рассмотреть.

Антон еще внимательнее впился в свою подзорную трубку, даже встал на лавку, но не мог ничего разобрать. – Мне кажется, будто там развевается что-то белое, – сказал он, наконец.

– Да, так и есть. Человек машет палкой с белым платком.

Теперь и другие стали подтверждать то, что первый усмотрел Туила. Гребцы невольно налегли на весла, офицеры не отводили глаз от своих подзорных труб. Да, да, на берегу действительно сто́ит человек.

– Туила, у тебя такое завидное зрение, неужели ты не можешь еще распознать, белый ли это?

– Он в платье, – сообщил Туила. – Рядом с ним стоит ребенок.

– Теперь и я вижу его! – воскликнул капитан.

– И я! и я!

– Ну-ка, Туила, возьми мою трубку, в соединении с твоими глазами, это будет нечто невероятное.

Но туземец покачал головой и, смеясь, повертел трубку в своих руках. – Мне этого не надо, – заявил он, – Туила не дикарь, чтобы любить блестящие вещи!

Все расхохотались, но темнокожий приятель на это нисколько не обиделся. Он оглядывался с довольным видом. – Это белый! – сказал он. – Он бросается на колени, протягивает руки.

– Белый платок привязан к длинной ветке.

– Ее держит теперь ребенок.

– Ты уверен, что это белый, Туила?

– Вполне уверен, господин.

– Тогда странно, чего ради он бросился на колени. Ему нечего ждать чего-либо дурного от людей одной расы с ним.

– Под деревьями виднеется довольно жалкий шалаш.

– Не окликнуть ли этого молодца? – спросил Аскот.

– Пожалуйста, мистер Чельдерс. Я знаю, что у вас горло здоровое.

Аскот приложил ладони ко рту в виде говорной трубы. – Галло! – крикнул, он. – Кто тут есть?

Вместо ответа, с берега долетел слабый умоляющий стон. Неизвестный кивал подплывавшим морякам и простирал к ним руки.

– Вы англичанин? – крикнул Аскот.

– Да!

– Приехали в Ботанибей на судах экспедиции?

– Да!

– Где же находится сэр Артур Филипс с своими ссыльнопоселенцами?

Неизвестный показал вдаль налево: – Туда дальше!

– Так я и думал! – воскликнул капитан. – Колония перенесена на другое место.

– В таком случае может все еще не так дурно!

На этом переговоры и кончились, бот стрелой помчался к берегу и причалил к тому месту, где стоял неизвестный. Высадка на берег произошла без всяких затруднений, шесть человек остались караулить бот, который отошел шагов на пятьдесят от берега и стал на якоре, а офицеры и солдаты направились к неизвестному. Он имел в высшей степени жалкий вид, был истощен голодом и всевозможными лишениями, глаза у него ввалились, платье висело лохмотьями… Ребенок, мальчик лет двенадцати, боязливо жался к отцу.

– Здравствуйте, любезный, – поклонился капитан Ловелль переселенцу, – как ваше имя и что вы тут делаете?

Вместо ответа неизвестный разразился рыданиями.

– О, сэр, сэр! – произнес он сквозь слезы. – Горе и беды мои слишком велики, слишком ужасны! Я прибыл в эту страшную страну в качестве добровольного переселенца, хотел здесь устроиться хотя бы самым скромным образом, думал трудиться и доставить своей семье сносное существование, но… – тут голос его оборвался и он мог продолжать только после некоторой паузы, – но… сэр, сэр! Я потерял всю семью, за исключением этого мальчика… жену, трех младших детей, последние деньги… все!

– Разве почва здесь не годится для обработки? Ничего не производит?

– Ровно ничего! Это каменистая пустыня, на которой произрастает только вереск.

Оба капитана переглянулись. – И конечно, по этой-то причине сэр Артур Филипс и перенес колонию на другое место? – спросил Ловелл.

– Да, в девяти милях расстояния отсюда, в порт Джаксон.

– А почему же вы не ушли вместе со всеми, мистер…

– Джонатан Уимполь, ваша честь! Ах, я не мог покинуть это место, моя жена была при смерти, у детей была лихорадка… и я остался здесь совершенно один. Ради Христа, возьмите меня с этим мальчиком на ваше судно, иначе я погибну в этой пустыне.

Капитан пожал плечами. – Значит, мистер Уимполь, вы намереваетесь все-таки сделаться фермером во вновь основанной колонии? Но ведь, если вы потеряли свой капитал, то вам это вряд ли удастся… от правительства вы не получите никакого пособия.

Несчастный закрыл лицо руками. – Знаю, о, знаю! Ах, сэр, если бы вы согласялись отвезти меня обратно на родину! Хотябы мне пришлось там быть последним чернорабочим, хотя бы милостыню просить, все же я дышал бы там воздухом Англии, находился бы на её благословенной земле. Лишь бы не оставаться в этой ужасной стране!

Вид плачущего колониста всех растрогал.

– Мы сделаем сбор в вашу пользу, – утешал его капитан, – наверное, все примут в нем участие… Как вы думаете, господа?

Офицеры тотчас же изъявили свое согласие и только одна мысль озабочивала всех: если все колонисты вынесли такое же впечатление, как и этот, и станут просить перевезти их обратно в Англию, как быть в таком случае?

Лейтенант Фитцгеральд высказал было это соображение, но капитан успокоил его.

– Там увидим, что делать! – сказал он. – А пока возьмем этого беднягу и посмотрим еще, что скажет сэр Артур. Быть может, на новом месте колонистам живется так хорошо, что они и не подумают возвращаться на родину. Все это еще нужно узнать.

Но человек в лохмотьях, услыхав это, вздрогнул. Лицо его выразило недоумение.

– Сэр! – заговорил он неуверенным тоном, – вы хотите идти в порт Джаксон? Вы хотите отыскать сэра Артура?

– Конечно, почему вы этому удивляетесь?

– Потому… да, впрочем, вы, конечно, не знаете, каково теперь переселенцам на новом месте.

– Не знаем ровно ничего, мистер Уимполь. Говорите же без обиняков все, что вам известно! Разве там случилось что-либо чрезвычайное?

– Вы ровно ничего не знаете?

– Да, не знаем.

Уимполь переводил взоры с одного офицера на другого. – В таком случае мне придется сообщить вам печальные известия, хотя мне это и неприятно! – сказал он. – Колонисты теперь ведут войну с туземцами.

– И их вытеснили из колонии?

– Нет, но осадили ее со всех сторон. Там собралось до двух тысяч чернокожих, поклявшихся истребить англичан всех до единого.

– Боже милосердый! И какая же сторона одерживает верх в этой борьбе?

Уимполь пожал плечами. – Белым, наверное, приходится плохо, – объяснил он. – Но правду сказать, они ничего другого и не заслужили от этих несчастных туземцев, находящихся в полуживотном состоянии. Не было такой жестокости, не было такого зверства…

– Мистер Уимполь, прошу вас заметить, что вы имеете честь разговаривать с людьми, которые лично знают сэра Артура Филипса и привыкли считать его джентльменом. Просим не забывать этого!

– Прошу прощения, сэр, – ответил переселенец, – мне следовало предупредить вас, что сэр Артур, к сожалению, все время хворает, а его непосредственные подчиненные установили слишком легкомысленный порядок. бесчисленное множество ссыльных успели скрыться, и так как они не умели устроиться в этой пустынной и негостеприимной стороне, то они соединились с туземцаии против англичан. Насильно завербованные морские солдаты тоже перешли к ним; добровольные же переселенцы, которыми теперь никто не управляет, ведут разбойничий образ жизни, не признают никаких прав и законов, делают все, что им вздумается и по этой причине наводят страх на все партии.

Офицеры переглянулись. Поистине, нельзя было обрисовать картину жизни новой колонии более мрачными красками. Губернатор Филипс болен, его подчиненные самовольничают, ссыльные вырвались на свободу, колония окружена дикарями – все это страшные вести.

– Скажите еще только одно! – воскликнул капитан Ловелль. – Неужели и войска взбунтовались?

Уимполь покачал головой, в глазах его сверкнула гордость истого бритта. – Нет, сэр! Они остались верными своему долгу. Ни один из них не нарушил присяги.

– Слава Богу! В таком случае не все еще потеряно. С этими белокожими и чернокожими негодяями мы сумеем справиться!

Он положил руку на эфес шпаги и обернулся к своим товарищам.

– Если-вы, господа, разделяете мои взгляды, то нам следует разбить всю нашу силу на две части. Одна двинется к театру военных действий морем, другая сухим путем через лес, ибо необходимо как можно скорее придти на помощь к нашим теснимым друзьям.

План этот был всеми одобрен. – Быть может со стороны моря доступ в колонию даже и свободен, – предположил один из офицеров.

– Это верно! – подтвердил Уимполь. – Туда и подходили суда уже два раза, но не могли высадиться… Иногда отряды дикарей заходят и сюда и тогда я получаю от них известия о положении вещей.

Каптан пожал плечами. – Если гавань в руках сброда разбойников, то наши орудия проложат через них дорогу для нас, – заметил он спокойно и затем снова обратился к переселенцу: – мистер Уимполь, вы можете объясняться с здешними туземцами на их языке?

– Я почти все понимаю и они понимают меня.

– Этого достаточно. Без сомнения, вы знаете дорогу сухим путем в новую колонию?

– Да, сэр, но…

– Тут нет места ни для каких «но», мистер Уимполь. Вы находитесь в британских владениях, следовательно, вы подданный его величества короля Англии и обязаны безусловно подчиняться ему. Вы и будете проводником его войск.

– Если вы настаиваете, пусть будет так, – отвечал переселенец со вздохом. – Я бы предпочел, конечно, чтобы меня от этого избавили.

– Это невозможно, мистер Уимполь. Но ваша служба не останется без вознаграждения, если вы будете нести ее верно и добросовестно… в противном же случае, при первой попытке изменить, вы получите пулю в лоб, так и знайте… А теперь, господа, – обратился он снова к своим офицерам, – надо действовать как можно быстрее и решительнее. Каждая минута дорога. Я полагаю, что вы примете начальство над морским отрядом, капитан Максвелл, я же пойду с войском сухим путем, между тем как мой корабль войдет в бухту и останется здесь на всякий случай. Это совершенно безопасно, ибо я думаю, нам нечего опасаться нападения с моря.

– Следовательно, – заметил капитан Максвелл, – если я вас правильно понял, то я должен отдать вам всех своих солдатов, не так ли?

– Да, я хотел вас попросить об этом. Старший офицер «Короля Эдуарда» примет над ним командование, а я двинусь в поход… Туила, ты как думаешь? – обратился он к туземцу. – Пойдешь со мной, или останешься на фрегате?

Островитянин засмеялся. – Я буду помогать вам победить дикарей, – заявил он, – пусть они научатся носить штаны и играть на гармонике. А кроме того их нужно отучить от человеческого мяса!

Туила даже содрогнулся при этих словах. Когда дикари с Соломоновых островов были на судне, он забился в угол, негодовал и возмущался и ни за что не хотел быть свидетелем унижения своих братьев; теперь же он, напротив, хотел стать в ряды тех, которые с мечем в руках намеревались положить конец всем зверствам и внести первый луч света в мрак язычества. – Я иду с вами! – повторил он несколько раз.

– В таком случае, – сказал капитан, – протягивая ему руку, – кто хочет сопровождать меня в этом походе, пусть остается здесь. Что же касается меня самого, то я сперва отправлюсь на фрегат, отдам свои приказания и затем возвращусь к войску. На это достаточно будет несколько часов. Г. лейтенант, пусть пока люди расположатся здесь бивуаком, и главное, покормите этого несчастного и его сына.

Он велел окликнуть матросов, остававшихся на боте, и когда бот причалил, он сел в него со всеми офицерами и матросами и поспешил на фрегат, между тем как солдаты осталась на берегу и тотчас же разложили костер, чтобы сварить себе ужин. Сало, мясо, бобы были у них с собой, были и сушеные овощи, но где же пресная вода?

– Нет ли здесь по близости какого-нибудь ключа, мистер Уимполь?

– В расстоянии получаса ходьбы отсюда есть озерко, – ответил он, – мой мальчик может показать вам дорогу.

– Неужели вы здесь ничего не сеяли, у вас нет никакого скота? Коз, кур, или хоть голубей?

– Когда вы познакомитесь с этой страной, вы этому не будете удивляться! – ответил переселенец. – Каменистые пустыри, вереск и обширные поляны, покрытые травой, вот все, что здесь можно найти.

– И нигде на клочка плодородной земли? Нигде красивых пейзажей?

– О, это местами и попадается. Есть много великолепных уголков, много пространств земли, покрытых роскошной растительностью, но это лишь в виде исключения. Землепашество в истинном смысле этого слова здесь невозможно; плодовые деревья и разные овощи еще могут кое как произрастать, главным же образом здешняя местность годится для скотоводства. Но у кого нет для этого средств, тот погибает, голодает, терпит всяческие лишения, будь он самый трудолюбивый человек на свете. – Солдаты расположились кружком под тенью высоких чудесных деревьев, угостили земляка салом с хлебом, дали ему хлебнуть водки – все это были лакомства, которых он давно уже не отведывал. Тем временем вернулись ходившие за водой и началось приготовление горячей пищи.

– Порядочная лужа! – ворчал один из солдатов, – вода грязная, да и к ней почти невозможно добраться. Терновник и лианы до такой степени обросли этот так называемый пруд, что пока достанешь из него каплю воды, обдерешь и руки, и лицо, и платье.

Уимполь подбирал тщательнейшим образом каждую крошку хлеба. – Теперь здесь весна, – заметил он, – а вот посмотрите каковы осень и зима; в это время громаднейшие пространства совсем необитаемы из-за недостатка воды.

– Как же без неё обходятся туземцы, сэр?

– О, для них вода совсем не имеет такого большего значения, как для нас. Они поедают свою пищу сырою, или в печеном виде, а когда, жажда начинает их одолевать, они обкладывают, голое тело сырой землей. Что касается мытья, то они не имеют об этом ни малейшего понятия, даже слова такого у них нет.

– Славный народец, – насмешливо заметил один из солдатов. – Право, не знаю, с какой стати идти за тридевять земель завоевывать такую страну!

Все промолчали на это. Солдаты уже попытались напиться плохой воды и нашли, что она совершенно не годится для употребления. Теперь они тупо глядели в пламя костра и упорно молчали. После всего, что они слышали об этой негостеприимной стране, немыслимо было особенно оживиться и предстоявший поход против дикарей нимало не веселил солдатского сердца.

Задумчивее и молчаливее всех был Антон. С того времени, как он услыхал, что две тысячи туземцев окружили стан белых, им овладело сильнейшее беспокойство. Итак, в этот момент его отцу приходится иметь дело со всеми ужасами, с какими сопряжена война с свирепыми и беспощадными туземцами!

Он старался разогнать мрачные мысли, но тщетно. Когда ужин был кончен, он подсел к переселенцу и попытался завязать с ним разговор.

– Вам пришлось прожить некоторое время, вместе с ссыльными, мистер Уимпль? – начал он…

– Да, пока сэр Артур Филипс не двинулся дальше искать нового места для колонии. Я не мог оставить своих больных жену и детей и потому вы меня и нашли здесь. Видите ли там под большой сосной деревянный крест?

– Там вы похоронили ваших близких, несчастный вы человек? Воображаю, каково вам было пережить их!

Уимполь всхлипнул, видно было, что он уже не в силах более сдерживаться. – «Я сам похоронил их, сэр… без гроба, без савана, без всяких религиозных обрядов. Да, кому доведется пережить такое горе, тот только может сказать, что испытал несчастье!»

Он утер руками мокрые от слез глаза, но по мере рассказа, слезы снова потекли по его впалым щекам.

– Меня провели, – рассказывал он, – я был ослеплен обманчивыми надеждами… ах, зачем меня тогда же не поразил гром небесный за мое легковерие! Тогда бедная жена и дети остались бы в Англии и может быть еще были бы живы и теперь. Но я хотел избавиться от своей зависимости от землевладельца, хотел приобрести собственный клочок земли, и потому распродал на родине все свое имущество и приехал сюда, соблазнившись слухами, что правительство раздает здесь земли колонистам задаром. Господи, как мы радовались, какими мы богатыми и счастливыми считали себя в тот день, когда сэр Артур водрузил здесь наш английский флаг с леопардами и торжественно провозгласил землю новой части света владением Великобританского королевства, а затем начал раздаривать колонистам в вечное и потомственное владение, обширные куски земли… Соблазнительные слова!.. Вечное и потомственное владение?.. Но много ли прошло времени с тех пор и из этих новых владельцев здесь не осталось уже ни одного, и едва ли половина их уцелела в живых, да и те потеряли не только вее свои надежды, но и здоровье, и силы, и сбереженья… Ах, молодой человек, в ваши годы и не снится сколько горя несет с собой будущее, а родителям обыкновенно не верят, когда они проповедуют рассудительность и спокойное обсуждение. Как настойчиво меня останавливал и предупреждал наш приходский священник, как просил и умолял меня старик отец, ссылаясь на пример Америки, где погибли тысячи и десятки тысяч колонистов, прежде нежели занятые ими земли обратились в государство… Но я не слушал ни родных, ни друзей, очертя голову бросился в пропасть и увлек за собою свою семью. Для сорокалетнего человека я действовал, как сумасшедший…

Несчастный в муках позднего бесплодного раскаяния закрыл лицо руками.

– Какой ужасный жребий выпал мне на долю! – закончил он свой рассказ.

Антон старался утешить беднягу. – Я могу сказать только, что моему отцу достался еще более ужасный жребий, мистер Уимполь!

– О, это едва ли возможно, молодой человек. Верно у него на совести лежит какое-нибудь отвратительное преступление.

– О, нет! – воскликнул Антон, – О, нет, сэр! Моему отцу нет основания оплакивать малейший свой поступок!

Переселенец печально, усмехнулся. – В таком случае этот человек очень, очень несчастлив, мой милый! Но зато скорбь его чище, не так горька… Ему не в чем обвинять самого себя, в его ране нет занозы, нет яда.

– Могу ли я рассказать вам его историю, мистер Уимполь?.. Мой отец находится в числе ссыльных.

– Вот видите? – заметил колонист, – не даром я выразил свое подозрение. расскажите же мне его историю, молодой человек! Это очень полезно, отвлечься от собственного горя, слушая повествование о чужой беде.

– Вы сейчас убедитесь, как страшно был оскорблен мой отец, мистер Уимполь. Это нечто неслыханное.

Он начал было рассказывать, но Уимполь с первых же слов прервал его:

– Кроммер? – воскликнул он. – Кроммер?

– Да! Боже мой, мистер Уимполь, неужели вы знаете моего бедного отца?

– Я думаю, что знаю, даже твердо убежден в этом и в доказательство мне достаточно назвать вам лишь одно имя, чтобы тотчас же понять друг друга: Томас Шварц!

– Это он! Это он! О, сэр, сэр, так следовательно, вы жили здесь вместе с моим отцом?

– Я приехал из Англии на одном судне с ним. Ваш отец помещался отдельно от прочих ссыльных.

– Отдельно? – переспросил его Антон, дрожа всем телом. – Как это возможно?

– Его светлость, лорд Кроуфорд устроил ему эту милость еще перед отбытием нашим из Англии… великим барам все возможно… а впоследствии сэр Артур предоставил ему еще и другие облегчения по собственному почину. Ваш отец сделал очень приятное путешествие, молодой человеке, да, а затем даже заслужил особое отличие.

– Слава Творцу! Следовательно он был не очень несчастлив, мистер Уимполь?

– В то время он вовсе не был несчастлив. Ему было известно, что его светлость лорд Кроуфорд заинтересован в его участи и не оставит его в будущем. Лорд Кроуфорд сообщил ему об этом через своего секретаря.

– Аскот, Аскот! Где ты?

Молодой аристократ подошел к нашему герой.

– Галло, Антон! Что случилось?

Антон со слезами на глазах бросился к нему на шею.

– Слушай… твой отец… твой милый, добрый отец!

Больше он не мог ничего сказать от волнения.

– Ну, ну! что там такое, причем тут мой старик? Будь же благоразумнее, милый Антон! Кто-же так волнуется по пустякам?

– О, Аскот, пусть мистер Уимноль сам расскажет тебе.

Добродушный колонист не замедлил сообщить молодому лорду о благодеяниях его отца и тот выслушал его с сияющим от радости лицом.

– Да, мой старик поистине славный малый, – заметил он, смеясь. – Послать на корабль ссыльных собственного секретаря! О, если бы ты видел когда-нибудь, Антон, что за обезьянья фигура у этого секретаря: настоящий мандрил!.. громадные ступни, нечто в роде старых плашкотов, кривые колени, горб на спине и лоснящееся от жира лицо! Вот каков этот красавец, мистер Снаппльс. Надо еще прибавит, что он более полувека преданнейшим образом служит фамилии Кроуфордов. Мне самому пришлось испытать на себе эту преданность, когда мой старик сослал меня в пансион. Для вящщей безопасности папа и мама провожали меня, но когда я без спросу несколько неосторожно высунулся из окна капитанской каюты, то никто, как мистер Снаппльс, столь же неосторожно ухватил меня за шиворот.

Глаза Аскота гневно сверкнули. Даже и теперь он не мог спокойно перенести мысль об опеке над ним, но гнев его продолжался не долго и глубоко вздохнув, он прибавил:

– Ну, Антон, что тут смешного? Пусть же мистер Уимполь продолжает свой рассказ.

– Ты ужасный человек, Аскот! Что, если бы мистер Снаппльс слышал, как ты о нем отзываешься?

– О, будь покоен на этот счет, мой милый! Я относился к нему всегда с полнейшей откровенностью, поверь мне!

Все трое рассмеялись и затем колонист, лежа с обоими молодыми людьми у погасающего костра, продолжал свой рассказ.

– В Капштадте два из кораблей нашей экспедиции должны были отстать, но это вам, вероятно, уже известно?

– Ничуть!

– Ну, так я могу вам сказать это. Нам надо было забрать там семян и молодого скота, преимущественно тех пород, которые могут разводиться в южных широтах. Для этого нужно было отправить на берег сведущих людей, ибо господа офицеры при всем добром желании не могли взяться за это дело.

– Не хотите ли вы сказать, мистер Уимполь, – прервал его Антон и глаза его заблестели, – что моему отцу было поручено делать закупки для правительства?

– Да, сэр! Губернатор позвал го к себе и долго конфиденциально разговаривал с ним. Впоследствии ваш отец рассказывал мне, что сэр Артур взял лишь с него слово и затем отпустил его, ссыльного, на берег без всякого конвоя. Кроммер обещал ему, что не сделает ни малейшей попытки бежать, и этого было, довольно.

– Да, да! – воскликнул Антон. – Этого достаточно. Вы участвовали с ним в этой экспедиции, мистер Уимполь?

– Конечно. Мы вместе посетили все фермы вокруг Капштадта, закупили хорошего отборного зерна… разумеется, и не подозревая, что ему предстоит сгнить и погибнуть за недостатком воды в этой каменистой бесплодной почве.

– Так вы здесь делали посевы?

– А то как же? Но ни у правительства, ни у вольных переселенцев нигде не взошло ни одного зерна.

– Плохо! Значит и отец мой считает эту местность негодной дли хлебопашества, сэр?

– Да, он первый заявил об этом губернатору и первый заговорил о перемене места. Почва здесь пригодна только для овцеводства.

– А давно ли все перебрались на новые места?

– О, уже около года. В порте Джаксоне условия жизни несравненно лучше… если не считать, конечно, войн с туземцами. Да, прежде всего необходимо покорить здешних дикарей…

– Следовательно война с ними уже давно тянется?

– Около двух месяцев. В конце концов этой темнокожей сволочи придется туго, это бесспорно, особенно если к англичанам подоспеет с моря сколько-нибудь серьезная подмога, но пока положение белых еще очень неважное. У них нет мяса, или они вынуждены были съесть весь свой рабочий скот…

– Ну, немного же мяса и мы им доставим, – вздохнул Антон с беспокойством. – Но как же устроился бы сэр Артур в этом отношении даже если бы мир с темнокожими не был бы нарушен?

– Он закупал бы мясо в Америке, но теперь корабли не могут приближаться к берегу.