Из жизни королевы

На фоне этого ярчайшим исключением был Гейн. Он был поистине удивительным человеком. Он все брал на себя. Нужно было убрать грязь перед домом, починить что-то – он делал это сам, не дожидаясь ни от кого помощи. Гейн ухаживал за больными, и один его вид служил им утешением. От него исходил свет. Порой он любил поболтать с нищими, и часто Виоланте видела его раздраженным после таких разговоров. Но изредка Гейн приходил радостный и рассказывал жене:

– Ты знаешь, я счастлив не потому, что этому человеку плохо, но ему действительно плохо. Он не лжет. Мне так надоела ложь.

По вечерам, когда им было тоскливо, они садились за рояль и пели дуэтом, и это было восхитительно.

Иногда к ним в гости приезжал Князь, на которого мировые изменения практически не повлияли. Виоланте сидела у Гейна на коленях и, не стесняясь мужа, вспоминала счастливые мгновения, проведенные вместе с Князем. Она не была равнодушной к последнему – ее любовь не превратилась в слова. Это было теплое чувство уважения и благодарности за прошлое и еще некоторая настороженность в отношении человека, в котором Виоланте не была полностью уверена. Тем не менее, встречи эти были счастливыми. Девушка радовалась, видя Князя и Гейна вместе.

Гейн был ее благословением. Виоланте не знала, что будет делать без него.

– Если ты умрешь, я тоже умру, – говорила она ему.

– Я живу ради тебя, – тихо отвечал он.

Чтобы не быть «нигде», Виоланте вспомнила свое давнее увлечение литературой. Она чувствовала, что может здесь преуспеть. Но ей было этого мало. Виоланте хотела большего, она имела это большее, но ей никак не удавалось его вернуть. Ее проблема состояла в том, что она разочаровалась практически во всем. Она шла по улице, смотрела на здания и видела в них лишь камни. Все казалось простым, из всех вещей как будто исчез дух. Люди также доставляли немало огорчений Виоланте. Острым чутьем она угадывала в них отрицательные качества и с трудом переносила тех, кто был ей неприятен. Бывали и другие – те, в которых девушка чувствовала одухотворенность и внутреннюю красоту. Общаться с ними было для нее радостью.

Виоланте шла по набережной, не ощущая ничего, кроме пустоты. Ее попытки «прорваться», кардинально изменить свою жизнь ни к чему не привели. Она думала о бессмысленности своего существования. Она взглянула на воду и неожиданно так явственно представила себе, как бросается туда и исчезает там навсегда, что ее прямо-таки отбросило к решетке. Это был образ из далекого прошлого.

– Что с тобой, Виоланте? – окликнул ее Гейн.

Она посмотрела на него взглядом потенциальной самоубийцы.

– Твоя жена – неудачница, – равнодушно сказала она. – Зачем ей такая жизнь?

– Виоланте, что ты задумала? – вскричал Гейн, схватив ее за плечи и сильно встряхнув. – Самоубийство? Моя сестра покончила с собой, я не допущу больше самоубийств у себя в семье!

– Я очень устала, – тихо сказала девушка.

– Послушай, Виоланте, – промолвил Гейн. – Я не знаю точно, зачем Господь послал нас в этот мир, но я знаю, что Он поставил меня, чтобы спасти тебя от тебя самой. Я тебя не потеряю.

Виоланте обняла его и сказала неожиданно:

– Я хочу иметь детей.

Гейн подхватил ее на руки, и она не помнила, как очутилась дома.

То чудо, в которое превращалась каждая их близость – оно было и в ту ночь. Виоланте скользила по телу Гейна, восклицая:

– Господи, я хочу иметь детей!

Их губы встречались, она сливалась с ним, прижималась к нему и, покрывая поцелуями его тело, шептала:

– Я люблю тебя, Гейн.

– Я люблю тебя, дорогая, – отвечал он с улыбкой.

Виоланте была, наверное, самой милой беременной женщиной на свете. Живот ничуть не портил ее внешности. Жизнь для нее заиграла новыми красками. Да и сам этот мир, в котором Виоланте пришлось жить, вроде бы начал меняться. Другие люди, те, которых она не знала, начали что-то делать, и среди бедствий, к которым вначале это привело, девушка прозревала более светлое будущее.

Началось восстановление Храма Чести, Верности и Любви. Виоланте со своим большим животом сновала между рабочими, наслаждаясь солнцем и надеждой. Вскоре в еще недостроенный Храм начали приходить влюбленные парочки, привлеченные туда покоем и тишиной. Новое счастье вошло в жизнь Виоланте. Сидя вечером рядом с Гейном, она как-то сказала:

– Боже мой, до чего я могла дойти! До мысли о самоубийстве! Но обещаю тебе, этого никогда не повторится!

Гейн понимающе кивнул и нежно провел рукой по ее щеке.

Однажды Виоланте нашла его в соборе. Она опустилась на колени рядом с ним. Гейн взглянул на нее и сказал:

– Я молился за тебя.

– Ты ведь знаешь, моя вера тогда пошатнулась, – тихо сказала Виоланте. – Но сейчас все возвращается.

– Это хорошо.

Она положила подбородок на сплетенные руки, закрыла глаза, и ее душа наполнилась светом.

Виоланте родила близнецов, мальчика и девочку. Она стала прекрасной матерью и видела в своих детях, как и в их отце, отсвет рая.

Виоланте все же стала знаменитой певицей. У нее появилась куча поклонников, на ее концертах всегда был аншлаг, ее песни стали «кассовыми». Виоланте научилась оттачивать исполнение и достигать в этом совершенства. Гейн писал стихи, его жена перекладывала их на музыку. Иногда он ей аккомпанировал, и тогда эта звездная пара казалась самой красивой в мире.

Виоланте уже больше не была королевой Счастливой Страны. Но через некоторое время она стала главой организации, объединяющей все страны Земли. Гейн помогал ей, но сам не стремился ни к славе, ни к власти.

«Ты никогда не имела того, что имел я», – говорил он ей. «Ты была королевой полупризрачной страны. Я же прошел через славу, и власть у меня была. Мне они больше не нужны. Я счастлив тем, что имею. Я счастлив тем, что живу с тобой».

Главным делом Виоланте стало выдавливание лжи, которая своим ядом заполонила весь мир. Обычно ей это удавалось, она чувствовала себя на своем месте и шла вперед, в дали, о которых сама едва догадывалась.

Из жизни королевы. Продолжение

Светлое будущее не случилось. Виоланте осознавала это вполне отчетливо. С чего все началось? Когда была пройдена точка невозврата? Виоланте не знала ответа на этот вопрос. Возможно, все началось с той катастрофы, которая обрушилась на страны-агрессоры, те самые, которые однажды разрушили Счастливую Страну. Мир изменился с той катастрофы. Чувство безопасности навсегда покинуло людей.

Для Виоланте после того, как прекратила существование организация, объединявшая все страны Земли, время будто остановилось. Пост главы той организации она покинула добровольно. Только сейчас Виоланте поняла, что время не просто остановилось. Оно разломалось на куски, и некоторые из них повернули вспять. Но разве Виоланте беспокоило то, что в мире больше не существовало единого времени? Разве ее так уж волновали катастрофы, происходившие вокруг? Нет, ведь ее собственный мир был прекрасен. Любимый муж, любимые дети… Остановившееся счастье… И еще творчество – симфоническая оратория, равной которой не было на свете.

Виоланте начала работать над этим произведением еще до той ужасной катастрофы, разделившей жизнь многих людей на «до» и «после». Ее замысел был грандиозен: Виоланте хотела, чтобы ее оратория вместила все звуки Земли, всю любовь и ненависть, всю радость и боль, которые только существовали в мире. Она работала с упоением, полностью погружаясь в музыку и не замечая ничего вокруг. Гейн слушал отрывки из ее оратории и находил их гениальными.

Бывали, однако, периоды, когда работа останавливалась. Простой растягивался на недели и месяцы. Виоланте выступала с концертами, исполняла песни на стихи мужа. Никто, кроме Гейна, не знал о ее будущей оратории. Собственно, у нее и не было близких людей, кроме мужа и близнецов.

С Князем Виоланте стала общаться все меньше и меньше, еще когда дети были совсем маленькими. Он приезжал все реже и реже; затем его визиты и вовсе прекратились. У него были серьезные неприятности: отвратительная грязная история, сфабрикованная от начала до конца. Виоланте и Гейн предложили помощь. Князь отказался. «Все успокоится», уверял он. Так и вышло. Скандал сошел на нет. Князь вновь блистал на балах и приемах в своей стране. Но из жизни Виоланте он, казалось, исчез навсегда.

Знала ли тогда Виоланте, какие силы были заинтересованы в очернении Князя? Она считала это делом рук завистников и недоброжелателей, в то время как он был козырем в большой политической игре. И если бы исход этой игры был другим, возможно, история повернулась бы иначе…

Виоланте вспомнила о Князе лишь после завершения работы над симфонической ораторией. Она захотела встретиться с ним и поговорить о своем произведении. Ее решение поехать в страну Князя вызвало у Гейна недоумение, но возражать он не стал. Простившись с мужем и близнецами, она отправилась в путь.

Новости о Князе обрушились на Виоланте как селевой поток. Некоторое время назад он неудачно упал на одном из приемов. Диагноз гласил – перелом позвоночника. С тех пор Князь передвигался только на коляске, никого не принимал и ограничил общение ближайшим окружением.

Виоланте стояла у ворот его роскошного дворца и смотрела на стражника.

– Мне не велено никого впускать, – сказал тот.

– Но это ведь я! – возмутилась Виоланте. Стражник ее прекрасно знал.

– Он бы не хотел, чтобы Вы видели его в таком состоянии, Королева.

Неожиданно на площади перед дворцом появилось несколько человек, один из них на инвалидной коляске. Виоланте схватилась за решетку обеими руками. Князь смотрел на нее тяжелым взглядом. Она будто оцепенела. Ее охватило ужасное чувство, нет, не сострадания и жалости, а глубокого разочарования. Она видела маленького, усталого, старого человека. Она не узнавала того Князя, в которого когда-то была влюблена. Внутри у нее будто что-то ушло.

Князь резко развернул коляску и исчез в дверях дворца. Виоланте отпустила решетку и, не проронив ни слова, удалилась.

Она вернулась домой мрачная и подавленная. Услышав новости о Князе, Гейн немедленно позвонил во дворец. Ему ответили, что Князю обеспечен превосходный уход и лечение у лучших врачей. Его поблагодарили за беспокойство, но от помощи вежливо отказались.

Виоланте стала заниматься поиском исполнителей для симфонической оратории, которую назвала «Судный день». От многих оркестров и хоров она получила отказ. Виоланте догадывалась, что ее просто не воспринимали всерьез как композитора. Они будто не слышали, насколько насыщенна, благородна и величественна ее музыка.

Известие о смерти Князя, хотя и было ожидаемым, застало Виоланте и Гейна врасплох. Они получили его в день похорон и не успели приехать. Они сразу же отправили телеграмму с соболезнованиями, а сами похороны смотрели на экране монитора.

На прощание с Князем собрались все вельможи, весь царский двор. Его хоронили против обычаев его с Гейном страны. Его тело не кремировали, а положили в хрустальный гроб. Князя хоронили с почестями, достойными выдающегося государственного деятеля. Гроб его покрыли флагом его страны. Виднейшие полководцы пришли отдать ему честь. Наконец, гроб опустили в землю, стих плач, и на мгновение воцарилась тишина. Не только скорбь была в этом молчании, но и тревога. Глубокая, непонятная тревога, которая передалась и Виоланте.

Гейн ушел на прогулку с детьми, а Виоланте сидела в кресле в гостиной и смотрела на портрет Князя, который давно стоял там на полке. Она не чувствовала ни печали, ни скорби. Внутри была одна пустота. Сбывшаяся неизбежность…

Мысль об оратории вывела Виоланте из оцепенения. Она взяла ноты, выбрала самый мрачный отрывок и сыграла его на рояле. Скорбные звуки принесли ей облегчение.

Именно после смерти Князя время окончательно потеряло целостность. На одном из обломков, устремившихся вспять, возникло абсолютное зло. Оно выросло среди хаоса в войне всех против всех. Оно более не считало нужным прикрываться высокими идеалами свободы и справедливости. Всеобщий террор, распространение страха и ужаса – вот была единственная его цель. Что привлекало людей под его знамена, оставалось для Виоланте загадкой.

Это наглое зло могло бы быть лишь маленькой раковой опухолью на теле человеческого общества, если бы не породило тектонические сдвиги глобального масштаба. Началось новое переселение народов, к которому многие страны оказались не готовы. Огромные массы людей двигались по морю и по суше, как в древние времена. Для них не существовало границ. Одновременно в другом месте возник новый братоубийственный конфликт, сопровождавшийся кровопролитием, а также потоками лжи, ненависти и агрессии с обеих сторон.

Виоланте вслушивалась в свою ораторию и вдруг осознала, что ее музыка созвучна катастрофам, происходившим в мире. Она уже договорилась и с оркестром, и с хором, которые были готовы исполнить «Судный день». Но найти место, где можно было бы поставить столь грандиозное произведение, пока не удавалось.

– Тебе не кажется, что моя музыка пророческая? – спросила однажды Виоланте мужа. – В ней слышны все те ужасы, которые происходят сейчас в мире.

– Да, – мрачно ответил Гейн. – И меня это беспокоит.

– Почему? Это ведь лишь искусство.

– Кому известно, какова связь между искусством и жизнью?

– В моей оратории светлый финал.

– Звуки современного мира – не звуки твоего финала, – серьезно заметил Гейн. – Это звуки вступления к твоей третьей части. Зловещие звуки.

– Не ты ли говорил, что третья часть – самая яркая в моей оратории?

– Я предпочитаю вторую, ты это прекрасно знаешь. Финал второй части ничуть не слабее в музыкальном отношении.

– Но лишь третья часть оправдывает название оратории, – возразила Виоланте.

– Согласен. Однако музыка там ужасная. В ней одна боль и никакого света. И так вплоть до самого конца.

Виоланте надоело спорить с мужем насчет третьей части оратории. Он признавал за ней художественные достоинства, но не принимал ее с человеческой точки зрения.

Мир становился все более зыбким. События сменяли друг друга как в калейдоскопе, легко переходя от драмы и трагедии к абсурду и затем исчезая в небытии. Порой все возвращалось на круги своя; иногда даже пробивался луч надежды. Виоланте вела переговоры с руководителями концертных залов и стадионов насчет исполнения своей симфонической оратории. Одни не проявляли интереса, другие не говорили ничего определенного. Находились и такие, кому не нравилось название оратории. Виоланте возмущалась – в ораториях издавна использовали библейские аллюзии и библейские темы, как можно этого не понимать! И все же она стала задумываться: не из-за названия ли ее произведение не хотят ставить на сцене? Виоланте уже была готова переименовать ораторию, как вдруг зал для ее исполнения нашелся. Она собрала хор и оркестр и начала репетиции.

Наутро после того, как была определена дата первого исполнения симфонической оратории «Судный день» и сообщение о премьере появилось на афише, Виоланте получила странную посылку. Обратного адреса не было. Надпись на конверте гласила: «Отправить королеве Виоланте в день, когда станет известно о премьере ее оратории». Внутри был диск. Виоланте установила его трясущимися руками и вздрогнула, когда увидела на экране строгое и печальное лицо Князя.

– Здравствуй. Когда ты будешь смотреть эту запись, меня уже не будет в живых. Мой путь подходит к концу.

Раньше я считал, что лучшей защитой от зла является легкое и непринужденное отношение к жизни. Мне казалось, что таким образом я становлюсь неуязвимым и могу без труда делать то, к чему стремился с юности: предотвращать и смягчать несчастья, наползающие на людей. В моей жизни не было ничего, кроме этой задачи. Потом я встретил тебя. Я любил тебя, но я не видел, чтобы ты могла или хотела разделить со мной мой путь. Ты искала себя и вовлекла меня в свои поиски. Я любил тебя, но я был почти рад, когда ты встретила и полюбила Гейна. Гейн выбрал семью и тебя, я – одиночество и благо всех.

Ты считала, что гибель Счастливой Страны никак не повлияла на меня. Ты ошибалась. Я видел, как мир подбирается к краю пропасти, и моим делом было предотвратить его падение в бездну. И когда возник тайфун, грозивший уничтожить ту часть мира, из которой я родом, я позволил этой стихии сбить меня с ног и приковать к инвалидному креслу. Жертв было очень много, но в разы меньше, чем могло быть.

Отныне мне более не требовалось изображать веселость. Я закрылся от окружающих и ограничил общение теми, от кого зависело установление мира на планете, а также погрузился в молитву и медитацию. Все поверили в то, что я сломался.

Приехала ты. Тебя обуяла гордыня творца гениального произведения, и ты хотела говорить со мной только о своей музыке. Не о нас, не о мире, только об оратории. И ты поверила в видимость, как и другие.

Во мне поселилась глубокая печаль с нашей последней встречи, вернее, не-встречи. Вокруг меня торжествовало то, против чего я всю жизнь боролся: нетерпимость, ненависть и фанатизм. Я впустил в себя боль мира и сам превратился в одно сплошное страдание. Я был бы рад оградить тебя от этой боли, но я слышу ее в твоей музыке. Твоя оратория наполнена разочарованием и тревогой. Ее название и вовсе несет заряд разрушения. И я прошу тебя, Виоланте, нет, я умоляю тебя – не умножай разрушительных сил, измени название оратории! Не толкай мир в пропасть, – тут голос Князя сорвался, он всхлипнул и вытер глаза платком. – Прости мне эти слезы. Я не всегда выдерживаю миссию, которую сам на себя возложил. Я не пытаюсь исцелиться. Я занимаюсь медитацией, чтобы увидеть, какие надвигаются беды, и думаю, как их остановить. Я постараюсь тебе помочь, если от меня хоть что-нибудь останется. Но знай: если ты увидишь разумные решения, переговоры о мире, изменения к лучшему, за каждым из этих событий буду стоять я. Прощай.

Князь сложил ладони в знак приветствия, и экран погас.

Несколько мгновений Виоланте смотрела в пустоту. Внутри нее поднималась буря. Перед ней будто разверзлись небеса. Как она могла быть такой слепой! Ведь она любила его, или только была влюблена, или увлечена? Как она могла настолько не понимать его!

Она не обращала внимания на слезы, лившиеся по щекам, но с трудом заглушила кулаком крик, чуть не вырвавшийся из горла. Все вернулось. Она снова любила его, но без недоверия и заботы о своей независимости, и не так, как она любила Гейна. Теперь ей казалось нелепым, что она когда-то собиралась за Князя замуж. Это было бы большой ошибкой. Она ценила в нем личность, и ее охватило ужасное чувство, что она недолюбила его.

Виоланте прекратила метаться по комнате, села в кресло и закрыла глаза. Она представила себя снова у решетки его дворца, но на этот раз она сломала решетку, бросилась к нему, опустилась перед ним на колени и обняла его. Ее сердце излучало тепло и любовь. Она воскрешала его своим чувством. «Ты не сгинул, – шептала она почти вслух. – Ты жив для меня». Она заключила его в кольцо своей любви, и у нее появилось ощущение, что она все делает правильно.

– Гейн, я хочу изменить название оратории.

Заявление Виоланте прозвучало как гром среди ясного неба.

– Зачем?

– Я не хочу, чтобы моя оратория несла разрушение. Так сказал Князь.

Гейн посмотрел на жену в упор.

– Мы были так слепы, – продолжала Виоланте со страданием в голосе. – Мы не понимали, кто он…

– Я прекрасно знал, кто он и ради чего он живет, – неожиданно заявил Гейн. – Но он отгородился от всех в конце жизни.

– Нет, это не так. Посмотри диск. Он продолжил свое дело.

– Допустим, это так. Но как ты собираешься назвать ораторию?

– «Обновление».

– «Обновление»? Такое название убьет твое произведение!

– Не имеет значения, как будет называться оратория. Важна только музыка.

Руководство зала не было в восторге от того, что придется менять афишу, однако согласилось на это. Музыканты восприняли новость спокойно. Шли репетиции, и Виоланте почувствовала, что ей удалось отсоединить ораторию от судеб мира. Ее музыка теперь существовала сама по себе.

В ночь перед премьерой ей приснился Князь. Он танцевал посреди дороги в фантастических клоунских одеждах. Он был прежним. Виоланте улыбнулась во сне и проснулась со спокойным чувством. Она была уверена, что первое исполнение симфонической оратории «Обновление» пройдет успешно.